Вчера была весна

Глава

VI

Безымянная

Вошедший в осенний вечерний свет, мир 1930-х годов, казался одетым в замысловатую ткань противоречий. Это было время развития и громких идей. Вокруг стучали молоты, заливая пространство громким звучанием новых заводов, а в воздухе витала усталость людей, превратившихся в машины для труда. Тем не менее, густые тени прошлого, наслоившиеся друг на друга, порождали немало вопросов о свободе – этом легком, как неуловимый ветер, слове. Что значит быть свободным? Как будто именно в этом единственном разумении кроется истинное понимание человеческой природы.

Свобода, изящная и многозначная, как ветвистое дерево, раскинувшее свои листья в небесах, вызывает в душе человека бесконечные размышления и страсти. В одно мгновение она может казаться бледной тенью, другой раз – ярким обещанием. Свобода ли это, наивное стремление к реализации своих желаний или ответственность перед обществом? Каждый шаг к осуществлению своей мечты оборачивается новым выбором и новыми обязанностями, создавая замысловатую ткань, в которую вплетены ниточки совести и нравственности.

В той эпохе, когда шаги прогресса звучат как победные марши, многие ищут ответы в концепциях экономических и социальных реформ. Рабочие, с мужественными портретами, поднимая фронтальные знамёна, кричат о праве на справедливую долю в благах, о том, чтобы не быть лишь винтиками в бездушной машине. Но ставить свободу в зависимость от материальных условий – значит недооценивать её величие. Настоящая свобода начинается внутри нас, в нашей способности выбирать, даже когда обстоятельства кажутся невыносимыми…

Сергей Сергеич, погружённый в сомнительные раздумья, медленно бродил вдоль завалинки, его руки, обветренные и крепкие, подпирали покосившийся от старости забор. Солнце, опускаясь к горизонту и заливая мир золотистым светом, бросало длинные тени, которые плясали по высокой траве. Деревня, которой он отдал десять лет своей жизни, потихоньку жила своим размеренным ритмом, но в душе Сергея царила некая тревога.

Деревянные дома вокруг, с изогнутыми крышами и покосившимися дверями, были как старые знакомые, каждая трещина в стенах шептала о прошедших днях. За окном слышались трели птиц, а в воздухе витал аромат свежескошенной травы и далекий запах свежеиспеченного хлеба, доносившийся из избы. В этот миг, когда мысли Лесового унесли его в рассуждения о жизни и времени, он вдруг услышал знакомый голос жены.

– 

Сергей, иди ужинать! – позвала Евдокия, её голос звучал, как нежный аккорд в симфонии тишины, резко выдергивая его из глубины раздумий.

Он вспомнил, как в первое время в деревне они оба, полные надежд и мечтаний, готовили на небольшой кухне, где в каждом углу веяла уютная небрежность. Теперь в их доме царила атмосфера тепла и заботы, наполненная воспоминаниями о счастье и совместных радостях.

Спустя девять месяцев с того момента, как они переехали в эту деревянную деревушку, в один весенний день, когда небо простирало вдаль своё лазурное покрывало, а зеленая трава только наполнялась жизнью, на свет появилась их доченька. Она была долгожданной радостью в их жизни, маленькой Марфушкой, названной в честь прабабушки, которая тихо ушла из жизни, так и не дождавшись момента, когда её правнучка сделает мир ярче.

Сергей, закрыв глаза на мгновение, вспомнил те неброские моменты счастья – как маленькая Марфа с визгом бегала по двору, как её смех, словно хрустальные капли воды, раздавался по всему дому. Он почувствовал, как сердце его наполнилось гордостью и нежностью, осознав, что каждое мгновение, проведённое с семьёй, было самым ценным в его жизни.

Вместо дальнейших раздумий он направился к дому, где его ждала заботливая жена и их маленькое чудо, наполненное ожиданием тепла и уюта. И хотя забор всё ещё покачивался на ветру и старел вместе с ними, в их душе царила неугасимая надежда на завтрашний день, любовь и семейное счастье – Евдокия была беременна вторым ребенком и в ближайшие месяцы должна была родить.

Вокруг деревни, затерянной среди бескрайних полей и темных лесов, уже воцарилась осень. Золотистые листья, подобно огненным искрам, тихо сыпались с деревьев, делая землю под ногами мягкой и шуршащей. За окнами дома кричали воробьи, собирая последние объедки у кормушки, а вдали, на краю поля, виднелись пастухи с овцами, собравшиеся на вечернее пастбище. Деревенские дети бегали по дворам, ловя ветер, а порой останавливались, замирая в восторженном ожидании – не принесет ли кто-то из взрослых сладкие яблоки из соседних садов.

Скоро наступал вечер, и солнце, как в последний раз прощаясь с днем, закрасило небо в нежный розовый цвет. Евдокия заглянула в окно, вдыхая свежий воздух, наполненный ароматами сена и дыма от печных труб. Внутри дома было тепло и уютно, но где-то в глубине души было ощущение тревоги: впереди ждала новая радость и новые заботы.

Едва слышно, на фоне треска дров в печи, доносились звуки народной песни, которую пели женщины в соседнем дворе, собираясь на вечернюю потеху. Символы осени переплетались со звуками деревни, как тревожные мысли об уходящем лете смешивались с надеждой на скорое пришествие новой жизни.

Каждое утро, гуляя по двору среди желтых кустов, Евдокия думала о том, как скоро в их дом придет новый человек. Она утирала ладонью пот со лба и вспоминала, как первый ребенок стал маленьким светом в их жизни, как это было весело и тревожно – быть мамой. Но каждый новый день приносил ощущения, нежные и трепетные, словно осенние листья, парящие в воздухе, прежде чем коснуться земли.

Два месяца осени, полные золотых листьев и холодного ветерка, пролетели незаметно, как сон, обыденность которого сменилась тревогой. Сергей Сергеевич, человек с серьезным лицом и доброй душой, часто поглядывал на небо, пытаясь предсказать перемены. Сердце его стучало часто и нервно, как будто зная, что со дня на день Евдокия должна была вновь подарить ему радость отцовства.

Одной холодной осенней ночью, когда глубокая тишина окутывала деревню, словно мягким одеялом, Сергей проснулся от легкого, но настойчивого прикосновения. Это была Евдокия. Слабый свет луны освещал ее лицо, на котором отражалась невольная тревога.

– Сережа, вставай, началось… – прошептала она, и его сердце отозвалось в унисон, будто предвещая незримые перемены, наступающие в их жизни.

Сергей встал с постели, но в его душе царил хаос. Осенняя распутица теперь не оставляла надежды быстро выехать в город, где находились профессиональные врачи. Собравшись с мыслями, Лесовой быстро отвел дочку к соседке, а сам, оставив все заботы в стороне, устремился к местной повитухе. Ноги его сами несли в темноту домашнего уютного дворика, стирая следы тревоги, оставшиеся на поверхности. В этот тихий час деревня казалась нереальной, зачарованной, словно существующая в волшебной сказке.

По дороге Сергей пытался успокоить себя, вспоминая рассказы деревенских баб о том, как они рожали в старину. Он знал, что у повитухи был огромный опыт, и она уже не раз помогала своим землякам в такие моменты. Наконец, он добралась до её дома – старого, с покосившейся крышей, но с доброй душой внутри.

– Наталья Петровна! – закричал он, еле успевая отдышаться. – Нужна ваша помощь! Евдокия рожает!

Повитуха, ощутив тревогу в воздухе, вскочила с кровати. Она бросилась к шкафу, создавая легкий треск половиц под босыми ногами, и второпях стала собирать все необходимые принадлежности.

– 

Иду, милок, иду! – крикнула она и быстро направилась за Сергеем в сторону их дома, зная, что каждая секунда на счету.

Когда они прибыли, в доме уже стоял запах волнения, переплетенный с ожиданием. Евдокия, сжимая руки от боли, старалась собраться с силами, а рядом с ней было лишь несколько заготовленных подушек и старая, но надежная печка.

– Все будет хорошо, милая. – шептала ей Наталья Петровна, бережно помогая устроиться на кровати.

Накинув потрепанную телогрейку, Лесовой вышел во двор уселся на свою старую, покосившуюся лавочку, и начал ждать. Лавочка, на которой он провел множество лет наедине с собой, казалось, понимала его как никто другой. Голые ветви деревьев, трепетавшие на ветру, шептали ему о грядущем счастье, о том, как жизнь продолжит свой непрекращающийся круговорот.

Сергей вслушивался в звуки дома, напряженно сжимая кулаки, слыша неутихающие крики жены, когда на мгновение в его сознании проносились картины её боли. Она сейчас испытывает те муки, о которых он мог лишь догадываться, но в душе чувствовал, как их общее счастье невидимой нитью связывает его с ней. Он чувственно переживал каждую её агонию, каждый крик, проникающий в его сердце.

Время тянулось, словно густой туман, окутывая его сознание. Он не знал, сколько прошло – минуты или часы. Затем, внезапно, крики стихли. Этот мрак, накрывший его сердце, рвал на части ожидание. И вот, в тишине, словно музыка, донесся нежный, трепетный плач новорожденного. Сердце Сергея Сергеича наполнилось очередной волной радости, но на сердце по-прежнему было неспокойно.

Из тёмного уюта избы вышла бабка-повитуха, её фигура казалась обремененной долговечностью себя. В руках она держала маленький комочек, завернутый в белоснежную простынку. Его крошечные ладошки, словно лепестки ранних весенних цветов, были сжаты в нежные кулачки, а на щеках, едва застигнутых нежным светом утреннего солнца, играли румянцы, как если бы сама природа окрасила их в самый нежный тон. Внимание привлекали его большие, небесно-голубые глаза, которые, хоть и оставались закрытыми, обещали в будущем быть полными удивления и мудрости, подобно бездонному океану. Как только они раскроются однажды, мир откроется для него во всем великолепии своих теней и света, красок и форм.

Пухленькие ножки с заячьими пальчиками были надежно укрыты, на них пружинисто покоилась мягкая пеленка. Сергей Сергеич смотрел на своего сына с чувством, которое невозможно выразить словами. Это была любовь, смешанная с благоговением и трепетом.

Так они стояли, окруженные светом и любовью, готовые встретить все испытания, что принесет этот мир. Малыш постепенно пробуждал в нем новые силы, словно весенний день пробуждает природу, обещая новые начала и безграничные горизонты.

Сергей поднял голову и в этот момент его светлые глаза, полные ожиданий, встретились с глазами повитухи, но на её лице он увидел нечто другое – не радость, а разочарование, словно она несла весть из другого мира. Она медленно склонила голову, и в этот миг время, казалось, остановилось.

– Соболезную, Сереженька… – произнесла она тихо, почти шёпотом, словно боялась, что её слова разорвут хрупкую атмосферу, остававшуюся между ними.

Лесовой, застыв на месте, сначала не понимал, что именно произнесла бабка Наталья. В его сознании звучали лишь отголоски ее слов, которые будто стучали в его голову, чуть громче, чем тишина, царившая вокруг. Он внимательно вслушивался, и сами звуки казались ему чуждыми даже в их пустоте. Из избы не доносилось ни одного шороха, словно вся жизнь покинула это место, устремившись подальше от горькой новости.

В этот момент реальность словно погрузилась в мрак, и он, потянувшись к краю своего счастья, вдруг осознал – это конец. Его внутренний мир рассыпался на тысячи частей, и каждая из них упала в бездну. Он оторвал взгляд от бабки, будто осознав, что даже она не могла его спасти. Едва сдерживая дрожь, он передал новорожденного ей, и, словно потеряв все привязи к жизни, еле передвигая ноги, сел на лавочку.

В тот момент его жизнь навсегда перевернулась. Сердце глухо стучало, словно неизвестные ему силы пытались разорвать его на части. Внутри раздавался хаос – вопросы без ответов, слезы, которые не могли отступить, воспоминания, которые уводили его в те мгновения, когда они были счастливы вместе. Каждый момент, проведенный с Евдокией, теперь казался как яркая картина, неожиданно затянутая серой пеленой.

И вот, сидя на старой, скрипящей лавочке, он чувствовал, как жизнь его словно соскальзывает в пропасть, оставляя лишь громкий шёпот о том, что могло бы быть. Глубокий вздох, полный беспокойства и невидимых слез, вырывался из груди, теряясь в пустоте, которая внезапно окружила его. Больше не было ничего… Никаких надежд, никаких мечтаний – все ушло в туман, оставив за собой лишь горькое эхо утраты.

Глава

VII

Из огня, да в полымя

На свете есть вещи, которые невозможно выразить словами, которые нельзя понять, пока не столкнешься с ними лицом к лицу. У Сергея была такая вещь – его любовь. Она была не просто женщиной в его жизни, она стала его путеводной звездой в темной бездне, в которую опустился его мир. Каждый день, каждый час, каждая минута, проведенная рядом с ней, превратили хаос его существования в нечто смысловое.

Прошло несколько дней с того момента, как Сергей последовал за своим горем в мрачные дебри, где царило одиночество и мрак. С той самой ужасной минуты, когда он осознал, что руки его любимой навсегда замерли, мир вокруг него стал тусклым и бесцветным. Он повел свою Евдокию в последний путь, окруженный неумолимым глухим звуком, который, казалось, исполняется только для него одного. Он не помнит, как это происходило. Мысли путались, и только одно было ясно: он ощутил бессмысленность своего существования.

Лесовой оказался в плену воспоминаний и сожалений. Он замкнулся в себе, прогнав крик окружающего мира и погрузившись в безудержное пьянство, как в чей-то потаенный спасательный круг. Пьяное облако окутывало его, позволяя ненадолго забыть о смерти, но не избавляя от постоянной тоски. Каждый глоток заполнял пустоту, но лишь на мгновение, после чего возвращалось беспощадное осознание утраты.

Дети, обделенные вниманием и заботой отца, стали тихими спутниками его горя. Сергей, осознавая, что его страдания не должны стать их бременем, отдал их на время соседке Марье Степановне, которой можно было доверить свое сокровище. Марья Степановна смотрела на его тихие слезы с состраданием и пониманием, но Сергею было все равно. Он предпочел остаться в темноте своего душевного состояния, чтобы не вызвать еще большее страдание у детей.

И вот очередной бесцветный вечер, когда агрессия света и тьмы столкнулись в его сознании. Поднимая стакан, который напоминал ему о том, что когда-то жизнь была полной, он вдруг ощутил, как его сердце сжимается. Без Евдокии он совсем потерялся. Сергей понимал, что алкоголь не решит его проблем, но он выбирал его, вновь и вновь, чтобы прятаться от реальности.

Солнце едва село за горизонтом, и над деревней повис мрак, утопающий в тонком дыме от ночного огорода. Пустая бутылка самогонки стояла на столе, отражая тусклый свет, блеклое поблескивание жизни, которое когда-то горело в его глазах. Он снова взял в руки стекло, пытаясь залить ту нестерпимую боль, что сдавливала его грудь, как многотонный груз.

Закрыв глаза, Сергей провалился в сон, где границы между реальным и потусторонним смылись, как суглинок под дождем. В этом мире, наполненном туманом и вздохами старинных воспоминаний, он увидел фигуру, приближающуюся к нему сквозь полумрак. Незнакомец сел перед ним, как будто только что вышедший из далёкого прошлого, с морщинистым лицом и добрыми, но строгими глазами, полными мудрости. Его образ сверкал, как стальная монета в солнечных лучах, и Сергей, потерянный в своей горечи, почувствовал резкий толчок в сердце.

– Сергей… – позвал незнакомец, голос его звучал, как шёпот теплого ветра, проносящегося над полем. – Ты не сможешь избавиться от своей боли… Но ты обязан помнить о тех, кто остался. О твоих детях. Они сейчас совсем одни.

Сергей, словно вырванный из спячки, поднял глаза на своего собеседника. Он узнал его. Он вспомнил рассказы Евдокии об этом человеке. Это был ее отец – Степан Кузьмич

– Как я могу быть сильным, если с каждым вдохом я чувствую, что часть меня умирает? – недоумевая произнес Сергей, горечь его слов звенела в воздухе, как мрачный колокол.

Степан Кузьмич оглядел Лесового с состраданием, но в его глазах сверкало что-то иное – уверенность и стойкость, которые не могли угаснуть даже перед лицом невыносимой утраты.

– Ты должен понять, что твоя боль не должна обрушиваться на плечи детей, – произнес он, – они потеряли мать, и, если ты не найдешь в себе силы, они никогда не почувствуют опору. Их счастье зависит от тебя. Ты – их отец, их защитник. Не позволяй тьме затянуть вас обоих в эту бездну.

Вдруг, словно по волшебству, память о смехе детей зазвучала в его голове. Как его маленькая дочь бегала по двору, как радостно смеялась. Вспомнил первый крик своего сына. Все те маленькие радости, которые были легки и в то же время неоценимы, вернулись к нему, как светлая мелодия, подавленная хором печали.

– Но как я справлюсь без неё? – тихо прошептал Сергей, слезы выступили на его глазах.

– Ищи её в их глазах. – сказал Степан Кузьмич, его голос стал более настойчивым. – Она живет в них. Ты должен научить своих детей, как быть счастливыми, даже когда мир кажется серым и безрадостным. Ты несешь в себе часть её – в каждом взгляде, в каждой улыбке.

Лесовой вдруг осознал, что эта потеря не должна поглотить его целиком. Он снял с сердца тяжесть, обретая надежду на восстановление. Воспоминания о Евдокии стали не обузой, а тем, что придает сил, помогая даже в самый мрачный час.

Сергей проснулся, и вокруг него царила тишина, разрываемая лишь далёким пением петухов. Он резко вскочил, холодный пот, словно ручей, стекал по его спине. Первые лучи солнца сквозь занавески пробивались в комнату, и их тепло растопило оковы его страха и сомнений.

– Сегодня ты должен начать новую жизнь, – напоминал он себе, вставая с постели.

Сергей быстро умывался холодной водой, чувствуя, как она оживляет его, возвращая в реальность. Каждый раз, когда он смотрел в зеркало, он понимал, что на его плечах лежит огромная ответственность. Постепенно он приводил себя в порядок, мимоходом придавая значение каждому движению: бритва скользила по щеке, оставляя на коже легкий шершавый след, а запах мыла напоминал о тепле и уюте, которые теперь были так далеки.

Не теряя ни минуты, он собрался и направился к Марье Степановне, испытывая легкое волнение. Но мысль о своих детях, о тех маленьких существах, которые нуждались в его заботе и любви, придавала ему сил. Он знал, что дети – это единственное драгоценное, что осталось у него после потери. С каждым шагом сердце его наполнялось решимостью.

На улице сияло солнце, а воздух был полон свежести и обещаний. Двор был по-детски тихим, но на сердце Сергея было шумно от воспоминаний о смехе его дочери и звонов колокольчиков. Он подошел к двери и тревожно постучал. Сердце колотилось, а ноги слегка дрожали – это не просто встреча. Это была попытка восстановить свою семью, вернуть то, что было потеряно.

Когда она открыла дверь, на лице Лесового отразились все его чувства: страх и надежда, боль утраты и стремление к новой жизни.

– Я пришел за детьми. – произнес он, и, увидев, как глаза Марьи Степановны посмотрели на него с пониманием, почувствовал, что эта встреча – первый шаг к восстановлению утраченного.

Сергей с облегчением встретил своих малышей, обняв их крепко, как будто боясь отпустить вновь.

– Я вас больше никогда не оставлю… – шептал он, и в эти слова вкладывал всю свою любовь и желание сделать их счастливыми. Ему было ясно одно: теперь он должен быть не только отцом, но и опорой, защитником, способным вернуть радость в их жизни. Жизнь продолжалась, и каждый новый день был шансом начать все сначала.

Прошёл год. Время, словно тихий поток, унесло с собой печали, оставив лишь яркие воспоминания. Ваня, подросший и веселый, с интересом открывал для себя окружающий его мир. Он любил бегать по мягкой траве, поднимая мелкие камушки и собирая цветы, ярко расцветающие среди зелени. Марфа, как заботливая старшая сестра, всегда была рядом, следила за тем, чтобы брат не заблудился в своих собственных детских фантазиях. Она охотно помогала отцу: вместе они выращивали и собирали овощи из небольшого огорода, доили корову, кормили кур и выпекали хлеб в печи, наполняя дом теплом и деревенским ароматом.

Лесовой стоял у могилы Евдокии. Он чувствовал, как ветер шептал ему о том, что она всё ещё рядом, что её любовь и забота продолжают жить в сердцах их детей. Края могилы были аккуратно обрамлены осенними листьями, которые, казалось, вместе с ним скорбели о том, что было навсегда утрачено. С губ Сергей Сергеича сорвались слова, и он опустился на колени. Его руки легли на холодную землю.

– Я обещаю тебе, – шептал он, еле сдерживая слёзы, – сколько бы ни было трудностей, я сберегу их счастье. Я отдам им всё, что у меня есть…

Он вспомнил, как Евдокия часто говорила о том, что семья – это самое ценное, что есть в их жизни. И теперь, глядя на своих детей, которые играли недалеко, он понимал, что это нельзя упустить. Они были той нитью, которая связывала Сергея с её памятью, с той радостью и теплом, которые он потерял, но которые всё ещё могли быть найдены в улыбках их детей.