Рейс в одну сторону 4

Около минуты Ястребов шел в полной темноте: лампы погасли как раз после того, как он прочел это волшебное слово «Выход». Каково же было его удивление, когда при вспыхнувшем свете, он увидел, что дорога перекрыта серой стальной плитой, выраставшей из пола и упиравшейся в потолок.

– Сволочь такая! – сказал Ястребов и повернул назад, не решаясь сделать хотя бы шага к этой стене. Он с огорчением подумал, что, потратив столько времени на эту дорогу, он так и не увидел ни одной двери, ни одного закуточка. И всё ради чего – ради вот этого дебильного препятствия?! Возмущению Ястребова не было предела. Он покраснел, будто его обманули, а перед этим так искренне заверяли, что ему всегда говорили правду, и что он идет правильным путем.

Ощущение, что точно такая же обстановка могла сложиться и на втором, и на первом уровне, привела его в жуткое состояние – Ястребов был на грани отчаяния.

То, что он надолго застрял в этом чертовом коридоре, дошло до него довольно быстро. Он решил, что лучше, не думая о том злосчастном тупике, внимательнее осматривать стены, пол и потолок, в которых могли быть какие-нибудь технологические щели.

Он снова глянул на часы: сорок пять минут прошли, как пять. Пилот будет ждать его через пятнадцать минут у выхода, и, никого там не встретив, ему придется снова подниматься на свою площадку, и снова ждать там, наверху, пока пройдет условленный час. Ястребов знал, что если у него не получится найти Маргариту за три-пять часов, то ему придется лететь на другой, ближайший к ним объект. Вероятность того, что он вообще ее здесь обнаружит… Хотя, зачем говорить о вероятности, если северный сектор такой огромный, что его и за год не обойдешь? Да, задал Морозов задачку. Как теперь быть, если в первом же коридоре – тупик?

Ястребов, стараясь не впадать в ярость, шел, внимательно осматривая всё, что попадало в поле его зрения, ведь даже микроскопическая трещина могла быть выходом из этого коридора. Проблема была лишь в свете, который всё время моргал, как будто работала сварка, или разделение «Цитрона» произошло не так гладко, как этого бы хотелось.

Ястребов по-прежнему не мог разглядеть хотя бы мизерной щели на внутренней поверхности коридора, и от этого его настроение портилось еще больше. Иногда он готов был просто встать на месте и стоять вот так, ожидая пока прилетит спасательная команда и сделает за него всю работу. А Морозову можно будет потом сказать прямо в лицо, чтобы он шел к чертям собачьим – пусть сам ищет свою не родную дочь…

Обладая неимоверной силой воли, Ястребов был на грани истерики всего лишь несколько минут, но и этого времени ему вполне хватило, чтобы вспомнить, что он всего лишь слабый маленький человек, долго живший с мыслью, что у него есть, пусть и не вся, но хоть какая-то власть над людьми этого объекта. Насколько для него был ценен этот опыт сказать было сложно, но почти сразу же после того, как он почувствовал себя жалким ничтожным существом, к нему вдруг пришло спокойствие. Непонятным образом это спокойствие обострило слух Ястребова. Это случилось так неожиданно, что Ястребов все-таки встал посередине коридора, как и хотел, только остановка эта была сделана по другой причине – он вдруг услышал шум за стеной, словно там работали отбойным молотком. Он уже давно не слышал этих звуков (его собственный кабинет на центральной базе со звукоизоляцией не позволял ему отвлекаться на подобные мелочи), и от этого ему стало любопытно, чем всё это может закончиться, если люди сюда и впрямь доберутся.

Конечно, он не собирался весь день тут стоять и слушать, как кто-то долбит стену, но осознание того, что здесь незримо присутствуют люди, немного его подбодрило. Он понимал, что в любой момент можно вернуться назад, благо для этого требуется всего лишь сорок минут, и дождаться пилота. Можно также попробовать спуститься по внешней стороне стальной стены на другой уровень, что было бы, мягко говоря, крайне самонадеянно: бешеная скорость северного сектора, плюс волны, хлещущие прямо в эту стену, ветер, скользкие ботинки, да и вообще…

Ястребов знал, что он здесь пока заперт, как в ловушке, и что ему приходится надеяться лишь на пилота, если только тот ничего не отчебучит. Он не сомневался, что пилот постарается выполнить его приказ, вот только в данную минуту он не испытывал той уверенности, какая была в нем полчаса назад.

***

Пилот продолжал вызывать бортмеханика, но ответом ему были лишь помехи, да шум дождя, шуршавшего по окнам кабины. «Наверное, он никогда не кончится», – думал в отчаянии пилот, снова пытаясь найти нужную волну. Тот список запасных частот оказался бесполезным клочком бумаги. Пройдясь, на всякий случай, еще раз по всему списку, пилот в отчаянии швырнул рацию на соседнее кресло и закрыл глаза. На кой черт они вообще сюда прилетели? Ястребов молчал, как партизан, а если его спросить о задании, то мигом впадешь в немилость – это пилот знал по собственному опыту. Один раз он как-то спросил, что ему клали в те самые ящики, которые он пару раз привозил сюда, на «Цитрон-4». Ястребов ему тогда ответил, что если тот хочет сохранить работу, то лучше бы ему интересоваться состоянием машины, а не содержимым контейнеров. И сказал он это с таким недобрым выражением лица, что пилот понял, как себя нужно вести впредь. В конце концов, если Ястребову будет нужно, он сам все скажет – не раньше.

Вдруг зашипела рация. Сначала пилот подумал, что это ему показалось, и что так могла перемениться сила дождя, или садился аккумулятор. Но когда шипение повторилось, причем звуки эти были ритмичны, как у болельщиков «Спартака» на трибунах, тут он понял, что его вызывают. Он схватил рацию и увидел, как дрожат его руки.

– Алло! – крикнул он в пластмассовую решетку микрофона.

– Да, на связи, – ответили ему спокойным голосом. – Что у вас случилось?

Пилот на мгновение растерялся, а потом снова крикнул:

– Я на «Цитроне», вернее, на северном вашем секторе!

На том конце радиоволны повисло молчание. Оно продолжалось так долго, что пилоту показалось – не проверяет ли кто его, где он находится? Может, это вообще диверсанты с ним разговаривали? Он не знал, как быть: либо вырубить рацию и больше ее не включать, либо же прикинуться дурачком и, если спросят, назвать другое место, чтобы запутать противника. Он уже пожалел, что был так настойчив в поисках нужной частоты, и чтобы приготовиться к разного рода неожиданностям, стал вспоминать, где находится его пистолет. Он давно не брал его в руки по причине элементарной ненадобности, но сейчас эта надобность могла возникнуть в любой момент. Пилот уже представлял, как к нему со всех сторон подкрадываются люди в черных водолазных костюмах, или в странной военной форме, а потом требуют открыть им дверь кабины…

Он так и не вспомнил, где лежало его оружие: тишину вновь нарушило шипение рации и последующий за этим вопрос:

– Егоров, это ты, что ли?

Пилот ушам своим не поверил: до ужаса знакомый голос просил его отозваться на фамилию, от которой он давно отказался, правда, не по своей воле. Тем не менее, он ответил:

– Я, Миш.

– Ты сейчас где?

«Говорить или нет?» – лихорадочно заметалась мысль в голове пилота. Да, голос Миши Сазонова он сразу узнал, хоть давно его и не слышал, как не слышал ничего и о самом Мише, пропавшем несколько лет тому назад. Он давно работал с ним еще там, на материке, в частной конторе, когда они охраняли одного богача… Да, была у него такая строчка в биографии… Потом, после одного неприятного инцидента, этот Миша куда-то пропал – все думали, что он лежит в лесу под елочкой, а он – вот где объявился. На чьей стороне Мишаня – один Бог ведает, поэтому надо быть осторожнее.

– Да понимаешь, занесло меня тут, – ответил пилот, старясь придать своему голосу как можно больше равнодушия.

– Выражайся конкретнее: куда занесло?

Пилот молчал – боялся он с ним говорить.

– Слышь, Егоров: диктуй координаты – мы, похоже, тут рядом с тобой ошиваемся.

«Вот оно – мы», – снова взметнулась подозрительная мысль. – И они (не он один, а они, и их, скорее всего, много) ошиваются где-то тут!»

– Точно диверсанты, – сказал тихо пилот, вспомнив, как накануне он видел на навигационном приборе несколько маленьких движущихся точек, что могло запросто сойти за вражеские корабли.

Он решил, что пора прекращать этот опасный разговор и выключил рацию. Пусть он и не дождется бортмеханика, но разговаривать с этим Мишей больше не будет. Можно, конечно, настроиться на другую частоту, а эту обходить стороной, но кто сказал, что Миша не найдет его и на той, новой волне?

– Сволочь, – проговорил пилот и, снова включив рацию, тут же перешел на другую частоту, не забыв пометить карандашом в списках ту самую – «опасную» волну.

Как только он сделал эту пометку, в левую дверь кабины кто-то постучал. Пилот сжал карандаш в кулаке и, боясь посмотреть в окно, снова вспомнил о пистолете, который он поленился искать. Тут снова постучали. Пилот медленно повернул голову: снаружи стоял какой-то человек, лица которого не давали разглядеть струи дождя, льющегося по стеклу с новой силой. Он видел, как человек махнул рукой: выходи, мол, наружу. Пилот положил карандаш в бардачок и потянулся к дверной ручке.

Глава 7

Королев очнулся. Он чувствовал, что кто-то тащит его за ноги. Медленно, стараясь не причинять ему боль, этот кто-то держал его за лодыжки и тянул в ту сторону, откуда он пришел вместе со Спесивцевым.

«Точно – Спесивцев!» – вдруг вспомнил он о теле лаборанта, рот которого застыл в молчаливом крике. «Но он же мертв! Кто тогда меня тащит?» Королев боялся поднять голову, ожидая худшего: вдруг это тот самый монстр, которого он видел в туннеле? И тянет он его сейчас за ноги в свое логово, свою пещеру, где уже скопилась целая гора трупов…

«Да – перспективка», – подумал Королев, чувствуя, что не может шевельнуть ни рукой, ни головой: они будто окаманели от одной мысли о невидимом монстре, что, отчасти, было правдой – он так и не мог увидеть того, кто тащил его за ноги.

Эта беспомощность приводила Королева в еще большую растерянность: что нужно делать в подобной ситуации, ведь еще ни один дружный коллектив не написал подробной инструкции, как нужно действовать в случае, если «на вас напало чудовище и тащит вас в свою нору»?

Вслед за этой глупостью, в голову Королева пришла вторая: а не оживший ли это Спесивцев занимается подобными шутками, притворившись монстром? А может ему это лишь кажется, и у него просто кружится голова?

Королев зажмурился и вновь открыл глаза – он мог только видеть, как в свете мигавших ламп медленно двигается потолок, уходя назад, за его голову: определенно, кто-то тащил его за ноги, причем скорость заметно увеличивалась, будто тот, кто это делал, убегал от чего-то ужасного. «Значит, это не монстр. Тогда кто?» – задавался резонными вопросами Королев. Длилось это довольно долго и Петровичу показалось, что перед тем, как его тащить, ему вкололи что-то усыпляющее и обездвиживающее, иначе он уже давно вскочил бы на ноги и пошел бы самостоятельно. Руки его ослабели: он чувствовал, что не может ими шевелить, как и языком, который словно прирос к нёбу. «Да что за ерунда-то такая?» – спросил он сам себя.

Наконец, его перестали тянуть. Ноги с грохотом упали на пол, и Королев почувствовал боль в пятках. Он тут же приподнял голову и никого рядом с собой не увидел.

– Я точно схожу с ума, – тихо произнес он и снова в туннеле вырубился свет.