Макс Каменски
Форма тьмы
Пролог
Окрестности острова Oravasaari
2 июля 1944 года
Когда душераздирающие вопли на том берегу затихли, Нулло Пассало остановил ручной секундомер.
2 минуты и 14 секунд.
Столько потребовалось, чтобы уничтожить взвод советских солдат, выдвинутых на скалистый остров, торчавший посреди залива, поддержать фланговым огнем атаку основных сио на высоту 38. Смелых мужчин, которые столкнулись с неведомым. Не только для них. Для всего мира. И хотя они были врагами, по-человечески им сложно было не сочувствовать.
– Впечатляет, – кажется, именно это слово произнес штурмбанфюрер СС Генрих Гольц. Нулло до сих пор плохо понимал немецкий, несмотря на который год сотрудничества с нацистами.
– Думаю, что это не предел, – ответил он.
В этот момент раздались взрывы. С обеих сторон острова, расположенного перпендикулярно от Oravasaari, взметнулись клубы дыма и осколков.
– Что это? Взорвали мосты? – удивился Нулло и принялся искать в небе советский бомбардировщик. – Откуда так точно прилетело?
Однако тяжелое, свинцовое небо было чистым.
Генрих чиркнул спичкой, прикуривая. Когда он затягивался, его и без того точеное фактурное лицо на миг превратилось в маску.
– Вы же понимаете, что времени у нас больше не осталось, – сказал он, выпуская клуб дыма.
– Но… – тут внутри Нулло все опустилось. Он ведь специально решил продемонстрировать успехи их разработок. Доказать полезность!
– Чистая стратегия, не более, – покачал головой Генрих. – Ваше командование приняло решение отступать. Нам ничего не остается, как уходить следом.
– Но как же мы? Наши… наши семьи?
– Думаю, вы знаете.
Нулло отчетливо все понимал. И от мыслей об этом кровь стыла в жилах.
– Мне жаль.
Побережье Беличьего залива
50 лет спустя
***
– Парни, можно с вами поиграть? – спросил пухлый мальчик лет шести с розовыми круглыми щечками. Он забавно сложил ручки на животе, чуть выпиравшем из-под куртки.
Было начало мая, но в том году холода еще не успели отступить из этих мест. Небо хмурилось, иногда опорожняя облака мелкой моросью.
– Нет, мы с толстяками не дружим, – фыркнул коренастый парнишка чуть старше возрастом с круглым лицом и россыпью веснушек вокруг носа.
– Да ладно тебе, Колян, – махну рукой на него его товарищ, примерно одинакового с ним роста, но тоньше и с узким разрезом глаз.
– Правильно говорит. Мы вот решим побегать, а он куда? – подал голос третий член компании, маленький и тощий с копной шикарных каштановых волос, уложенных в модельную прическу.
Пухлый мальчик засмущался, поджав губу. От обиды ему сначала захотелось обругать наглеца, сказать ему гадкое, но… что-то его сдержало внутри. Ребята жили в соседних домах. Он уже видел их пару раз. А также их игры. Ему очень хотелось с кем-нибудь подружиться. Ведь папа сказал, что предстоящее лето он проведет в этом месте. Дача. Они купили дачу. Отец очень радовался этому. А вот мальчика это совсем не вдохновляло. Здесь скучно. Тем более одному.
Однако, несмотря на заявление, веснушчатый не спешил прогонять гостя. Все четверо стояли у ворот участка, соседнего с купленной родителями толстого парнишки дачи.
– Так мы пойдем или нет? – спросил щуплый.
– Идем, идем, – кивнул тот, что с узкими глазами. Пухляш заметил, что парнишка что-то держит левой рукой под курткой.
Веснушчатый изучающее посмотрел на все еще стоявшего напротив него полного мальчика. Тот был его выше головы на полторы и как-то подсознательно внушал угрозу своими размерами. Может, поэтому он так отреагировал на его вопрос.
– Пошли, – сказал он неопределенно и, видимо, на правах лидера, повел остальных за собой.
Поколебавшись, толстячок двинулся следом. Ну, зачем родителями эта дача? Что ему тут делать? Его уже не взлюбили. Проклятое брюхо. И отец говорит ему постоянно, что он толстый. Но он не хотел им быть. Никогда.
Мальчики направились по одной из дорог садоводства, ведших, судя по всему к лесному массиву, нависавшему над домами раскидистыми кронами сосен вперемешку с елями.
По пути они свернули на Т-образом перекрестке и разом отшатнулись, когда здоровенные овчарки за хлипким забором углового участка с лаем бросились к ним. Следом звякнули удерживавшие их цепи, и собакам осталось только в исступлении рычать и гавкать, подпрыгивая. Толстый парень припомнил, что об этом месте говорил папа, называя его участком дяди Миши. Тот держал охотничьих собак, но дурно их воспитывал. Поговаривали, что они покусали кого-то из детей.
Больше всех испугался щуплый парень – он заскочил за спину веснушчатого предводителя, чуть прихватив его за плечо, практически полностью спрятавшись.
– Терпеть не могу это место, – поделился он эмоциями.
– Сушка, ты трус, – хмыкнул узкоглазый и начал было идти вперед.
– Сам ты трус! – в ответ обиделся мальчонка.
– А я не испугался.
– Нет, испугался!
– Ну, все, я домой, – гордо выпятив подбородок, сказал названный Сушкой и, развернувшись, отправился обратно.
– Чиж, ну зачем? – спросил Коля.
– Потому что он трус, – резонно ответил тот и двинулся в сторону леса.
Веснушчатый бросил странный взгляд на полного парня и кивнул ему. Мол, пошли. Тот посмотрел на хмурившийся впереди лес, к которому вел один из рукавов дороги, и поежился. Родители не разрешали ему туда ходить. Но… если сейчас он уйдет, то точно не сможет подружиться.
Сойдя с дороги на тропу, они практически сразу же окунулись в густую чащобу из елей и осин, над которыми возвышались поистине исполинские сосны. В этой части местность начинала подниматься в горку и бугрилась огромными валунами, покрытыми мхом, перемежаясь топкими оврагами и зарослями мелкой рябины и черемухи. Тропка шла, поднимаясь вверх и виляя между камнями и совсем уж густыми зарослями. Те словно сгустились, забирая свет и ограничивая обзор.
Живое воображение пухлого мальчика стало воспроизводить картины одна страшнее другой. Он в какой-то момент даже уже хотел сказать, что вернется обратно, но тут вдруг понял, что не помнит дороги назад. А его новые приятели уверенно шли дальше.
С трудом сдерживая внутренние переживания, тем более вспоминая диалог между Чижом и Сушкой, толстячок семенил дальше. Из-за наклона, по которому они поднимались, он начал чуть натужнее дышать. Это не укрылось от внимания веснушчатого. Обернувшись, он бросил в его сторону ехидный взгляд.
В какой-то момент лесной проход закончилась и снова вышла на дорогу, достаточно широкую, чтоб по ней могли ездить машины, – та, судя по всему шла через весь лес. Парни уверенно повернули направо и двинулись вдоль стоявшего по обеим сторонам сплошного леса. Толстячок старался не смотреть в эти заросли – они совершенно стали дремучими и пугающими до чертиков.
Где-то минут пять спустя грунтовка разделилась – в одной части она повела вниз по склону, а другая левее через прогалину в другую часть леса. Чуть поодаль от развилки стоял камень чем-то напоминавший человеческую голову, а рядом с ним росла еще молодая сосна. Ребята направились к ним.
– Ну что, ты точно уверен, что сработает? – спросил Коля у Чижа.
– Конечно, нужно просто придать ему этот… как его импульс, – сказал узкоглазый мальчонка, расстегивая куртку. – Так, подержи его, я сейчас поднимусь.
Тут он извлек какой-то сверток. Пухляш не сразу понял, что это, но когда оно издало жалобный писк и дернулось, обнажив крыло, стало ясно – это птичка. Темного отлива, но ее вид он не знал.
– Ой, что это? – спросил он.
– Птинец, – ответил веснушчатый.
– А что с ним?
– Упал с дерева. Чиж нашел его, бабуля полечила. Но он почему-то не летит. Хотим ему помочь.
– Как?
– Подбросим с дерева. Его подхватит воздух, и он полетит, – с видом знатока заявил Коля. Сказанное смутило полного парня. Однако он решил не делиться своими сомнениями с теми, с кем пытался завязать общение.
Тем временем Чиж забрался на камень и довольно ловко принялся взбираться на дерево. Оказавшись на первых сучьях, он зацепился ногами за одно из них и, свесившись вниз, протяну руки к Коле.
– Давай.
Тот передал птенца, и Чиж, ему известным чудом удерживаясь только одной рукой, встал взбираться вверх. Толстячок про себя подумал, что этот парень уж точно не трус. Сам бы он не только побоялся лезть на дерево, но и еще делать без помощи всех рук точно б не решился.
– Ну ты что, до макушки лезть будешь? – спросил Коля.
– Ну а чего? Прикольно же.
– Мы не за этим пришли.
– Ладно. Как скажешь, – остановился Чиж. – Бросаю.
– Давай.
Удерживаясь ногами за ствол дерева, узкоглазый парень раскрыл сверток, полностью высвобождая птенца, а затем дернул руками вверх, подбрасывая его в воздух. Тот было замахал крыльями, и даже показалось на миг, что он все же справится, но нет, вдруг он перевернулся, один второй раз, и затем со всего маху шлепнулся об землю. А точнее об камень, который проглядывал из-под тонкого слоя мха.
Наступила тишина. Спустя некоторое время Коля подошел к лежавшему на камне птенчику. Тот едва слышно попискивал и чуть подергивался.
– Нужно его срочно полечить! – воскликнул толстячок.
– Да, нужно, – сокрушенно проговорил Коля. По его тону было непонятно, то ли ему жалко упавшего малыша, то ли он разочаровался в том, что его идея не сработала.
Когда пухлый парень собирался уже было взять птенца в руки, когда сзади раздался смех, а затем голоса:
– Ну что вы тут делаете? А?
Коля резко развернулся. К ним подошла группа из четырех ребят. Все явно постарше, причем выглядевшие как дворовая шпана. С такими родители полного мальчика не разрешали общаться. И, наверное, не без причины. Двое из этих детей курили сигареты. Настоящие, точно такие, как смолил папа толстячка.
Вперед вышел кудрявый, самый высокий, с лицом задиры.
– Не твое дело, Артем, – набычившись, сказал Коля.
– Да что ты? – провел тот рукой по волосам. – А если спрошу.
– Попробуй.
Артем вдруг надвинулся на Колю, угрожающе сжимая кулаки. И в тот же миг толстый парень, действуя по наитию, сделал шаг ему наперерез. Артем остановился, быстро оценивая силы. Пухляш был выше его и тяжелее. Артем примерно схож по комплекции. Да, за ним были еще трое. Но как-то они неуверенно переминались в паре шагов в стороне.
– Ну и ладно, – махнул он рукой, отступая, и добавил: – Лошки.
– Сам такой, – ответил ему толстый и словил ехидный взгляд Артема.
– Ну-ка. А тут у нас что? О, птичка. Вы что ль ее шмякнули об землю? – спросил он, посмотрев под ноги парней.
– Нет. Она… сама упала, – подал с дерева голос Чиж. Слезать он не спешил.
– О, а это кто там? Чингачгук? – хмыкнул Артем, и команда поддержки позади него засмеялась, оценивая шутку.
– Ладно, пойдем, – сказал ему один из свиты. Самый низкорослый, с темными волосами, среднеазиатских черт. Он не курил. – Мы хотели пойти на тот остров.
– Отвали, Сес, – отмахнулся от него Артем. – Походу птичке-то кранты. Ну-ка, – и с этими словами он со всего маху ударил ногой сверху вниз по птенцу.
– Ты че делаешь? – рявкнул толстяк и так толкнул Артема, что тот не удержался на ногах и кубарем полетел по прогалине. Но тут же вскочил.
– Ты че, жирный?! – рявкнул он, подлетая. Но на его пути возник Коля.
– Пошел вон, – сказал он холодным, угрожающим тоном.
– Да вы че, вы че, – закудахтали двое из свиты Артема, бросив окурки. Оба были щуплые и какие-то одинаковые. Но нападать не спешили. Их было больше, но только что их главарь отправился в примечательный полет. Это остужало.
– Я это запомню, жирдяй, – пообещал Артем. – Пошли отсюда, пацаны.
Однако третий, названный Сесом, подошел к раздавленной птичке с ужасом смотря на оставшееся месиво.
– Семен, ты идешь? – крикнул ему уже отошедший с двумя другими приятелями Артем.
– Нет, без меня, – ответил он, а затем тихо добавил: – Ну и козел.
Коля повернулся к полному и спросил:
– Тебя как зовут?
– Максим.
– Давай играть вместе, Максим.
– А можно я с вами? – спросил Семен.
Мальчики переглянулись.
– А ты разве не друг с этим вон, – кивнул Коля в сторону уходившего Артема с приятелями.
– Нет. Знакомый просто. А теперь, – мальчик кивнул в сторону убитого птенца, – вообще знать его не хочу.
– Пойдемте на пляж, покидаем камни, – предложил Чиж, спустившись. О неудачно эксперименте с птенцом все молчаливо согласились не вспоминать.
Когда они уходили, вновь возвращаясь по той же дороге, ведшей к лесной тропе, Максим обернулся, посмотреть на место, где они оставили птенца. И увидел, что над ним кто-то склонился. Кажется, одетый в резиновый плащ. В руках он держал высокую палку. Будто почувствовав на себе взгляд, тот приподнял голову в направлении мальчика. От одного его вида толстячку стало не по себе, и он поспешил отвернуться. Поскорее бы выйти из этого жуткого леса.
Глава 1. Взгляд за спину
***
Спустя годы я возвращался обратно. В мир, полный сильных и живых переживаний детства и юношества, в иную вселенную, со своим прошлым, может быть, настоящим. Насчет будущего я не был особо уверен: в отличие от кипучих суетой городов в краю сонных лощин, молчаливых камней и загадочных, с легким туманом по утрам, лесных вод время в принципе утрачивало свой смысл. Если прежние события могли отложиться в памяти живых, а насущное чувствовалось их кожей, то грядущие абсолютно не волновало покрытые дрёмой скалы, убаюканных шелестом росших на них еловых деревьев и плеском залива, сомкнутого в гранитных объятиях.
Воспоминания больно кольнули под сердцем. Я даже поморщился.
– Что-то не так? – спросила Настя, сидевшая на пассажирском сидении моего авто. Второй час мы мчались на север по федеральной трассе «Скандинавия».
Я мельком посмотрел на свою девушку.
– Думал, ты спишь. Все нормально, – ответ получился скупым, не по-хорошему холодным.
– Устал?
– Да, много сегодня за рулем, – диалог не клеился. Слишком глубоко я зарылся в своих мыслях… Очень не хотелось, чтобы мешали.
Деревья, машины, холмы мелькали друг за другом последние два часа. Вроде все было как на обычном шоссе, но нет… дорога знакомая до боли, сотни раз я проезжал ее в детстве с родителями. Иногда спал, иногда рассеянным взором глядел по сторонам. Каждый год, каждое лето я проезжал по ней по пути из города. Я почти помнил какую музыку слушал, как ежегодно менялись мои вкусы, ориентиры в жизни, взгляды на людей. Я мог почти по датам разложить события того времени, которые проводил… там.
Интересно, но раньше я ненавидел то место. И почти все мои сверстники разделяли мое чувство. Нас заставляли туда ехать, нас почти насильно свели вместе в рамках одного ареала. И как только стало возможно, мы упорхнули, стараясь не возвращаться в колыбель своей юности. Но до того момента мы жили, находя среди более трехсот дачных дворов друзей и врагов, объединяясь и ссорясь, интригуя и открыто сражаясь, любя и ненавидя. Отдельный мирок, в котором было так много и полно… так чувственно и сильно. Ежедневно интересно и захватывающе.
Я не понимал этого раньше: только спустя годы мегаполисной жизни, проведенных в урагане суеты и со свинцом рутины на горбу, ясно осознавалось, что прежде я черпал жизнь огромной чашей из кисельной реки, когда как нынче выцеживаю ее из песка и глины.
Кажется, я изголодался.
– Ты такой мрачный. Может, мы зря едем? – беспокоилась Настя.
Моя маленькая рыжая лисичка.
– Нет, солнце, все хорошо. Просто… давай молча доедем. Я не был на даче почти десять лет. И только сейчас я понял, насколько… много… важного оставил там, в чащобах, – попытался объяснить я.
Девушка покачала головой и отвернулась к боковому окну. Конечно, она не могла понять мое состояние и скорее всего придумала себе иные обоснования моего… мрачного настроения. Пускай! Мне все равно пока что не объяснить ей всего. Это слишком трудно сделать: любые переживания принадлежат только источнику данных переживаний. Можно попытаться дать определение этим эмоциям, растолковать те или иные их особенности. Оттенки. Но в океане чувств капля логики – пустой и напрасный труд. Точно также невозможно описать цвет словами. Его можно просто назвать, но описать его во всем многообразии форм, явлений и значений не получится – его сущность всецело останется на гранях сознания. Мы склонны все расщеплять и разжевывать, но многое, очень многое в нашем мире до конца сохраняет себя только в непознаваемом целом.
Но я лгал себе в одном – десять лет назад я покинул то место не только из-за того, что рванул навстречу взрослой жизни, на тот момент казавшейся полной чего-то интересного. Со мной произошло нечто… Кое-что малообъяснимое. И заставлявшее до сих просыпаться по ночам в поту и даже с криком. За прошедшее время я ни разу об этом не говорил ни с кем. Это погрузилось глубоко в мое подсознание. И долгое время тяжесть воспоминаний перекрывала все хорошее и сильное, что было связано с местом моей юности. Поэтому я сторонился его. Но в один из дней вдруг пришла мысль, что глупо связывать себя думами о былом. Тем более что по наступлении сытости от «прелестей» взрослой жизни потянуло на ностальгию. На то, что когда-то было так сильно и вкусно.
И вот я решил вернуться. Вдруг осознал, что действительно сильно поменялся. И с каждым метром дороги обратно все сильнее понимал, насколько. Словно видел себя другого со стороны. Тот я, что ехал этим же путем в город, чтобы не возвращаться целую декаду, был абсолютно другим человеком. Мне хотелось снова уловить частичку себя прежнего.
Но кому я в очередной раз вру? Я также хотел встретиться с тем, что тогда сильно изменило абсолютно все. Не знаю, хватит ли духу, но я во всяком случае решил попробовать.
Я сильнее надавил на педаль газа, обгоняя очередную фуру. Скоро мы будем на месте.
***
– Передай пиво, Колян, – попросил чернявый жилистый парнишка с узким разрезом глаз. Он сидел на ветке дерева, в метре над головами остальных членов компании. На голое загорелое тело был накинут старый поношенный балахон, ноги лишь наполовину закрывали дырявые шорты.
– Отвали, Чиж. Возьми у Толстого, – кивнув на высокого пухлого парня, ответил названный Коляном. Крепко сбитый с короткой стрижкой почти под ноль. Легкая россыпь веснушек вокруг носа.
– Да он уже три своих выпил! – надул губы Толстяк.
– Ой, да ладно тебе, – махнул рукой Колян, передавая банку с пивом Чижу.
– Ну, вообще он прав, – захихикал четвертый участник распития: невысокого роста армянин с длинной черной челкой и сросшимися бровями. – Вы сейчас все допьете и возьметесь за мое. А я даже с первой-то не справился.
– Да пошли вы оба, – покачал головой Колян. – Допивай, Чиж, запарюсь прыгать к тебе.
– Так тут на два глотка! – запротестовал пернатый.
– Видимо тебе придется затем слезть, – пожал плечами Колян.
– А я говорил, что пива будет мало? Его всегда мало, – подключился к беседе пятый человек. Среди своих его звали Сухой.
– Да что ты им скажешь? Попробуй переубедить Толстого! – армянин явно разделял точку зрения Сухого. Последний зачем-то нервно крутил красно-черный напульсник на руке.
– А меня нечего переубеждать, – внушительным тоном ответил пухлый. – Купили бухла на все, что каждый скинул. Чек в мешке лежит, никто никого не обманывает.
– Мог бы и докинуть ради друзей, – хитро блеснул глазками темноглазый.
– Друзья могли бы не быть такими наглыми, – осклабился Толстый.
Замолчали.
Мерно потрескивали сухие ветки в костре, вокруг стояла непроглядная темнота: под конец лета ночи в этой части мира были особенно темными, даже пугающими. А от того не менее интригующими.
– Сес, ты позвонил Наде? – спросил у армянина Сухой.
– Не стал. Так до конца и не понял ваш план, – честно ответил он. Сам про себя он подумал, что привычная для него кличка его сильно бесит. Он Семен, Семен!
– А чего не понятно? Нам надо проучить мудаков с пляжа, – недовольно забурчал Толстый. Пухлый же в свою очередь никогда не смирится со своим прозвищем. Но пока оно наглядно, ему от него никуда не деться.
– И поэтому мы сейчас зарылись в лес и сидим пьем пиво? – рассмеялся Семен.
– Мы хотели обсудить все, – возразил Чиж, допивая последние глотки.
– Ой! Да ладно! Какой там план? В сущности, в чем конфликт?
– Они украли лодку Толстого, – сплюнул Колян. На руках у него были накручены эластичные бинты.
– Есть доказательства? – на лице Семена отразилось явное недоверие.
– Только слухи, – пожал плечами Колян.
– И поэтому мы все свалили на компанию с пляжа? Ребята, это несерьезно, – заявил армянин, скрестив руки на груди.
– Тебе следствие провести? – нахмурился коротко стриженный, почесывая правый кулак, словно это имело смысл сквозь толстую обмотку бинта.
– Ага, видеозапись? Прослушку? – рассмеялся Чиж со своего сука. – Блин, дайте мне кто-нибудь пива!
– Ну хотя бы какие-нибудь явные… доказательства, – упирался Семен.
Чиж тем временем все-таки спрыгнул с дерева и принялся рыться в пакете.
– Брось, ты сам понимаешь, что это невозможно, – скривился Толстый. – Достаточно того факта, что они постоянно донимали просьбами дать покататься, и я не раз видел, как они сидели в ней на причале. Компания гопников, сначала трусят, потом делают на порыве. В любом случае они унизили меня.
– А вот это уже самое главное! – щелкнул пальцами Семен и аккуратным движением другой руки поправил свою косую челку. – Думаю, тебя просто изнутри сжирает стыд перед… Алисой.
– Что? Нет! – слишком рьяно возразил Толстый. Всем стало сразу все понятно.
– Даже если так? – пожал плечами Колян. – Толстяк наш, а мы не можем просто так оставить обиду за него…
– И ты реально готов впрягаться в такой замес? – по натуре трусливый Семен всегда старался обойти все острые углы.
– А тебя прет ходить опущенным? – закуривая сигарету, поинтересовался Чиж.
– В смысле?
– Да в прямом, – ответил за Чижа Колян. – Толстый из нашей тусы, мы принимаем его со всем, что он есть. Не ответим за унижение, получим клеймо лохов. Так нельзя.
– Ты, конечно, можешь поджать хвост и спрятаться дома… – облизав губы, принялся рассуждать Чиж, но его перебил Сухой:
– Хорош вам. Решено уже, – заявил он, резким движением сдернув напульсник. – Никто не хочет ходить опущенным, даже Сес.
– А чего это даже?! – возмущению парня не было предела.
– Да хватит уже. Какие предложения есть? – оборвал армянина Сухой.
Где-то в дали завыла собака. Протяжно и злобно. В темноте леса от такого воя по спинам молодых ребят пробежал холодок.
Толстяк обеспокоенно посмотрел в темноту ночи. Сегодня он особенно чувствовал себя взволнованно и странно. Возможно, сказывалась злоба на… парней с пляжа. Хотя не факт что они действительно украли лодку. Доказать это вообще вряд ли было возможно. Но о факте кражи знала вся дача. И Алиса тоже…
Ах, Алиса! Девушка, завладевшая сердцем парня самим фактом своего существования. Она была так томительно прекрасна, что… Толстый терял дар речи при виде ее. Естественно, он не отваживался подойти или поговорить с ней. Как он может, такой страшный и некрасивый, пытаться подступиться к этому дивному цветку? Даже сами мысли о ней казались крамольными… но! Толстый продолжал мечтать о том дне, когда холодная пелена спадет с ее глаз, и она обратит внимание на него, восхитится его талантами, бесконечно влюбиться в него! И не заботило парня, что нравятся Алисе только отъявленные моральные уроды, что она курит и пьет как лошадь, а ругаться умеет почище местных пьяниц-старожил…
