
Полная версия
Любовь, которую ты вспомнишь
– Хороший человек не пропадает на пять лет и не скрывает от своей жены, что он жив, – обрубил меня Максим Геннадьевич. Мне не понравилась категоричность в его словах, но я не успела возмутиться, как получила еще один уверенный взгляд глаза в глаза. – Я догадываюсь, что у вас еще остались какие-то чувства к мужу, Анна Леонидовна, не важно, позитивные или нет. Но давайте мы с вами на берегу решим, что мы идем на развод, боремся за ребенка и собственные сбережения. Это не война, но сражение. И тут не место лишним эмоциям.
Мне потребовалось время, чтобы принять эту мысль и согласиться с ней. Собственные сбережения меня не сильно волновали, в отличие от судьбы Саши – за эти дни я успела начитаться историй, в которых муж-иностранец оставлял ребенка себе, иной раз не имело значения даже то, что малыш мог не знать языка отца. А я, как на зло, водила Сашу на дополнительные занятия испанским. Хотела, чтобы он был ближе к отцу. Кто же знал, что все так обернется.
Глава 22
С адвокатом мы провели еще пару часов. Максим Геннадьевич дотошно расспрашивал мне о Диего и нашем браке, делал какие-то пометки в блокноте и давал советы, как себя вести и что делать. В его присутствии я позвонила Ди и договорилась встретиться завтра вместе с адвокатами, но не у нотариуса, а пока лишь в ресторане, чтобы обсудить новые обстоятельства. Диего явно не понял, о чем идет речь, но согласился. На этом мы с Шахом и расстались.
После этого я забрала Сашу из бассейна и отвела на море. Мой ребенок был от него в восторге! Мог часами плескаться в воде, прыгать по волнам и копаться в песке. Приходилось постоянно следить, чтобы он не обгорел и не потерял кепку, которую Саша оставлял уже везде, где только можно.
А после мы пообедали, и измученный солнцем и активностями ребенок отправился спать. Лера как раз собиралась прогуляться по рынку, когда в дверь нашего номера постучали.
– Ты что-то заказывала? – поинтересовалась сестра и отправилась открывать, когда я отрицательно качнула головой. – Хм. Ань, это к тебе.
На пороге стоял Хавьер. Непривычно хмурый, но привычно в джинсах и обтягивающей черной майке.
– Привет, – поздоровался он, когда я разрешила ему войти. – Есть разговор.
Да я уже поняла, что это не праздный визит вежливости. Поняла и Лера, задержавшаяся на пороге.
– Мне остаться? – с готовностью поинтересовалась она.
Знаю, что она осталась бы, если бы я попросила. Но Лера и так вместо отдыха большую часть времени проводила в качестве няньки моего сына, и мне было совестливо лишать ее такой мелочи, как прогулка в одиночестве.
– Все нормально, иди.
Я даже изобразила улыбку, в которую сестра, ясное дело, не поверила. Но все-таки клюнула меня в щеку, попросила звонить если что и ушла, оставляя нас с Хави одних, если не считать спящего в соседней комнате Саши.
– Могу предложить тебе чай, если хочешь, – произнесла я, рукой указывая в сторону дивана, а сама опустилась в кресло напротив.
– Нет, спасибо, – отказался Хави. Он последовал моему примеру и сел, широко расставив ноги, в которые уперся локтями. На меня Солер не смотрел, изучал сцепленные в замок руки.
На привычного Хавьера сидящий напротив мужчина походил мало. Хави, которого я помнила, много говорил и постоянно улыбался, шутил по поводу и без и никогда не выглядел серьезным, даже когда общался с клиентами или решал рабочие вопросы. Сейчас же его брови сведены, пальцы крепко сжаты. Да и вся поза буквально кричит о том, что Хавьер крайне собран.
Все это меня пугало до такой степени, что я тоже начала хмуриться, но вряд ли Солер это заметил. Он молчал так долго, что я начала ерзать на сидении, чувствуя себя все более и более неуютно. Но когда я уже решилась уточнить, что же привело Хавьера ко мне, он сам заговорил.
– Я никак не мог выкинуть из головы то, что ты сказала мне в машине, что якобы Диего умер. Прости, но я не поверил, что кто-то из нас мог сообщить тебе такое.
Я шумно вздохнула и выдохнула. Логично, что Хавьер захотел поговорить об этом. И, наверное, в другой раз я бы попыталась перед ним оправдаться, но встреча с адвокатом еще была свежа в моей памяти, и я очень боялась своими оправданиями сделать хуже. Считать всех врагами было тяжело, но ради сына я готова постараться.
– Я помню, как общался с твоей сестрой в то время, – продолжил меж тем Хави, уводя взгляд в сторону висевшего на противоположной стене телевизора. Выключенного, так что вряд ли мужчина увлекся происходящим на экране: скорее, просто не желал смотреть на меня. – Это было тяжело, у нее отвратительный испанский.
– Это был онлайн-переводчик, – не смогла удержаться и не защитить Леру.
Хавьер скупо улыбнулся, снова опуская взгляд в пол.
– Я так и подумал. Обычно она спрашивала, есть ли новости, а я писал ей «нет». А потом однажды она позвонила, – Хави шумно сглотнул после своих слов и заставил меня тем самым собраться. Вот зачем он пришел, шептал внутренний голос. Вот что я должна была услышать. – Это было раннее утро, я всю ночь провел в больнице, голова совсем не соображала. Она что-то кричала в трубку на ломаном испанском, я никак не мог разобрать. Услышал только «Диего» и на автомате сказал ей «Да» и бросил трубку.
Что же, теперь понятно, как именно Лера получила подтверждение о смерти Ди. Она просто не смогла сформулировать правильно фразу, а Хавьер не смог ее верно истолковать. А для того, чтобы перевести sí[1], знаний моей сестры вполне хватило.
– Прости, Ана, – Хави все-таки набрался смелости и поднял на меня знакомые голубые глаза. В них стояло раскаяние. – Я даже подумать не мог, что все обернется так. Если бы я проявил хоть немного терпения и понимания, мы могли бы избежать этой путаницы.
Я слабо улыбнулась, но отрицательно покачала головой.
– Мне не за что тебя прощать, Хави. Не твои слова заставили нас поверить, просто твое «да» невовремя пришлось к месту.
К тому моменту, как Лера до него дозвонилась, я уже была в больнице, так что избежать ничего бы не удалось. Но говорить об этом Хавьеру я не стала – зачем культивировать в нем еще большее чувство вины?
– Поэтому я поговорил вчера с матерью, – продолжил меж тем Хави, заставляя меня содрогаться от одной мысли о сеньоре Солер. Вот уж с кем встречаться мне совершенно не хотелось. – Она отказывалась до последнего, но я прижал ее к стенке, и она показала сообщение, которое отправила тебе. Ана, это… ужасно. У меня просто нет слов, чтобы оправдать ее поступок, потому что все было совсем не так!
Я невесело усмехнулась.
– Если честно, я не вижу смысла сейчас выяснять это, – я развела руками, демонстрируя показное равнодушие. – Ничего уже не изменить.
– Нет, это важно, Ана! – Хави даже придвинулся ко мне ближе, пересев на самый край дивана. Если бы мог, точно взял бы меня за руку, но тянуться через журнальный столик Солер не стал. – Ты должна знать правду.
Стоило признать, что знать мне действительно хотелось. Хотя бы для того, чтобы потом, в будущем, иметь возможность оправдаться перед своим сыном. Да и столько решимости было в голубых глазах, что я просто не могла отказаться.
Поэтому лишь кивнула, позволяя Хавьеру продолжать. На секунду мне показалось, что согласие подарило мужчине облегчение, и сейчас я увижу перед собой привычного Хави, веселого и беззаботного, но нет: ощущение продлилось не дольше двух ударов сердца, и Солер вновь стал серьезным и собранным.
– Мы нашил Диего спустя два месяца, – снова сцепив руки, Хави устремил взгляд в окно справа. – В одной деревне на юге. Случайно повезло, в соцсетях наткнулись на пост, где искали родственников для мужчины, потерявшего память.
Холодные мурашки побежали вверх по позвоночнику. Он ведь сказал «потерявшего память»? Я правильно перевела?
– Это был Ди? – тихим голосом поинтересовалась я, все еще надеясь на огрехи перевода.
– Да. Его яхта… этот придурок забыл провести техосмотр, и когда он уезжал в ту ночь, так резко стартанул, электроника окончательно отрубилась, и двигатель заклинило. «Жемчужина» не могла затормозить, пока не закончилось топливо, а после этого Диего полез ее чинить, но поскользнулся и упал, ударившись головой.
С каждым словом внутри меня поднимался страх. Нет, обжигающий мороз. Медленно он промораживал внутренности и устремлялся выше, к самому сердцу. А лучше бы сразу морозил мозги, чтобы я не могла в красках рисовать себе картины того, о чем говорил младший из братьев Солер.
– Мы не могли с ним связаться, и яхта дрейфовала в открытом море все дальше и дальше от берега. Пока ее не заметил один из рыбаков. – Голос Хави замедлялся, между словами паузы становились все длиннее. Не потому, что Солер не мог подобрать слов. Я понимала, что сейчас он заново проживал тот момент: когда никто из нас ничего не знал о судьбе Диего. Тогда я малодушно сбежала, позволив Лере увезти меня, а Хавьер остался за главного. И, зная его мать и сестер, я искренне сомневаюсь, что ему хоть кто-то помогал. – Пришвартовался, увидел бездыханного Диего, привез его в свою деревню в больницу. К тому моменту Ди провел в отключке не меньше двух суток. Плюс переохлаждение… когда его привели в чувство, Диего ничего не помнил, даже своего имени. Поэтому мы так долго не могли его найти, пока не появился тот пост.
Меня почти трясло от внутреннего холода, и я обхватила себя руками, пытаясь согреться. Но оказалось, что это был далеко не конец.
– Скажу честно, я в тот момент не думал о тебе или матери, – неожиданно признался Хави. На меня он так и не посмотрел: его глаза бегали по комнате, не задерживаясь на чем-то конкретном. – Я занимался перевозкой, разговаривал с врачами, устраивал Ди в клинику. Смог выдохнуть, только когда его осмотрел найденный мной доктор. И… это было ужасно, Ана, – Хави покачал головой. Пусть я не видела его лица целиком, только склонившуюся макушку, это не мешало мне прочувствовать боль Хавьера. И не мешало представить, как бы чувствовала себя я, окажись на его месте. – Диего смотрел на нас как на чужих, хмурился, не признавал никого. На имя свое почти не реагировал! Нам тогда не давали никаких гарантий, что он вспомнит хоть что-то, его память была как чистый лист. Мы были подавлены и шокированы. Врач тогда сказал, что Ди нужен отдых и покой. И положительные эмоции. Только тогда я и подумал про тебя, Ана. Ведь ты для него и была теми самыми положительными эмоциями.
Я уже догадывалась, что услышу дальше. И все равно, когда Хави озвучил мои мысли, в душе поселилась горечь и злоба.
– Я собрался позвонить тебе, но мать отговорила. Знаешь, она может быть очень убедительной, когда чего-то хочет, – грустно усмехнулся Хавьер. – Заявила, что мне тоже не мешало бы отдохнуть, что я выгляжу отвратительно и что нечего мне решать все самому. Пообещала, что свяжется с тобой сама, и даже при мне набрала твой номер. Ты не ответила, и мама пообещала позвонить позже. Я ей поверил, Ана. Порадовался, что наконец она взялась за голову и делает хоть что-то полезное. А на утро она сообщила, что ты не хочешь с нами общаться. Я тут же набрал тебе, но ты не брала трубку. Зато твоя сестра… она очень долго на меня кричала, а в конце трижды повторила, чтобы мы все держались от тебя подальше. Я надеялся, что это недоразумение, и ты все объяснишь, но…
Хавьер ненадолго замолчал, будто давая мне время осмыслить сказанное. Но что тут было осмыслять? Я с самого начала знала, что сеньора Солер меня не любит. Просто не осознавала, что настолько. И да, я действительно в тот период своей жизни не хотела знать никого из семейства Солер. А Валерия не хотела их знать до сих пор. Поэтому я вполне могла себе представить, что во время того разговора сестра наговорила сидящему рядом мужчине. Все то, что я не решалась высказать собственной свекрови – не удивлюсь, если ради этого разговора Лера взяла пару уроков испанского.
– Если бы я только знал, что она тебе напишет, – Хави покачал головой и наконец-то посмотрел в мою сторону. В его глазах я заметила блеснувшие слезы. – Это очень жестоко, Ана. Я понимаю, почему ты решила, что Ди умер. Я на твоем месте подумал бы так же. Но то, что так поступила с тобой моя мать… я не могу найти ей оправданий.
– Я никогда ей не нравилась, – желая успокоить хоть чем-то мужчину, прошептала я.
– Я не воспринимал это всерьез. Никто не воспринимал, все думали, что она поревнует немного и смирится. Но когда вчера я вынудил ее признаться и сказал, что ее слова заставили тебя поверить в смерть Диего, она лишь пожала плечами и сказала, что так даже лучше.
О, вот это вполне в духе сеньоры Солер, я даже не удивлена.
– Она – мать, – зачем-то попыталась я оправдать эту эгоистичную женщину. Наверное, потому что теперь и сама знала, что такое любовь матери к своему сыну – она всеобъемлющая, многогранная, необъятная. И это большая работа над собой в первую очередь, не выходить в этой любви за рамки разумного.
Очевидно, сеньора Солер с этим не справилась.
– Она всегда любила Диего слишком сильно, – задумчиво проговорил Хавьер, уперевшись взглядом в пол. В его словах было столько затаенной боли, что сразу стало ясно: гиперлюбовь матери к старшему сыну мешала жить не только Ди, но еще и Хави, которому этой любви как раз недоставало. – Это ненормальная любовь, Ана. Так нельзя. Любая мать хочет, чтобы ее дети были счастливы, даже если это счастье будет не рядом с ее юбкой. Но не наша. Она до сих пор уверена, что Диего будет лучше исключительно рядом с ней.
Что же тогда она позволяет ему жениться на своей адвокатше, хотелось кричать мне, но я промолчала. Лишь пересела на диван к Хави и положила ему руку на плечо.
– Все нормально, – произнесла я самую частую ложь на свете. Ничего не было нормально, ни у меня, ни у Диего, ни у Хавьера. Но это именно то, что в таких моментах мы желаем услышать больше всего. – Спасибо, что поделился. Мне правда многое стало ясно. Но это все уже не важно.
– Разве? – вдруг вскинулся Хави так резко, что я даже отстранилась. – Тогда почему ты плачешь, Ана?
В доказательство он провел большим пальцем по моей щеке и продемонстрировал собранную на подушечке влагу. Оказывается, я действительно плакала. А ведь думала, что слезы давно закончились.
– Не важно, – повторила я и отвернулась, вытирая влажные щеки.
Я сама себе не могла объяснить, о чем или о ком я плачу. О своей загубленной судьбе? О маленьком мальчике, оставшимся без отца? Или о другом мальчике, которому не хватало матери? О Диего, у которого судьба отобрала самого себя?
Возможно, я плакала обо всем сразу. Но слезы давно уже не приносили мне облегчения.
[1] Да (исп.)С адвокатом мы провели еще пару часов. Максим Геннадьевич дотошно расспрашивал меня о Диего и нашем браке, делал какие-то пометки в блокноте и давал советы, как себя вести и что делать. В его присутствии я позвонила Ди и договорилась встретиться завтра вместе с адвокатами, но не у нотариуса, а пока лишь в ресторане, чтобы обсудить новые обстоятельства. Диего явно не понял, о чем идет речь, но согласился. На этом мы с Шахом и расстались.
После этого я забрала Сашу из бассейна и отвела на море. Мой ребенок был от него в восторге! Мог часами плескаться в воде, прыгать по волнам и копаться в песке. Приходилось постоянно следить, чтобы он не обгорел и не потерял кепку, которую Саша оставлял уже везде, где только можно.
А после мы пообедали, и измученный солнцем и активностями ребенок отправился спать. Лера как раз собиралась прогуляться по рынку, когда в дверь нашего номера постучали.
– Ты что-то заказывала? – поинтересовалась сестра и отправилась открывать, когда я отрицательно качнула головой. – Хм. Ань, это к тебе.
На пороге стоял Хавьер. Непривычно хмурый, но привычно в джинсах и обтягивающей черной майке, правда, на этот раз однотонной.
– Привет, – поздоровался он, когда я разрешила ему войти. – Есть разговор.
Да я уже поняла, что это не праздный визит вежливости. Поняла и Лера, задержавшаяся на пороге.
– Мне остаться? – с готовностью поинтересовалась она.
Знаю, что она осталась бы, если бы я попросила. Но Лера и так вместо отдыха большую часть времени проводила в качестве няньки моего сына, и мне было совестливо лишать ее такой мелочи, как прогулка в одиночестве.
– Все нормально, иди.
Я даже изобразила улыбку, в которую сестра совсем не поверила. Но все-таки клюнула меня в щеку, попросила звонить если что и ушла, оставляя нас с Хави одних, если не считать спящего в соседней комнате Саши.
– Могу предложить тебе чай, если хочешь, – произнесла я, рукой указывая в сторону дивана, а сама опустилась в кресло напротив.
– Нет, спасибо, – отказался Хави. Он последовал моему примеру и сел, широко расставив ноги, в которые уперся локтями. На меня Солер не смотрел, изучал сцепленные в замок руки.
На привычного Хавьера сидящий напротив мужчина походил мало. Хави, которого я помнила, много говорил и постоянно улыбался, шутил по поводу и без и никогда не выглядел серьезным, даже когда общался с клиентами или решал рабочие вопросы. Сейчас же его брови сведены, пальцы крепко сжаты. Да и вся поза буквально кричала о том, что Хавьер был крайне собран.
Все это меня пугало до такой степени, что я тоже начала хмуриться, но вряд ли Солер это заметил. Он молчал так долго, что я начала ерзать на сидении, чувствуя себя все более и более неуютно. Но когда я уже решилась уточнить, что же привело Хавьера ко мне, он сам заговорил.
– Я никак не мог выкинуть из головы то, что ты сказала мне в машине, что якобы Диего умер. Прости, но я не поверил, что кто-то из нас мог сообщить тебе такое.
Я шумно вздохнула и выдохнула. Логично, что Хавьер захотел поговорить об этом. И, наверное, в другой раз я бы попыталась перед ним оправдаться, но встреча с адвокатом еще была свежа в моей памяти, и я очень боялась своими оправданиями сделать хуже. Считать всех врагами было тяжело, но ради сына я согласна постараться.
– Я помню, как общался с твоей сестрой в то время, – продолжил меж тем Хави, уводя взгляд в сторону висевшего на противоположной стене телевизора. Выключенного, так что вряд ли мужчина увлекся происходящим на экране: скорее, просто не желал смотреть на меня. – Это было тяжело, у нее отвратительный испанский.
– Это был онлайн-переводчик, – не смогла удержаться и не защитить Леру.
Хавьер скупо улыбнулся, снова опуская взгляд в пол.
– Я так и подумал. Обычно она спрашивала, есть ли новости, а я писал ей «нет». А потом однажды она позвонила, – Хави шумно сглотнул после своих слов и заставил меня тем самым собраться. Вот зачем он пришел, шептал внутренний голос. Вот что я должна была услышать. – Это было раннее утро, я всю ночь провел в больнице, голова совсем не соображала. Она что-то кричала в трубку на ломаном испанском, я никак не мог разобрать. Услышал только «Диего», на автомате сказал ей «Да» и бросил трубку.
Что же, теперь понятно, как именно Лера получила подтверждение о смерти Ди. Она просто не смогла сформулировать правильно фразу, а Хавьер не смог ее верно истолковать. А для того, чтобы перевести sí [Да (исп.)], знаний моей сестры вполне хватило.
– Прости, Ана, – Хави все-таки набрался смелости и поднял на меня знакомые голубые глаза. В них стояло раскаяние. – Я даже подумать не мог, что все обернется так. Если бы я проявил хоть немного терпения и понимания, мы могли бы избежать этой путаницы.
Я слабо улыбнулась, но отрицательно покачала головой.
– Мне не за что тебя прощать, Хави. Не твои слова заставили нас поверить, просто твое «да» невовремя пришлось к месту.
К тому моменту, как Лера до него дозвонилась, я уже была в больнице, так что избежать ничего бы не удалось. Но говорить об этом Хавьеру я не стала – зачем культивировать в нем еще большее чувство вины?
– Поэтому я поговорил вчера с матерью, – продолжил меж тем Хави, заставляя меня содрогаться от одной мысли о сеньоре Солер. Вот уж с кем встречаться мне совершенно не хотелось. – Она отказывалась до последнего, но я прижал ее к стенке, и она показала сообщение, которое отправила тебе. Ана, это… ужасно. У меня просто нет слов, чтобы оправдать ее поступок, потому что все было совсем не так!
Я невесело усмехнулась.
– Если честно, я не вижу смысла сейчас выяснять это, – я развела руками, демонстрируя показное равнодушие. – Ничего уже не изменить.
– Нет, это важно, Ана! – Хави даже придвинулся ко мне ближе, пересев на самый край дивана. Если бы мог, точно взял бы меня за руку, но тянуться через журнальный столик Солер не стал. – Ты должна знать правду.
Стоило признать, что знать мне действительно хотелось. Хотя бы для того, чтобы потом, в будущем, иметь возможность оправдаться перед своим сыном. Да и столько решимости было в голубых глазах, что я просто не могла отказаться.
Поэтому лишь кивнула, позволяя Хавьеру продолжать. На секунду мне показалось, что согласие подарило мужчине облегчение, и сейчас я увижу перед собой привычного Хави, веселого и беззаботного, но нет: ощущение продлилось не дольше двух ударов сердца, и Солер вновь стал серьезным и собранным.
– Мы нашил Диего спустя два месяца, – снова сцепив руки, Хави устремил взгляд в окно справа. – В одной деревне на юге. Случайно повезло, в соцсетях наткнулись на пост, где искали родственников для мужчины, потерявшего память.
Холодные мурашки побежали вверх по позвоночнику. Он ведь сказал «потерявшего память»? Я правильно перевела?
– Это был Ди? – тихим голосом поинтересовалась я, все еще надеясь на огрехи перевода.
– Да. Его яхта… этот придурок забыл провести техосмотр, и когда он уезжал в ту ночь, так резко стартанул, что электроника окончательно отрубилась, и двигатель заклинило. «Жемчужина» не могла затормозить, пока не закончилось топливо, а после этого Диего полез ее чинить, но поскользнулся и упал, ударившись головой.
С каждым словом внутри меня поднимался страх. Нет, обжигающий мороз. Медленно он промораживал внутренности и устремлялся выше, к самому сердцу. А лучше бы сразу морозил мозги, чтобы я не могла в красках рисовать себе картины того, о чем говорил младший из братьев Солер.
– Мы не могли с ним связаться, и яхта дрейфовала в открытом море все дальше и дальше от берега. Пока ее не заметил один из рыбаков. – Голос Хави замедлялся, между словами паузы становились все длиннее. Не потому, что Солер не мог подобрать слов. Я понимала, что сейчас он заново проживал тот момент: когда никто из нас ничего не знал о судьбе Диего. Тогда я малодушно сбежала, позволив Лере увезти меня, а Хавьер остался за главного. И, зная его мать и сестер, я искренне сомневалась, что ему хоть кто-то помогал. – Пришвартовался, увидел бездыханного Диего, привез его в свою деревню в больницу. К тому моменту Ди провел в отключке не меньше двух суток. Плюс переохлаждение… когда его привели в чувство, Диего ничего не помнил, даже своего имени. Поэтому мы так долго не могли его найти, пока не появился тот пост.
Меня почти трясло от внутреннего холода, и я обхватила себя руками, пытаясь согреться. Но оказалось, что это был далеко не конец.
– Скажу честно, я в тот момент не думал о тебе или матери, – неожиданно признался Хави. На меня он так и не посмотрел: его глаза бегали по комнате, не задерживаясь на чем-то конкретном. – Я занимался перевозкой, разговаривал с врачами, устраивал Ди в клинику. Смог выдохнуть, только когда его осмотрел найденный мной доктор. И… это было ужасно, Ана, – Хави покачал головой. Пусть я не видела его лица целиком, только склонившуюся макушку, это не мешало мне прочувствовать боль Хавьера. И не мешало представить, как бы чувствовала себя я, окажись на его месте. – Диего смотрел на нас как на чужих, хмурился, не признавал никого. На имя свое почти не реагировал! Нам тогда не давали никаких гарантий, что он вспомнит хоть что-то, его память представляла собой чистый лист. Мы были подавлены и шокированы. Врач тогда сказал, что Ди нужен отдых и покой. И положительные эмоции. Только тогда я и подумал про тебя, Ана. Ведь ты для него и была теми самыми положительными эмоциями.
Я уже догадывалась, что услышу дальше. И все равно, когда Хави озвучил мои мысли, в душе поселилась горечь и злоба.
– Я собрался позвонить тебе, но мать отговорила. Знаешь, она может быть очень убедительной, когда чего-то хочет, – грустно усмехнулся Хавьер. – Заявила, что мне тоже не мешало бы отдохнуть, что я выгляжу отвратительно и что нечего мне решать все самому. Пообещала, что свяжется с тобой сама, и даже при мне набрала твой номер. Ты не ответила, и мама пообещала позвонить позже. Я ей поверил, Ана. Порадовался, что наконец она взялась за голову и делает хоть что-то полезное. А на утро она сообщила, что ты не хочешь с нами общаться. Я тут же набрал тебе, но ты не брала трубку. Зато твоя сестра… она очень долго на меня кричала, а в конце трижды повторила, чтобы мы все держались от тебя подальше. Я надеялся, что это недоразумение, и ты все объяснишь, но…