Посмерт. Академия откупленных грехов

На фоне серо-чёрного Посмерта и леса это изобилие цветов выглядит удивительно. Как глоток свежего воздуха.

Оборачиваюсь и вижу, как Страж запирает дверь на засов, навешивает ещё и доску сверху. Невольно вздрагиваю: а вдруг этой защиты не хватит? Вдруг эти твари проберутся внутрь?

– Не дрожи, – бросает мужчина. – Здесь ты в безопасности.

– Я и не дрожу, – зачем-то спорю я.

– Ну да, – хмыкает он.

– Да, – задираю подбородок я, глядя в его лицо.

– Сколько веков прошло, а ты не поменялась, – снова усмешка.

– Что?.. – вмиг теряю боевой настрой я. – Мы были знакомы?

– А ты не помнишь? – насмешливо смотрит на меня он.

Я теперь по-другому разглядываю его. Пытаюсь найти знакомые черты. Но нет. Ни высокий лоб под русыми прядями, ни прямой нос, ни пронзительные голубые глаза, ни строго сжатые губы мне не знакомы. Только лишь в пластике движений угадывается что-то зудящее в затылке.

– Нет, – качаю головой я. – Расскажи.

Сама не замечаю, как перехожу на “ты”, но Страж, похоже, не против.

– Ну коли не помнишь, значит, и не надобно оно тебе, – отворачивается он от меня, сбрасывает плащ, идёт на кухню.

– Так нечестно! – бегу я следом. – Сказал А, говори и Б.

– Где ты видала честных грешников?

– Ты тоже грешник? – становлюсь рядом с ним, заглядываю в лицо, пока он возится с посудой.

– Здесь святых нет.

– Почему тогда ты не в Посмерте?

– Я могу двери отпереть и выпроводить тебя, – угрожает он.

– Почему твоя одежда не чёрная? – просто не могу заткнуться я.

– А почему твоя не чёрная? – как огромный кот фыркает он.

– Владимир, скажи мне хоть что-то! – моляще смотрю на него, и… что? Владимир? Почему я так сказала?

– А говоришь, не помнишь, – он протягивает мне чашку с горячим отваром, терпко пахнущим травами.

– Я случайно, – честно говорю я. – Просто вырвалось.

– Потом вспомнишь, – пожимает плечами он. – Меньше за той памятью гоняйся, так она сама тебя и догонит.

Мы садимся за столом, сверлим друг друга взглядами.

– Не думал, что свидимся, – нарушает молчание он.

– И я не думала, – снова накатывает ощущение, что говорит кто угодно, но не я. Что я там могла думать? Но хочу сказать именно так.

– Сначала думка была, обознался.

– Кто ты мне? – спрашиваю я прямо.

– Другом был, – глядя прямо в мои глаза, говорит мужчина.

– Почему был?

– Тысяча лет порознь мало кого дружнее делает, – усмехается он.

– Мне сейчас очень нужен друг, Влад, – дотягиваюсь до него и кладу ладонь ему на запястья.

– Сейчас я могу предложить тебе только ночь под моей крышей, – он накрывает мою ладонь своей и осторожно убирает от себя мою руку.

Жар бросается мне в лицо. Зачем я так сделала? Да что со мной происходит, чёрт возьми?! Кто во мне сидит?

– Ты не противься, – видя моё смятение, говорит Страж. – Быстрее примешь – быстрее вспомнишь. Если, конечно, ты хочешь вспоминать.

– Хочу, – киваю я. – Кажется, будто опоры под ногами нет.

– Не в воспоминаниях опора, Влада, – вздыхает он. – Когда-то ты сказала мне, что…

– Что ты создан, чтобы беречь эту землю, – проговариваю я. Это не воспоминание как таковое, я не помню, где и когда я это сказала, просто сами слова вспыхнули в мозгу.

– И я берегу, как видишь, – кивает он. – Я знаю, в чём моё предназначение, и не утратил его и после смерти. А в чём твоё? Надобно понять. Самой почувствовать. И ни одна память в этом не поможет.

– Ты, как всегда, прав, друг мой, – бросаю я. – Говоришь, не противиться, я и не буду.

Я иду к подушкам, вознамерившись в них лечь спать, как вдруг дверь содрогается.

Бах! Бах! Бах!

Что это?

Бросаю испуганный взгляд на Стража, который медленно подходит к двери. Отмечаю, что хоть мне и страшно, но после разговора с ним паника покинула моё сердце и, надеюсь, больше не вернётся.

БАХ! БАХ! БАХ!

– Открывай, Страж! – раздаётся за дверью знакомый хриплый голос. – Я чую у тебя грешницу!

Глава 4

"Обидно… обидно смотреть как гибнут люди. Но я ничем не могу помочь."

Михаил Булгаков "Мастер и Маргарита"

– Это Мал! – бросаюсь к двери, спотыкаюсь о сафлоровый ковёр, но не падаю, потому что упираюсь ладонями в отшлифованное дерево. – Открой.

– Грешникам здесь не место, – хмурится Влад, плечом оттесняя меня в сторону.

– Я тоже грешница, но я здесь, – смотрю на него умоляюще, едва сдерживаюсь, чтобы по-детски не повиснуть на его локте. – И ты не святой.

Малахий пришёл за мной. Не знаю, с какими целями, но думается мне, что не для того, чтобы меня убить. Он пошёл за мной в лес после заката. А это для меня что-то да значит. У меня нет здесь друзей, поэтому я не могу бросить грешника, который отнёсся ко мне хорошо. Пусть он и не друг, но, возможно, у него есть все шансы им стать после такого поступка.

– Отдай мне её, Страж! – снова грохает в дверь Мал.

– Да его же сейчас сожрут там посмертия! – восклицаю отчаянно, в красках представляя, как те существа подбираются к нему сзади, тянут свои ручки, пока он стучит в дверь и не видит их.

– Если бы я спасал всех, кого выдворяют в этот лес, я бы уже открыл второй Посмерт, – огрызается Влад и уже отворачивается, чтобы уйти от двери, но я всё же цепляю его за рукав.

– Прошу тебя, – перехватываю прямой взгляд его голубых глаз. – Ради дружбы, которая между нами была. Дружба ли? Не знаю, – слежу внимательно за его реакцией и по его глазам понимаю, что случайно попала в точку. – Но ради того, что было, открой эту дверь.

Он вглядывается в мои глаза, будто пытается в них найти то, что он любил раньше. А он любил, я вижу. Но во мне больше нет той женщины, и он тоже это понимает.

– Ради того, что было, я открою эту дверь, – тихо говорит он. – Но я не пущу его внутрь.

Закусываю щёку изнутри, разочарованно качаю головой.

– Выбирай, ты или остаёшься со мной, – шагнув ближе ко мне, продолжает мужчина. – Или выходишь к нему.

– Хорош выбор, – усмехаюсь, чувствуя, как в сердце колет игла горечи.

Странно, но я почти не испытываю страха от того, что я сейчас вновь окажусь в том ужасном лесу. Боль, как от предательства, разочарование, печаль, радость от того, что Мал не бросил меня… Но больше не страх. Почему же? Не знаю, но я рада, что так. А на все вопросы отвечу позже, когда смогу.

– Страж!!! – стучит в дверь Малахий.

– Другого не будет, – холодно отвечает Владимир.

– Тогда открывай дверь, мой друг.

Издевательски выделяю последнее слово, уже даже не обращая внимание на то, что говорю так дерзко вопреки своему обыкновению. Хотя какое оно моё обыкновение? Влад сказал, отпустить всё, и всё придёт, вот и отпущу.

– И прощай, – припечатываю, почти с жестокостью замечая на его лице секундную гримасу глубокой душевной боли.

– Так ты решила? – зачем-то спрашивает Страж.

В нём тоже до краёв разочарования, оно выплёскивается из него, льётся на пол, выжигая пропасть между нами.

– Ты сам сказал, ничего, кроме крыши над головой на ночь, ты мне предложить не можешь, – поджимаю губы я. – Что дружбы между нами не будет. А он пришёл за мной, хотя мог не ходить.

Владимир сжимает челюсти так, что на впалых щеках напрягаются желваки, но всё же подходит к двери, снимает доску.

– Если ты думаешь, что он просто так за тобой пришёл, то ты больно подурнела, – уже не скрывая чувств, зло говорит Страж. – У него своя нужда в тебе, а ты и не ведаешь.

– У него хоть какая-то нужда во мне есть. А у тебя её никакой нет, – тоже злюсь я, желая скорее закончить этот отчего-то болезненный разговор. – Открывай! Живее!

Он отпирает засов и бросает на меня последний пронзительный взгляд.

– И спроси, как его настоящее имя. Может, тогда что до тебя дойдёт.

– А я его вспомню, как и твоё, – цежу я и толкаю дверь.

Всего миг, и я попадаю в объятия Мала, а дверь за мной запирается вновь.

– Белая, – облегчённо выдыхает грешник, прижимает меня крепко, и от его одежды на моей остаются чёрные потёки. Но они сразу же исчезают, оставляя моё одеяние кристально чистым.

– Как ты вышел за ворота? – спрашиваю я, обнимая его в ответ.

– Так же, как мы вернёмся, – отстраняется он. – Пойдём, сейчас тут начнётся страшное.

Я только киваю, и мы, более не теряя времени, срываемся на бег. Малахий бежит наравне со мной, но, очевидно, он может нестись гораздо быстрее. Насущный вопрос, который у меня назрел за это время: если я умерла, почему у меня есть тело? А оно у меня точно есть, потому что я чувствую боль, прожигающую мои мышцы и стопы. А ещё: когда же мы прибежим к месту назначения?

Вдруг сквозь бешеный стук пульса в ушах слышу оглушительный треск дерева. Инстинктивно оборачиваюсь и от ужаса сбиваюсь с шага.

– Мал! – я указываю пальцем очередных на монстров.

Только сейчас замечаю, что все деревья вокруг нас истыканы мечами. Они протыкают стволы насквозь, в некоторых из них торчит по нескольку ржавых мечей. И вот от этих деревьев отделяется кора, веточки, вырываются из земли тонкие корешки, переплетаются, вяжутся друг с другом, превращаясь в подобия людей. Они выдёргивают прямо из себя изъеденные коррозией мечи и без единой эмоции на пустых лицах шагают в нашу сторону.

– Быстрее! – рявкает грешник.

Он хватает меня за руку и тянет за собой на пределе моих физических возможностей. Я задыхаюсь, волочусь за ним, как отмёрзший хвост у собаки, а позади нас всё громче топают деревянные воины, воспылав к нам явно непраздным любопытством.

К счастью, встреча со Стражем явно что-то сделала со мной, потому что всепоглощающего страха больше нет. Только желание выжить. Словно он через разговор вдохнул в меня частичку своей несокрушимой силы.

– Уже близко! – кричит Мал, чувствуя, что у меня уже заплетаются ноги. – Потерпи!

– Я пытаюсь! – хриплю, как загнанная лошадь.

Моё тело просто не приспособлено к такому. Для Посмерта я слишком слабая, но теперь я не вижу в этом проблемы. Всё исправимо, главное – выжить. А мы выживем. Обязательно выживем.

Топот и хруст дерева слышится прямо за спиной. Кажется, они сейчас смогут дотянуться до меня мечом. Ускоряюсь как могу, но силы на исходе.

Вдруг я замечаю впереди очертания чего-то похожего на скалу. Невысокую, но всё же скалу. А ещё через десяток шагов, когда мы совсем близко к каменной махине, я вижу в ней дверь. Огромную, металлическую, даже с виду массивную дверь. Надеюсь, Мал знает, как её открыть, потому что…

Малахий мельком оглядывается. Я не успеваю уловить, что значит эмоция на его лице, как он вдруг со всей силы дёргает меня за руку, швыряет за себя так сильно, что я улетаю вперёд, врезаюсь прямо в дверь.

Я успеваю развернуться, прежде чем он накрывает меня собой, упирается руками в дверь по обе стороны от моей головы. Мы успели! Сейчас он откроет дверь, и мы будем спасены.

Ржавый меч пронзает его насквозь с жутким звуком разрывающейся плоти и ломающихся костей, и кончик оружия царапает мою грудь. Грешник только шумно выдыхает, растерянно смотрит на свою грудь, на кровь, выливающуюся из огромной раны, а потом поднимает голову.

Я вскрикиваю, всё же проваливаясь в панику происходящего кошмара. Его лицо напряжено, а чёрные глаза ищут встречи с моим взглядом.

– Мал… – шепчу, и с моих губ срывается всхлип.

– Я не умру, – так же тихо говорит он, а потом его снова пронзает меч.

И ещё. И ещё. И ещё…

Я рыдаю, глядя в его лицо, потому что ничего не могу сделать. А его просто убивают на моих глазах. Снова! Но я всей душой чувствую, что в этот раз всё по-настоящему.

Луна подсвечивает клубящийся туман, делая всё похожим на какую-то страшную сказку, но даже на этом серебристом фоне я вижу, как бледнеет его лицо, как тонкая струйка крови вытекает из уголка его губ. Он еле стоит, утыкается лбом мне в лоб, затуманенным взглядом смотрит на меня и, кажется, будто его глаза пустеют с каждой секундой. Кровь Малахия льётся между нами на чёртовы еловые иголки, которые я теперь ненавижу всей душой, как и эти чёртовы деревья. Ненавижу!

– Пожалуйста! – вою я белугой, захлёбываясь своими слезами, некрасиво кривя лицо под треск людей-деревьев. – Пожалуйста! Пожалуйста!

Единственное, чего я дико сейчас хочу, – это оказаться по ту сторону двери. Хочу защитить его от этой боли так же, как он защищает меня. Но я не знаю, как её открыть, а Мал уже не может мне этого поведать.

В какой-то момент горя во мне становится так много, что я прижимаюсь к нему, несмотря на то, что мечи прорезают моё платье, протыкают кожу, смешивая нашу кровь. Я обнимаю его изо всех сил, зажмуриваюсь, зная, что следующий удар меча убьёт нас обоих, но этого не происходит, а на нас наваливается густая и душная тишина.

Распахиваю глаза и понимаю, что мы находимся практически в темноте за металлической дверью. Только водянистый синеватый свет льётся откуда-то, но мне не до того, чтобы искать его источник.

Я сделала это! Я как-то перенесла нас!

Истерично смеюсь сквозь слёзы, поддерживаю Мала под руки, потому что он заваливается набок. Прямо на моих глазах мечи растворяются дымом, не оставляя после себя никаких следов, кроме зияющих ран.

– Мал, – укладываю его на земляной пол, сама сажусь рядом. Его голову кладу себе на колени, скольжу кончиками пальцев по точёным чертам лица. – Ты сказал, что не умрёшь. И я тебе верю. Ты не умрёшь, Малахий. Ты мне пообещал.

Я долго говорю с ним, пока под ним натекает целая лужа крови. В ней всё – его одежда, моя одежда, мои руки, моя обувь, весь пол вокруг нас… Её так много, что в моём мозгу то и дело вьётся логичная мысль: он не выживет. Но я всё говорю с ним и говорю. Рассказываю о своих страхах, о прорывающейся личности, гораздо более сильной, чем я, о Владимире и чувстве защищённости и важности рядом с ним, о Жнеце, который привёл меня сюда непонятно как, но при этом остался уверенным в том, что не ошибся, об Андрее, которого нет в моей голове, но которого так хочется вспомнить, о том человеке в белом, который так меня напугал…

И, наконец, о самом Малахие. О том, что он оказался единственным в Посмерте, кому я доверяю. Как так вышло – непонятно. Но так есть, и так я чувствую. И о том, как я благодарна ему за то, что он сделал для меня. Какие бы цели он ни преследовал, но он сейчас лежит искромсанный, потому что не оставил меня одну в лесу. Он не мог знать, что меня найдёт Страж, поэтому пошёл за мной сам.

А теперь… Может, надо было остаться у Влада? Может, у Мала одного было бы больше шансов уйти?

Под эти самобичевальные мысли я проваливаюсь в беспокойный сон.

Мне снится княжья палата. Не та, в которой я была сегодня, а самая настоящая, огромная да светлая. И трон. Довольно скромный, без излишеств. Я подхожу ближе, проскальзываю пальцами по подлокотнику царского трона. Он ещё хранит тепло любимого мне человека. Вроде бы он только что ушёл, так меня и не дождавшись. Я оглядываюсь, надеясь, что меня никто не увидит, ведь наша связь – это большая тайна. А потом дверь хлопает, я оборачиваюсь на звук и вижу его. Просыпаюсь, так и не успев разглядеть родное лицо, и чуть ли не рычу от досады.

Хочу вспомнить. Хочу вспомнить!

Вздыхаю, успокаиваясь усилием воли, бросаю взгляд на Мала и замираю.

Везде, где была его кровь, теперь стелятся розы цвета сольферино. Они такие яркие, что их легко различить даже в полумраке. Они плетутся по моему платью, выслали ему ковёр из своих лепестков. Белизна моего платья контрастирует с розами и его вороньими волосами, которые разметались по всему моему подолу.

А ещё эти розы растут прямо в его ранах, закрывают плоть своими бутонами, обосновались на чёрном кафтане, проросли в молодого мужчину, словно уже забирая его себе.

– Нет! – мотаю головой я, и с яростью выдёргиваю из него первую розу.

У неё длиннющий стебель, который весь в крови, непонятно как прятавшийся в теле Малахия, но меня это не останавливает. Я выдёргиваю следующую, и следующую, пока не достаю их все.

Зло отбрасываю их в сторону и переползаю так, чтобы смотреть в его лицо не сверху.

– Мал, – обхватываю его лицо руками, трясу его. – Мал! Я знаю, что ты не умер! Ты мне обещал!

Он не отзывается, руки всё также расслабленно лежат на чёртовых розах.

– Мал! – я хватаю его руку и прижимаю к своей груди. – Просыпайся. Потому что я не отдам тебя проклятым розам!

Никакой реакции. В глазах снова собираются слёзы, а в голову приходит совершенно глупая мысль. Во всех сказках поцелуй помогает. А я же почти в сказке. Страшной, но сказке.

Нервно хихикаю, но склоняюсь над ним, как дура. Немного зависаю, скользя взглядом по его лицу, а потом прижимаюсь своими губами к его.

Его уста ледяные, таких не бывает у живых людей. Я понимаю это и не могу больше сдерживаться: с моих сомкнутых губ срывается скулёж, а из глаз капают слёзы прямо на его лицо.

Проходит мгновение, два, а потом всё уплывает. Дыхание перехватывает, горло будто сжимает ледяной рукой, грудь будто пробили молотком. Я беспомощно валюсь на Мала, хватаю воздух ртом, чувствуя, как сознание уплывает. Вдруг сильные руки обхватывают меня, а в мой приоткрытый рот настойчиво проскальзывает язык глубоким поцелуем. Таким отчаянно знакомым поцелуем… Я бы долбанула наглеца по голове, если бы моя собственная голова не провалилась в кромешную черноту.

…его ладони скользят по моему телу, изучая изгибы, которые он и так знает наизусть. Я выгибаюсь в его властных руках, с тихим стоном позволяю ему всё, сама с жадностью отвечаю на поцелуй. Я люблю его. Я так его люблю…

– Белая! Белая, очнись! – тормошит меня кто-то, а я только и могу съёжиться от холода. Почему так холодно, кто-нибудь мне скажет? – Влада, посмотри на меня. Давай же, хорошая моя. Дурочка…

– Почему я дурочка? – еле ворочая языком, но уже обиженно говорю я.

– Потому что ты чуть мне всю душу не отдала! – сразу обвинительно начинает Мал. – Кто тебя надоумил на такое?

– Сказки, – хмыкаю я, приоткрываю один глаз и с радостью вижу его живого напротив.

– Когда мертвеца в губы целуешь, отдаёшь ему часть своей души, – поучительно говорит грешник, но тоже смотрит на меня с облегчением. – Отсюда сказки все эти дурацкие.

– Ну помогло же, – пожимаю плечами я, всё ещё пытаясь прийти в себя, а главное, не выпустить из головы пришедшее вдруг воспоминание. Только бы узнать, кого я так сильно любила…

– Ты не смогла остановиться, – всё ещё злится он. – Если бы я не пришёл в себя, ты бы умерла.

– Поменялись бы местами, и потом ты бы меня целовал, – отмахиваюсь я, просто радуясь тому, что конкретно в данный момент у меня и близкого мне человека всё хорошо.

– Нет, так не…

– Хватит, Мал, – тянусь к нему, сжимаю его ладонь. – Обошлось всё. Спасибо тебе за то, что умер из-за меня.

– Спасибо тебе, что чуть не умерла из-за меня, – чуть помолчав, говорит он, переплетая наши пальцы.

Какое-то время мы просто сидим, приходим в себя после пережитого, а потом Малахий спрашивает:

– А откуда эти розы?

– Из тебя, – фыркаю я. – Устала их выдирать. Наросло сколько.

Он переводит на меня ошарашенный взгляд.

– Из меня?

– Ты же слышал, – смотрю на него я, надеясь, что он всё же объяснит причину своего замешательства. – А в чём дело?

– У грешников не растут цветы, – качает головой он. – И уж тем более из грешников не растут цветы.

– Ну тогда я открыла дверь, вышла в лес, нарвала тебе цветов, а те деревья с мечами мне помогали, – закатываю глаза и тут же насмешливо кошусь на него. – Может, не такой уж ты грешник, каким себя считаешь?

– Не говори ерунды, – отмахивается он.

Я вижу, что он всё ещё об этом думает, но обсуждать больше не хочет. Ну и ладно. У меня тоже сил нет особенно беседы вести.

Посидев ещё немного, мы всё же поднимаемся, бредём по коридору, оба придерживаемся за стены, потому что сил не так уж много. Мне кажется, мы бы могли уснуть прямо на полу, но почему-то идём дальше, как заведённые.

Мои ноги едва волочатся по камню, который сменил земляной пол. Мои ладони, изодранные в лесу, царапаются о шершавые стены, и я оставляю слабые кровавые следы.

– Не могу больше, – выдыхаю я в какой-то момент, приваливаясь спиной к стене. – Прошу, давай отдохнём.

– Нельзя, – качает головой Малахий. – Здесь не так безопасно, как кажется. Нам нужно добраться до Грота Смерти, там сможем отдохнуть сколько нужно.

– Мал, я не могу, – закрываю лицо руками я. – Иди сам, я не обижусь. Но у меня больше сил нет.

Он глядит на меня сверху вниз, тоже опирается о стену. Сейчас я так устала, что даже не могу по достоинству оценить его красоту.

– Иди ко мне, – подходит ближе он. – Я понесу тебя.

– Нет, ты тоже не в лучшей форме, – качаю головой, и даже чуть отстраняюсь от него.

– Я отдохнул, пока был мёртв, – он делает рывок ко мне, хватает за запястье, притягивает к себе и быстро подхватывает на руки, пока я не успела сбежать. Хотя куда ж я побегу?

– Ты врёшь, – вздыхаю я, но цепляюсь за его шею.

– Пф, – вот и всё, что он отвечает.

Больше я его разговорами не отвлекаю, потому что понимаю, что ему и так тяжело меня нести. Периодически я даже проваливаюсь в дрёму, но без снов. В перерывах между сном вижу, что Мал на пределе, но всё ещё несёт меня.

– Давай я пойду, я уже отдохнула, – шепчу я, касаясь его щеки.

– Сиди молча, – цедит он. – Уже близко.

На краю внимания мерещится какой-то шум. Прислушиваюсь, но никак не могу понять, что это. Шум нарастает с каждым шагом, пока не превращается в настоящий гул. А через несколько метров мы выходим к огромному водопаду.

– Ничего себе… – восторженно говорю я.

– Тут нужно самой, но я придержу, – ставит меня на камни Мал.

Мы пробираемся к самому водопаду вдоль стены по едва заметному выступу. Упасть в воду не хочется, но за спину меня придерживает грешник, и это даёт какое-то, пусть и ложное, чувство безопасности. У самой стены вода тоже льётся,но не таким густым потоком.

– Туда! – указывает Малахий, перекрикивая гул водопада. – Сквозь воду!

Я только киваю и иду дальше. Страшно? Уже нет. Я слишком устала и эмоционально выжжена.

У самого перехода я почти намокаю от брызг. Сначала протягиваю руку сквозь воду, чувствую, что там дальше нет стены, и только потом ступаю сквозь поток холодной воды.

Волосы намокают немедленно, тяжёлыми змеями ползут по телу. Тонкое платье становится второй кожей. Я приземляюсь на каменный пол, и почти сразу же мне в спину врезается Мал. Лечу вперёд, но он меня удерживает от падения, хватает за локоть и ставит на ноги.

Я протираю лицо, убираю с лица мокрые волосы, и только потом открываю глаза.

– Ах!.. – вздыхаю я, глядя на гигантских размеров статую.

Женщина с полностью замотанным лицом, в короне, с мечом и крыльями, распростёрла эти самые крылья по всему гроту, будто бы обнимая его. Скульптор передал каждый шов на её одежде, каждую складочку, каждую пору на её обнажённых руках, каждую крохотную морщинку. А меч, кажется, вот-вот взметнётся и сразит незваных гостей.

– Кто это? – шёпотом, будто боясь, что она меня услышит, спрашиваю я.

– Это Смерть, моя хорошая, – тихо отвечает Мал, подходя ближе.

Его ладони ложатся на мои плечи, а я не могу перестать смотреть в лицо Смерти с ярким ощущением, что я уже её видела.

Глава 5

“Ведь мы любили друг друга. В этом никто никогда не сомневался. Просто мы так и не выяснили, как жить вместе, не причиняя друг другу невыносимую, острую, душераздирающую боль…”

Элизабет Гилберт “Есть, молиться, любить”

Мы с Малахием гордо вышагиваем по одной из галерей Посмерта. Спины прямые до боли, волосы – мои белые, его чёрные – развиваются он зябких сквозняков. За ним тянется чернильная дорожка, за мной пепельная. Со всех сторон на нас снова смотрят грешники. Но теперь мне плевать на это. Даже забавляет. Что же, мы с вами надолго заперты вместе. Хотите вы этого или нет, вам придётся меня принять.

Мал, как обычно, выглядит по меньшей мере царём. И это тоже меня забавляет, потому что я видела его без этой высокомерной маски. Невольно вспоминаю, что было в Гроте Смерти, и улыбаюсь.

Сначала я приставала к Малахию с расспросами, потому что сон вдруг прошёл, как и не бывало. Будто и не я только что засыпала на руках у такого же истощённого мужчины.

– Мал, как твоё настоящее имя?

Глядя на поблескивающий синеватым светом свод грота, я думала о том, что вдруг впервые с момента попадания сюда чувствую себя живой. Настолько, что хочется расплакаться от счастья.

– Страж? – недовольно спросил грешник.

– Страж, – с улыбкой подтвердила, поднимая руку и разглядывая в причудливом свете свои пальцы – тонкие и длинные, как у пианистки. Может, я играла на рояле? Было бы здорово.

– Он соврал, – отмахнулся Малахий.