ТАЙНЫЕ СТРАНИЦЫ

Поделившись своим наваждением с близкой подругой, я встретила удивлённый взгляд её кошачьих зеленовато-голубых глаз. Вздёрнув точёный носик, она вместе с сигаретным дымом выпустила мне в лицо едкое замечание:

– Забудь! Хочешь сказать, что ищешь девственника, чтобы быть у него первой… Так что ли? Тебе уже тридцать пять, ты зрелая женщина, которой нужна интрига, игра. Что может дать тебе какой-то пацан, у которого ты будешь первой? Да и где его взять? В школе?

– Ну почему сразу в школе? – возмутилась я.

– А где же? Молодёжь сейчас этим… с шестнадцати занимается. – процедила подруга – Не получается у нас попробовать всё, что хотим. Вот я никогда не прыгала с парашюта и в подводной лодке не прокатилась, хотя и мечтала… Ну ведь можно радоваться и чему-то другому! – бросила Милочка и задумчиво продолжала: – В Японии есть философский сад храма Рёан-дзи. В нём пятнадцать камней расположены группами так, что с какого бы места на них ни смотреть, видно лишь четырнадцать. Ведь нельзя всё узнать и полностью получить желаемое – что-то всегда от нас скрыто…

Эти рассуждения несколько умерили мою блажь. Мила – мы называли её просто Милашка – была старше всех в нашей компании, однако хорошо в неё вписывалась. С фигурой модели-подростка, весёлая и обаятельная, она казалась женщиной без возраста, и только её двадцатипятилетний сын мог напомнить о нём.

Я знала Милку около восьми лет. От неё всегда пахло лёгким девичьим ароматом, чем-то огуречным и фиалковым. И каждый раз в свой день рождения, встречая меня на пороге уютной квартиры, она кокетливо вздыхала: "Ну вот, я уже вступила в бальзаковский возраст!" Зная, что так говорят о женщинах между тридцатью и сорока, я недоумевала: куда же она "вступила".

В Милкиных глазах постоянно присутствовало соблазнительное обещание. Умелая рассказчица, она артистично декламировала, блистая словесной бижутерией. В каждый свой жест Мила вкладывала страсть. Вот даже взять стакан воды – для многих это простое движение. Она же взмахивала рукой, как в танце, и, небрежно звякнув кольцами о край стакана, обнимала его всей ладонью. А потом медленно подносила к лицу и касалась приоткрытыми губами, словно целуя…

Через несколько дней после моего тайного признания, Мила, чувствуя, что я всё ещё не рассталась со своей сумасшедшей прихотью, вдруг выдала:

– Ну уж если тебя так заело… есть у моего сына приятель. Ему двадцать два, а он всё учится, занят – не до девушек. Очень способный парень, программист. Мой Славик уже переживает, что тот останется без опыта… с женщинами. Вот и попробуй его в себя влюбить. Разница в возрасте у вас гораздо меньше, чем у нашей примадонны с её мужьями. Значит так… пошлю я его к тебе установить программы на твой новый комп, а там – дело техники.

Виталик оказался симпатичным парнем и при всей занудности программиста даже пытался шутить. Изображая интерес и кивая в нужный момент, я выслушала лекцию о современных технологиях. Пока "компьютерный гений" колдовал над проводами и кнопками, я сварила кофе и, подавая Виталику чашку, наклонилась совсем близко к его русой макушке. От неё пахло чем-то детским, мне захотелось прижать этого парня и тискать, как младенца. После распитой бутылки вина, под томную музыку и его бубнящий голос я напрягла фантазию, представляя нас с ним в откровенных сценах. Однако даже воображаемые эротические картинки не смогли разжечь во мне и искру желания.

Я пыталась вставить образ Виталика в один из шаблонов. Мужчина-загадка: такой непредсказуем, убегает и появляется внезапно с подарками, поездками и развлечениями. Или… мужчина- самец: всегда голодный и жадный до секса, изобретательный в постели и ревниво доказывающий свою любовь. И, наконец, третий по шкале моих скромных познаний в области мужского поведения, мужчина-муж: домашний, надёжный и свой, как говорят, пока смерть не разлучит… Однако мужчина-девственник не вписывался в этот скудный каталог, и потому, вскоре моя навязчивая идея улетучилась. Вспомнив Милку, я решила, что с "парашюта прыгать не буду и в подводную лодку тоже не хочу".

Но часто надуманное нами случается наяву, ведь не даром сказано: "Будь осторожен в желаниях своих, ибо могут они свершиться!"

Дела в бизнесе шли неплохо. Я наконец-то купила квартиру и, собираясь переезжать, ликовала, что у моего сына будет отдельная комната, а родители больше не смогут досаждать мне поучениями.

После окончания затянувшегося ремонта я пригласила Милку взглянуть на мой новый "дворец". Подруга оценила шикарный вид из окон и современную планировку, однако, не стесняясь в выражениях, раскритиковала работу строителей. Но всё же осталась довольна общим впечатлением и заключила:

– Новоселье, конечно, обязательно. Все наши придут, ну и нужные люди, как всегда. А ещё, я настаиваю, квартиру надо освятить, очистить – мало ли с какой энергетикой здесь люди жили. Я приведу своего друга-священника. Это мой духовник. Он всё сделает как надо!

Оцепенев, я уставилась на подругу: она, Мила-Милашка, и духовник – понятия не смешиваемые, как вино и воск для свечей. Но, устав от ремонта и домашней кутерьмы, я тут же согласилась и добавила, что буду рада хоть Папе Римскому.

На новоселье собралась компания из пятнадцати гостей. Мама и тетка, гремя кастрюлями, с утра стояли у плиты. По квартире бодро гулял аромат деликатесов.

Шурша праздными разговорами, мы сели за ломившийся от вкуснятины стол. Вот тогда, по своему обыкновению опоздав, появилась Милка в сопровождении священника.

Мои представления о каком-то дьячке с горбатым носом и острой бородкой были напрочь развеяны. Отец Алексей выглядел лет на сорок. Его глубокий взгляд серо-голубых глаз будто лился, как с картины Рериха "Возлюби ближнего своего". Вовсе не красавец, Алексей привлекал особой статью, такая бывает у людей с яркой харизмой или неординарными физическими качествами. Они обычно, при любом росте, кажутся на голову выше других.

Алексей очень легко вписался в нашу компанию, где все любили поесть и выпить. Он умел поддержать любой разговор, удивляя знаниями в истории, политике и бизнесе. Когда же мой новый гость окончательно пленил нас своей эрудицией, Милочка с гордостью сообщила, что он недавно защитил диссертацию по религиоведению. Сейчас теология признана государством научной специальностью, вот моя подруга и предложила тост за успехи отца Алексея в исследовательской работе.

Я про себя ухмыльнулась:"Священник – учёный – не очень-то вяжется. Ведь наука с религией враждуют ещё со времён инквизиции. Однако мир стремительно меняется, а значит и возможно соединение некоторых академических предметов."

Вытащив Милку на балкон покурить, я с нетерпением ждала подробностей. Но, всегда разговорчивая, моя подруга на этот раз удивляла сдержанностью и неохотно протянула:

– Когда мама умерла на моих руках, мне было совсем плохо. Вот… его и порекомендовали. Он очень образован, преподаёт в семинарии. Я не разбираюсь в иерархии, вроде он из посвящённых – тех, кто отказывается от всего ради служения Богу.

– Ты хочешь сказать, что… – пробормотала я.

– Не знаю, девственник ли он, но это не то, что тебе надо. Он особенный. Не твой тип! – резко бросила Милка.

Проглотив досаду, я пристально взглянула в лицо подруги, любуясь зрелой красотой женской осени. "Да, – пронеслось у меня внутри, – она постарше меня, но всё ещё очень лакомый кусочек. Может ревнует, оберегая его святость от таких вот, как я, ведьмочек!".

Я знала о всех Милочкиных романах. Она со своим Борюсей лет пять как нежилась в любви и гармонии, но при этом постоянно с кем-то флиртовала. Как она сама выражалась, "чтобы быть в тонусе", типа охотничьей собаки: "сохранить нюх и блеск шерсти", ведь "сколько волка ни корми…"

Вечер удался на славу. Алексей прочитал молитву и благословил всех нас. Прощаясь, я с благодарностью вложила в его руку купюру, но он не принял денег.

– Вы можете сделать благотворительный взнос на счёт реабилитационного центра для детей, больных церебральным параличом. Я там работаю куратором и бываю каждый день. Приходите к нам, мы приглашаем бизнесменов для спонсорской помощи, – кувнул он на прощание.

Изнывая от любопытства, я на следующий же день помчалась в тот центр. Мой новый знакомый встретил меня так естественно, будто точно знал, что я приду.

Я заезжала туда раз в неделю и постепенно начала помогать Алексею во многих вопросах – от доставки медицинского оборудования до отправки некоторых детей на лечение за границу.

Наши беседы с Алексеем звучали для меня почти магически. Я жадно ловила каждое слово и с интересом расспрашивала о темах его научных статей и диссертации.

Последние несколько лет крутясь в бизнесе и подчиняясь его жёстким законам, я привыкла к определенному типу мужчин, которые были слишком грубы и заняты для нежных чувств. Они "любили меня", не выпуская из одной руки мобильник и давая распоряжения о переводах и поставках, при этом другой рукой расстёгивали ремень брюк… и задирали мне юбку. Те мужчины видели во мне не женщину, а делового партнёра, самку или продажную девку, готовую на всё ради выгодного контракта.

Рядом с Алексеем я словно парила в неведомой ранее эйфории. Будто поменяв ледяной ветер зимы на тёплое летнее дуновение, он помог мне возвыситься над суетой и оттаять.

Мы беседовали о Библии, о Ветхом и Новом Завете. И в наших дискуссиях регилия, органично сливаясь с наукой, открылась мне совсем по-другому.

Отец Алексей рассказал, что ещё в детстве после трагической смерти родителей решил посвятить себя служению Богу полностью и без остатка. Осмелев, я спросила, почему же он отказался от права иметь семью и детей, почему отказался от любви?

– Все существа – дети мои, и я люблю их всех. Недостойных люблю так, чтобы были они достойны любви, а достойных – чтобы были ещё достойнее, – так прозвучал его спокойный ответ.

– Но это не та любовь! – вырвалось у меня.

– Любовь – всегда любовь, если это любовь истинная!

И всё же мне хотелось уловить в глазах Алексея особый блеск, который загорается у мужчин рядом с желанной подругой. Однажды в нашем разговоре о вопросах мироздания и о том, почему так несправедливо, когда рождаются дети-инвалиды, всегда очень сдержанный Алексей, вдруг заметил:

– Однако иногда Создатель достигает совершенства… Вот как в тебе… и ум, и красота, и женственность.

Кровь бросилась мне в лицо, и я судорожно искала ответ, принимать ли сказанное за надежду на взаимность или это лишь очередной философский вывод.

В полумраке летней ночи ко мне приходили видения: Он бесшумно вошёл и снял с себя чёрную рубашку. Завороженным взглядом я следила за ним, боясь пошевелиться и спугнуть "птицу счастья". И обнимая, растворилась в нём, словно Ева, сделанная из его ребра…

Я жадно схватила родной запах и выдохнула ему в губы свою женскую тоску и одиночество: "Единственный мой..!"

И он, совсем не робкий для нашей первой ночи, так легко слился с мной, шепча песни Соломоновы: "Положи меня, как печать, на сердце твоём, как перстень на руке твоей, ибо сильна, как смерть, любовь…"

Волнующе пели венчальные колокола! И обручальное кольцо сверкало на моём пальце. А звон всё сильнее, сильнее!

Выскользнув из мутной дрёмы, я сбросила липкую простыню. Всё мне лишь снилось! А звуки колокола? Это настойчиво голосил мой телефон.

В предрассветном сумраке я схватила мобильник и услышала любимый голос: "Извини, что разбудил. Меня срочно направляют в Иерусалим со специальной миссией. Там сейчас неспокойно… Вылетаю через три часа. По дороге в аэропорт хочу зайти на минутку".

Встретив Алексея, я с трудом сдерживала слезы и, сжав его крепкую ладонь, шепнула:

– Хочу поехать с тобой!

Так когда-то я говорила собиравшимся в путешествие родителям. "Конечно, доченька," – обычно сверкали их улыбки. Но детство давно закончилось, и меня ждал другой ответ:

– К сожалению, невозможно. Разрешено только представителям духовенства, – качнул головой Алексей.

Наши мучительные взгляды срослись. Он ритуально снял серебряный крест и надел мне на шею – моё пылающее тело обжёг холод прильнувшего металла. Я замерла, словно вода, превращённая в лёд, услышав на прощание:

– То, что мы чувствуем друг к другу, милая, дано нам Богом, но им же предназначены нам две разные дороги, которые суждено пройти каждому свою. И помни мудрость царя Соломона: "Всё проходит…"

ТАЙНЫЕ СТРАНИЦЫ

В деревне у нас говорили, что я горда,

независима, свободна и весела.

Пока не пришёл Синяя борода…

Наталья Резник

Даже связанная, я ловко увернулась от удара. Его рука с размаху врезалась в стену. Яростно выругавшись, мужчина потирал ушибленную ладонь.

– Сейчас я тебя на куски порежу, сука!

В густом полумраке я видела демонически блестящие глаза, их освещали лучи уличного фонаря, проникавшие через узкое, как бойница, окошко.

Твёрдый пол жёстко давил мне на позвоночник, липкая лента на губах жгла кожу, воняло пылью и старой обувью. Руки, связанные над головой в локтях и запястьях, упирались во что-то жёсткое и холодное. Пока мой мучитель изрыгал похабную брань, я цепкими пальцами старалась крепко сжать твёрдый предмет, на ощупь он походил на кусок металлической трубы.

– Папаша твой настаивал, чтоб мне пятерик впаяли, – прохрипело возле моего уха, – но ведь я тебя почти не трогал!

Сквозь боль и страх в моём сознании промелькнули события восьмилетний давности. А я-то всё недоумевала, почему его лицо мне знакомо!

Смаргивая слёзы, боковым зрением я ловила движения моего мучителя. Он возился в углу, а потом кряхтя присел на корточки поближе. Казалось, злодей решил приступить к делу и начал расстёгивать мой плащ. Застёжка не поддавалась, тогда он с силой рванул полу плаща, и пуговицы звонко ударились о стену. Я беспомощно выгибалась, насколько позволяли связанные в лодыжках ноги, эти движения помогли мне ухватить желанную штуковину, я ощупала её грубые края и поняла, что смогу удержать. «Спорт вас закалит, спорт вам поможет…» – говорил нам тренер по волейболу. Годы, проведённые в спортивном зале, сделали меня сильнее, а вот теперь должны и помочь.

Мучитель задрал мою кофту, положил шершавую ладонь на грудь и часто задышал, на моём пылавшем теле его огромная клешня казалась ледяной. Я отчаянно вздрогнула.

– А! – прохрипел он, обдав меня перегаром и запахом гнилых зубов. – Я на нарах этого ждал!.. Сначала тебя, потом твоих подружек – они уж скоро очнутся, а после всех туда, в колодец…

Я напрягла пресс и рывком мгновенно согнулась вперёд, выбросив руки со сжатым в пальцах предметом. Удар пришёлся мучителю по голове в тот самый момент, когда он с глумливой улыбкой расстёгивал свой ремень. Даже не вскрикнув, злодей рухнул рядом. На щёки мне брызнула кровь, горячая, липкая. Меня замутило, и я с трудом сдержала приступ рвоты.

В голове не родилось ни одной мысли – со мной говорил лишь инстинкт загнанного зверя. Быстро двигая руками, я старалась ослабить верёвку. Кожа на запястьях сдиралась, но боль меня не останавливала, наоборот, она заставляла проворнее работать пальцами. Наконец, выскользнув из жёсткой связки, я одеревеневшими руками содрала с лица плёнку. Губы горячо саднило, сухим ртом я судорожно схватила глоток спёртого воздуха. Вместе с ним в мышцах прибавилось сил, а в голове возникло понимание, что злой демон может скоро очнуться.

Я почти на ощупь связала ему руки и ноги верёвками, снятыми с себя. Он был тяжелым и вялым, как набитое горохом чучело, которое мы с братом водрузили на бабушкином огороде. Огромный уродец, одетый в старые отцовские штаны и рубаху, пугал не столько птиц, сколько местную детвору. На ветру он часто заваливался, и тогда мы с усердием пристраивали к нашему Страшиле доски от старого курятника.

Мне с трудом удалось встать и сделать несколько шагов. Словно ища опору, моя рука задела висевшую на проводе лампочку. Теперь, ощупывая стены, я искала выключатель, он спасительно щёлкнул и жёлтый свет тонкими струйками поплыл сквозь пыльное стекло лампы.

Постепенно мутная картина передо мной проявлялась всё чётче, узкое помещение напоминало ветхий гараж или сарай для хранения старья. Мой слезящийся взгляд наткнулся на две женские фигурки, связанные, они лежали возле прикрытой двери. Это же Наташка с Аллой! Я бросилась к стонущей Алке, она никогда не выглядела такой беспомощной. Длинные льняные волосы смешались с грязными опилками, модное бирюзовое пальто забрызгано грязью.

Впервые я увидела Аллу, когда мы с Милой, моей землячкой из Улан-Удэ, поступив в Новосибирский торговый институт, получили общежитие. Восторженные, в предвкушении новой студенческой жизни, мы взяли у коменданта ключи и с разочарованием обнаружили, что наша комната не на двоих, как мы надеялись, а на троих. Открыв дверь, мы увидели высокую ярко накрашенную блондинку в бордовом стёганом халате. Она так манерно возлегала на узкой кровати с деревянными спинками будто собиралась позировать для картины «Маха одетая». Девушка скользнула по нам игривым взглядом и с сарказмом протянула:

– Ну… привет, молодежь!

Алла была на пять лет старше нас. Она с первых же дней показала твёрдость характера, установила дежурство, следила за порядком и изумительно вкусно готовила. Однако при своей фанатичной любви к чистоте, регулярно затевала в нашей комнате пирушки, приглашая студентов то из соседнего электротехнического, то из других вузов. А на четвёртом курсе Алка вдруг заявила, что к ней скоро из Магадана приедет жених.

Петя появился неожиданно, вот так запросто просочился мимо грозной вахтёрши и постучался в дверь нашей комнаты. Алка в это время гужевала в компании очередного любовника. Невинно глядя в чёрные Петины глаза, я наплела, что она с девчонками из её группы пишет курсовую работу, где-то на втором этаже общаги.

Петя невозмутимо заметил, что подождёт свою милую и по-хозяйски открыл увесистый саквояж. Я с удовольствием следила, как он скинул добротное пальто и выложил на наш потёртый стол дефицитные в восьмидесятые годы деликатесы: сервелат, балык и множество пестрых баночек с икрой и другими вкусняшками.

От Пети веяло барским лоском. Тогда, в свои тридцать пять, он казался нам взрослым и солидным, у него было всё, чтобы влюблять женщин: харизма, предприимчивость и тонкий юмор. Чем он занимался в Магадане, как говорится, история умалчивает. Что-то скупал у моряков, где-то продавал, а теперь, чтобы легализоваться и прикрыться дипломом, задумал поступить в наш институт торговли на вечернее или заочное. Так он обрисовал нам с Наташкой цель своего приезда.

Я промурлыкала Пете, что иду на кухню поставить чайник, а сама стрелой долетела по узкой лестнице с четвёртого до второго этажа и вытащила Алку из прокуренной комнаты, заставленной грудой выпитых бутылок. Минут за пять, наверняка побив все армейские нормы, моя подруга успела почистить зубы, забежать в душ и протрезветь. Предстала она перед своим женихом в скромном спортивном костюме с кипой тетрадей в руках.

Именно затейница Алка и подбросила идею отметить мой день рождения в только что открывшемся ресторане.

– Этот год особенный. Мы ведь заканчиваем, а ты ещё и замуж собираешься, надеюсь, что и я тоже, – она прерывисто вздохнула и торопливо сплюну через левое плечо. – Тебе двадцать три исполняется, Тань… девичий расцвет. Никто из наших в том кабаке ещё не был, а мы инженеры-технологи общепита – диплом-то почти в кармане. Так что надо разведать.

Заказанный Алкой столик на троих сиротливо ютился в углу прямоугольного зала. Тяжёлые люстры, бархатные гардины, стулья с высокими спинками в белоснежных чехлах и такие же хрустящие скатерти выглядели в небольшом помещении старомодно и громоздко. Обстановку бодрили молодые официанты, они ловко сновали по узким проходам между столами. Публика блестела люрексом, бриллиантами и золотыми коронками улыбок.

Алка с видом знатока изучила меню, поправив облегающее красное платье, она сделала заказ. Мы с Наташей не возражали против её выбора. После двух рюмок коньяка помпезный интерьер ресторана показался теплее и уютнее. Тут грянула музыка, она стремительно подняла градус субботнего настроения.

За соседним столом гудела компания из шестерых парней.

– Надо же, попали. Сейчас наверняка подкатят знакомиться.

Наташка передёрнула узкими плечами.

– Ты давай, Натаха, не теряйся, – прыснула Алка.

– Не, я Серёгу с армии жду.

– Да, ты только ждёшь, а кто-то уж вернулся, – Алла кивнула в сторону парней. – Слышу, они вот своего друга с Афгана дождались.

Вскоре мужскую компанию дополнили три опоздавшие девушки, и Наташка с облегчением выдохнула. В сером строгом платье она была похожа на монашку, хотя даже и лохмотья не смогли бы скрыть её очарования. Гитарообразная фигура подруги часто приковывала мужские взгляды, а нос с горбинкой делал её похожей на экзотическую птичку.

Ресторан гудел праздничными тостами, они тонули в звуках модных шлягеров советской попсы. Мы веселились и под «Листья жёлтые…» танцевали с приглашавшими нас кавалерами.

Я заметила его не сразу. Этот мужчина лет тридцати сидел в компании поодаль, посасывал одну за другой сигареты и пялился на нас. Его немигающий, как у рептилии взгляд, будто уловив знакомые черты, сверлил меня с особым пристрастием. Вскоре он вышел и не вернулся…

Я так и не поняла, как мы оказались в том уазике с потёртой надписью то ли «Энергосеть», то ли «Энергогаз». У выхода из ресторана Алка торопливо бросила, что она уже договорилась и нас довезут до общаги всего за два рубля. Кроме водителя в машине было ещё двое парней. Мы проехали минут десять… и вдруг мне в лицо ударил сладковато приторный запах, возможно хлороформ или что-то похожее. Я была почти без сознания, происходившее плыло как во сне. Мне запомнились грубые руки, жесткие верёвки и хриплый голос.

– Сделано. Убирайтесь! Это мои дела.

Да, это были его дела, а теперь он лежал связанный, лицом вниз. Непослушными руками я сняла с Алки верёвки. Потирая занемевшие ноги, она тихо рыдала и по-рыбьи открывая рот, невнятно бубнила. Наташа очнулась с трудом, её знобило, а потом стошнило. На руке у неё блеснул циферблат часов – половина четвёртого. Я подошла к двери, она легко поддалась моему толчку, до слуха доносились звуки снаружи, где-то вдалеке завыла собака, потом всё стихло.

– Они… – тонкий голос Наташки казался ещё писклявее, – хотели нас изнасиловать? Ментам, – яростно зашипела она, – надо звонить ментам!

– Это ты?.. Это ты его? – Алка кивнула в сторону мучителя. – Что с ним?

– Может, сознание потерял… связала, – с трудом прошамкала я.

– Не убила, надеюсь… – Алла поднялась и, прищурив воспалённые глаза, уставилась на лежащее тело.

– В-валить надо ск-ко-о-рее, – заикаясь прошептала Наташка. – Пока его дружки не вернулись.

– Погоди! – Алкин взгляд прилип к окровавленному виску злодея. – Да он… похоже, мёртвый! – она глубоко вдохнула, приблизилась, положила ладонь на его шею и резко отдёрнула руку.

– Как? – сдавленно взвизгнула Наташка. Она постаралась подняться, но снова опустилась на пол. – Нас посадят, нас же всех посадят! Хотя нет, – сжимая дрожащие ладони, затараторила она: – Ты ведь защищалась, Тань. Мы ведь не виноваты. Правда?

Алла обхватила голову руками. Она стояла босиком на грязном цементном полу рядом со скинутыми туфлями и покачивалась взад вперёд.

– Вот что, – прохрипела она, – виноваты или нет, а все мы попадём под следствие. А это значит: прощай институт и всё остальное!

Растрёпанная, бледная, Алла подняла на меня мутный взгляд. Стараясь успокоить трясущиеся руки, я вцепилась в свою джинсовую юбку и кусала опухшие губы. Потом начала глубоко дышать – так учил нас делать тренер перед соревнованиями.

– Двадцать пять вдохов и выдохов, и придёт решение – просипела я.

– Какое решение? – тихо заныла Наташка. – У меня мама сердечница. Она у меня одна…

Алла, резко махнув рукой, грубо её осадила:

– Вот только без истерик!

Я уставилась на пол и заметила чугунную крышку. Вот он, тот колодец, в который злодей собирался нас сбросить, это же канализационный люк!

Толкнув крышку люка, я убедилась, что она неплотно закрыта. Мы с Алкой сделали это, не сговариваясь: под причитания нашей нежной подруги мы подтащили тело к люку и скинули его вниз. Из-за шума в голове я даже не слышала, как оно туда свалилось.

На меня внезапно накатила горячая волна возбуждения, в крови бушевал адреналин. Мои подруги тоже стали проворнее. Мы закидали крышку люка ветошью и мусором, а перед уходом осмотрелись, не осталось ли что-то из наших вещей в том вонючем склепе. Дверь за нами тихо скрипнула, и я крепко закрыла её на щеколду.

Небо мягко серело, полумрак разбавлялся бликами редких фонарей. Мы старались идти побыстрее, но двигались, как в воде, с усилием. Наташа перестала хныкать, она будто впала в онемение и, шаркая ногами, тащилась рядом.