Где в жизни «щасте»?

– Приветствую! – кричит шёпотом из коридора.

– Ну как концерт? – интересуюсь я.

Игорь заходит на кухню, сияет.

– Чистый кайф! Она раздала стиля на все сто, вайб просто космический, – отвечает Игорь.

– А кто качал-то? – спрашивает Эмиль.

– Монеточка! – его тон не оставляет сомнений, что это был лучший концерт.

– Везёт же некоторым! – фыркаю я из зависти.

– Окей! Обязательно сходим, – обнимает меня парень, бросает взгляд на свои наручные часы и встаёт из-за стола. – Мне пора!

– Оу, Эмиль, – останавливает его Игорь. – Хорошо, что ты тут. Есть тема.

– Давай! – вскидывает брови.

– Я тут тачку одну присмотрел. Ребята вроде норм, у них ещё Ютуб-канал есть. Хочу свой мусорник слить и взять что-то живое. Не впадлу в субботу со мной сгонять? Ты же шаришь.

– Без б, бро! – охотно соглашается Эмиль и обращается ко мне: – В субботу в центре города лазерное шоу будет. Посмотрим тачку, и потом сразу заберу тебя с мелкой и поедем тусить.

Парни договориваются о времени, и я провожаю Эмиля.

Наверно, мы слишком громко разговариваем, потому что в коридоре появляется мама. Проходим на кухню. Вот такая у нас шибанутая полуночная семейка.

– Ма, ты чего? – поворачиваюсь к ней. – Я думала, ты уже спишь.

– Не спится что-то, – присаживается за стол. – Как ты себя чувствуешь?

– Нормально, как будто и не было никакой температуры, – убираю со стола грязную посуду.

– Эмиль так долго засиживается у нас… – устало говорит она.

– И что?

– Не совсем это прилично.

– Ну ма-а-ам! Это устаревшие правила. А что, Игореше с Ликой можно?!

– Эй! Валери-Бэрри! Не переводи стрелки! – возмущается брат, собирая себе из остатков бутерброды.

– Ну, ладно, современная вы молодёжь! – безнадёжно махает рукой. – Ты всё-таки решил тот Лексус купить? – это вопрос к Игорю.

– Ну да! – кивает брат. – Этот старый Мерс из автосервисов не вылазит. Пора менять.

– Игореш, – задумчиво произносит мама. – Может, что-нибудь другое? Подкопи денег, купишь поновее. Отзывы об этих Лексусах не очень. И Юля тоже говорит, что у её коллеги такой Лексус, так она с ним замучилась. Никому не рекомендует такую машину. А ты упёрся, как баран!

– Я Эмиля запряг. Послушаю, что скажет.

– Брать перекупа с собой, чтобы купить машину… Такое себе! – мама скептически поджимает губы.

– Разберусь! Не ковыряйте мне мозг! – бросает Игореха и сбегает в свою комнату с бутербродами.

– А у тебя что интересного? – смотрит на меня она.

Пересказываю маме, как провели с Эмилем время.

– Да уж! Парень-загадка. Так-то, гляжу на него – вроде приятный молодой человек. Заботливый. Галантный. С тобой, как с писаной торбой носится. Недосыпает. Всегда на связи. Но от него веет опасностью.

– В смысле? – настораживаюсь.

– Не в смысле, что он маньяк-убийца, – успокаивает мама. – Ненадёжность какая-то присутствует. Он всё делает вскользь. Всё-то у него на мази. Бесстрашно идёт к цели. Фанатично, я бы сказала.

– Разве это плохо? – хмурюсь.

– Он, как ребёнок: схватил игрушку – поигрался. Надоела – бросил, – она делает паузу и кривит рот. – Вроде ищет серьёзных отношений. И такое чувство, что очень хочет влюбиться, но у него это не получается. Словно какая-то опция неисправна. Я тут грешным делом подумала: нарцис или психопат? А может это последствия травмы после смерти мамы? Или просто недолюбленное дитя? К сожалению, я не психо-доктор, чтобы ставить диагнозы.

– Так в чём опасность? – задаю главный вопрос.

– В его двойственности. Понимаешь, такой, как он, может даже жениться. Так, по приколу! А на следующий день подать на развод. Ну, это я так, для примера. Никто не знает, что там ретроградит в его голове.

– Я пока не собираюсь замуж!

– С этим точно не надо торопиться! И вообще, любые отношения – это большой труд. Обоюдный. Ко всему надо подходить рационально, – она тяжело вздыхает. – Вот и мне предаётся эта двойственность: я как бы и не против этого парня, но и сказать тебе, что он потенциальный кандидат в спутники жизни, тоже не могу. Все эти: съехать», «соскочить», «слиться»… Как-то нестабильно.

Я задумываюсь над её словами. У меня самой нет объяснения нашим с ним отношениям. Я же вечно начеку, когда мы находимся в непосредственной близости, и явно ощущается его желание поцеловать меня совсем не по-дружески. Уворачиваюсь, выскальзываю из его рук под разными надуманными предлогами. Предвижу такое сближение заранее и предотвращаю в самом начале. Таким образом я успешно удерживаю френдзону, а он потихоньку её штурмует. Пока на минималках. Терпеливо и размеренно. Какой у него план? Или он уже всё решил за нас двоих? Его сегодняшнее косвенное признание в любви снова сбивает с толку.

– О-па-сен! – мама тихонько ударяет по столу чайной ложечкой, как судейским молотком. – И зачем ты его тормошишь с этой коробкой? Я же просила не втягивать его в наши дела.

– Я хочу, как лучше! Хочу, чтобы вы на Новый год приехали! – капризно дую губы. – А он пусть делает, раз обещал!

– Ой, чует моё сердце, что ждёт нас какая-то лажа. Молю Бога, чтобы он благополучно забыл или не нашёл эту злосчастную коробку, – складывает руки в умоляющем жесте.

– Ну почему?! – искренне не понимаю я отказа в помощи.

– Потому что у меня дурное предчувствие, – говорит строго. – И эти миски собачьи… самонаполняющиеся.

– По ходу, кто-то в «Майнкафт» в детстве переиграл! – усмехаюсь.

– Да, кто его знает! Пойдём-ка спать, ребёнок! А то скоро нам Майя задаст жару!

Глава 52

В субботу брат возвращается домой без Эмиля.

– Ну, что там с Лексусом? – спрашивает мама, а я стою рядом.

– Эмиль сказал, что за такие бабки норм тачка, – в его голосе слышится лёгкая неуверенность. – Мне вообще показалось, что Эмиль не так уж и разбирается в этом. Задавал тому чуваку вопросы странные. В некоторых моментах мне даже становилось неудобно, что я притащил какго-то некомпетентного чела. А потом Эмиль попросил у меня ссылку на Ютуб-канал.

– Ворон ворону глаз не выклюет, – делает вывод мать. – Они оба перекупы. Видят и чувствуют друг друга насквозь. Каждый ведёт свою игру. В любом случае, их объединяет сфера бизнеса. А она очень обширна. Не исключено, что им ещё предстоит пересечься. Как правило, все участники стараются сосуществовать мирно. Без конфронтаций. Обходить острые углы. Так что, Эмилю не выгодно отговаривать тебя от покупки машины априори. Он же не хочет, чтобы тот чувак затаил на него обиду. Если бы Эмиль был на его месте, то был бы благодарен, за то, что кто-то помог ему сбагрить очередную развалюху. А ты, Игореш, для Эмиля пока, мягко говоря, никто. А с тем челом они в одной упряжке.

– Я уже решил, что куплю эту тачку. В понедельник забашляю и перепишем.

– Тебе виднее, – печально произносит мама.

– А где Эмиль? – интересуюсь я.

– Позже приедет, – небрежно бросает брат. – Ему по каким-то делам надо.

Открываю дверь и ахаю от удивления. Эмиль стоит на пороге с огромными пакетами. Ставит на пол в коридоре пять упаковок памперсов, упаковку одноразовых пелёнок и десять банок сухой детской смеси. Ну и так, по мелочи – тортик, сок, конфеты.

– Ты сумасшедший! – проговариваю медленно в полной растерянности.

Меня переполняет восторг и изумление. Если это перевести в денежный эквивалент, то в сумме получится около трёъсот евро. Для меня цифра космическая. Чтобы вот так за один раз оставить в магазине столько бабла… А тот букет из, наверно, ста роз! Каждый цветок не меньше еврика… Офигеть! Сколько же денег у этого безбашенного парня. Неужели он реально готов тратиться на нас с Майей?

– Я нормальный, – говорит серьёзно, но вижу, как ему нравится тот эффект, что он произвёл. – Уеду в командировку и буду уверен, что у тебя всё есть.

Ситуация такова, что у меня нет ни единой возможности отказаться от всего этого. Это же не золото и не что-то эксклюзивное, а то, что просто необходимо моему ребёнку. Ребёнку!

– Ты готова? – улыбается мило. – Мелкую собрала?

– Почти! – скрываюсь в своей комнате, чтобы быстро переодеться.

Мы загружаем в Рэндж Ровер коляску и устанавливаем люльку. Маюня уже закрывает глаза.

– Давай покатаемся, пока светло, – предлагает парень. – А как начнёт темнеть, поедем в центр. Как раз лазерное шоу будет в самом разгаре.

Охотно соглашаюсь. Обожаю этот белый джип. Утопаю в мягком сиденье, а мир снаружи вдруг становится меньше, тише и послушнее.

Я ощущаю себя в нём дерзко и защищённо одновременно. Будто мне можно всё. Будто никакие чужие взгляды, разговоры, прошлые ошибки не имеют значения, пока мы катимся по дороге. Снаружи город живёт своей суетой, а внутри – отдельная вселенная, где время замедляется и подчиняется нам.

– В этом доме у меня квартира, – парень указывает пальцем на пятиэтажку. – Жильцы съехали, засрали всё! Нужно обновить интерьер, ремонт новенький замутить. На следующей неделе найму мастеров.

– Как ты всё успеваешь? Машины, квартиры, командировки, дом, кошка с собакой…

«И мы с Майей», – хочу добавить, но молчу, чтобы не занижать наш вес во всей этой цепочке. Мы по определению должны находиться на верхушке этой пирамиды.

– Кручусь-верчусь! – усмехается гордо. – Ты же хочешь, чтобы у нас всё было?!

Естественно, я киваю. Только его уверенность почему-то не передаётся мне. Снова то чувство, что слишком пафосно. Как из параллельной вселенной, которую можно видеть, но нельзя войти.

Едем знакомой дорогой. Я знаю: скоро будет поворот в посёлок, где живёт Данила, и вместе с этим знанием накатывает тихая, незваная грусть. Почему-то вспоминается Чип. Каким он стал? Он уже не мой, но любовь к нему никуда не делась. Это я его предала – а собаки, в отличие от людей, умеют быть верными. Интересно, узнал бы он меня по запаху, если бы мы встретились? Говорят, они помнят всю жизнь. Хотя, наверное, после того, что я сделала, справедливее было бы покусать меня. Заслужила.

– Чего приуныла? – строит мне гримасу в зеркале заднего вида.

– Сказала про твоих животных, и подумала про Чипа. Скучаю по нему.

– Не вопрос! Поехали – заберём! – вполне серьёзно предлагает Эмиль.

– Это как?

– Ну вот так! Приходишь и говоришь, хочу обратно свою собаку! В чём проблема? Хочешь, я договорюсь. Уверен, что отдадут!

Мне бы столько уверенности! Не представляю, как можно заявиться к незнакомым людям и что-то потребовать. Но для Эмиля, видимо, не существует преград. Наверно, мама права, что он фанатик. Безбашенный фанатик.

– И куда я его поселю? В квартире Принцип теперь живёт. Вдруг Чип его загрызёт.

– Ко мне поселим. Пусть по территории бегает. Дом охраняет, – находит вариант Эмиль.

– Нет, – мотаю головой. – Не стоит травмировать психику пса. Он уже там привык.

– Ну смотри сама… – хмыкает парень.

Он сворачивет на повороте, который сразу за посёлком, и останавливает Рэндж Ровер у какого-то комплекса. Глушит движок.

– Лер, – смотрит на меня преданно. – Можно я Мирону мелкую покажу?

– Ну, хорошо, давай покажем, – я не вижу причин для отказа.

– Нет, ты не поняла. Мирон сейчас в бане с мужиками. Я же не могу тебя туда привести. Они там голые. Засмущаются… А я быстро. Зайду в предбанник, Мирон глянет, и обратно.

– Ну ладно, – даю согласие, как под гипнозом.

Он освобождает Майю от ремней безопасности и берёт на руки. Девочка безмятежно спит, а Эмиль с нежностью смотрит на её личико.

– Сейчас, красавица, познакомлю тебя с моим лучшим другом, – приговаривает он и захлопывает дверь.

Дверь закрывается слишком громко. И сразу становится тихо – пугающе, неправильно тихо. Я остаюсь одна в машине, и это одиночество вдруг давит со всех сторон. Воздух кажется плотным, будто его стало меньше. Я смотрю ему вслед – как он уходит, уверенный, спокойный, с Майей на руках, – и внутри что-то обрывается.

Это мой ребёнок. Мой!

Мысль бьёт в голову резко, болезненно. Сердце начинает колотиться быстрее, чем нужно, быстрее, чем можно объяснить разумом. Материнская тревога поднимается мгновенно, как сирена. Как инстинкт, которому плевать на доводы и логику.

Мне кажется, что я должна выйти. Догнать. Вернуть её себе на руки. В голове вспыхивают дурацкие, нелепые картинки: а вдруг споткнётся, а вдруг кто-то чужой возьмёт, а вдруг…

Я сжимаю пальцы так сильно, что ногти впиваются в ладони. Пытаюсь сидеть спокойно, быть адекватной. «Это же Эмиль. Он не допустит, чтобы с малышкой случилось что-то плохое», – успокаиваю сама себя. Но внутри – паника, первобытная, животная. Будто у меня отняли часть меня самой и унесли за пределы моего поля зрения.

Я смотрю на дорогу, на двери комплекса, на каждую секунду, которая тянется невыносимо долго. И понимаю: пока её нет рядом, пока я не слышу её дыхание и не чувствую её вес – я не целая. Я в этой душной машине, как тигрица в клетке, у которой забрали дитя. Дышу глубоко. Рвано. Не свожу дикого взгляда с двери, за которой сейчас находится мой ребёнок.

Задерживаю дыхание, готовая выскочить и бежать туда. И пофиг, что там голые мужики. Переживут как-нибудь. Я нет дела до их членов.

Но тут дверь бани открывается, и выходит довольный Эмиль. На руках всё также бережно держит Маюню.

Роняю лицо в ладони. Растираю щёки, глаза. Прошло, наверное, не больше трёх минут, которые для меня вылились в бесконечность, когда я осознала, что значит, страх за ребёнка и страх без ребёнка.

Расслабляюсь и выхожу им навстречу. С вымученной улыбкой.

– Все мужики просто в ах@е! – сообщает Эмиль, светясь от счастья. – Они обомлели от такой мелкой. У Мирона тоже скоро родится сын. Я не долго?

– Нет, всё нормально! – сохраняю самообладание.

– Тогда погнали в центр! – Эмиль заводит мотор. – Как раз пока доедем, пока найдём парковку, совсем стемнеет.

Я смотрю на дорогу. Середина ноября, а уже на лобовое стекло падают крупные хлопья снега. Стеклоочистители сметают их. По краям трассы обочина побелела. Зима подаёт свои первые признаки.

В центре города какая-то нереальная магия. Мы бросаем машину на парковке и выкатываемся с коляской в старый город. Сегодня госпраздник, и администрация явно решила выжать из этого максимум: гирлянды на домах и деревьях, мягкий свет, первый снег падает лениво и аккуратно, будто по сценарию. Всё вокруг выглядит так, словно я провалилась в добрую сказку, где никто никуда не спешит.

На газонах и тротуарах встречаются герои мультфильмов: то замирают, то вдруг оживают, машут руками, крутят головами, вызывая восторг у детей и улыбки у взрослых. Город дышит праздником. И мы втроём в этот ритм вписываемся неожиданно гармонично. Как будто так и должно быть.

Мы много фоткаемся. Щёлкаем кадры, записываем короткие видосы – контент сам себя не сделает. Эмиль всё время рядом с коляской, важный, сосредоточенный, будто реально отец года. Я делаю очередное фото и, не отрываясь от экрана, спрашиваю:

– Опять в инсту зальёшь?

– Ага, – довольно кивает. – Пусть полюбуются. Завидовать тоже полезно.

– Кто именно? – прищуриваюсь.

– Да вообще все, – чуть повышает голос. – Я не шифруюсь. Это ты морозишься, чтобы мы вместе не светились.

И это правда. Мне не хочется, чтобы подписота видела нас рядом. Внутри сидит какое-то упрямое чувство: рано. Не надо. Пусть пока будет загадкой, с кем тусит Эмиль и откуда у него ребёнок.

– Я просто нефотогеничная, – тяну театрально.

– Да ладно, – фыркает он. – Я твои рилсы видел. Там вообще огонь. Я залип, не оторваться.

– Ну конечно, – усмехаюсь. – Сначала тысяча дублей и миллион фоток, а в итоге – две нормальные.

– Дубль раз, дубль два, мотор! – ржёт он.

– Типа того, – развожу руками.

Он вдруг оживляется:

– Слушай, прикол. Мой батя увидел фотки в инсте, где мелкая у меня на груди спит. И знаешь, что выдал?

– Что?

– Что это мой ребёнок.

–Но это же неправда!

– Полуправда, – смотрит серьёзно, с этим своим многозначительным выражением.

– Так объясни ему.

– Да объяснил, – отмахивается. – Только он нифига не поверил. Решил, что я где-то накосячил, заделал ребёнка, а теперь типа решил быть мужиком и признать. Прикинь сюжет.

– Прикидываю, – вытягиваю губы. – А переубедить?

– Пробовал, – смеётся. – Бесполезно. Он упёрся. Говорит, надо с тобой познакомиться.

Меня будто током прошивает. Я вообще не представляю себя в доме его отца – влиятельного, уверенного, на дорогом Мерсе. Наверное, буду выглядеть как Золушка, которую случайно занесло в чужой дворец: неуместно и неуверенно.

– И-и-и? – тяну, уже чувствуя подвох.

– Поедем и познакомишься, – пожимает плечами так, будто речь о кофе. – У него скоро днюха. Там вся родня соберётся. Мы тоже в списке.

Блин! Хрен редьки не слаще. Ещё мне не хватало оказаться на семейных смотринах под софитами чужих ожиданий.

В голове сразу рисуется картинка: огромный дом, холодный, как музей, выверенные улыбки, оценивающие взгляды. Родственники, которые задают вопросы так, что любой ответ звучит как оправдание. И я – за длинным столом, с ребёнком на руках, с чужой фамилией и ощущением, что я тут случайно и не по адресу.

Меня сжимает изнутри. Я не его жена. Я вообще непонятно кто в этой схеме – временная, с прошлым и багажом, который не спрячешь ни под каким идеальным образом.

И его отец… человек, привыкший, что мир живёт по его правилам. Как я буду выглядеть рядом с ним? Нелепо? Жалко? Под подозрением?

– Ну и когда планируется этот светский выход? – спрашиваю как можно спокойнее.

– Да скоро, – уклончиво отвечает.

– Это секрет? – настаиваю, потому что хочу конкретики.

– Не прям секрет, – играет бровями. – Я скажу заранее, не кипишуй. Подготовимся.

От этой неопределённости у меня внутри мелкая дрожь. Быть экспонатом на чужом празднике жизни я точно не готова.

– Тебе не кажется, что идея так себе? – пробую съехать. – Всё внимание должно быть на имениннике. А выйдет, что часть внимания уйдёт на меня и Майю. Странно как-то.

– Батя у меня нормальный, – ухмыляется Эмиль. – Он всё считает.

Мы подходим к машине. Эмиль складывает коляску и просит сделать ещё одну фотку – с Майей на фоне РэнджРовера. Ну да, парни и тачки – классика.

Дома оставляем Майю. Мама зовёт на ужин, но мы отказываемся, потому что спешим на салют. В этот раз его решили запускать не на набережной, а сразу в трёх точках. Мы выбираем побережье: там темнее небо, ярче вспышки и море рядом. Шумное, живое.

Не знаю, какая часть населения и что выбрала, но на побережье чудовищное столпотворение. Рестораны переполнены. Настроение – вайб. Идём в супермаркет.

Сразу у входа стоят огромные корзины с всякой мелочёвкой. Брелоки, подвески, мягкие игрушки на любой вкус. Эмиль тут же зависает у той, где навалены плюшевые звери. Выуживает оттуда игрушечного щенка – лупоглазого, нелепого, максимально смешного – и крутит его в руках. Я невольно улыбаюсь, но иду дальше: у меня дома этих мягких созданий и так перебор – от мала до велика.

– Гав-гав-гав! – он внезапно выскакивает сзади и тычет мне щенком в спину, будто тот нападает.

Дёргаюсь.

– Блин, ты что, больной?! Ты меня напугал!

Говорю это громче, чем планировала. Несколько человек тут же оборачиваются.

– Да ла-а-адно, ну сорян, – тянет он, делая максимально виноватые глаза.

– На нас пялятся! – дуюсь я.

– И чё? – ухмыляется, криво хмуря брови.

– Да ничего! Ты себя как клоун ведёшь! – бурчу, скрестив руки.

– А что я сделаю, если ты на меня так действуешь, что меня прям распирает? – лыбится. – Хочется прыгать от радости, прикинь.

– Блин, ты не в цирке, и я не зритель, – снова одёргиваю. – Угомонись уже.

– Принял, осознал, каюсь, – кривляется он, сжимая в ладонях плюшевого щенка, будто это святыня.

Я шумно выдыхаю, закатываю глаза и ухожу вперёд, подальше от витрин и чужих взглядов. Меня реально бесит его дурашливость. А ему хоть бы что – сияет, как будто выиграл в лотерею.

Мы шатаемся между стеллажами с напитками. Эмиль хватает бутылку воды, тут же откручивает крышку и делает несколько глотков – демонстративно, с видом «мне можно».

– Будешь? – суёт бутылку мне.

Я мотаю головой. Пить не хочется. В принципе, я не вижу трагедии в том, чтобы открыть воду в магазине и потом её оплатить. Но дальше происходит что-то странное.

Он закручивает крышку, ставит бутылку обратно на полку и, как ни в чём не бывало, хватает меня за руку и тащит дальше.

Кринж. Чистейший.

– Это сейчас что было? – я вырываю руку. – Ты вообще в адеквате? Зачем ты так сделал?

– В смысле? – тянет он с искренним удивлением. – Попил и поставил. Чё такого?

– А если это кто-то купит? – шиплю я.

– Ну пусть глазами пользуются, – пожимает плечами, будто читает лекцию о жизни.

– Но ты же испортил товар!

– Да эта вода стоит копейки, – отмахивается он. – Никто не разорится. Или мне теперь её выкупать, что ли?

– Да! Именно! – отрезаю я.

– Окей, босс, – ухмыляется.

Мы возвращаемся к стеллажу. Початая бутылка всё ещё стоит на месте, как свидетель его выходки. Он берёт её, и мы идём на кассу, оплачиваем.

– И чё мне теперь с ней делать? – крутит бутылку в руке. – Я ж её уже попил.

– В машину отнесём, – решаю я.

Он усмехается, но не спорит. Молча закидывает бутылку на заднее сиденье.

Мы выходим к морю – и Эмиль внезапно решает, что законы гравитации для меня сегодня не работают. В следующую секунду я уже у него на плече, вверх ногами, как трофей. Воздух выбивает из лёгких, мир переворачивается, а он несётся по пляжу, будто у него под ногами не песок, а взлётная полоса.

Я болтаюсь, как мешок с картошкой, и это унизительно до бешенства. Ноги где-то в небе, голова гудит, внутри всё крутится. Я терпеть не могу это чувство – ненавидела его ещё со школы, с этих идиотских упражнений на физре, где тебя ставят вниз головой и делают вид, что так и надо.

Я луплю его кулаками по спине, требую немедленно поставить меня на землю. Голова кружится так, а мозги сейчас реально вытекут через уши.

Он останавливается резко, но аккуратно. Ставит меня на песок, как будто ничего не было. И вот тут начинается самое опасное.

Мы слишком близко. Катастрофически близко. Я всегда держу дистанцию – это мой щит, моя территория. А сейчас он просто взял и обошёл все мои правила.

Его руки скользят по моим плечам, уверенно, без суеты. Он перехватывает мои запястья и заводит руки назад, фиксируя. Не больно – но надёжно. Я чувствую его дыхание у себя на лице, тёплое, медленное, слишком личное. Он наклоняется, и я понимаю – ещё секунда, и это случится.

Нет. Не могу заставить себя с ним поцеловаться, хоть мне и любопытно узнать, как он это делает. Представляю себе, что страстно.

Но на подкорке моего сознания словно вбит восклицательный знак – яркий, мигающий, дорожный. Он орёт об опасности, даже если разум шепчет про интерес и любопытство. Я резко отворачиваю голову в сторону и одновременно подаюсь вперёд, упираясь лбом ему в грудь. Не нежно. Жёстко. Достаточно, чтобы сбить момент. Его хватка слабеет на долю секунды – и мне этого хватает. Я выдёргиваю руки и делаю шаг назад.

Сердце колотится, дыхание сбито, внутри адреналин. Я смотрю на него снизу вверх – дерзко, упрямо, без извинений. Я не убегаю. Но и не сдаюсь. Это моя граница. И я только что напомнила, где она проходит.

– Ну окей, – он усмехается. – Значит, играем в недотрогу. Я терпеливый, если что. Отвечаю.

И на этом всё. Никакой обиды, никакого давления. Он просто достаёт жвачку, закидывает её в рот и идёт вперёд, будто ничего не случилось. Мы шагаем рядом по смешанному со снегом песку к месту, где вот-вот рванёт салют. Впереди уже слышны голоса, смех, музыка. Эмиль болтает о чём-то отвлечённом, кивает на огни, шутит – легко, как обычно. Ни тени раздражения. Будто мой отказ не ударил, не задел, не оставил следа.

На ходу выплёвывает жвачку. Легко поддевает её носком кроссовка – как мячик. Я не успеваю ничего сказать. Жвачка описывает нелепую дугу и улетает в сторону. Через секунду она мягко шлёпается на светлое пальто какой-то женщины впереди нас.

К счастью, та ничего не чувствует. Даже не оборачивается. Зато я ощущаю знакомую волну раздражения.

– Ты серьёзно сейчас? – цокаю. – Ты вообще думаешь иногда?

– Да расслабься, – кривится он. – Она ж лёгкая, как пух.

– Это не оправдание, – бурчу я. – Ты ведёшь себя, как неадерталец.

Он только усмехается и снова шагает вперёд, будто мой упрёк – просто фоновый шум.

Салют начинается резко. Небо взрывается цветами, толпа восторженно ахает, кто-то аплодирует. Мы следим за залпами, но невольно поворачиваем голову, когда одна из петард отделяется и летит явно не по заданной траектории. Всё происходит в доли секунды, но я это вижу, как в замедленном кино. На моих глазах петарда попадает в мужчину.