Проклятье Холодного Короля

Я кивнула, чувствуя, как кожа покалывает под его взглядом.

– Вижу, нам предстоит поработать над твоим внешним видом, – добавил он. – Но сначала… идём.

Он поднялся с трона и прошёл мимо меня. Высокий, грациозный, он двигался с такой уверенностью, что я почувствовала себя ещё меньше. Я поспешила за ним, едва поспевая. Он вёл меня через замок, спускаясь по винтовой каменной лестнице. Воздух становился всё холоднее, и я плотнее запахнула плащ. Стены здесь были грубее, без украшений, а свет из редких факелов отбрасывал длинные тени.

Мы остановились в мрачной комнате с низким потолком. Пять деревянных дверей с металлическими засовами тянулись вдоль стены. У каждой была маленькая прорезь и ведро рядом. Я замерла, сердце ухнуло вниз.

– Но я думала… – начала я, но голос дрогнул.

– Сначала ты должна понять, что я твой господин, – сказал он, не оборачиваясь.

– Я это знаю, – возразила я, но он проигнорировал.

– Всё, что у тебя есть, ты получишь только потому, что я решу тебе это дать.

Он повернулся, и я невольно отступила. Его маска сверкала в тусклом свете, а голос был холоднее камня под ногами. Он шагнул ко мне, и я споткнулась, упав на ступени.

– Пожалуйста, не надо, – взмолилась я, но он схватил меня за руку и потянул к ближайшей двери. С лёгкостью откинув засов, он распахнул её, открыв холодную каменную камеру с чистой соломой и ведром.

– Так лучше, – тихо сказал он, толкнув меня внутрь.

Я упала на колени, а рядом на пол шлёпнулось что-то мягкое.

– Мой первый подарок тебе – одеяло, – сказал он. – Оно тебе понадобится. Здесь холодно.

Дверь захлопнулась, и засов загремел. Я застыла на четвереньках, глядя в пол. Его жестокость раздавила остатки надежды. Солома хрустела подо мной, когда я поднялась. Узкое окно с прутьями пропускало холодный ветер. Я плотнее закуталась в плащ и осмотрела камеру. Маленькая, серая, с низким потолком. Одна стена привлекла внимание: странное сиденье и открытые трубы. Я поняла, что это, и удивилась – о таком я слышала только в сплетнях о богатых домах.

Зачем он запер меня? Как я буду служить, если сижу в камере? Может, это место для ночлега? Я собрала солому в угол, подальше от окна, укрылась одеялом и свернулась калачиком. Свет угас, и я провалилась в тяжёлый сон.

Утро принесло ту же мрачную реальность. Голова болела, пальцы онемели от холода. Я протёрла глаза, пытаясь понять, как моя жизнь за день превратилась в это. Громкие шаги раздались на лестнице, и я вскочила. Дверь открылась, и король вошёл, держа поднос с едой и дымящееся ведро воды.

– Доброе утро, – равнодушно сказал он. – Надеюсь, ты хорошо спала.

Я открыла рот, не веря его наглости.

– Вы правда так думаете? – выдавила я.

Он поставил поднос и ведро на пол.

– Что я желаю тебе добра? – Он склонил голову. – Неужели ты думаешь, что я желаю тебе зла?

Я сжала кулаки, чувствуя, как гнев пересиливает страх.

– Да, – сказала я. – Я пришла служить вам, а вы заперли меня в темнице.

Он отмахнулся, будто мои слова были пылью.

– Я так делаю со всеми. Это облегчает переход.

Я прикусила губу, чтобы не огрызнуться. Он кивнул, словно удовлетворённый, и ушёл, захлопнув дверь. Слёзы жгли щёки, но я вытерла их и подошла к подносу. Белый хлеб с мёдом пах так, что желудок заурчал. Я съела всё, до последней крошки, и умылась тёплой водой, чувствуя себя чуть живее.

Весь день я ждала, но он вернулся только вечером. Новый поднос с едой, старый забрал. Его костюм блестел в тусклом свете, маска насмехалась надо мной. Я молча наблюдала, как он уходит, не сказав ни слова.

Ночью я лежала под одеялом, глядя на свою косу. Мои волосы, выгоревшие до белизны, казались чужими. Солнце и работа в саду сделали своё дело – кожа потемнела, щёки покрылись веснушками. Я знала, что некрасива. В детстве я пыталась затемнить волосы, осветлить кожу, но всё было напрасно. Люди смеялись надо мной годы спустя. Боль и одиночество захлестнули меня, и я отвернулась от еды, свернувшись на соломе.

Утром король заметил, что я не ела.

– Ты не притронулась к ужину, – сказал он, глядя на поднос.

Я молчала, глядя в пол.

– Ты будешь вставать в моём присутствии и отвечать, когда к тебе обращаются, – холодно продолжил он. – И есть еду, которую я приношу.

– Я не была голодна, – буркнула я.

Его губы сжались.

– Ты и так слишком худая. Ешь, голодна или нет. И вставай, когда я вхожу. Я не терплю дерзости.

Я ждала наказания, но он лишь ушёл. Желудок заурчал, и я, ругая себя, съела макароны в мясном соусе, которые он оставил. Они были восхитительны, и это только разозлило меня сильнее.

Вечером он вернулся не один. Голоса доносились с лестницы, что-то стучало. Я вжалась в стену, боясь, что это наказание за утреннюю дерзость. Дверь открылась, и король вошёл, неся… стол? За ним следовал худощавый парень с двумя стульями. Они поставили мебель в центре камеры, не глядя на меня. Парень поклонился и ушёл, а король сел, расправляя салфетку.

Вошёл другой мужчина – высокий, с добрыми глазами. Он принёс два подноса с едой и поклонился.

– Что-нибудь ещё, Ваше Величество? – спросил он.

– Нет, спасибо, Савва, – ответил король.

Савва взглянул на меня и улыбнулся, но я отвела взгляд. Король жестом указал на стул.

– Не присядешь?

Я осторожно села, не касаясь салфетки. Аромат жареного мяса наполнил камеру, и я сглотнула.

– Ты голодна, – сказал он. – Почему не ешь?

Я пожала плечами. Он вздохнул.

– Вижу, нам придётся работать над твоими манерами. Так не годится для моих званых ужинов.

Я молчала, наблюдая, как он ест. Наконец, я сняла крышку с подноса. То же блюдо, что у него. Я удивилась.

– Ожидала корку хлеба? – спросил он, откусывая кусок.

– Пожалуй, да, – честно ответила я.

Он улыбнулся, но улыбка не дошла до маски.

– Я хорошо забочусь о своих слугах.

Гнев вспыхнул во мне.

– Правда? И все они спят в темницах?

– Поначалу да, – спокойно ответил он. – Теперь у всех прекрасные комнаты.

– Почему? – не выдержала я.

Он покрутил морковку в пальцах.

– Это облегчает переход. Твоя старая жизнь закончилась. Чем скорее ты примешь это, тем легче будет начать новую. Я требую полной верности, и не получу её от тех, кто тоскует по дому.

– По чему ты будешь скучать больше всего? – вдруг спросил он.

– По свободе, – ответила я, не задумываясь.

Он склонил голову.

– Не по семье? Не по друзьям?

– Друзей у меня не было, – отрезала я. – Отец умер. Мать использовала меня как прислугу, а потом выбросила.

Горечь просочилась в голос, но я не могла её сдержать.

– Понятно, – тихо сказал он. – И ты говорила, у тебя нет перспектив для замужества?

– Верно.

Он кивнул и откинулся на стул.

– Со временем ты увидишь, что все мои слуги были отвергнуты и стали счастливы здесь. Я знаю, ты считаешь это жестоким, но лучше разорвать связи со старой жизнью.

– У меня их нет, – буркнула я.

– Я не закончил, – холодно сказал он, и я замолчала. – Вторая причина – ты должна зависеть от меня во всём. Всё, что у тебя будет, я тебе дам. Я требую полной верности.

Страх сжал желудок. Он хотел сломать меня. Я поклялась себе, что буду служить, но не сломаюсь.

– Ты будешь щедро вознаграждена, – продолжил он. – Со временем ты будешь счастлива. Как моя личная служанка, ты будешь особенно нужна, так что важно выстроить правильные отношения.

Я кивнула, не в силах ответить. Он встал и ушёл, захлопнув дверь.

– Скоро, – пообещал он.

– Да, – прошептала я. – Скоро.

Утром он был удивлён, увидев меня. Я умылась, привела в порядок платье, заплела косу. Сидела за столом, стараясь выглядеть спокойной.

– Мой разговор пошёл тебе на пользу, – сказал он.

– Да, – заставила я себя ответить. – Я готова начать новую жизнь.

Он улыбнулся.

– Такая стойкость достойна восхищения.

Но он не выпустил меня, оставив новый поднос. Я ела, убирала камеру, ждала. Вечером поднос протолкнули через прорезь. Я схватила его, крикнув:

– Эй?

Шаги удалились. Я беспокоилась: подозревает ли он, что я не сломалась? Утром поднос снова пришёл через прорезь. К вечеру третий поднос вызвал слёзы. Почему он не вернулся? Забыл меня? Нашёл другую служанку?

Утром я была готова. Когда прорезь открылась, я крикнула:

– Пожалуйста, выпустите меня! Я готова!

Поднос чуть не ударил меня, но шаги замерли. Я заколотила в дверь, царапая засов, пока пальцы не закровоточили. Обессиленная, я рухнула на пол.

Свет угас, и я осталась в темноте. Утром еды не принесли. Паника росла. Может, он забыл меня? Оставит умирать? Я сидела у двери, дрожа, с опухшими руками, и ждала. В темноте я поняла: я одна. И, возможно, навсегда.

Глава 3

Милена

Грохот засова вырвал меня из тяжёлого сна. Я свалилась со стула, на котором задремала, и шлёпнулась на холодный каменный пол. Сердце заколотилось, а глаза щипало от яркого света, хлынувшего в камеру. Сквозь слёзы я разглядела силуэт в дверном проёме – высокий, в чёрном, с маской, сверкающей даже в тусклом свете факелов. Это мог быть только он.

– Вы вернулись, – выдохнула я, и облегчение смешалось со страхом.

Холодный Король шагнул ко мне и протянул руку. Я замялась, глядя на свои воспалённые пальцы, покрытые коркой засохшей крови. Боль пульсировала в ногтях, но я всё же ухватилась за его ладонь, стиснув зубы. Его рука была тёплой, сильной, и это почему-то напугало меня ещё больше. Я поднялась, покачнувшись, и он поддержал меня, не давая упасть.

Я всё ещё щурилась от света, не видя его лица – только бриллиантовую маску, холодную и совершенную. Но когда его взгляд упал на мои руки, я услышала низкий, почти звериный рык. Он заметил раны. Я невольно сжала его руку крепче, боясь, что он отпустит, и я снова рухну на пол.

Слёзы катились по щекам, пока он вёл меня к лестнице, осторожно поддерживая за локоть. Его пальцы слегка похлопывали по моей руке, будто успокаивая, но я не могла поверить в его доброту. Он был моим врагом, причиной моих бед, но сейчас – единственной надеждой выбраться из этой проклятой темницы.

– Боюсь, я, возможно, слишком сильно на тебя давил, – сказал он, и его голос, хоть и холодный, звучал тише, чем раньше.

Я не знала, что ответить. Горло сжалось, а голос после часов молчания казался чужим. Я хромала рядом, молясь, чтобы он не вёл меня к новым ужасам. Мы поднялись по винтовой лестнице, и холодный воздух сменился теплом верхних коридоров. Там нас встретила пожилая женщина в строгом чёрном платье. Её светлые волосы были уложены в тугой пучок, а лицо, хоть и суровое, не казалось злым. Я заметила в её глазах искру жалости, и это немного успокоило моё бешено колотящееся сердце.

– Агафья, позаботьтесь о девочке, – сказал король, отпуская мою руку. Я покачнулась, но женщина тут же подхватила меня за плечи. – И вызовите Петра, пусть осмотрит её руки.

– Ваше Величество, – хрипло ответила Агафья, её голос был твёрдым, но с ноткой упрёка. – Посмотрите, в каком она состоянии! Вы не должны были…

– Агафья, – резко оборвал он, и его маска сверкнула, когда он повернул голову.

Она фыркнула, бросив на него взгляд, полный сдержанного недовольства, но кивнула.

– Конечно, Ваше Величество, сейчас же.

Я позволила Агафье увести себя, благодарная за её тёплую, уверенную поддержку. Мои ноги дрожали, и без неё я бы точно упала. Мы шли по коридору, и я не могла оторвать глаз от высоких потолков, украшенных лепниной, и окон, через которые лился мягкий утренний свет. После мрака темницы всё казалось нереальным, как сон.

– Как тебя зовут, милая? – спросила Агафья, её голос был мягким, почти материнским.

– Милена, – прохрипела я. Горло жгло, но я была рада, что голос вообще работает.

– Я Агафья, экономка, – сказала она, сжав моё плечо. – Ну, и не только экономка, конечно. В этом замке всем приходится делать всего понемногу.

Она повела меня по широкой лестнице, и я озиралась, поражённая роскошью. Мраморные полы, гобелены с вышитыми цветами, хрустальные люстры, отбрасывающие радужные блики. Это было так не похоже на тёмную камеру, что я почти забыла о боли в руках.

– Мы приведём тебя в порядок, – успокаивала Агафья, открывая дверь в просторную комнату. Я замерла на пороге, боясь ступить внутрь. Огромные окна, обрамлённые тяжёлыми бархатными шторами, пропускали потоки света. Гигантская кровать утопала в подушках и мягких одеялах. На стенах висели картины с пейзажами, а у одной стены стоял шкаф, полный книг. Пол покрывал густой ковёр, мягкий, как мох. Я никогда не видела ничего подобного.

– Что это за место? – прошептала я, боясь, что это ошибка.

– Твоя комната, конечно, – удивилась Агафья, её брови взлетели вверх. – Не думала же ты, что навсегда останешься в той камере?

Слёзы снова хлынули, горло сжалось. Я только кивнула, сдерживая рыдания. Мне казалось, что я никогда столько не плакала, как за эти дни.

– Ох, милая, – Агафья шагнула ко мне и обняла, прижав к своей груди. – Ты правда так думала.

Я уткнулась в её плечо, чувствуя, как слёзы впитываются в её платье. Она погладила меня по спине, и на миг я почувствовала себя маленькой девочкой, которую утешает мама. Но моя мама никогда так не делала.

– Я помню, как страшно было мне в первые дни здесь, – тихо сказала Агафья. – Обещаю, станет легче. Король… он хороший человек, поверь.

Я вздрогнула и отстранилась.

– Хороший? – Мой голос сорвался. – Он чудовище! Он запер меня в темнице, как… как зверя!

Агафья ахнула и быстро захлопнула дверь, будто боялась, что нас подслушают.

– Никаких таких разговоров, милая, – строго сказала она, но в её глазах мелькнула теплота. – Он терпелив, но он твой господин. А теперь давай приведём тебя в порядок.

Я оглядела комнату, ища умывальник, но ничего не нашла. Агафья заметила мой взгляд и открыла маленькую дверь в углу. Я заглянула внутрь и ахнула. Там стояла большая ванна, выложенная белой плиткой, с золотыми кранами. Полки были заставлены полотенцами и флаконами с мылом, от которых пахло лавандой и мятой.

– Что это? – выдохнула я, не веря своим глазам.

– Здесь ты будешь мыться, – хмыкнула Агафья, подходя к ванне. – Не бойся, это не так страшно.

Я повернула кран, и горячая вода хлынула в ванну, поднимая пар. Я замерла, не веря.

– Горячая вода? Прямо так? – спросила я, чувствуя себя глупо.

– Конечно, – улыбнулась Агафья. – Ты же видела водопровод в камере.

– Да, но я думала, это… ну, чтобы не убирать за мной отходы, – пробормотала я, чувствуя, как щёки горят.

Агафья рассмеялась, и её смех был таким тёплым, что я невольно улыбнулась.

– Отчасти так, – сказала она, беря с полки пушистые полотенца и кусок мыла, пахнущий лавандой. – Но король не станет выносить за тобой горшки, милая. А теперь снимай платье.

Я покраснела, но Агафья прицокнула языком, поторапливая. Мои больные пальцы не слушались, не могли развязать плащ или расстегнуть пуговицы. Агафья, вздохнув, взялась за дело, и я стояла, опустив глаза, стыдясь своих лохмотьев, загорелой кожи и худобы.

– Ты что, не ела там внизу? – мягко спросила она, помогая мне забраться в ванну.

Я молчала, погружаясь в тёплую воду. Она обволакивала, растворяя боль и усталость. Я никогда не чувствовала ничего подобного. Солома всплыла на поверхность, грязь осела на дно, и я закрыла лицо руками, стыдясь.

– Расслабься, – сказала Агафья, похлопав меня по плечу. – Мы тебя отмоем.

Я и правда расслабилась, почти задремав. Но когда вода коснулась моих рук, я дёрнулась от боли. Агафья нахмурилась, разглядывая мои пальцы.

– Давай приведём тебя в порядок, чтобы Пётр посмотрел твои раны.

Меня вымыли так тщательно, как никогда в жизни. Агафья втирала мыло в волосы, поливая тёплой водой, отскребала грязь с кожи, напевая что-то тихое. Я смущалась, но её доброта успокаивала. Потом она намазала меня кремом с ароматом цветов, смазала волосы маслом и расчесала, бормоча извинения за колтуны. Наконец, она закрутила мои влажные волосы в свободный узел.

– Готово, – сказала она, отступая.

Я никогда не чувствовала себя такой чистой, но неопределённость пугала. Агафья укутала меня в мягкий халат и пеньюар.

– Надень это, – сказала она. – Я позову Петра и пришлю чай.

– Кто такой Пётр? – спросила я, напрягшись.

– Столько страха в тебе, дитя, – вздохнула Агафья, погладив мою руку. – Он садовник. И лекарь.

– Почему садовник лечит руки? – нахмурилась я.

– Он седьмой сын, – ответила она с улыбкой. – Говорят, такие умеют исцелять.

– Я думала, это миф, – пробормотала я.

– Может, и миф, – хмыкнула Агафья, собирая полотенца. – Но Пётр знает своё дело.

Она вышла, оставив меня одну. Я мерила шагами комнату, разглядывая резной камин и книги на полках. Ковёр под ногами был мягким, но холодные тона стен и штор угнетали. Я чувствовала себя чужой в этой роскоши.

Стук в дверь заставил меня вздрогнуть. Я плотнее запахнула халат. Вошёл худощавый мужчина с длинными тёмными волосами и большими зелёными глазами. Он широко улыбнулся, заметив меня у стены.

– А, новая девочка, – сказал он, ставя на стол поднос и сумку. – Жаль, что мы встретились при таких обстоятельствах.

Его дружелюбие насторожило меня, но он, кажется, это почувствовал. Неспешно расставляя чай и печенье, он дал мне время привыкнуть. Аромат ванили и мёда потянул меня к столу, и я осторожно подошла.

– Садись, – мягко сказал он, кроша в миску травы. – Я Пётр.

Я села подальше, наблюдая, как он плеснул в миску настойку и принёс горячую воду из ванной.

– Погрузи руки, – сказал он, садясь напротив.

Пар пах травами, и я осторожно опустила пальцы в воду. Боль тут же отступила, и я выдохнула. Пётр улыбнулся.

– Больно? – спросил он, отпивая чай.

– Уже меньше, – тихо ответила я, разглядывая его. Худощавый, с мальчишеской улыбкой, но морщины у глаз и серебряные пряди в волосах выдавали возраст.

– Не спросите, как это случилось? – решилась я, нарушая молчание.

– Могу догадаться, – сказал он, проглотив печенье. – Деревянные двери и отчаяние – плохое сочетание.

Я опустила взгляд, чувствуя, как щёки горят.

– Вы садовник? – спросила я, чтобы сменить тему.

– К твоим услугам, – он шутливо поклонился, и я невольно улыбнулась. – А ты Милена, верно?

– Да, – кивнула я.

– Рад знакомству, – сказал он. – Спросил бы, как дела, но и так ясно. Так что спрошу: ты сама пришла сюда или тебя выбрали?

Его доброта подкупала, и я решилась ответить.

– Меня выбрали.

– Почему? – Его глаза потеплели.

– Наверное, потому что я была прислугой дома, – сказала я, помешивая травы в миске. – И… потому что я некрасива. У других девушек есть женихи, а у меня… никого.

Пётр вскинул брови.

– Некрасива? Это чьё мнение?

– Всех, – буркнула я.

Он наклонился, разглядывая моё лицо, и откинулся назад.

– Ты не некрасива, Милена, – сказал он. – Не слушай тех, кто так говорит. Даже себя.

Я оценила его слова, но не поверила. Я знала, как выгляжу: худая, с выгоревшими волосами и веснушками. Не то что деревенские красавицы с их пышными формами и тёмными локонами.

Пётр кашлянул.

– Покажи руки.

Краснота побледнела, кровь из-под ногтей исчезла. Он промокнул пальцы тряпочкой с настойкой и нанёс мазь. Боль ушла, и я улыбнулась.

– Приходи утром, если понадобится ещё, – сказал он, собирая сумку.

Я кивнула, глядя, как он уходит. Одиночество вернулось, и я снова принялась мерить комнату шагами. Ждать ли короля? Ложиться спать? Можно ли спать в этой роскошной кровати?

Стук в дверь – и Агафья заглянула внутрь.

– Ещё не спишь? – удивилась она.

– Мне здесь спать? – спросила я, чувствуя себя глупо.

– Конечно, милая, – сказала она, входя. – Эта комната – твоя. Всё в ней твоё. Я знаю, это трудно понять, но король добр. Он заботится о нас.

Её теплота оттолкнула меня. Как она могла так говорить после того, что он сделал?

– Завтра утром приведи себя в порядок и спускайся на кухню, – продолжила она. – Потом король тебя примет.

– Где кухня? – спросила я, но Агафья уже вышла.

Усталость накрыла меня. Я забралась в кровать, утопая в мягких одеялах. Едва голова коснулась подушки, я заснула.

Утро пришло с солнечным светом, льющимся через окна. Я потянулась, наслаждаясь теплом, но воспоминания вернулись, и я нырнула под одеяла. Я не хотела быть в этой комнате, не хотела видеть короля, не хотела жить в страхе. Но ещё меньше я хотела, чтобы он ворвался и потребовал объяснений.

Я выбралась из кровати и направилась в ванную. Отражение в зеркале разочаровало: бледное лицо, тёмные круги под глазами. Мои лохмотья исчезли, и я с сомнением посмотрела на гардероб. Открыв дверцы, я нашла несколько платьев. Серое, простое, но слишком большое. Я натянула его, закатав рукава, и заплела волосы в косу, стараясь выглядеть прилично.

Коридор был пуст, но слабый запах еды указал путь. Картины на стенах, казалось, насмехались надо мной. Мраморный пол слепил глаза, и я поняла, что ненавижу этот замок почти так же, как его хозяина.

Аромат грудинки привёл меня к кухне. Она была тёплой, уютной, с деревянным столом и котлами, булькающими на огне. За столом сидел молодой человек, приносивший стулья в камеру. Напротив резал овощи темноволосый мужчина – тот, что приносил подносы.

– Доброе утро, – сказал он, тепло улыбнувшись. – Я Савва.

– Доброе, – пробормотала я, садясь.

Молодой человек, которого звали Озар, скептически оглядел меня.

– Агафья сказала, ты спустишься, – сказал Савва, указывая на стул. – Голодна?

Я кивнула, терпя взгляд Озара. Он смотрел с лёгкой неприязнью.

– Я Милена, – сказала я, надеясь смягчить его.

Озар промолчал, повернувшись к Савве, который закатил глаза.

– Не обращай на него внимания, – сказал Савва. – Он всех ненавидит.

– Не всех, – ухмыльнулся Озар, подмигнув.

Савва фыркнул.

– Не льсти, я и так тебя накормлю.

Он поставил перед нами тарелки с тёплым хлебом, сливками и фруктами. Озар жадно набросился на еду, но я замерла, глядя на вилку. Аппетит пропал при мысли о встрече с королём.

– Ешь, – сказал Савва. – Он захочет тебя видеть.

Я заставила себя есть, наблюдая за Саввой. Его руки мелькали, нарезая овощи с такой лёгкостью, что я почувствовала себя ещё более никчёмной. Моя стряпня всегда была либо недосоленной, либо пересоленной.

Савва поймал мой взгляд и улыбнулся. Я покраснела. Озар смотрел на меня с неприязнью.

– Спасибо за завтрак, – пробормотала я, вставая.

– Это моя работа, – ответил Савва с лёгкой улыбкой.

– Где найти… Холодного Короля? – спросила я, запнувшись.

– Не называй его Холодным Королём, – рявкнул Савва. – Ни здесь, ни в его замке.

Слёзы подступили, и я опустила голову.

– Он в своих покоях, – буркнул Озар. – Напротив твоей комнаты. Ты же его личная служанка, забыла?

– Я не знаю, где это, – тихо призналась я.

Озар закатил глаза.

– Глупая, – пробормотал он.

Слёзы хлынули, и я выбежала из кухни, слыша, как Савва упрекает Озара. Коридоры стали чуть знакомее, но я всё равно чувствовала себя в ловушке. В этом ледяном дворце, у Холодного Короля, я была никем. И я не знала, сколько мне осталось – убьёт ли он меня, если я окажусь бесполезной, или я доживу до старости, выполняя его приказы, как та старуха на рынке. Обе перспективы пугали.

Я остановилась у резных дверей напротив своей комнаты. Золотые и серебряные узоры сияли в свете люстр. Он был там. Ждал меня. И я не знала, чего он хочет.

Глава 4

Милена

Пот выступил над верхней губой, пока я стояла перед резными дверями покоев короля. Сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди. Я сжала кулаки, пытаясь унять дрожь, и заставила себя постучать. Удар вышел слабым, робким, но эхо разнеслось по коридору.

– Войди, – раздался холодный, спокойный голос.

Тяжёлая дверь поддалась легко, словно приглашая в ловушку. Я переступила порог, и моё дыхание замерло. Покои короля были такими же ослепительно белыми, как весь замок, но здесь свет казался ещё ярче, отражаясь от мраморных полов и хрустальных люстр. Высокие окна с витражами бросали цветные блики на стены, украшенные редкими гобеленами с серебряной вышивкой. В дальнем углу, за массивным столом из тёмного дерева, сидел Холодный Король, склонившись над кипой бумаг. Его маска сверкала в солнечном свете, а перо в руке двигалось с размеренной точностью.

Он не поднял головы. Я замерла, не зная, что делать, и сделала шаг ближе, затем ещё один, пока не остановилась у края стола. Тишина давила, и я чувствовала себя незваной гостьей.

– Я… я здесь, – прошептала я, когда молчание стало невыносимым.