Первый рассвет на зеленой земле

Фонарь высветил оскал кугуакуараны, как называли ее индейцы, а может быть, это был ягуар. Цвет шерсти и наличие рисунка трудно было определить, изображение было покрыто слоем пыли от песчаника. Кошка победоносно держала лапу на теле оленя. Суоми захотелось погладить ее по шерсти и понять, кто это. Она открыла фляжку, влажной ладонью провела по спине дикой кошки, и местами проявился коричневый окрас горного льва. Кошка встряхнулась, но не двинулась с места. Суоми внезапно поняла опасность, но оставлять ее в таком состоянии было бы жестоко. Продолжая смывать пыль с пумы, Суоми надеялась только на одно – наличие у пумы жертвы отвлечет ее. Олень уже не подавал признаков жизни. Пума облизнулась, аккуратно перешагнула через свою добычу, сделала мягкий прыжок и исчезла в конце туннеля, оставив после себя на лице Суоми ощущение прикосновения мягкого хвоста, да углубление рядом с поверженным оленем. Суоми была в замешательстве –на том конце лаза не раздалось ни звука и это напугало ее. Мао и Мокли не могли не отреагировать на животное – ни при хорошем ни при плохом для них исходе. «Может быть, их уже нет в условленном месте?» – Страх заставил ее двигаться быстрей.

Впереди сверкнули желтые глаза. «Значит, кошка не добралась до выхода и прячется в тоннеле, выжидая. Но кого она ждет?..» Встреча с голодным, только что лишившимся своей добычи хищником заставила Суоми остановиться. Уж вряд ли кошка будет ждать, чтобы отблагодарить за свое спасение. Назад пути тоже не было. Надо громко позвать Мао, пума испугается и кинется к выходу.

– Мао, вы меня ждете? Я выпустила кугуара, и он где-то в тоннеле ближе к вам, пропустите его! – громко крикнула Суоми.

– Ого! Ты там что – по пути открываешь клетки? Прежде чем открывать, смотри, кто внутри! – Мао, как всегда, не мог обойтись без нравоучений, которые почти всегда считал хорошими советами.

Суоми подбодрилась голосами и двинулась дальше, стараясь не смотреть на изображения на стенах. Она прошла мимо стайки паукообразных обезьян, большой игуаны, впереди возник силуэт тапира, и Суоми внезапно увидела шанс спастись. Она подошла к тапиру и уже набрала в руку воды, как в черных грустных глазах животного блеснула слеза.

– Ладно, как-нибудь в другой раз, в другой последовательности, – сказала ему Суоми, и ей показалось, что она услышала вздох облегчения спасенного от хищной кошки животного.

Довольно большое расстояние Суоми преодолела быстро, страх почти исчез, как и изображения на стенах. На толстой ветви большого раскидистого хлебного дерева лежал молодой и грациозный горный лев, под которым в корнях притаился желтоглазый питон. Вот и нашлось спасение. Необходимо лишь выбрать – кто из них? В конце тоннеля кто-то нетерпеливо заскулил и послышался звук, будто чьи-то когти скреблись по камню. В ответ послышался тихий рык. «Так значит, пума ждет вовсе не меня, а этого красавца с рыжими глазами!!» – возникла догадка у Суоми.

Она не знала, правильно ли она расходует воду, но ей совершенно не хотелось занять место того поверженного оленя. Пока Суоми быстро смывала слой за слоем пыли от песчаника с изображения, было слышно недовольное ворчание, и вот наконец кугуар, стряхнув с себя каменные крошки, прыгнул в темноту тоннеля за своей подругой. Через некоторое время голос Мао оповестил ее о благополучном для всех пятерых исходе:

– У тебя там что, питомник диких животных?

Суоми решила крепко завернуть горлышко фляжки, уже наполовину пустой, и убрать ее в карман от соблазна. Изображения на стенах символизировали охоту индейцев на ягуара. Изображение было большое, в полный рост, но пропорции в размерах людей и ягуара, как ей показалось, были нарушены. Индейцы, конечно, во времена существования священных городов были достаточно миниатюрными, но на стене они были не выше ягуара. Ягуар был зажат в некое подобие клетки, и шансов у него практически не было. Индейцы собирались его принести в жертву, а для этого нужно был живое и невредимое священное животное.

Для охоты чаще индейцы использовали яд кураре, добываемый из лиан "мамокори". Для приготовления яда использовали также сок, золу других ядовитых растений, которыми так богаты тропические леса. Реже применяли яды древесных лягушек, красных муравьев, змей. Для разных целей использовались разные яды. В случае захвата пленника, которым и являлся ягуар в данном случае, они собирались применить парализующий яд.

Несколько индейцев стояли перед ягуаром и готовы уже были выстрелить из сербатанов – трубок, называемых еще духовыми ружьями. Остальные размахивали палками, загоняя его в клетку. Суоми не могла его оставить в таком безвыходном положении. Она смочила ладонь и очень аккуратно, чтобы не задеть стоящих рядом индейцев, стала отмывать ягуара. Первой от стены отлетел морф – огромная бабочка тропиков ярко-синего цвета, и, медленно взмахивая крыльями, пристроился на горлышке фляжки, попил воды, с неестественной быстротой затрепетал крылышками и попытался вернуться в джунгли. В это время один взмах кошачьей лапы заставил его изменить свое решение, и медленный и томный морф украсил собой защитного цвета куртку Суоми. Ягуар явно был загнан и испуган, он тяжело дышал. Вероятно, индейцам все же удалось всадить в него порцию нервнопаралитического яда. Вел он себя странно, осел на камни поодаль от Суоми и оскалился. Суоми указала ему в сторону выхода, осветив тоннель. Ягуар услышал удаляющееся ворчание влюбленных пум, и немного обмякшие мышцы его снова напряглись, с устрашающим рыком он стал пятиться в сторону света и вскоре исчез. «Уфф! – с облегчением выдохнула Суоми. – Вроде все сделано. Пора присоединиться к друзьям и продолжить спокойную запланированную экскурсию».

Она бодрым шагом последовала вслед за ягуаром, и в свете ее гаснущего фонарика дорогу к солнцу и тропическим краскам ей показывал невозмутимый морф.

– Ну наконец-то! – искренне обрадовался Мао.

– Мы уже собирались отправиться на поиски. Что там произошло с ягуаром? Он выскочил испуганный, – спросила Мокли, словно ее ничуть не удивило появление такого редкого животного.

– Его загнали охотники и даже успели в него выстрелить. Парализующий яд уже начал действовать, и я не уверена, что он сможет самостоятельно выбраться, – вид у Суоми был озадаченный.

– Да здесь всего один выход, а животные очень хорошо чувствуют запах джунглей. Скорее мы заблудимся, чем он. А твой морф, похоже, собирается нас сопровождать до самого выхода. Он так заметен в свете фонарей, и ему очень повезет, если его не схватят крыланы. Взяла бы ты его лучше к себе в капюшон, – предложила Мокли. Но морф смело порхал далеко впереди.

Обратный путь оказался быстрей и проще, как всегда бывает при возвращении. По лестнице они спускались, страхуя друг друга за капюшоны. Мао шел последним, морф мелькал у него перед глазами в свете фонаря и сильно отвлекал. Они пересекли просторный подземный зал, свернули, и перед Суоми снова возник образ дамы. Но он изменился: теперь у нее на плече сидела птица кетцаль. Яркие одежды женщины, высоко забранные в пучок волосы, украшенные красными и зелеными перьями священной птицы, нос с горбинкой – все это делало ее саму похожей на птицу. Кетцаль взъерошился и начал чистить перья своего хвоста. Морф описал круг и прилепился, словно брошь, на одежды дамы. Лицо дамы постепенно стало приобретать здоровый цвет, складки одеяний стали мягче и слегка зашевелились.

– Нам надо к выходу, и быстро, не останавливайтесь и не оглядывайтесь, что бы вы ни услышали и не увидели. Мы сделали что могли. Сейчас они еще выпустят нас, но позже это может быть уже невозможно, – тихо, но убедительно произнесла Мокли, направляясь к выходу.

Они стали подниматься, и Суоми старалась не смотреть на пугающие образы на стенах. Она крепко сжимала фляжку в кармане, осознавая ее ценность и интуитивно ощущая, что, может быть, это ее входной билет в другие миры и измерения.

Наконец-то морф вырвался на волю. Чуть проворней, чем обычно, он стал кружить вокруг геликоний и бромелий, затем вернулся, присел на мгновение к Суоми на цветастую сумку, расправляя крылышки и словно извиняясь, и полетел низко над землей в тропические заросли. Откуда-то со стороны склона горы раздался довольный рык сытого зверя. Может быть, это влюбленная парочка пум расправилась с зазевавшейся носухой.

Когда они приближались к стоянке автомобиля, из-за дерева выскочил маленький индеец неопределенного возраста, но, несомненно, старый. На нем были потрепанные расклешенные джинсы, яркая рубашка, туго перетянутая на талии поясом из змеиной кожи, на голове лежала огромная широкополая шляпа, из которой торчали три пера. Он держал на предплечье большого красно-зеленого попугая ара с зажатым в лапе куском сочного ананаса. Приблизившись к ним, индеец что-то тихо сказал попугаю, и тот нехотя, переваливаясь с лапы на лапу и ворча, протянул Мао кусок фрукта. Мао то ли был голоден, то ли не хотел обижать попугая или расстраивать индейца, но он с трудом высвободил фрукт из цепких лап птицы и быстро сунул его в рот, пренебрегая какими бы то ни было правилами гигиены. Ананас оказался, по словам Мао, спелый и сочный, ара при этом неотрывно следил за каждым движением Мао, затем улучил момент и ткнул его клювом в плечо. Индеец расхохотался, Мао тоже, они пожали друг другу руки, Мао подкинул индейцу немного денег для покупки свежего ананаса для попугая и на прощанье выдернул красно-синее перо из шляпы индейца со словами «На долгую память!». Индеец только успел открыть рот от возмущения, как Мао уже махал ему пером, прыгая в автомобиль. Индеец что-то кричал на своем наречии о несчастном ара, о том, как у него медленно отрастают эти длинные перья и что они приносят удачу.

– Не выдумывай! Во-первых, это перо вовсе не ара! А тому попугаю, чей хвост лишился этого пера, уже явно все равно – приносит оно удачу или нет! – выкрикнул через окно Мао.

Индеец еще долго жестикулировал и возмущался, а потом как будто понял смысл слов, рассмеялся и стал размахиватьь им на прощание шляпой так интенсивно, что из нее вылетело второе перо, его подхватило ветром и понесло в сторону ворот священного города. Индеец кинулся его догонять, а ара, громко ругаясь, махал крыльями и наконец взлетел и скрылся в ветвях хлебного дерева. За этим же деревом исчез старый индеец.

Водитель был бодрый и приветливый, хотя провел в душной машине около шести часов, никуда не отлучаясь. Оставлять автомобиль без присмотра было опасно. Несмотря на то что он был коренным жителем, знал все законы, а точнее, их отсутствие, говорил на нескольких местных наречиях, был в хорошей физической форме, отлично вооружен, все равно залогом его безопасности, его автомобиля и соответственно безопасности его пассажиров была его выдержка и опыт плюс важнейшее условие – ни под каким предлогом не выходить из бронированного тонированного минивэна. Как только все оказались в машине, он, не дожидаясь, пока закроются двери, резко тронулся с места. Мао при этом тяжело упал на Суоми, Мокли же удержала равновесие, ухватившись за дверную ручку. В это же время у самых колес автомобиля показались люди с враждебными лицами, в руках они держали мачете и железные балки. Когда машина скрылась за поворотом, обдав их пылью, они все еще продолжали стоять, сжимая в руках металлические предметы. Позже Мокли объяснила, что на территории священного города противоправные действия карались законом, поэтому бандитам и грабителям приходилось действовать бесшумно и крайне осторожно. Немного промедления со стороны водителя – и всем троим, а то и вместе с водителем, пришлось бы подчиниться и пойти в гости к местным индейцам с их традиционным кровожадным гостеприимством.

Земля Красных Ара закончилась, границу они преодолели незаметно, и вот черный минивэн уже катил по зеленому серпантину бесконечных латиноамериканских дорог. Справа и слева неожиданно вырастали необычно правильной пирамидальной формы холмы, и Мокли порекомендовала присмотреться к некоторым из них.

– Считается, что эти холмы – не что иное как поросшие бурной тропической растительностью пирамиды, разбросанные по всей Зеленой Земле, когда-то образующие целые города. Никому нет дела до этих пирамид и дворцов. Иногда группы самоотверженных исследователей решаются на их изучение, но им не обойтись без помощи алчущих наживы соплеменников, и ни один из проектов к настоящему времени не был закончен. В истории были единичные случаи, когда черные копатели находили и вскрывали гробницы, опустошая сундуки с золотом и камнями, но это тоже редкость – это очень тяжелый труд, да и сбыть такой товар непросто. Куда легче похитить пару ценных путешественников или остановить автобус с туристами, – Мокли снова коснулась своей любимой темы безопасности.

Пассажиры смотрели каждый в свое окно. Солнце еще было высоко, но глаза закрывались от усталости и перенесенных сильных эмоций. Рука Суоми лежала совсем рядом с ладонью Мао, и у нее даже не было сил ее убрать. Она незаметно наблюдала за Мао, и вдруг он неожиданно порывисто коснулся ее руки.

– Суоми, ты любишь сов? Есть очень милые центральноамериканские, они живут в тростниках и питаются кузнечиками. Может, как приедем – возьмем и поселим у себя одну?

– Да можно, конечно, но они по ночам ухают… – ответила Суоми машинально, но осознав, что это – странное предложение. Ведь у себя на родине они жили каждый в своем доме, далеко друг от друга и встречались раз в год в путешествиях.

Уже смеркалось, когда они добрались до места второй ночевки. Они остановились на ночь в маленьком городке на вершине холма. Улицы города были вымощены камнем и настолько узкие, что казались игрушечными. Их домик буквально утопал в зелени и цветах – настоящий оазис. Они быстро разместились каждый в своей комнате, и из окна Суоми увидела маленькое озерцо. Она быстро спустилась по лестнице в сад и прыгнула в прозрачную воду. Это было искусственное озеро, свет ламп подсвечивал воду, и маленькие золотистые рыбки резвились в световых потоках. Вода была прохладная, и Суоми приходилось активно двигаться, чтобы не мерзнуть. Как только она остановилась отдохнуть, десятки рыбок облепили ее ноги и стали больно щипаться, что заставило ее быстро выскочить из воды. Согревшись и обсохнув, она ощутила прилив сил и решила принарядиться к ужину. Надев блузку своего любимого цвета фуксии поверх обтягивающих брюк, она отправилась к столу, с каждым шагом все больше ощущая голод. Столик, который выбрал Мао, окружали ветви бугенвилии с большими распустившимися цветами ярко-розового цвета. Открылась дверь и вошла Мокли. На ней был вызывающий наряд, словно она приготовилась к важной встрече.

– Приятное местечко, здесь всегда очень уютно, – произнесла она томно. Потом последовало еще несколько банальных фраз с таинственной улыбкой.

– Мао, на вас странное одеяние, но вам очень идет этот пронзительно синий цвет. – Мокли подсела ближе к Мао. – Для вас это какой-то особый вечер?

Мао, неизменно потягивая через трубочку свой свежевыжатый сок из чего-то экзотического, в свою очередь поинтересовался:

– Чем же оно странное? На мой взгляд, вполне аутентичное. Если в этом вечере может быть что-то особенное, то уж по крайней мере новая футболка не причина и тем более не следствие. Вот Суоми сегодня вечером тоже будто мимикрирует с ярко-розовыми цветами. Может, это для нее какой-то особый вечер?

Суоми поняла, что вечер будет жарким. Мокли парировала:

– Просто на вас не футболка, а национальное платье для особых случаев, которое извещает нас о каком-то необычном и важном для вас событии… И вы зря его отрезали снизу, могли бы, например, подарить его Суоми.

– Я не люблю синий цвет в одежде, мне от этого одиноко… – попыталась привлечь к себе внимание Суоми.

– Оттого, что в цвете фуксии ты сливаешься с местным интерьером, ты не становишься менее одинокой, – отмахнулся, как от навязчивой мухи, Мао, больше заинтересованный перепалкой с Мокли, чем беседой с Суоми.

– Что бы вы хотели заказать из напитков? – голос возник ниоткуда, а затем появился официант, уже готовый налить шампанское Мао.

Но Мао остановил его, предложив начать опрос с девушек. Из петлицы у официанта выглядывал платок цвета фуксии.

– Вот видите, Мао, вам даже шампанское предложили от заведения – в качестве поздравлений, – не унималась Мокли.

Официант любезно предложил большое рыбное меню, и все согласились. Остаток вечера Суоми провела, уткнувшись носом в тарелку и занимаясь поисками косточек в рыбе, в то время как Мао и Мокли оживленно болтали, обмениваясь колкостями. Мокли раскраснелась, даже у Мао появился легкий румянец. Суоми же заметно повеселела, когда подали десерт, и это произошло по двум причинам: во-первых, это означало окончание невыносимого ужина, а во-вторых, она смогла наконец-то с удовольствием поесть. Больше она решила не пользоваться советами Мао при выборе блюд – у них были, как выяснилось, диаметрально противоположные вкусы. Отныне она будет брать только мясные и сырные блюда и, конечно, начинать с десерта. Правда, как выяснится позже, все-таки в некоторых вещах, и в том числе относительно сырных блюд, надо было все же полагаться на опыт и интуицию Мао.

Выходя из ресторана, они решили прогуляться. Неподалеку от места их ночевки был очень оживленный даже в это позднее время рынок. Он напоминал блошиные рынки, где продавалась ненужная всячина. Перо на широкополой шляпе появлялось то там, то тут среди ярких накидок, аляповатых сумочек, деревянных поделок и корзин с фруктами. Создавалось впечатление, что шляпа передвигается самостоятельно, хозяина нигде не было видно. Но шляпа постепенно приближалась, и вот перед ними возник уже знакомый им старичок-индеец, на этот раз он был с длинными черными, приподнятыми на концах усами.

– О! Какая встреча! – Мао протянул ему руку, чтобы поздороваться, индеец улыбнулся одним усом, вложил в ладонь Мао какой-то предмет, и мгновенно исчез. Мао опустил предмет в рюкзак очень осторожно, стараясь, чтобы никто не заметил, но Суоми, стоя у него за спиной, увидела ярко-красное перо, выглядывающее из рюкзака.

– Их должно быть всегда два, тогда они приносят удачу, – шепнул ей кто-то на ухо на незнакомом, но понятном ей языке. Когда она обернулась, то никого не увидела.

Мао двигался, как всегда, легкой походкой, отпуская шуточки по любому поводу и колкости в адрес Мокли и Суоми. Мао нравилось вызывать симпатию, и он воспринимал это естественно, привыкнув за долгие годы к повышенному вниманию, которое сам же и провоцировал. Мокли не сводила с него глаз, правда, тайком и была в полной уверенности, что Суоми тоже ничего не замечала. Суоми отметила, что все вокруг тоже неотрывно смотрят на эту парочку. Может быть, причина тому – необычное для мужчины одеяние Мао? В любом случае, Суоми так было очень комфортно: никто не мешал ей находиться в своих мыслях и внимательно изучать окружающее. Так они дошли до отеля, купив по дороге какие-то деревянные безделицы – статуэтки, картины, браслеты из красного, мыльного, хлебного дерева, гевеи и сейбы.

Священная игра в мяч.

Утро было очень мягкое, и Суоми решила прогуляться. Внутренний двор был искусно украшен цветущими растениями, вьюнами, гротами, мостиками и водопадами на разных уровнях, она любовалась садом и изучала растения, и совсем было забыла про завтрак. Обратный путь ей преградило чудное дерево – с толстым волосатым стволом и длинными гибкими ветвями, спускающимися до самой земли и похожими на воздушные корни, на которых висели ровные круглые абсолютно одинаковые плоды размером с большое яблоко. Они, словно новогодние украшения, были аккуратно развешаны от самой макушки. Суоми сорвала один, сунула его в рюкзак и, заметив проход к ресторану, протиснулась сквозь плотные ветви и поторопилась на встречу с Мао и Мокли, давно уже поджидающими ее за столиком.

Вид у Мокли был немного растрепанный, но вполне отдохнувший, чего нельзя было сказать о Мао. Он, видимо, как всегда, зачитался приключенческими романами за полночь, а затем до утра прислушивался, не стучит ли кто к нему в номер. Мокли же, вероятно, долго беседовала с Мао перед приоткрытой в ее номер дверью, весело смеялась его шуточкам и когда наконец устала кокетничать, предложила выпить по коктейлю из свежевыжатых фруктов – она уже успела отметить, что более крепкими напитками Мао не заманишь. Однако все ее попытки обольщения оказались тщетными. Мао уклончиво отказался, вежливо пожелал хороших снов и сказал, что если ей понадобиться его помощь, не уточняя какого характера, и в каком диапазоне, он всегда готов ее оказать. Поэтому Мокли, расставшись с ним и потягивая в одиночестве слабоалкогольный коктейль у себя в номере, пыталась изобрести проблему, для решения которой было бы уместно постучаться в дверь к Мао в столь поздний час, когда часы давно уже пробили полночь. Уже на рассвете, когда запели птицы и первый луч ворвался в ее комнату, Мокли проснулась и обнаружила себя, затянутую в короткое черное платье с глубоким декольте, в кресле перед полупустым бокалом. Она осушила его и, свернувшись клубком, лениво отогнала от себя навязчивую мысль о том, что теперь нет ничего предосудительного, чтобы постучаться в дверь Мао и предложить ему составить ей компанию поплавать в бассейне для поддержания хорошей спортивной формы.

Все эти картины явственно пронеслись в голове Суоми, она одновременно приветливо и сочувственно помахала им обоим и отправилась заполнять тарелку сладостями, сырами и фруктами.

Дорога до древнейшего города Киригуа на Зеленой Земле прошла быстро и незаметно. В автомобиле всю дорогу царило спокойствие и благожелательность, за исключением последнего часа, когда Мао проснулся и решил, что музыкальный вкус их водителя немного омрачает его путешествие. Надев наушники, он включил мелодичные итальянские песни, которые с трудом можно было узнать в исполнении самого Мао, голос которого то и дело срывался на фальцет. Водитель долго вежливо покашливал, но Мао его не слышал или не понял, и тогда водитель предложил включить музыку в салоне.

– Нет-нет, спасибо! В наушниках звучание лучше. – И, Мао устроившись поудобней, продолжил свое соло до самого города.

Киригуа сильно отличался от Копана на земле Красных Ара. На входе в город их обогнали несколько индейцев с мачете в руках. Мокли замедлила шаг, пропуская их вперед.

– Ничего опасного, мы на территории древнего города, здесь мы неприкосновенны, но лучше не мешать им работать, они идут на поиски сандалового дерева – оно ценится на вес золота. И если кто-то вздумает нарушить их планы, то могут быть проблемы, и вполне серьезные. Все зависит от того, сколько они сегодня съели плодов с карамельных кустов, – пространно объяснила Мокли.

Все трое вошли в город. Ворота представляли собой две высокие стелы, где был изображен бог Маис с кукурузными початками на голове. Проходя мимо них, путники ощутили сильное дуновение жаркого ветра, приносящего запах печеного хлеба. Ветер продолжал дуть им в спину, подталкивая вперед, но когда они дошли до третьей стелы, также внезапно стих, как и возник.

Стелы в этом городе не были такими высокими, как на земле Красных Ара, но своими размерами поражали деревья. Гигантские сейбы, хозяева тропического леса, возвышались, раскинув свои ветви на широких открытых пространствах. Здесь они не боролись за выживание, как это происходит в непроходимых джунглях, а просто долго росли в свое удовольствие. Вероятно, почва в этих местах была более плодородная, и некоторым их них удалось достичь в высоту ста метров! Отдельные сейбы скреплялись верхушками, создавая плотную крону из двух или трех деревьев. В период расцвета города в V–VI вв. индейцы для обеспечения безопасности сооружали жилища на самых высоких деревьях и для большей прочности скрепляли верхние ветви, которые со временем переплелись. Индейцев, обладающих самым зорким зрением, селили в подвесных домах в верхушках, чтобы они оповещали о приближающейся опасности. Возможно, в результате селекции и совершаемых индейцами обрядов в этом городе на протяжении веков произрастали такие необычные деревья.

Мокли подвела их к камням, служившим у индейцев майя алтарями. Один из них привлек внимание Суоми. Это был зооморф G, он напоминал одновременно черепаху и лягушку. Его огромное каменное тело с когтистыми передними лапами, сложенными на груди, прижатыми ушами и большой открытой пастью без зубов было покрыто панцирем и украшено цветами, задние лапы были длинней передних и тоньше, с перепончатыми пальцами. На спине у зооморфа было прикреплено седло, на лапах красовались браслеты, а в носу торчало металлическое кольцо, словно его держали на цепи. Глаза большие, холодные, но совсем не бездушные – они полны сожаления, боли или разочарования.

Суоми обошла его кругом, пытаясь все же понять – кто это? Внезапно она вспомнила про воду во фляжке и уже было потянулась за рюкзаком, как оклик Мокли остановил ее:

– Суоми, ты где?