Любовь, которую ты вспомнишь

Очевидно, сеньора Солер с этим не справилась.

– Она всегда любила Диего слишком сильно, – задумчиво проговорил Хавьер, уперевшись взглядом в пол. В его словах было столько затаенной боли, что сразу стало ясно: гиперлюбовь матери к старшему сыну мешала жить не только Ди, но еще и Хави, которому этой любви как раз недоставало. – Это ненормальная любовь, Ана. Так нельзя. Любая мать хочет, чтобы ее дети были счастливы, даже если это счастье будет не рядом с ее юбкой. Но не наша. Она до сих пор уверена, что Диего будет лучше исключительно рядом с ней.

Что же тогда она позволяет ему жениться на своей адвокатше, хотелось кричать мне, но я промолчала. Лишь пересела на диван к Хави и положила ему руку на плечо.

– Все нормально, – произнесла я самую частую ложь на свете. Ничего не было нормально, ни у меня, ни у Диего, ни у Хавьера. Но это именно то, что в таких моментах мы желаем услышать больше всего. – Спасибо, что поделился. Мне правда многое стало ясно. Но это все уже не важно.

– Разве? – вдруг вскинулся Хави так резко, что я даже отстранилась. – Тогда почему ты плачешь, Ана?

В доказательство он провел большим пальцем по моей щеке и продемонстрировал собранную на подушечке влагу. Оказывается, я действительно плакала. А ведь думала, что слезы давно закончились.

– Не важно, – повторила я и отвернулась, вытирая влажные щеки.

Я сама себе не могла объяснить, о чем или о ком я плачу. О своей загубленной судьбе? О маленьком мальчике, оставшимся без отца? Или о другом мальчике, которому не хватало матери? О Диего, у которого судьба отобрала самого себя?

Возможно, я плакала обо всем сразу. Но слезы давно уже не приносили мне облегчения.

[1] Да (исп.)

Глава 23

Некоторое время мы оба молчали. Приводили себя, свои мысли и чувства в порядок. Вряд ли это на самом деле удалось хоть кому-то из нас, но я хотя бы смогла усмирить слезы, а Хави уже не выглядел как брошенный ребенок.

– Ты ведь его любила, Ана, – неожиданно сменил он тему. – По-настоящему любила, это все видели. Неужели все прошло?

– Не прошло, – честно призналась я. Хавьер на меня не смотрел, хоть и сидел рядом, поэтому, видимо, признание так просто сорвалось с моих губ. – Никогда, наверное, не пройдет, но какой в этом смысл? Он хочет развестись. У него теперь есть Елена. Зачем ему я? Он наверняка меня даже не помнит.

– Откуда ты знаешь про Елену? – нахмурившись, обернулся Солер. – Он не хотел, чтобы ты знала.

– Для этого надо было меньше целовать ее у машины, – теперь пришла моя очередь отворачиваться. Не хотела, чтобы Хави снова видел мои слезы.

– Идиот! – едко, но емко охарактеризовал он своего брата. С такой характеристикой я была согласна.

И снова пауза, которую вновь нарушал Хавьер. И вновь такими словами, что у меня все внутри переворачивалось.

– Он не только тебя не помнит. Ди вообще большую часть жизни забыл. Детство, отца. Даже как вести бизнес. Он два года входил в курс дела, его компания тогда чуть по миру не пошла с протянутой рукой. Но деловая жилка у него в крови, ее одной амнезией не возьмешь. Бизнес он выправил, но свою жизнь…

Если честно, заверения о том, что амнезия Диего – не выборочная и не касается лишь проведенного со мной времени, меня немного обрадовало. Да, это жутко – сама невозможность что-то вспомнить о себе. Но хотя бы страдала не я одна. Эгоистично? Очень. Но я ничего не могла с собой поделать.

– И, знаешь, – Хави полностью обернулся ко мне. Его взгляд горел чем-то похожим на надежду. – Он не помнит тебя как человека, но он помнит ощущения, когда ты была рядом с ним. Что ему было хорошо. Не одиноко. Он не живет в своем доме, но до сих пор хранит там твои вещи. Все, ни одной тряпки не выкинул. И носит тот браслет, что ты ему делала. А еще…

– Не надо, Хави, – попросила я, накрыв ладонью его руку. – Пожалуйста, не надо. Не надо давать мне надежду или веру в то, что у нас еще что-то может быть. Прошло слишком много времени.

– Но ведь ты его любишь, – Хавьер не спрашивал, он констатировал факт, сжимая мои пальцы. – И если Ди напомнить, немного подтолкнуть, я уверен, он тоже…

Что «тоже», Солер договорить не успел – в комнате, где спал Саша, раздалось копошение, а после на пол что-то упало. Судя по звуку – книга, которую я читала сыну перед сном.

– Ты не одна? – тут же подобрался Хави и убрал от меня руку. Я не ответила – чужие шаги весьма красноречиво пояснили все за меня. – Прости, я не должен был так врываться, я…

– Все нормально, – я еще раз вытерла глаза, чтобы в них точно не осталось слез, и поднялась на ноги. Вот он, тот момент, которого я ждала – вдруг поняла со всей четкостью. Момент, когда мне хочется признаться во всем. – Это самый важный для меня человек, и я уже давно должна была вас познакомить.

Хавьер напрягся еще больше, явно представив себе, что я собираюсь его знакомить как минимум с любовником. Но дверь распахнулась, и вместо жгучего полуголого красавца к нам, сонно вытирая глазки, явился тоже полуголый и тоже красавец, но очень маленький.

– Мам, мы пойдем на море? – еще не проснувшись до конца, интересовался мой сын, когда я подхватывала его на руки.

– Если только позже, – поцеловав сморщенный недовольно нос, пообещала я. – Пока что у нас гости.

Саша наконец-то заметил, что мы не одни, и теперь внимательным взглядом изучал Хавьера. Тот пребывал в откровенном шоке, и я вполне могла понять, почему. Тот же овал лица, те же брови, волосы, глаза. Губы. Я не лукавила, когда говорила, что мой сын – копия отца. Я видела детские фотографии Диего и точно знала, что это – не фигура речи. Саша и Ди – буквально близнецы. Вот такая шутка природы.

– ¿Tío Javi? [Дядя Хави? (исп.)] – по-испански спросил Сашка.

– Sí, – рассмеялась я. Моему сыну произношение давалось явно лучше, чем не. – Es tu tío Javi [Да, это твой дядя Хави. (исп.)].

Дядя Хави, который прекрасно нас слышал и понимал, продолжал сидеть и хлопать глазами.

– ¿Saludar? [Поздороваешься? (исп.)] – чуть подкинув малыша на руках, поинтересовалась я сразу у обоих.

– ¡Hola! [Привет (исп.)] – Саша первым поднял ручку и помахал.

– ¡Hola, bebé! [Привет, малыш (исп.)] – прошептал Хави, все еще не веря своим глазам. И спросил уже у меня. – Ана, я сплю? Почему у тебя на руках маленький Ди?

Маленький Ди, явно не сумев перевести всех слов, кроме имени своего отца, так же вопросительно посмотрел на меня.

– Это долгая история, – выдохнула я, опуская сына на диван. – И, пожалуй, я все-таки заварю нам чай.

Глава 24

– Сегодня вы выглядите куда более уверенно, – поприветствовал меня и улыбкой, и комплиментом Максим Геннадьевич.

Я не стала искать места получше или поуютнее, и встречу с Диего назначила во все том же ресторане при отеле. Зато мне не нужно было никуда ездить и надолго оставлять сына под присмотром Леры. Она, конечно, справится, но это все-таки мой ребенок.

– Вчера я познакомила Сашу с дядей, – широко улыбаясь, призналась я. Весь вчерашний вечер и сегодняшнее утро этот факт безмерно меня радовал.

Хави, как я и предсказывала, быстро нашел общий язык с племянником. И это я сейчас про общую связь, а не про средство общения – с ним дела обстояли не так радужно. Саша, конечно, ходил на уроки, но в его возрасте больше учили считать, петь песенки и называть игрушки, а для полноценного диалога со взрослым этого было ничтожно мало. Поэтому мне часто приходилось выступать в роли переводчика, но, как мне показалось, ни одному из мужчин это не помешало.

Поэтому Лера по возвращении застала по истине умилительную картину: Саша как был, в одних шортах, сидел на полу и показывал дяде свои любимые игрушки и рисунки, что успел нарисовать уже здесь, в отеле, а Хави смотрел на него блестящими глазами и глупо улыбался.

– Ты ему сказала? – шепотом поинтересовалась Лера, присаживаясь рядом со мной на диван.

– Когда-то же нужно было начинать, – призналась я.

Хавьер пробыл у нас до самого вечера. Мы вместе поужинали заказанной в номер едой, вместе уложили Сашу спать: я – читала, а Хави следил за нами, прислонившись плечом к дверному косяку. И все это время он смотрел на племянника как на вселенское чудо, не меньше.

– Ана, это что-то невероятное, – признался Хавьер, когда я вышла из спальни, тихо прикрыв за собой дверь. – У меня просто нет слов!

Я смущенно улыбнулась. Вот бы Диего отреагировал на Сашу так же.

– Знаешь, это очень странные чувства, но я одновременно счастлив и расстроен, – продолжал Хави. – Александр – чудесный мальчик, но мы так много времени потеряли…

– У вас будет его гораздо больше, – сжав предплечье мужчины, пообещала я. Мысленно я уже дала себе слово, что не буду ограничивать общение Саши и Хавьера.

Хави улыбнулся мне, но это была усталая улыбка.

– Никогда не думал, что скажу это, но мне очень хочется придушить собственную мать.

Категоричность, с которой это было сказано, заставила меня вздрогнуть. Нет, я не верила, что Хавьер пойдет разбираться со своей матерью, но даже тот факт, что он думает об этом, заставлял мое сердце обливаться кровью.

– Не надо, – тихо попросила я. – Оно того не стоит.

– Она ведь разрушила не только твою жизнь, – покачал головой Солер. – Но и жизнь собственного сына. Из-за нее ее же внук не знает своего отца! Четыре года, Ана. Четыре года он жил с мыслью, что папа его бросил.

Такой мысли у Саши никогда не было, я внимательно за этим следила. Но то, что имел ввиду Хави под своими словами, я поняла. Поэтому и не противилась, когда чуть раньше младший Солер спросил, может ли осторожно донести до ребенка тот факт, что его отец рядом. Прямым текстом не сказал, конечно, но, когда поинтересовался, не хочет ли Саша встретиться с папой, тот однозначно ответил «да».

– Только не говори им пока, пожалуйста, – попросила я, глядя Хавьеру в глаза. Я видела, как ему не нравятся мои слова, но постаралась настоять. – Я не собиралась скрывать и призналась бы, как с тобой, набравшись смелости. Но лучше это буду я, чем кто-то другой.

Хавьер несколько минут боролся с собой, и лишь когда я заверила его, что Диего узнает о сыне буквально завтра, сдался и махнул рукой.

– Хорошо, Ана. Это твой сын и твой муж, тебе и решать, как лучше. А с матерью пусть Ди сам разбирается.

Такой подход порадовал и меня: разговаривать хоть о чем-то с Габриэллой Солер мне категорически не хотелось.

А для разговора с Диего я успела морально подготовиться. Практически всю ночь не спала, размышляя о том, что узнала от Хавьера. Я не представляла, какого это: забыть все, что с тобой когда-то происходило, но постепенно злость, которая еще жила во мне с момента появления Ди, сошла на нет. И слова, что он сказал на моем дне рождении, воспринимались теперь иначе.

Диего забыл про мой день рождения не потому, что вычеркнул меня из своей жизни, а потому что забыл вообще все. И не по своей воле. Сложно обвинять во всем человека с такой обширной амнезией.

Невольно в моем сознании проскальзывали крамольные мысли, подсказанные Хавьером, о том, что, может быть, если я чуть-чуть напомню Ди о себе, он меня вспомнит? Или полюбит заново, ведь такое тоже возможно?

Но настоящим откровением стало даже не то, что я в принципе допускала подобные мысли. А то, что я действительно хотела их проверить в действительности. Ведь Хави так и сказал: Ди не помнит меня, по помнит ощущения. А ощущения – это почти чувства, верно?

Я не хотела обнадеживаться, но все равно это делала. Полночи крутилась в постели, боясь потревожить сына, но больше растревожила собственные раны на сердце, которые, как мне казалось, давно зарубцевались. Нет, и тут самообман.

Я все еще любила Диего. Возможно, с годами эта любовь чуть потеряла свою яркость, или просто затмевалась на фоне чувств к сыну, но она совершенно точно все еще жила во мне. Поэтому я ревновала Ди к его адвокатше. Поэтому меня так задевал тот факт, что Диего забыл про мой день рождения. Поэтому холод в его глазах причинял мне почти физическую боль.

Поэтому, я наконец-то это поняла, мои чувства к Диего нельзя заменить чувствами к кому-то другому. Даже если бы звезды сошлись, и за эти годы я бы встретила кого-то, кого мне захотелось видеть рядом с собой всегда, этот мужчина не занял бы место Ди в моем сердце. Ведь он – отец моего ребенка, моего сына. Первенца. Моя первая настоящая любовь. Такое не забывается.

Это и позволило мне набраться решимости, чтобы рассказать о Саше. И отношение Хави, конечно: я верила, что раз младший Солер воспринял появление четырехлетнего члена семьи положительно, то и от Диего мне стоит ждать если не такой же, то хотя бы похожей реакции. Ведь среди них двоих за внезапные эмоциональные взрывы отвечал именно Хавьер.

Мои планы нашли поддержку со стороны адвоката. Максим Геннадьевич выслушал меня, периодически кивая головой и задавая уточняющие вопросы, а после еще раз напомнил, как именно стоит себя вести в присутствии мужа и его адвоката, даже несмотря на то, что наш вчерашний разговор на эту тему я прекрасно помнила.

– Поменьше эмоций, Анна Леонидовна, – заметив, как к нашему столику в сопровождении официанта идут Диего с Еленой, напомнил Шах. – Я знаю, что это сложно, но постарайтесь максимально держать себя в руках, даже если ваш муж позволит себе то, что вам не понравится.

Я могла лишь кивать, ущутив, как с каждым шагом, на который сокращается расстояние между мой и Диего, испаряется моя уверенность. Ди не изменял себя: на нем снова красовался деловой костюм, на этот раз глубокого темно-синего оттенка, моего любимого. Белоснежная рубашка с неизменно расстегнутой верхней пуговицей удачно оттеняла смуглость кожи, а отсутствие галстука превращало сеньора Солер в ходячую рекламу тестостерона.

Господи, почему он не располнел, не полысел и не потерял половину зубов, а остался таким же красивым? Может, мне было бы легче, растеряй Диего хоть немного своей темпераментной красоты.

Нет, не стало бы легче, напоминал внутренний голос. Ведь любила я Ди вовсе не за внешность, а за то, что жило у него внутри. Но осталось ли оно там после потери памяти?

Елену я успела рассмотреть лишь тогда, когда она остановилась рядом со столиком. Все такая же худая, на этот раз в черном строгом платье и с забранными в хвост волосами. Деловая стерва, ни больше, ни меньше. Я лишь кивнула ей в качестве приветствия, пока Шах пожимал руку ей и моему мужу.

– Ана, – поздоровался со мной Ди, опускаясь за стол напротив. Рядом с ним на диван опустилась Елена.

– Привет, – не осталась в долгу я.

На что-то более осмысленное меня не хватило. У меня была заготовлена целая речь, но сейчас, когда Диего сидел напротив и смотрел на меня своими знакомыми, но чужими голубыми глазищами, я могла думать лишь о том, что мое сердце бьется слишком громко и, возможно, его прекрасно слышно с другого конца стола.

– Что же, – когда пауза затянулась, роль ведущего в этой беседе взял на себя мой адвокат, за что я была ему безгранично благодарна. – Мы пригласили вас на эту встречу, чтобы проговорить некоторые моменты касательно имущественных вопросов перед расторжением брака.

Ди перевел взгляд на Шаха, и мне стало чуточку легче дышать. Трясущимися руками я подтянула поближе свой стакан с заранее заказанной водой и сделала жадный глоток, пока Максим Геннадьевич на чистом испанском излагал нашу позицию.

– Моя клиентка не претендует на имущество своего супруга, полученное за пять лет брака. В свою очередь у сеньоры Солер в России имеется квартира, автомобиль и земельный участок, которые она бы хотела сохранить за собой после развода.

В прошлом году мы с Сашей из нашей уютной двушки переехали в более просторную трешку. В эту квартиру я вложила всю себя, там каждая мелочь была продумана и прочувствована. Мама, впервые перешагнув порог, задумчиво протянула, что где-то подобное она уже видела, а Лерка лишь бросила на меня задумчивый взгляд. Да, ведь она провела на нашей с Ди вилле куда больше времени, чем мои родители.

Просторная белая кухня, гостиная с панорамными окнами и искусственным камином. Спальня в морских оттенках. Не специально, но я практически полностью скопировала цветовую гамму дома, где была счастлива, пусть и недолго. И я не видела в этом ничего плохого. В той квартире, в отличие от Испании, мне было уютно, и никаких тяжелых воспоминаний. Все новое, чистое в плане эмоций. Лишь для меня и моего сына.

Участок же… участок взяла по настоянию Паши. Он все грезил мечтой однажды переехать жить за город и собирался строить дом, Лера планировала заняться дизайном, но это было в те времена, когда она им еще увлекалась. И меня уговорили купить землю по соседству, так сказать, на будущее.

А вот в машинах, в отличие от Ди, я предпочитала дерзкие кроссоверы, а не огромные джипы, поэтому тут обвинять меня в копировании прошлого было нельзя.

И все это было моим, заработанным и выстраданным. В случае с землей, правда, мне еще лет шесть страдать, пока не закрою кредит, но это уже только мои проблемы.

Все это я хотела однажды оставить сыну. Подрастёт, я переду за город, чтобы не мешать его взрослой жизни. Да, немного идеалистический план, но я в него верила и очень не хотела, чтобы он развалился из-за такого отвратительного действия, как развод.

– Мы готовы внести это в имущественный договор, – сухо и по-деловому произнесла Елена.

Это ее «мы» меня безумно бесило, ведь я понимала, что под ним скрываются не только отношения между доверителем и его адвокатом. Хотелось съязвить, но я боялась обозначить этим свою слабость. Да и Максим Геннадьевич просил держать эмоции при себе, поэтому я молчала.

– Если вопрос только в этом, я могу подготовить бумаги в течение дня, – продолжила Мартинез общаться с моим адвокатом. – И уже завтра сможем подписать все у нотариуса.

Я все-таки тихо хмыкнула себе под нос, но судя по тому, как в меня стрельнули сразу два адвокатских взгляда, вышло не так бесшумно, как мне казалось изначально.

Но вот зачем она так спешит? Неужели настолько неймется выскочить за Ди замуж? Или у них уже все готово – ресторан, свадебное платье, гости – и не хватает только моей скромной подписью под документами о разводе?

Невольно скользнула взглядом на руку Елены. Там были кольца, но не на том пальце, где носят обручальное. Значит, нет? Просто у кого-то часики тикают?

– На самом деле, это не все, – отвлек меня от изучения чужого маникюра уверенный голос Шаха. – Есть еще одна тема, которую моя клиентка хотела бы обсудить со своим мужем.

Я видела, как на слове «муж» Елена поджала губы. Но даже удовлетворения не испытала, ведь прекрасно знала, к чему именно подталкивает меня Максим Геннадьевич.

А я все еще не была готова. И эта вопросительно приподнятая бровь на лице Диего не предавала уверенности от слова совсем.

Он всегда так делал, когда я заявляла, что нам нужно поговорить. Не важно, о чем именно: о цвете подушек, о меню на ужин или о текущем кране в ванной. Ди всегда поднимал вверх левую бровь и совсем чуть-чуть – левый уголок губ, создавая это выражение лёгкой насмешки. Мол, что такого, женщина, ты можешь мне сказать, чего я не знаю? Ведь он всегда и все знал лучше всех.

Сейчас полуулыбки не было, но я вполне могла себе ее дорисовать. И в груди снова болезненно заныло.

– Мы внимательно слушаем, – прилетело слева, вырвав меня из образов прошлого.

Опять это настойчивое «мы»! И что, мне им так и отвечать – поздравляю, вы стали отцом?

Нет, этот разговор не для посторонних. Поэтому я уверенно встречала взгляд Ди и просила по-русски:

– Наедине.

К левой брови присоединилась и правая, но Диего быстро кивнул и обернулся к своей адвокатше, чтобы попросить оставить нас на пару минут. Елену такой расклад явно не устраивал, но она молча поднялась на ноги. Моего адвоката даже просить не пришлось, и спустя несколько секунд мы с Ди остались одни за столом.

Глава 25

Я молчала. Сначала ждала, пока пара адвокатов отсядет подальше. Потом – когда мимо пройдёт официант. Дальше оправдания закончились, и я честно призналась, что не знаю, как начать этот разговор. Все заготовленные фразы, все настрои сбились в кучу и со скоростью света вылетели из головы, оставляя там пустоту. Полный штиль, ни одной мысли. Только руки тряслись, и я спрятала их под столом.

– Сейчас, – выдохнула и прикрыла глаза, лишь бы не видеть голубых океанов, направленных на меня. – Соберусь с мыслями.

Диего ничего не ответил, но и не возмущался, явно давая мне время. Но сколько его нужно, этого времени, чтобы решиться? Это в мыслях легко произнести «у тебя есть сын», а в реальности горло сдавило, язык прилип к небу, а рот лишь безвольно открывался, чтобы через секунду закрыться.

Поняв, как глупо это смотрится со стороны, я тихим стоном признала собственный провал.

– Буквально минутку, – просипела, спрятав лицо в ладонях. Не уверена, что Диего меня понял, если вовсе услышал, поэтому почти не удивилась, когда с той стороны стола раздался вопрос:

– Что происходит, Ана? У тебя все в порядке?

Нет, хотелось мне кричать, ничего не может быть в порядке, когда ты обращаешься ко мне по имени из прошлого. И мне приходилось бороться с желанием попросить Диего никогда больше меня так не называть или наоборот – называть почаще. Ведь когда мое испанское имя произносили именно эти испанские губы, внутри становилось теплее. Болезненно, но теплее.

– Ана?

Тело прошибло молнией, когда до моего локтя дотронулись мужские пальцы. Я опустила руки, чтобы посмотреть в глаза Диего, но увидела в них искренние непонимание и переживания и окончательно убедилась, что ничего не смогу произнести.

Рядом завибрировал входящим уведомлением мой телефон. Перевела взгляд на него, и голову пронзило догадкой, когда на экране мигнуло установленное на заставку фото сына.

Да, я не смогу сказать. Но смогу показать.

Не давая себе времени на раздумья, я разблокировала мобильник и зашла в последние фото. Даже не выбирала особо, остановившись на вчерашнем, и повернула телефон в сторону Диего, давая и ему рассмотреть снимок. А на нём Саша в съехавшей набекрень кепке и зелёных плавках улыбался, стоя по колено в морской воде.

Диего не сразу опустил взгляд. Сначала нахмурился, глядя на меня, потом все-таки посмотрел в экран. Не понял, я отчётливо видела это в его глазах, поэтому через силу выдавила из себя:

– Это Саша. Александр, – быстро добавила. Вышло сумбурно, потому что на половине слова я сообразила, что Ди может и не помнить, что именно так собирался назвать своего сына. – Ему четыре. Летом исполнится пять. Ему очень нравится море и футбол, он любит рисовать, играть в шахматы и печь печенье. Ходит в детский сад и трижды в неделю занимается испанским.

Не знаю, зачем вывалила на Диего столько информации за раз. Но хотелось говорить и говорить, об увлечениях, о желаниях сына, о его друзьях в детском саду, о приходящей няне. Но не о том, кем именно Саша приходился сидящему напротив мужчине.

А тот все смотрел – очень внимательно, пристально. Хмурился еще сильнее, отчего меж бровей появилась глубокая складка – раньше она была куда менее заметной. Я почти слышала, как со скрипом крутились шестеренки в голове Диего, подталкивая хозяина к единственно верному выводу. Но молчание затягивалось.

В какой-то момент Ди потянулся вперед и увеличил изображение двумя пальцами. Лицо, я увидела, что он рассматривал лицо нашего сына, и вполне могла догадаться, что именно в нем видел мой муж. Но вдруг Диего не помнил себя маленького? Он никогда не любил детские фото и при мне никогда их не пересматривал. Захотел ли он этого после подчистившей его воспоминания амнезии?

Может ли быть, что Диего на самом деле сейчас не понимал, что именно я хотела ему сказать?

Я всегда считала его самым умным человеком на свете. Восемь языков, научная степень по политологии. Ди прекрасно разбирался в инвестициях, юриспруденции, управлении активами и налогами. Мог с закрытыми глазами перебрать двигатель своей лодки. Рядом с ним я всегда чувствовала себя маленькой глупой девочкой и часто не понимала, что именно он во мне нашел. Мы были разные – совсем. Из разных миров, из разных сословий, если можно так сказать, с разными увлечениями. У нас совпадали только взгляды на жизнь – на нашу общую жизнь, да и то не во всех аспектах, как оказалось.

Но все равно Диего был для меня примером для подражания. Гарантом безопасности, олицетворением уверенности, стеной, в надежности которой я не сомневалась ни минуты. И да, он всегда, все и обо всем знал.

Неужели сейчас не догадался?

Тут ведь даже провидцем быть не нужно. Да и фотографии маленького Ди тоже не нужны. Он ведь смотрелся утром в зеркало? Мог представить себя без бороды и моложе на тридцать лет? Так вот он, результат этого представления, смотрел на Диего с экрана моего телефона.