На помощь вновь пришла медсестра. Увидев его замешательство, она отошла от группы врачей, открыла шкафчик рядом с Сашкиной кроватью и достала черный пухлый пакет.
– Держи, – сказала она, протягивая пакет Саше. – Вещи чистые. Мать вчера оставила.
– Спасибо, – тихо сказал Сашка.
Он раскрыл пакет, сверху лежал тюбик зубной пасты и щетка, под ними он узнал в свернутых вещах свою футболку и штаны. Быстро переодевшись, он выскочил из палаты.
В коридоре вереницы детей тянулись по направлению к туалетам и обратно. Вопреки его ожиданиям, почти никто не обращал на Сашку внимания, наверное, не узнавали “героя” ночного переполоха.
Быстро умывшись, стараясь не смотреть никому в глаза, он вышел из туалета. Когда открывал дверь, замялся и даже задержал дыхание, с облегчением выдохнул, лишь убедившись, что в коридоре по прежнему светло, двери палат на месте,а вокруг все также бродят и уже даже бегают дети.
Надо было отнести в палату пасту и щетку и, наверное, узнать, где столовая, но ни того ни другого делать не хотелось. Вместо этого Сашка подошел к расписанной яркими рисунками стене с Айболитом и выстроившимися к нему в очереди зверушками и стал изучать расположившийся на ней стенд. Самая яркая, написанная большими красными буквами, гласила: “КАК РАСПОЗНАТЬ КОКЛЮШ”. Что такое коклюш, Сашка не знал, но название показалось ему смешным. Конечно, читать все это он не собирался, просто хотелось меньше попадаться всем на глаза. Пусть займутся своими делами, забудут ночное происшествие и не будут приставать с расспросами.
“А как все-таки правильно: кОклюш или коклЮш”, – почему-то возникла мысль. На плакате было много написано про кашель и ухудшение сна. Как бы Сашка хотел, чтобы причиной его ухудшения сна был коклюш. Кроме этого плаката на стенде было еще много листков с правилами поведения в палатах, списками разрешенной еды и прочей очень важной в больнице информацией. Тут можно было задержаться надолго, но вряд ли кто-то из детей за всю историю больницы провел у этого стенда больше двух минут подряд. Это было не самое лучшее место, чтобы не привлекать внимания, того и гляди начнут тыкать пальцами и крутить у виска. Ходить по коридору с тюбиком зубной пасты в одной руке и зубной щеткой в другой тоже не лучшая идея. Надо было идти в палату.
От необходимости примерять на себе смешливые взгляды спас разнесшийся по коридору возглас.
– Лазарев! Саша Лазарев! На приём!
Возле поста медсестры стояла женщина с планшетом в руках. Вероятно, тоже медсестра, но уже другая. Она осматривала взглядом проходящих мимо детей, выискивая Сашу.
– Это я, – отозвался он. Стенд был за спиной медсестры, и до последнего мгновения Сашка стоял незамеченный ею.
Она обернулась, на лице мелькнуло удивление. Кто-то вообще подходит к этому стенду? Которое быстро пропало, и, смерив взглядом, она быстро затораторила.
– Так ты уже тут. Пойдем быстро, врач ждет. Быстрее, быстрее!
Кабинет врача был на другом этаже и в другом корпусе. Они долго шли по лестницам и коридорам, наконец она почти втолкнула его в одну из дверей, одновременно открывая и стуча в неё.
– Павел Андреевич, можно? – спросила она и, не дожидаясь ответа, добавила. – Привела.
В кабинете помимо мужчины, врача, которого Сашка уже видел сегодня утром, была также Сашкина мама. Она тут же подбежала к Сашке, ощупала его лоб, щеки и руки. Заметив в руках зубную щетку и тюбик пасты, забрала и спрятала в сумочку. Вид у мамы был потрепанный. Из-под тонкого плаща виднелись полы старенького домашнего сарафана. Наверное, она так и не уезжала домой и всю ночь ждала в больнице.
– Да, да. Проходите, – врач положил ручку и сложил руки в замок. – Клавдия Петровна, спасибо. Я позову, когда проводить обратно.
Он достал из стопки бумаг на столе несколько сшитых тонких листов, некоторое время полистал и продолжил уже обращаясь к Сашке с мамой.
– Ну, анализы у мальчика в норме, температура при поступлении повышенная, сегодня уже тоже в норме. Как себя чувствуешь?
Сашка пожал плечами.
– Нормально.
– Ну вот. Даже снимок делать пока необходимости не вижу. Понаблюдать разве денек. Витамины пропить.
– А дома можно? – спросила Сашкина мама.
– Ну… В принципе можно, но выписывать через день не положено…
– Мы будем смотреть, – не дала закончить мама.
Доктор еще раз уткнулся в исписанные листки, внимательно перечитывая содержимое.
– Если напишите отказ от госпитализации. Под вашу ответственность. На всякий случай на неделю больничный оформим. Дома наблюдайте. Витамины. Больше жидкости. Покой.
– Да! Конечно! Спасибо большое! – мама даже поднялась с кушетки, как-бдуто тут же собиралась бежать домой.
– Вы садитесь, садитесь. Сейчас дам бланк, напишите отказ. Я пока выпишу больничный, – доктор сделал жест рукой, призывая женщину сесть обратно на кушетку.
– Да, да. Конечно!
В кабинете пахло лекарствами и бинтами. Сашка сидел на краешке белого пластикового стула, крутя пальцами ткань на вытянутых коленках своих штанов. За окном, которое было сразу за спиной доктора, возвышалось могучее старое дерево, чьи ветви лениво покачивались под легким летним ветерком.
Сашка смотрел то на врача, который что-то записывал в его медицинскую карту, то в окно. Там, среди зеленых листьев, вдруг появилась черная точка. Она медленно спланировала с неба и приземлилась на самую толстую ветку, воплотившись в черную ворону. Нахохлившись, птица уставилась прямо на Сашку. Каждый раз, когда Саша переводил взгляд на доктора, на плакаты на стенах кабинета или на свои пальцы, не переставая крутить “косичку” из тонкой ткани штанов и возвращался к окну, он встречался взглядом с черными бусинками птичьих глаз. Даже когда они с матерью выходили из кабинета, он чувствовал затылком, как они “сверлят” его в спину.
Глава 4
Осень словно ждала официального приглашения. Как только оторвали лист с последним днем августа желтые пятна на деревьях начали разрастаться на глазах и уже щедро сыпались на асфальт перед подъездом.
До конца недели Саша оставался на больничном, в школу ходить было не надо, но, честно, он и сам не горел желанием. Казалось, маленький комочек черного липкого страха навсегда притаился где-то внутри, внизу живота, и время от времени то ли нагревался, то ли наоборот, обжигающе замерзал, заполняя все внутри, от чего дышать становилось очень трудно.
Сашу выписали в субботу, и все воскресенье он просидел дома. Даже в магазин за хлебом или вынести мусор не отправляли. Мать несколько раз в день требовала измерять температуру и все время напоминала про витамины. Ни температуры, ни кашля, ни даже симптомов коклюша у Сашки не было, но “домашний арест” это не отменяло.
По разговорам родителей Саша слышал, что Сережу все еще ищут. Уже не сами, обратились в милицию. При упоминании милиции у Сашки внутри все сжималось, он старался даже не дышать, чтобы расслышать малейшие подробности. Его больше о случившемся не спрашивали ни родители, ни тётя Тамара. Так прошли выходные.
Понедельник начался как обычный летний понедельник все три месяца до этого. Сашке опять не надо было вставать в школу, поэтому он услышал звон родительского будильника за стеной и, повернувшись на другой бок, повыше натянул одеяло.
Пожалуй, отличало этот понедельник от других, то же, что и последние выходные. Спал Сашка плохо. Долго не мог заснуть и часто просыпался, опять же подолгу боясь закрыть глаза, но и всматриваться в темноту комнаты тоже было страшно. Родителям он об этом не говорил, причину своих кошмаров он знал и, конечно же, делиться ими с кем-либо не хотел.
Так что под утро спать хотелось больше, чем обычно. Детский организм начинал выигрывать в битве за сон у копошащихся внутри страхов.
Так что исключая эту никому неизвестную деталь – обычный понедельник – возня на кухне – хлопок дверью – щелканье замка и снова тишина. Но в этот раз в обычный ряд вклинился еще один звонок – звонок телефона. Вклинился где-то между возней на кухне и хлопком двери. И наверняка это была обычная, противная, но обычная трель старенького аппарата, но именно сегодня что-то её сделало тревожнее, чем звук сирены воздушной тревоги. Сашка никогда не слышал воздушную тревогу, но в его голове она звучала именно так.
Трубку взяла мама. Спросонья Сашка не разобрал, что она сказала, услышал, что не больше пары слов. Сразу же она окликнула не успевшего уйти на работу отца. Сон вмиг улетучился, и Сашка превратился в слух. Говорила мама тихо, но он расслышал страшное слово “милиция”, и кровь застучала в висках.
Телефон снова звякнул и затрещал, набирая номер. На этот раз Саша услышал голос отца. Отец говорил громко, так что Сашка без труда разобрал, что он просил кого-то предупредить на работе, что задержится. Отец еще не закончил разговаривать, когда к двери Сашкиной комнаты подошла мама.
– Саша. Вставай, – услышал он. – Умывайся и постель убери. К нам… придут.
Мама говорила спокойно, но даже в её голосе чувствовались легкие нотки тревоги. Что уж говорить о том, что происходило внутри у Сашки. Маленький черный комочек внизу живота взорвался, заливая все липким страхом. Рот наполнился металлическим вкусом.
Придет милиция! Что сказать? Что надо говорить? Костя же говорил… Что? Это было так давно… Нет же! Совсем недавно… Но уже все спуталось… А к ним уже приходила милиция? Что они сказали? А Макс? Почему он видел Макса в больнице?
Вместо того, чтобы вспомнить наставления Кости, мозг всё задавал и задавал вопросы, загоняя остатки памяти все глубже в самый темный угол.
Умылся и убрал постель, как в тумане. На выходе его окликнула мать из кухни, указывая на стоявший на столе стакан с чаем и бутерброд. С колбасой – понял он по виду, но, откусив, не почувствовал вкуса. Если бы кто-то спросил, есть ли в кружке сахар, он вряд ли смог ответить и наверняка бы захлебнулся, если бы не успел его допить, когда раздался дверной звонок.
После короткого разговора в прихожей в кухню вошли родители и двое мужчин. Один в изрядно поношенной милицейской форме, другой в обычных черных брюках и светлой рубашке, поверх которой была накинута серая ветровка.
В маленькой кухне сразу стало очень тесно. Над сидящим за столом Сашкой возвышались четыре взрослых человека. Сашка смотрел на них снизу, и ему казалось, что он уменьшался и уменьшался, а их головы отделялись и кружили где-то высоко, под самым потолком, который также стремительно улетал вдаль.
– Садитесь, пожалуйста, – сказала мама, убирая со стола тарелку и кружку.
Мужчина в ветровке снял её и, повесив на спинку стула, сел, пододвинул его к столу, милиционер в форме сел рядом. Несмотря на то, что еще один стул остался свободным, оба родителя остались стоять.
– Саша, – сказала мама. – Это Валерий Викторович, наш участковый и Николай.., – мама сбилась и виновато посмотрела на второго мужчину.
– Игоревич, – сказал он.
– Николай Игоревич, – продолжила слегка смутившись мама. – Он тоже… милиционер.
– Здравствуйте, – тихо произнес Сашка, стараясь не смотреть на милиционеров.
– Здравствуй, – сказал “тоже милиционер” приятным и даже дружелюбным тоном.
Участковый лишь кивнул, хмыкнув что-то неразборчивое.
– Сережа…, – мама продолжила и снова запнулась. – Он… так и не вернулся.., после того вечера… когда.., когда ты заболел. Если ты видел или слышал, как кто-то говорил, куда он пойдет, расскажи.
Мама замолчала и все же взяла оставшийся стул, пододвинула и села рядом с Сашкой. .
Тоже милиционер достал из кожаной папки блокнот, ручку и заговорил.
– Я следователь. Ищем твоего друга. Мама его рассказала, что вы часто играли вместе. В прошлую пятницу тоже?
Сашка закивал.
– Да. Утром… А потом пошли кушать.
– И после уже не встречались?
Сашка замотал головой.
– Нас позвали, но он… он еще кушал.
– Кто позвал?
– Костя и… Макс.., Максим.
– Это ваши друзья? – следователь перелистнул пару страниц блокнота. – Костя Маркин и Максим… Новиков? – перед тем как назвать фамилию Максима он замолчал и словно, что-то беззвучно произнес пошевелив губами.
Сашка лишь кивнул.
– Вы ушли без него?
Сашка снова кивнул, но тут же будто длинная игла прошила его мозг: “Почему следователь сказал, что они ушли? Откуда он знает, что не играли во дворе?”
– Говорят, ты написал на асфальте, что вы пошли на стройку?
Практически мгновенно сменились чувства облегчения от того, что нашелся ответ на вопрос, откуда следователь знает, и еще большего страха от услышанного слова “стройка”. Сашка замотал головой, но, увидев заинтересованный взгляд следователя, понял, что просто жестами тут не отделаешься.
– Н..написал, – сглотнув, сказал Сашка. – Но на стройку мы не пошли.
Опять что-то не то. Горячая волна ударила в щеки. Зачем тогда писал?
– Пошли сперва, – страх и стыд за вранье уже сплелись в тугой бурлящий комок в животе. – Но… там сторож… и мы ушли.
– Сторож? Как он выглядел? – казалось, следователь не замечал волнения Сашки и спрашивал все таким же дружелюбным тоном.
– Нууу, который всегда, – страх и стыд преобразились в противного зеленого гоблина который одобрительно кивал потирая ладони навсегда поселившись в груди у Сашки.
– Он вас видел?
– Нннет, – Сашка опять замотал головой.
– И что дальше?
Очень хотелось отвести глаза. Уткнуться в стол, рассматривать узоры на клеенке, водя пальцем по линиям. Скорее закончить это все, не выдавливать из себя эти лживые слова. Сашка боялся, что следователь уже все знает. Догадался. Их видели. Все рассказали. И сейчас он просто мучает его, заставляя все глубже закапываться во вранье, а потом все выскажет, и Сашка сгорит со стыда, и мама наверняка вместе с ним. Но как быть? Не рассказывать же все сейчас. Уже поздно…. И Сашка продолжал врать…
– На пустырь пошли… За фабрикой. В футбол играть.
– А Сережа с вами был?
– Нет. Он так и не пришел.
– И ты к нему вечером не заходил? Не видел его?
Сашка замотал головой.
– Мы поздно… Там дождь и мама сказала быстро.
Тут кивала уже мама.
– Понятно, – следователь задумчиво крутил в руках ручку. – А вы часто играли на стройке?
Сашка замолчал.
– Не бойся, родители ругать не будут, – успокоил следователь и взглянул на Сашкиного отца, тот посмотрел на сына и кивнул.
– Летом часто, – ответил Сашка.
– А с кем еще?
– Ну, Костя, Максим… в основном. Иногда еще пацаны приходили.
Следователь некоторое время молчал, разглядывая Сашку, тот разглядывал свои руки.
– А ты видел после Костю или Максима? – наконец спросил он.
“Макса видел!” – как будто кто-то прокричал внутри, но Сашка тряхнул головой и замотал из стороны в сторону.
– Нет. Меня в больницу отвезли, а они не приходили.
Следователь помолчал, посмотрел на Сашку, на его родителей, в свой блокнот, и, видимо, не найдя больше вопросов, сказал:
– Спасибо. Ты очень помог. Может хочешь что-нибудь еще рассказать? Все, что считаешь важным. Может заметил что? Услышал?
Сашка вздрогнул и замотал головой.
– Ну хорошо. Если что-то вспомнишь, обязательно скажи родителям, это поможет быстрее найти друга. Хорошо?
Сашка кивнул.
Следователь поднялся. Отец проводил его и участкового к выходу, мама осталась на кухне. Когда дверь захлопнулась, отец вернулся в кухню, положил руку Сашке на плечо.
– Я на работу. Уже сильно задержался. Всё хорошо?
Сашка кивнул, опустив глаза.
Отец легонько похлопал по Сашкиному плечу и вышел из кухни, кивнув жене. Мама кивнула в ответ и тут же подошла к Сашке. Приложила ладонь ко лбу и, видимо, удовлетворившись показаниями материнского термометра, сказала.
– Иди в комнату, приляг. Ты бледный совсем. Или почитай. Не разболелся бы. Витамины пьешь?
Сашка опять кивнул.
– Хорошо. На обед, что хочешь?
Сашка пожал плечами.
– Ну ладно. Куриный суп сделаю. Для укрепления иммунитета. Иди. Я позову.
Спать уже не хотелось. Играть тем более. Он лежал, разглядывая трещины на потолке, узоры на ковре и обоях, мысленно путешествуя по линиям, как по лабиринту. Пытался читать, но буквы прыгали перед глазами, и даже если удавалось прочитать предложение, смысл тут же улетучвался. То и дело перед глазами возникали страшные картины. Серега на стройке, Серега в коридоре больницы. Макс…
“Макс! Макс и Костя!” – вдруг промелькнула мысль. – “А к ним приходил милиционер? Наверняка приходил. И что они сказали?”
Волна тревоги вновь накатила. Да, они договорились в общих чертах, что говорить: не были на стройке, сторож, пустырь. Но вдруг Костя с Максом передумали, пока он лежал в больнице. Вдруг по-другому рассказали что-то. Теперь их рассказы сойдутся, а Сашкин нет! Сашка одновременно и хотел узнать, и боялся узнать, что он уже попался. Почему милиционер спросил, видел ли он Костю и Максима после? А если он догадался, что они сговорились?
Сашка упал лицом в подушку и изо всех сил вцепился в неё зубами. Хотелось зареветь, расплакаться, пойти и все рассказать и будь что будет. Страшные сцены вновь поплыли перед глазами. Он зажмурился изо всех сил и сильнее уткнулся в подушку, так что перед глазами замелькали цветные искорки. Искры складывались в цветные спирали и вертелись, увлекая куда-то вниз, в глубину, в черноту. Подушка и кровать стали вязкими, как болото, и затягивали его внутрь, туда, где образовалась черная бездонная яма, а в глубине крутилась искрящаяся спираль…
Сашка стоял в абсолютной темноте, только вокруг него тьма чуть рассеивалась, словно он был в коконе из едва различимого свечения.
“Где я? Как сюда попал?” – искрящаяся спираль словно переместилась к нему в голову и сейчас вихрем кружила мысли. – “Это сон? Как я так быстро уснул?”
Ощущения были очень реальными. Вообще не похоже на сон. Он помнил все события реальности, вот только что лежал на кровати, уткнувшись в подушку. Он ущипнул себя за руку и почувствовал боль. Слабая надежда на то, что он сейчас проснется и все исчезнет, растаяла.
“И как отсюда выбираться?” – еще одна мысль вклинилась в спиральный вихрь.
Не дал додумать еще один кокон света, появившийся чуть подальше. В этом коконе Сашка разглядел силуэт и сердце бешено заколотилось. Сомнений быть не могло – Сережка. Он стоял в облаке света, опустив голову и не шевелился. Кокон вместе с ним приближался. И вот когда он был уже на расстоянии вытянутой руки, Сережка поднял голову…
Сашка опешил. Он ожидал более страшной картины. Сережка, не гниющий призрак, как в видении в больнице, и не с жуткими ранами, каким он видел его в последний раз на стройке, а вполне обычный Сережка, разве что без очков, и даже его ленивый глаз обычно скрытый за картонкой сейчас не косил и не закатывался вбок.
Он смотрел на Сашку своими тёмными грустными глазами, не узнавая, но в какой-то миг словно вспомнил что-то важное. Глаза его увеличились, выражение лица изменилось, он открыл рот, вдохнул будто вот-вот что-то скажет, и замер… Заморгал не в силах выдохнуть или сказать и наконец с трудом произнес.
– Сашка… Это… это не я… Это он…
– Ч-что? К-кто? – растерянно спросил Саша.
Он немного осмелел. Сережка не жуткий монстр, не зловещий призрак. Сережка. Друг Сережка! Он будто бы хотел его о чем-то предупредить, помочь. Сашка даже сделал шаг навстречу и поднял руку. Сережа тоже… Внезапно по протянутой руке пробежали мелкие волны, словно под кожей были сотни жуков. Кожа на руке треснула и расползлась лавтыками тут же покрываясь гнилью. Гниль перешла выше, на лицо, образуя страшные дыры, сквозь которые виднелись кости, зубы. Рука с хрустом скривилась, челюсть съехала в сторону, а глаз выпал из глазницы и повис на жгутике переплетенных нервов и мышц.
– Кто, кто? – харкающим голосом зашипел изувеченный Сережа. – Друг твой лучший, которого ты бросил. Иди же сюда. Давай вместе поиграем. Тут игр много. Можем потолкать друг друга со стены. Ты же это так любишь!
Сережка сделал несколько шагов вперед, даже не шагов, он словно исчез и появился уже рядом и схватил Сашу за руку. Сашка дернул руку, но хватка была крепкая, он дернул еще раз, вскрикнул, попытался вырваться и тут услышал голос. Знакомый мамин голос.
– Ты что, ты что? Это я! – мама держала Сашку за руку, другой рукой уже ощупывала лоб. – Ты задремал что ли? Взмок весь, но температуры вроде нет. Приснилось что-то?
Сашка испуганно осмотрелся. Он сидел на своей кровати, в своей комнате. Рядом мама. За окном уже стемнело, видимо он все же уснул.
– Приснилось что-то страшное? – переспросила мама.
Сашка замотал головой: сон, если это был сон, он помнил, но рассказывать о нём не хотелось.
Мама посмотрела недоверчиво, но не стала допрашивать.
– Забыл, наверное. Уже поздно, давай стелись и ложись. Нужно сил набраться. В понедельник в школу пойдешь. До конца недели смотри не разболейся, а то отстанешь совсем.
Сашка послушно расстелил кровать, умылся и лег в постель. Но засыпать было страшно. Вдруг опять увидит это… Может все-таки рассказать? Но как? Они спрятали тело. Зачем, если не виноваты? Голова шла кругом, все казалось нереальным. А может это все сон? Кошмар? Может, нужно проснуться и всё снова, как прежде? Вот бы было так. Но он знал, что, как прежде, уже не будет никогда.
Так тянулись дни. Кошмары всё еще снились ему каждую ночь и хоть он и просыпался в холодном полу, но они уже не были такими реалистичными и не врезались в память. Уже через несколько минут он смутно помнил детали, оставалось только ощущение безысходности и липкого ужаса.
Следователь больше не приходил. Родители тоже не задавали вопросов. Он слышал, как иногда вечерами они тихо перешептывались о случившемся. Среди причитаний матери о том, что она не знает, как теперь отпускать Сашку куда-то одного, он вылавливал фразы о Сережке и знал, что его пока не нашли… Не нашли его труп…
Однажды вечером в дверь позвонили. Всю неделю к ним никто не приходил, отец открывал своим ключом и звонок уже давно молчал, от этого его противная трель стала неожиданной. Неожиданной и тревожной. Послышались шаги, короткая пауза у двери и щелчки замка, и…
– Тамара, заходи, заходи, – это был голос мамы. – Как ты?
Сердце мгновенно ушло в пятки. Сережина мама! Все события того вечера мгновенно вынырнули из тумана. Взглянуть в глаза тёте Тамаре было страшнее всех ночных кошмаров. Кошмаров! Может, и это кошмар? Тот самый реалистичный кошмар снова захватил сознание!
Сашка ущипнул себя за руку сильно, как мог. Было больно, но он продолжал сжимать пальцы, стиснув зубы в надежде. Что вот боль пройдет и он проснется в своей кровати. А может даже вообще ничего не было! Он позавтракает и, перепрыгивая ступеньки по пути на улицу, забарабанит в обитую дерматином дверь, которая тут же откроется и на пороге будет стоять улыбающийся Сережка. Но боль не уходила. Он прекратил сжимать, а рука все еще болела. Наверняка будет синяк.
– Лен, спасибо. Извини, что я… – услышал он заплаканный голос тёти Тамары.
– Да что ты, что ты, проходи скорей! Пошли на кухню. Чай будешь? – прервала мама.
Сашка вжался в угол, не подавая признаков присутствия. Он услышал шаги, легкое постукивание кружек, голос Сережиной мамы, слова утонули во всхлипах, и разобрать, что она говорила, он не смог, а затем голос своей мамы.
– Может еще… найдется… Не нашли же…, – мать сбилась не решаясь закончить фразу. Сашка понял, что она не решилась сказать. Он сам не мог представить, что его еще недавно живого друга будут называть словом “тело”.
– Да, да.., – заговорила тётя Тамара, все еще всхлипывая, но отчетливее. – Конечно, конечно… Страшно просто.. Это все я, дура! Не отпустила тогда с Сашей твоим, сейчас был бы…
Послышался протяжный плач.
– Не захотела… С Сашей я бы конечно… Но Костя этот и Максим… Не нравились мне они. Переживала, что связались с ними наши. А вот значит, не о том… А теперь… Ты про Максимку-то знаешь?
– Это который полненький?
– Да, да.. Вот беда одна не ходит.., не зря говорят. Он… в ванной… утонул. Сердце, говорят, остановилось.
У Сашки в голове словно ударили в огромный колокол. Макс! Его сон! Тот кошмарный сон в больнице! Макс! И вода. Да! Во сне была вода. Макс в воде! Как?!! Что это было?!! В голове еще гудел “колокол”, но он слышал, как тетя Тамара, всхлипывая, продолжала.
– А я думала, хулиган он, а вот оказалось… впечатлительный. Он.., Родители рассказывали, как Сережа пропал сам не свой ходил. Переживал. В ванной обморок… и захлебнулся…
– Ужас какой… – услышал Сашка мамин сдавленный голос. – Дети они… сильнее всё чувствуют…
Повисла пауза. Сашка прямо чувствовал, как мама повернула голову и смотрит в сторону его комнаты.
– А… а про Сережу? – услышал Сашка тихий мамин голос и напрягся. – Что в милиции говорят?
– Что говорят… Ищут… Схватили этого алкаша-сторожа, допрашивают. На стройке нашли собаку мертвую. Дождь почти все смыл, кровь взяли на анализ. А если… Если он Сережу…
