Посмерт. Академия откупленных грехов

– Чего ждёшь? – рявкает надзиратель.

Все они из Девятого Круга. Слишком сильные, чтобы просто умирать, как мы, раз за разом, слишком слабые, чтобы выбраться из этого проклятого места.

– Ничего, – снова отвечаю я и делаю уже шаг к самому обрыву.

Она появляется так внезапно, что я чуть не срываюсь вниз от неожиданности. Она совсем рядом. На самом краю. Взмахивает руками, испуганно смотрит вниз…

– Добро пожаловать в Первый Круг! – рявкает надзиратель позади неё и толкает Владу в спину.

Девушка в белоснежном платье со снежно-платиновыми волосами всего мгновение балансирует на самом краю, камушки летят из-под её ног, а хрупкое тело медленно заваливается вперёд. И мне хватает этого времени, чтобы прыгнуть в сторону прямо под неё. Обнимаю любимую обеими руками, защищая от ветра, и она обнимает меня в ответ. Просто инстинктивно, я знаю, но я счастлив и этому.

Те несколько секунд, которые она смотрит в моё лицо, пока мы летим, лучшие с того момента, как я попал в Посмерт. Поэтому, когда я падаю спиной на камни, я улыбаюсь.

Влада

Я не успеваю ничего понять, не успеваю даже испугаться, как вдруг меня хватают чьи-то руки, сжимают крепко и бережно, а перед глазами появляется его лицо.

Он выглядит как-то по-другому, но я уверена, что это Андрей. Он смотрит в глаза, оберегая от падения, от этого жуткого мира, от Посмерта, от моих неведомых грехов. Он защищает меня от ветра, от боли, от страха… Его улыбка зажигает в душе крохотный огонёк счастья. Такой знакомый, но такой неожиданный для меня нынешней. Андрей улыбается мне…

А потом он разбивается. Его тело ударяется о камни, и я подпрыгиваю на нём, сползаю чуть вбок. Я вижу, что острые камни проткнули его шею с одной стороны, и теперь из раны льётся алая кровь.

– А-а-а-а! – кричу я раненым зверем, и слёзы сразу брызжут из глаз, смешиваются с солоно пахнущей водой, хлещущей с неба так, будто именно в эту минуту оно решило вылить на нас все свои запасы.

Нет, кто-кто, а он точно не заслужил. Он хороший, я чувствую. Лучше, чем все здесь. Он другой, и если кто и не должен здесь находиться, то это он. И уж точно он не должен здесь умирать!

Но тело Андрея медленно обмякает, руки соскальзывают с моей спины, а глаза пустеют. Вот только что в них была жизнь, а теперь… стеклянные кукольные глаза на красивом кукольном лице.

– Нет-нет-нет, – бормочу я, теряя всю себя в отражение этих глаз. Обхватывая ладонями его впалые щёки, трясу его голову, но она только безвольно откидывается назад. – Посмотри на меня, прошу. Андрей, я умоляю тебя… Чёрт!

Его рот немного приоткрывается, и я тут же вспоминаю, что нужно делать. Надо отдать душу. Плевать, даже если и всю. Плевать.

Я припадаю губами к его губам. Они такие мягкие, такие… знакомые? Жду слишком долго, но проверенный на Малахие способ не работает. Мои волосы мокрыми дорожками рассыпались по его чёрной водолазке, жуткая красота, которой здесь не место. И от вида этого контраста моя истерика только набирает обороты. Я не хочу его терять. Я не могу его потерять!

– Ррра-а-а… – рычу ему в рот от отчаяния, давлюсь слезами.

Да что это такое?! Почему опять это со мной происходит? Это моё наказание? Умирающие на руках дорогие мне люди – это откуп моего неизвестного греха? Что я должна понять? Что я должна сделать, чтобы прекратить это? Я не помню их, да, но я чувствую, кем они были для меня раньше, и я не смогу выдерживать это раз за разом, если так и продолжится. Просто не вынесу.

Я как сумасшедшая целую его глубже, зарываюсь пальцами в растрёпанные мокрые волосы, прижимаюсь к парню крепче, зажимая рукой кровоточащую рану на шее, скольжу языком по его языку. Я отдам тебе всё. Бери же! Бери!

Его вкус оседает во рту ярким воспоминанием.

– Поцелуй меня, – Андрей притягивает меня за талию.

– Нет, – смеюсь я, притворно вырываясь из его рук.

– Давай, детка, – его губы покрывают лёгкими касаниями мою шею. – И мы больше никогда не будем ругаться. Всего один поцелуй.

– Нет, – толкаю я его в грудь, – ты виноват.

– Тогда иди сюда, я поцелую первым, – он хватает меня за руку, чтобы снова заключить меня в объятьях, но я как-то оступаюсь и… моя ладонь выскальзывает из его руки, а через пару секунд я умираю.

– Ты не виноват, – шепчу я в его губы, глядя только в стеклянные глаза, которые заливает дождь. – Ты не виноват, мой хороший.

Краем глаза замечаю какое-то движение, отчего в кровь впрыскиваются те остатки адреналина, которые не отгорели до сих пор. Вскидываю голову и вижу, как совсем рядом с нами в воде начинает бурлить что-то страшное. Оно вскидывается над разбушевавшимися волнами, снова ныряет, вспенивая чёрную воду. Словно прибрежье кишит гигантскими змеями, некоторые из них уже нетерпеливо высовывают головы, жутким немигающим взором смотрят на нас. Но при этом и на змей они не то чтобы похожи. Что это за твари?! Хотя плевать.

Я прижимаю Андрея так крепко, как могу, как самое ценное, что у меня было и что будет. Я уже знаю, мои чувства к нему были не такими, как к Владимиру – мягче, нежнее, не разрушительные и не болезненные – но именно они не позволяют мне разжать объятия. Не дают отпустить его.

– Я тебя спрячу, – проговариваю я, покрывая его висок короткими поцелуями, которые нужны мне, а не ему. – Не волнуйся, я спрячу тебя.

Я не знаю, откуда во мне эта уверенность. Не понимаю, что именно я должна делать. Поэтому просто позволяю отчаянию затопить меня. Позволяю страху взять верх. Не за себя боюсь, а за этого парня, которому я даже слова не сказала, а он всё равно сделал то, что сделал. Он ничего от меня не потребовал, просто умер вместо меня. Просто умер.

– Андрей! – несётся со стороны, я бросаю туда взгляд и вижу спешащую к нам девчонку.

Плевать на всех. Есть только мы с ним.

– Я спрячу, спрячу, – киваю часто, укачивая его, взглядом продолжаю следить за приближающимися змеями, которые уже так близко, что я могу различить их вертикальные зрачки.

Словно от горя сошла с ума в этот момент. Словно ничего ценнее не теряла. Зажмуриваюсь, проваливаясь в личный ад, опять убеждаясь, что это и есть моё наказание от Посмерта. Их смерти – мой бич. И меня будут лупить этим бичом, пока я не сойду с ума. Так и будет, я не сомневаюсь.

Ещё крепче прижимаю бездыханное тело – если нас съедят, то пусть едят вместе. Проходит секунда, две, три, и вдруг на нас обрушивается гул огромного водопада.

Распахиваю глаза, вижу перед собой каменную ногу в босоножке с каменными ремешками и разражаюсь счастливым смехом. Я спрятала его! Я перенесла нас в Грот Смерти!

– Теперь осталось только тебе ожить, – жалею я Андрея по мокрым волосам. – Ты ведь сделаешь это для меня? Ты для меня умер, разве ты не сможешь для меня жить?

Потом подумаю об отголосках любви, которые проснулись во мне, когда я оказалась рядом с этим человеком, когда поцеловала его, коснулась острых скул, как, уверена, делала и раньше, ещё при жизни. А сейчас я укладываю его на бок, ложусь напротив него и целую снова.

Секунды идут, и ничего. Ничего…

– Смерть, прошу тебя, – бессильно обращаюсь я к древней статуе, позволяя слезам стекать на переносицу, на висок. – Помоги. Он не должен здесь быть. Ему не место среди грешников. Посмотри, ты же видишь, он хороший. Ты же чувствуешь, Смерть. Отпусти его, пусть он просто будет жить, прошу тебя. Помоги ему, Смерть.

Снова целую. И снова. И снова. Плачу, плачу, плачу, плачу…

Да забери же уже мою чёртову душу, прошу тебя! Зачем она мне, если я не смогу спасти тебя – того единственного, кто этого заслуживает?

Жалею его по щеке, располосованной заживающей раной, и снова целую. И снова, и снова, и снова…

Слёзы иссякли, и теперь я плачу сухо, но не менее горько, когда он совсем немного шевелит губами, отвечая мне. Волна мурашек прокатывается по всему моему телу, сердце бросается вскачь. То ли от облегчения, то ли от горячего жжения былой любви где-то в центре груди, я целую яростнее, задыхаясь в этом сумасшествии. Придвигаюсь ещё ближе, отвечаю ему со всей страстью, которая есть во мне, со всей болью, которую я испытала, когда он умер.

Андрей быстро перехватывает инициативу, оказываясь сверху, делает этот поцелуй ещё более отчаянным, более личностным. Его сильное тело вдавливает меня в каменный пол. Такая бесконечная нежность, такая всепоглощающая жажда. Такой сбивающий с ног коктейль. Я тяну его за волосы, а он просовывает руку под поясницу, прижимая меня так крепко, что я чувствую твёрдость его тела. Совсем теряю контроль над собой в этом огне, прикусываю его губу и слышу в ответ тихий протяжный стон.

Это действует на меня отрезвляюще. Я замираю, смотрю на него во все глаза. Дышу часто от стыда за то, что сейчас происходило, и от страха перед тем, что могло сейчас произойти. Что я творю? Я не могу с ним так поступать. Мои чувства неистинные – они только отголосок того, что со мной было. Как и чувства к Владимиру. Нет, там, конечно, в сотню раз больше тоски и страданий, но суть одна. Сейчас отойду от него – и всё прекратится. А для него всё по-настоящему.

Андрей сразу чувствует перемену во мне и с болью на лице отстраняется.

– Я… я не знаю, что на меня нашло, – поднимаюсь вслед за ним, держусь на расстоянии. Мне так хочется оправдаться, но я не знаю, что сказать. – Прости, я не…

– Не помнишь, – он садится рядом со мной, упирает локти в колени и бездумно смотрит на падающую воду. – Я понял.

– Просто ты умирал, или умер, и я знаю, что помогает поделиться душой, а потом… – мне так совестно ещё не было. Что же я наделала… – Прости.

– Тело вспомнило, а ты нет, – говорит Андрей, но совсем не осуждающе.

– Да, – признаюсь я.

– Где мы? – переводит тему, потому что она слишком болезненная для нас обоих.

– В безопасности, – вздыхаю я и всё же касаюсь его плеча. – Прости.

– Мне жаль, что всё так, но я не хочу, чтобы ты чувствовала себя виноватой, – парень накрывает мою ладонь своей, сжимает коротко мои пальцы. – И не хочу, чтобы ты была одинокой.

– Спасибо, – шепчу я одними губами, снова ощущая это: он лучший здесь. И ему не место в Посмерте.

– Поэтому, если позволишь, я останусь тебе другом, – он улыбается мне и хочет казаться спокойным, но на дне его глаз плещется страдание.

Что сделать? Оставить его и сделать ему больно или остаться с ним в качестве друга и делать ему больно постоянно? Андрей будто читает мои мысли и заглядывает в мои глаза:

– Без тебя лучше не будет. Я всё равно буду болеть по тебе. Так хотя бы я буду знать, что с тобой.

Вкрадчивый голос, плавные, успокаивающие интонации, мягкий взгляд… Мне очень не хочется его отпускать, хоть это и эгоистично.

– Я надеюсь, когда-нибудь тебе станет легче, – произношу я и отвожу взгляд – как же глупо это звучит.

– Когда-нибудь, – хмыкает Андрей.

– Мне нужен друг, – снова бросаю взгляд на него.

– Считай, он у тебя есть, – он чуть толкает меня плечом, и я смеюсь, чувствуя, как сердце успокаивается, перестаёт болеть. – Расскажи, как ты провела последний день?

– Ух… – вздыхаю я и пускаюсь в разъяснения.

Когда говорю обо всём, что я пережила, почему-то мозги чистятся, детали произошедшего расставляются по полочкам, с них разлетается пыль, и ситуация кажется более понятной.

– Вот, с чего ты взяла, что поцелуй помогает оживить… – протягивает Андрей. По его тону почти не поймёшь, что мой рассказ его ранит.

– Ну да, – вздыхаю, поднимаю маленький камушек и бросаю его вдаль.

– Малахий немного слукавил, – поворачивается ко мне грешник.

– Что? Почему? – хмурюсь я. Знать, что Мал лгал, мне не нравится.

– Грешники из Девятого Круга не умирают, – вскидывает брови Андрей. – Нет, в целом, вообще все грешники не умирают, но из Девятого Круга… Их даже наказать невозможно – они слишком сильны, могут противиться наказаниям, руководству. Именно поэтому им трудно откупить свои грехи, и они живут тут столетиями, превратившись в надзирателей для грешников из других Кругов. Нет, лес, конечно, может убить, для того Страж тут и есть, но сдаётся мне не грешника из Девятого Круга.

– Поэтому Влад и не пускал его… – задумчиво тяну я. – Он был уверен, что Мал выживет. Но я видела, что он умер. На моих глазах, как и ты.

– И об этом, да, – кивает парень. – Я тоже не должен был умирать. Меня бы жрали змеи, но я бы не умер, даже если бы от меня остался крохотный кусочек, я всё равно чувствовал бы боль и всё понимал. Грешники не умирают. Мы для того здесь и есть, чтобы мучиться. Смерть – слишком слабое наказание. А для некоторых даже благо. Здесь многие о ней мечтают.

– Но ты тоже умер!

– Сдаётся мне, ты права, – вздыхает Андрей. – Умереть грешник может только рядом с тобой. Потому что это не для нас испытание, а для тебя.

Я думаю какое-то время над всем этим. Думаю, это правда, потому что это единственное логичное объяснение.

– Как думаешь, Мал понял сразу?

– Как я слышал, Малахию лет пятьсот-шестьсот, – фыркает грешник. – Думаю, он всё понял по первому твоему вздоху в Посмерте. Души, живущие так долго, очень и очень сильны. И опасны.

– Стражу вообще уже тысяча, – делюсь своими скудными познаниями.

– Вот, почему говорят, что он один может разрушить Посмерт, – усмехается парень, также глядя вдаль. – Говорят, когда-нибудь ему надоест держать всё на своих плечах, и он обрушит всё это в небытие.

Вспоминаю трещину, которую создал Владимир, когда приходил за мной.

– А что он держит?

– Говорят, Посмерт стоит на его силе, – пожимает плечами Андрей. – Не будет Стража – не будет Академии откупленных грехов. Но я не уверен, что это правда. Не может одна душа обладать такой силой, как мне кажется.

Или может… Обещаю себе подумать об этом позже, а пока спрашиваю с улыбкой:

– Так вот как это называется? Академия откупленных грехов?

– Да, грешники придумали себе такую глупость, как будто они здесь учатся жить праведно, – тоже усмехается парень. – На деле же никто не учит, как правильно. Просто наказывают за неправильно.

Мы молчим какое-то время, каждый думая о своём.

– Ты так много знаешь, – замечаю, рассматривая тонко вышитую ткань моего платья. – А я совсем ничего не успела.

– За год и не то узнаешь, – вздыхает он, едва заметно качая головой. – Грешники болтливы. Что нам ещё остаётся?

– Погоди, – как от удара, дёргаюсь, дёргаю его за рукав, заставляя посмотреть на меня. – Как год? Мне казалось, что я умерла раньше тебя.

– Так и есть, – кивает Андрей, и снова в его глазах мелькает тоска. – Сначала ты, а потом уже я. На твой сороковой день. Не вышло без тебя.

Я ошарашенно смотрю на него. Он убил себя из-за меня? То есть в том, что этот человек здесь, виновата я? Но эти вопросы я тоже оставляю на потом.

– Жнец сказал, что я три дня проходила по земле.

– Значит, Жнец солгал, – снова пожимает плечами грешник. – Много лжи для одной маленькой, пусть и белой, грешницы, не думаешь?

– Ты не мог ошибиться? – хмурюсь, заставляя себя припомнить каждое слово в разговоре со Жнецом.

– О нет. Здесь я запомнил каждый день, – кривится Андрей, но тут же возвращает улыбку на красивое лицо. – Что теперь будем делать? Ты же понимаешь, что нужно вернуться? В конце концов, мы умрём с голода.

– Знаешь, сколько я здесь… Я ни разу не ела, – озадаченно смотрю на него, только сейчас замечая банальное.

– Не едят старые души, – внимательно рассматривает меня парень. – И грешники из Девятого Круга. Но сон нужен всем. Насколько я знаю.

– Мал спит, – тут же подтверждаю, вспоминая нашу ночёвку здесь же. – И я сплю. Думаешь, у меня старая душа? Или я массовая убийца?

– Я не…

– Ай! – вскрикиваю я, потому что мою грудь пронзает острой болью. Такой сильной, словно у меня вырвали сердце.

– Влада, что?.. – Андрей бросается ко мне, подхватывает, но я тут же снова с криком сгибаюсь. – Детка, как помочь? Где болит?

– Наверх… – только и могу выдавить я. Не знаю, что это значит, но знаю, что мне надо наверх. К сердцу.

– Куда наверх? Куда? – непонимающе смотрит на меня грешник. – Не понимаю…

– А-а-а-а! – кричу я от боли, содрогаясь всем телом. – Наверх! Наверх!

– Да, секунду, сейчас, – бормочет Андрей испуганно, оставляет меня, убегает осматривать грот, а я из моего горла опять вылетает вопль.

Боль разрастается до невероятных размеров, будто я проглотила солнце. Так горячо! Так больно! Помогите! Помогите кто-нибудь!

Почему-то в памяти всплывает лицо Владимира. Словно он бы понял, что со мной происходит, он бы сумел помочь.

– Детка, там ступени, – вдруг Андрей подхватывает меня сразу, несёт куда-то. – Там ступени, потерпи.

– Наверх…

– Да, да, идём наверх, любимая, идём, – приговаривает парень, прижимая меня крепко к груди, пока я корчусь от боли. – Смотри, вот ступени.

В одной пятке Смерти действительно проём и винтовая лестница. Да, мне туда.

– Сама, – вырываюсь, почти спрыгиваю с его рук на пол.

– Ты не сможешь, – пытается отговорить меня Андрей, удерживает от падения.

– Должна сама.

Он, ругаясь под нос, отпускает меня, и я начинаю бесконечный подъём. Чем выше, тем больнее. Когда кажется, что больнее уже быть не может, я делаю шаг, и становится ещё хуже. Андрей держит меня сзади за талию, помогая взбираться по крутой лестнице, приговаривает что-то ободряющее.

Когда я доползаю до открытого пространства, то совершенно без сил падаю на пол. Андрей не мешает мне, наоборот, осматривается. Здесь, как и везде, пространство невесть откуда освещается слабым синеватым светом.

– Кажется, это где-то на уровне её груди, – говорит мне он.

“Найди, найди, найди”, – звучит у меня в голове.

– Странная форма комнаты, – продолжает грешник. – Впервые такое…

“Найди-найди-найди-найди-найди”.

– …вижу. Необычно даже для Посмерта.

“НАЙДИНАЙДИНАЙДИНАЙДИ!!!”

– ЧТО?! – ору я отчаянно. – Что найти?!

– Влада? – Андрей подбегает, падает рядом со мной на колени. – Посмотри на меня, детка.

“НАЙДИ! НАЙДИ! НАЙДИ!”

– Я не понимаю! – уже чуть ли не рыдаю от боли. – Что я должна найти?!

– Найти… Найти… – на лице грешника отражается мыслительный процесс. Хорошо, что хотя бы он может думать. Потому что я не могу! Мне так больно! Так горячо!

“НАЙДИНАЙДИНАЙДИНАЙДИНАЙДИНАЙДИ!!!”

– Комната похожа на… Статуя… Найти… – шепчет Андрей, но я слышу только обрывки фраз. – Я понял! Сердце! Нужно найти сердце!

Боль отступает так быстро, будто её и не было. Раз – и внутри пустота и покой. Пытаясь отдышаться, смотрю на парня, но его лицо пока плывёт перед глазами.

– Она хочет, чтобы я нашла её сердце, – выдыхаю я. – Она хочет вернуть его. Смерть хочет вернуть своё сердце.

Глава 7

“Мы