bannerbanner
Проклятье Холодного Короля
Проклятье Холодного Короля

Полная версия

Проклятье Холодного Короля

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 4

Валентина Зайцева

Проклятье Холодного Короля

Все права защищены.

Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена, распространена или передана в любой форме и любыми средствами, включая фотокопирование, запись, сканирование или иные электронные либо механические методы, без предварительного письменного разрешения правообладателя, за исключением случаев, предусмотренных законодательством Российской Федерации.

Данная книга является произведением художественной литературы. Имена, персонажи, места и события являются плодом воображения автора или используются в вымышленном контексте. Любое сходство с реальными лицами, живыми или умершими, организациями, событиями или местами является случайным и не подразумевается.

Глава 1

Милена

Рынок гудел, как растревоженный улей. Я пробиралась сквозь толпу, высоко держа корзину с гусиным пухом, который мать велела беречь, как зеницу ока. Люди вокруг толкались, орали, торговались, и никто, похоже, не замечал худенькую девчонку, что лавировала между ними, стараясь не уронить свою ношу. Один неосторожный шаг – и пух окажется в грязи, растоптанный сапогами торговцев и зевак. А это значит, дома меня ждёт не просто выговор, а настоящая буря.

– Эй, поосторожней! – буркнула я, когда очередной прохожий, здоровенный дядька с корзиной яблок, чуть не сбил меня с ног. Он даже не обернулся, просто протопал дальше, оставив меня покачиваться, как тростинка на ветру. Никто не извинился, никто не спросил, всё ли со мной в порядке. Да что там, никто даже не взглянул в мою сторону.

Я не была невидимкой для жителей нашего городка. Они видели меня – дочку швеи, вечно таскающую корзины с нитками, тканями или ещё чем-нибудь, что мать считала важным. Но им было всё равно. А мне – нет. Если пух из корзины вывалится в грязь, мать устроит мне такую головомойку, что я неделю буду краснеть от одного её взгляда.

– Простите, – пробормотала я, когда очередной локоть ткнулся мне в плечо. Корзина опасно накренилась, и я, споткнувшись, юркнула в узкий переулок между прилавками, чтобы перевести дух и поправить свою ношу. Тут же рядом, как назло, оказалась пекарня. Аромат свежеиспечённых булочек – сладких, с хрустящей корочкой, посыпанной маком, – ударил в нос. Желудок предательски заурчал, напоминая, что с утра я проглотила только кусок чёрствого хлеба с водой. Но времени на мечты о булочках не было. Как и денег.

Я уже собиралась вернуться в толпу, когда заметила странную тишину посреди рыночного гомона. В гуще суеты, среди криков торговцев и смеха покупателей, был один островок пустоты. Люди расступались, словно вода перед камнем, вокруг старухи, что медленно брела от прилавка к прилавку. В её костлявой руке покачивалась плетёная корзина, а сама она опиралась на узловатую трость, постукивая ею по булыжникам. Никто не подходил к ней ближе, чем на три шага. Покупатели отворачивались, торговцы вдруг находили дела поважнее, а дети, обычно носившиеся по рынку, как угорелые, замолкали и прятались за родительские спины.

Я прищурилась, пытаясь разглядеть старуху. И тут сердце у меня ёкнуло. Это была она – личная служанка Холодного Короля.

Неудивительно, что её сторонились. Хрупкая, сгорбленная, с белоснежным пучком волос, старуха выглядела так, будто её вот-вот сдует ветром. Но было в ней что-то… неправильное. Что-то, от чего по коже бежали мурашки, а волосы на затылке вставали дыбом. Её глаза – слишком яркие для старушечьего лица – будто видели тебя насквозь. И всё же, глядя на неё, я не могла понять, почему её боялись больше, чем меня игнорировали.

И тут случилось то, чего никто не ожидал. Старуха поскользнулась на мокром булыжнике, покрытом грязью, и рухнула на колени. Корзина выпала из её рук, и по земле рассыпались мотки ниток, блестящие пуговицы и пара иголок, тут же утонувших в грязи. Толпа замерла, но никто не шевельнулся, чтобы помочь. Люди просто стояли, перешёптываясь, и отводили взгляды.

Я, не раздумывая, бросила свою корзину у стены и кинулась к старухе. Сердце колотилось, но я не могла просто стоять и смотреть, как она барахтается в грязи.

– Вы в порядке? – выпалила я, опускаясь рядом с ней на колени. – Давайте помогу!

Старуха медленно поднималась, опираясь на трость. Её пальцы, тонкие, как ветки, дрожали, поправляя выбившиеся пряди волос. Кожа на её руках была такой тонкой, что я видела голубоватые вены под ней. Я старалась не пялиться, но взгляд невольно цеплялся за эти детали.

– Вы в порядке? – повторила я, заметив, как на её сером чулке расплывается тёмное пятно крови. – Вы поранили колено!

Старуха наконец посмотрела на меня. Её глаза, серо-голубые, как зимнее небо, сверкнули в полуденном свете.

– Не говори со мной, девочка, – хрипло сказала она, отмахнувшись. – Разве не знаешь, что я проклята?

Я вздрогнула. Слухи о Холодном Короле и его слугах гуляли по городку, как осенний ветер. Говорили, что они все прокляты, что их господин – не человек, а что-то иное, холодное и вечное. Но я никогда не верила в эти сказки. Проклятья? Это просто сплетни, которыми старухи пугали детей.

– Вы ранены, – упрямо сказала я, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Позвольте помочь.

– Девочка, – старуха сжала трость так, что костяшки побелели, – не лезь, куда не просят. Мой господин всегда обо мне позаботится.

Я глубоко вдохнула, чувствуя, как внутри закипает упрямство.

– Я уверена, что он позаботится, – сказала я, стараясь говорить спокойно, – но его здесь нет, а ваше колено всё в крови. Давайте хотя бы соберём ваши вещи.

Не дожидаясь ответа, я опустилась на колени прямо в грязь и принялась собирать рассыпавшиеся пуговицы и нитки. Толпа вокруг нас продолжала двигаться, но никто не смотрел в нашу сторону. Казалось, мы с этой старухой стали невидимками. Я аккуратно сложила всё обратно в её корзину, стараясь не испачкать нитки грязью с рук.

– Позвольте проводить вас, – предложила я, поднимаясь и протягивая ей корзину.

– Нет, девочка, – старуха покачала головой, и в её голосе послышалась странная мягкость. – Ты и так сделала больше, чем следовало.

– Но я…

– Нет, – отрезала она, уже тверже. – Оставайся здесь. Живи своей жизнью.

Я замерла, глядя, как она, хромая, двинулась в толпу. Люди расступались перед ней, как перед чумой, пока её сгорбленная фигура не исчезла за прилавками. Я так и стояла, пока грубый толчок в спину не вернул меня к реальности.

– Эй, не стой столбом! – рявкнул кто-то, протискиваясь мимо.

Я обернулась и ахнула. Моя корзина! Она валялась на земле, а гусиный пух, который я должна была беречь, как сокровище, был втоптан в грязь. Сердце ухнуло вниз. Мать меня убьёт.

– Милена! – пронзительный крик матери резанул уши, как нож по стеклу. Я вздрогнула и обернулась. Она стояла в нескольких шагах, держа под мышками близнецов, которые сонно тёрли глаза. За её юбку цеплялся малыш Тишка, а младшая сестра, Велена, с пустым взглядом тащила тяжёлую корзину с покупками.

– Мама? – выдохнула я, пытаясь спрятать опустевшую корзину за спиной. – Я думала, ты дома.

Мать прищурилась, заметив моё движение. Её взгляд был острым, как игла.

– Я была дома, пока не поняла, что мне нужна ткань для пелёнок, – отрезала она. – А ты что натворила? Где мой пух?

Я сглотнула, чувствуя, как щёки горят.

– Я… корзина опрокинулась, – пробормотала я, опуская взгляд. – Я хотела помочь…

– Помочь? – Мать шагнула ко мне, и близнецы в её руках завозились. – Кому ты там помогала, что мой пух теперь в грязи? Клянусь, Милена, чем я заслужила такую бестолковую дочь?

Я стиснула зубы. Эти слова я слышала не раз и уже научилась не принимать их близко к сердцу. Но всё равно было больно.

– Прости, мама, – тихо сказала я. – Я заплачу за пух.

– На какие деньги? – фыркнула она, отмахнувшись. – Ладно, бери корзину у Велены и пошли. Надо успеть до заката.

Я молча забрала корзину у сестры, которая тут же облегчённо выдохнула, и поплелась за матерью. Весь остаток дня я старалась держаться тише воды, ниже травы, но мысли всё равно крутились вокруг старухи и её странных слов. Почему её так боялись? И что она имела в виду, говоря, что её господин позаботится о ней?

***

Вечером, когда мы наконец вернулись домой, я сидела у очага, чистя старый медный чайник. Мать вышивала, её игла мелькала в свете тусклой лампы. Близнецы уже спали, а Тишка и Велена возились в углу, играя в какую-то свою игру с деревянными кубиками. В доме было тихо, только потрескивали дрова в очаге.

– Ну? – вдруг сказала мать, не отрываясь от вышивки. – Что на этот раз?

Я моргнула, не сразу поняв, о чём она.

– Что ты имеешь в виду, мама?

– Твоё оправдание за пух, – уточнила она, бросив на меня быстрый взгляд. – Или ты думаешь, я забыла?

Я отложила чайник и убрала волосы с лица. Щёки снова вспыхнули.

– Корзина опрокинулась, когда я помогала старухе, – сказала я, стараясь говорить ровно. – Она упала в грязи, и я…

– Какой ещё старухе? – перебила мать. – Аглае Никитичне?

Я покачала головой.

– Нет. Это была служанка Холодного Короля.

Мать замерла. Игла в её руке остановилась, а лицо побледнело так, будто она увидела призрака.

– Ты помогла ей? – прошипела она. – Ты её трогала? Милена, она же проклята, как и он! Никогда, слышишь, никогда не смей приближаться к его слугам!

Я прикусила губу. Любопытство боролось со страхом, который мать так старательно пыталась мне внушить.

– Все говорят, что она проклята, как и Холодный Король, – осторожно начала я. – Но они стареют, а он… он ведь нет, правда? Кто он вообще такой? Почему все его боятся?

Мать вспыхнула. Её щёки покраснели, а глаза метнули молнию.

– Не смей говорить о нём, глупая девчонка! – Она огляделась, словно боялась, что стены подслушивают. – Что ты вообще можешь знать о Холодном Короле?

– Ничего, – огрызнулась я, чувствуя, как внутри закипает обида. – Потому что ты никогда ничего не рассказываешь! Но разве он так уж плох? У нас есть еда, дома тёплые, урожай богатый. Мы не знаем войн, голода. Может, он не тот король, о котором шепчутся? Может, это его сын или внук?

Мать вскочила, и я не успела увернуться – её ладонь звонко шлёпнула меня по щеке. Я ахнула, прижав руку к горящей коже.

– Замолчи! – рявкнула она. – Не говори о том, чего не знаешь.

Я потёрла щеку, но упрямство не отступало.

– Я просто хочу понять, – тихо сказала я. – Никто ничего толком не знает о нём. Только слухи.

Мать тяжело вздохнула и опустилась обратно в кресло. Её пальцы снова взялись за иглу, но движения стали медленнее.

– У тебя упрямство твоего отца, – буркнула она, но в голосе уже не было злости. – Это не повод для гордости, Милена. Ему следовало думать о деньгах, а не о глупых мечтах. Но ты права: мы мало знаем о короле. И так лучше. Это сохраняет нам безопасность.

– От чего? – Я подалась вперёд, надеясь, что она не разозлится снова. – От него? От внешнего мира? От чего, мама?

Она пожала плечами, глядя в огонь.

– Не знаю. Может, от всего сразу. Но ты права: у нас есть еда, кров, тепло. И за это надо быть благодарной.

Я кивнула, но любопытство не унималось.

– А ты… ты в детстве не интересовалась Холодным Королём? – спросила я, почти шёпотом.

Мать медленно опустила вышивку. Её взгляд стал далёким, словно она смотрела не на меня, а куда-то в прошлое.

– Интересовалась, – тихо сказала она. – А потом я его увидела.

Я ахнула, чуть не выронив чайник.

– Правда? Ты видела Холодного Короля? Мама, расскажи! Ты никогда об этом не говорила!

Она нахмурилась и бросила ещё один настороженный взгляд по сторонам, будто боялась, что он сейчас шагнёт из тени.

– Это было, когда я была беременна тобой, – начала она неохотно. – Он спустился со своего замка в горах. Сказал, что ему нужен новый садовник. Встал на площади, объявил это – и ушёл.

Я ждала, затаив дыхание, но она молчала.

– И всё? – не выдержала я. – Нет, мама, должно быть что-то ещё! Как он выглядел? Какой у него голос?

– Милена, – отрезала она, – я не знаю. На нём была маска. Он выглядел… богатым. Холодным. И всё. Хватит задавать глупые вопросы.

Она поёрзала в кресле, ясно давая понять, что разговор окончен. Но я, заканчивая чистку чайника, не могла выбросить из головы её слова. Маска? Почему маска? И почему она так боится говорить о нём?

Поздно ночью, лёжа на своей узкой кровати, я всё думала о Холодном Короле. Слухи рисовали его то ли бессмертным, то ли проклятым, то ли вовсе не человеком. Он прятался в своём замке высоко в горах, окружённый слугами, которых требовал от городка. Слуги эти появлялись редко, и каждый раз их встречали насторожёнными взглядами. Старуха на рынке была первой, кого я видела так близко. И теперь я не могла перестать гадать: увижу ли я когда-нибудь самого Холодного Короля? И если увижу… каким он будет?

Глава 2

Милена, шесть месяцев спустя.

Ночь прошла в липких кошмарах. Я видела ледяные поля, где ветер выл, как голодный зверь, и маски, сверкающие бриллиантами, которые следили за мной из темноты. Я ворочалась, запутываясь в простынях, пока рассвет не разбудил меня. Сердце колотилось, будто хотело вырваться из груди, а простыня прилипла к спине от холодного пота. Я лежала, глядя в низкий потолок нашей маленькой спальни, и пыталась отдышаться. Сегодня был мой последний день дома. Завтра я уйду в замок Холодного Короля.

Завтрак прошёл в гробовой тишине. Мать сидела за столом, поджав губы, и резала хлеб с такой силой, будто он её чем-то обидел. Близнецы хныкали, Тишка ковырял ложкой в миске с кашей, а Велена, моя младшая сестра, смотрела в пол, будто там было что-то интересное. Никто не смотрел на меня. Никто не говорил со мной. Я сидела, сжимая ложку, и чувствовала себя тенью – невидимой, ненужной, лишней. Даже воздух в комнате казался тяжёлым, как перед грозой.

– Покажи Велене, как выполнять её новые обязанности, – бросила мать, вставая из-за стола и накидывая шаль. – Я на рынок.

Она ушла, не оглянувшись. Дверь хлопнула, и я осталась с сестрой, которая уже тёрла глаза кулачками, будто собиралась разреветься.

– Пойдём, Велена, – тихо сказала я, стараясь звучать бодрее, чем чувствовала. – Я покажу, как стирать бельё и чистить очаг.

Но Велена только шмыгала носом и путалась в простых делах. Я объясняла, как отскребать сажу с кастрюль, как замачивать простыни, чтобы пятна отходили легче, но её руки дрожали, а взгляд метался. Мне стало её жаль – она была всего на четыре года младше меня, но всё ещё ребёнок. А я? Я тоже чувствовала себя ребёнком, хотя мне было почти восемнадцать. Но выбора у меня не было.

К полудню я вымоталась. Велена то и дело роняла вещи, а я, стиснув зубы, подбирала их и объясняла всё заново. Когда она уронила ведро с водой, залив пол, я не выдержала и рухнула в старое кресло у очага, закрыв лицо руками.

– Я не справлюсь! – всхлипнула Велена из кухни, где пыталась нарезать овощи для ужина.

– Придётся, милая, – ответила я, стараясь смягчить голос, хотя внутри всё кипело. – Завтра меня здесь не будет, а мама не потерпит, если ты всё испортишь.

Велена заревела громче, и я почувствовала укол вины. Вздохнув, я встала и подошла к ней. Она стояла у стола, утирая слёзы грязным рукавом, а перед ней лежала куча криво нарезанных морковок. Я обняла её за худенькие плечи, чувствуя, как она дрожит.

– Не плачь, прошу, – сказала я. – Это не так сложно. Ты научишься. А если будешь стараться, через пару лет выйдешь замуж и избежишь… ну, знаешь, участи служить Холодному Королю.

Велена вдруг бросилась ко мне, чуть не сбив с ног, и уткнулась лицом в моё плечо.

– Я не хочу, чтобы ты уходила! – всхлипнула она.

Я погладила её по спутанным волосам, стараясь не расплакаться самой.

– Всё будет хорошо, – пробормотала я, хотя сама в это не верила. – Я справлюсь. Со мной всё будет в порядке.

– Нет, не с тобой – со мной! – перебила Велена, отстраняясь. Её глаза покраснели, а голос дрожал. – Как я буду без тебя? Я не хочу быть маминой рабыней!

Я замерла. Её слова ударили, как пощёчина. Рабыня. Так вот кем я была все эти годы? Маминой прислугой, таскающей корзины, стирающей бельё, чистящей очаг? Гнев и боль сдавили горло, но я заставила себя говорить спокойно:

– Ты не будешь рабыней, Велена. Ты будешь помогать маме, пока не подрастёшь. А потом выйдешь замуж, заведёшь семью. А я… – Я сглотнула, чувствуя, как голос дрожит. – А я стану служанкой в холодном замке. Навсегда.

Велена шмыгнула носом и вытерла лицо.

– Ну, по крайней мере, тебе не придётся терпеть маму, – буркнула она.

Я хотела улыбнуться, но её слова ранили ещё больнее. Не выдержав, я оставила сестру на кухне и ушла к себе. Когда оттуда потянуло дымом, я даже не пошевелилась. Пусть горит. Мне было всё равно.

Ужин был таким же тихим, как завтрак. Семья ковыряла горелые куски мяса и овощей, которые Велена пыталась приготовить. Я сидела, свернувшись на подоконнике, глядя на закатное небо, и не притронулась к еде. Желудок сжимался, но не от голода – от страха. Сегодня мой последний вечер дома. Завтра я уйду в замок, и всё, что я знала, останется позади.

Когда солнце село, мать молча вручила мне старый потрёпанный плащ и корзину со сломанной ручкой. Туда я сложила свои немногие вещи: запасное платье, деревянную расчёску, пару лент для волос. Никто не сказал мне добрых слов. Никто не обнял. Мать холодно чмокнула меня в щёку, вытолкнула за порог и захлопнула дверь. Я услышала, как засов задвинулся с глухим стуком.

Слёзы жгли глаза, но я стиснула зубы и заставила себя сделать шаг. Потом ещё один. Ноги дрожали, корзина оттягивала руку, но я шла вперёд. Деревня молчала. Прохожие отводили взгляды, будто я была прокажённой. Дети, игравшие на улице, замолкали, когда я проходила мимо. Никому не было дела. Каждый шаг через деревню, каждый скользнувший мимо взгляд ранил моё сердце, но я не останавливалась. Боль закалила меня.

Дорога к замку вилась в гору, и вскоре деревня осталась позади. Ноги горели, лёгкие болели от холодного воздуха, но я продолжала идти. Птицы щебетали в ветвях, закатное солнце золотило деревья, покрытые инеем. Природа, казалось, смеялась надо мной, не замечая моего горя. Я стиснула ручку корзины так, что пальцы побелели, и упрямо шагала вперёд.

Дорога вывела меня между двух высоких скал, и вот он – замок Холодного Короля. Я остановилась, задрав голову. Серые каменные стены сливались с горой, а одинокая башня, словно копьё, пронзала небо. Замок выглядел таким же холодным и неприступным, как его хозяин. Ветер трепал мой плащ, а сердце колотилось. Я задумалась: следит ли кто-то за мной с той башни? Или я слишком ничтожна, чтобы на меня обращать внимание?

Я вытерла вспотевшие ладони о плащ и посмотрела на себя. Выцветшее платье, потрёпанные туфли, растрепавшиеся волосы, выгоревшие до белизны на солнце. Щёки вспыхнули от стыда. Я поставила корзину на землю и дрожащими пальцами принялась приводить себя в порядок. Расчесала волосы, заплела их в косу, спрятав конец под воротник плаща. Дома я всегда собирала волосы в пучок, чтобы не мешали при уборке, но здесь… здесь я хотела выглядеть хоть немного достойно. Хотя, глядя на свои лохмотья, я понимала, что это бесполезно.

Холодный ветер замораживал слёзы на ресницах. Я поправила платье, подняла корзину и глубоко вдохнула. Готова я или нет, меня выбрали. И королю придётся меня принять.

С мрачной решимостью я шагнула к железным воротам. Мои шаги гулко отдавались в мощёном дворе. Огромные деревянные двери возвышались передо мной, тёмные и тяжёлые, как сама судьба. Ветер трепал волосы, пока я собиралась с духом. Стучать или нет? Моя судьба уже решена. Я прижалась лбом к холодному дереву, шепча, как молитву:

– Он просто хочет служанку. Он не причинит мне вреда.

Неожиданно дверь подалась, и я рухнула на колени в просторный, ярко освещённый зал. С горьким смешком я поднялась, отряхивая платье. Пол был выложен белым мрамором, и мои грязные туфли оставляли на нём пятна. Я поморщилась, но тут же замерла, услышав голос:

– Ты та, кого выбрала деревня?

Я вздрогнула и обернулась. Передо мной стоял мужчина – судя по виду, дворецкий. Его чёрный костюм был безупречно выглажен, осанка идеальна, а на лице застыло лёгкое презрение. Морщины вокруг глаз выдавали возраст – старше, чем был бы мой отец, если бы он был жив. Но тёмные волосы, аккуратно зачёсанные назад, делали его моложе. Я попыталась угадать, сколько лет он служит в этом замке, но его взгляд заставил меня опустить глаза.

Он кашлянул, ожидая ответа.

– Да, – тихо сказала я, кивая.

– Тогда следуй за мной.

Он развернулся и зашагал по длинному коридору. Я едва поспевала за его широкими шагами, то и дело спотыкаясь. Всё вокруг притягивало взгляд: высокие белые потолки, кремовые плитки на полу, огромные окна с фацетированным стеклом, через которые закатные лучи рассыпали цветные искры. Картин на стенах почти не было, только редкие гобелены с выцветшими узорами. Всё сияло холодной, стерильной белизной – красиво, но безжизненно, как зимний лес.

Дворецкий резко остановился, и я врезалась в его спину. Он вздохнул, повернулся и положил руку на резную дверь.

– Наш король примет тебя, – сказал он. – Постарайся вспомнить все манеры, какие у тебя есть. И сделай поклон.

Я кивнула, чувствуя, как горло сжимается. Дворецкий открыл дверь и пропустил меня внутрь. Я споткнулась о порог, а дверь за мной захлопнулась с глухим стуком. Я оказалась в длинном зале, ведущем к возвышению с троном. Но трон был пуст. Я осторожно двинулась вперёд, ступая по мягкому кремовому ковру. Свет из окон резал глаза, отражаясь от белых стен.

Прищурившись, я вошла в тёмную нишу у трона и ахнула. Теперь на нём кто-то сидел. Я вспомнила слова дворецкого и неловко присела в поклоне, чуть не упав. Про себя ругаясь, я выпрямилась, не поднимая глаз.

– Можешь встать, – раздался холодный, скучающий голос.

Я вздрогнула, но подчинилась, медленно поднимая взгляд. Холодный Король был… идеален. Чёрные блестящие сапоги, безупречно выглаженные брюки, белоснежная рубашка, тёмный камзол, расшитый серебром. Его подбородок был твёрдым, челюсть чёткой, губы – ни улыбки, ни хмурости. Но глаза… их скрывала маска, усыпанная бриллиантами. Она сверкала, как лёд под солнцем, и пугала своей холодной красотой. Светлые волосы, слегка вьющиеся, обрамляли маску, но не смягчали его облик.

– Как твоё имя? – спросил он, растягивая слова. Я чувствовала его взгляд, хотя не видела глаз, и кожа между лопаток зудела.

– Милена Мордовик, – прошептала я и поспешно добавила: – Ваше Величество.

Он склонил голову, и маска сверкнула радужными бликами.

– Маленькая Колючка? – задумчиво сказал он, угадав значение моей фамилии.

– Да, Ваше Величество, – выдавила я. – Мама говорила, что я всё время пиналась, когда она носила меня.

Я прикусила губу, ругая себя за болтливость. Нервозность развязала язык.

– То есть твоя мать называла тебя колючкой ещё до рождения? – уточнил он, чуть подавшись вперёд.

Я кивнула, чувствуя, как старая боль поднимается в груди.

– Понятно, – сказал он, и уголок его рта дрогнул, будто в намёке на улыбку. – Значит, ты сама решила прийти сюда?

Я покачала головой, голос подвёл меня.

– Нет? – Он приподнял бровь. – У твоей матери, должно быть, замечательные качества. Или ты просто не хотела сюда идти?

Я молчала, не зная, как ответить. Он продолжил:

– Скажи, почему они выбрали тебя?

Я замялась. Сказать правду? Или соврать, чтобы не выглядеть жалкой?

– Полагаю, потому что я хорошо убираюсь и веду хозяйство, – начала я, но он перебил:

– Возможно. Но почему на самом деле?

Гнев и страх смешались в груди. Он хочет унизить меня? Заставить чувствовать себя ещё хуже? Я расправила плечи и посмотрела прямо на его маску.

– Потому что я некрасива, – сказала я, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Никто не захочет на мне жениться. Мама не хотела, чтобы я оставалась с ней навсегда, и никто другой меня не возьмёт.

Слёзы защипали глаза, но я яростно заморгала. Я ненавидела свою слабость, ненавидела, что плачу от любой эмоции. Но король лишь постучал пальцем по краю маски, задумавшись.

– Понятно, – сказал он наконец. – Надеюсь, ты окажешься такой же полезной, как утверждаешь. Ты будешь моей личной служанкой. Будешь выполнять все мои приказы.

Я ахнула и отшатнулась, страх и стыд захлестнули меня. Но он нахмурился.

– Не будь смешной, – холодно сказал он. – Ты ещё ребёнок. Некрасивый ребёнок.

Его слова резанули, но страх отступил. Я глубоко вдохнула.

– Ты будешь прислуживать мне с утра до вечера, – продолжил он. – Приносить еду, убирать покои, заботиться о гардеробе, доставлять всё, что мне понадобится. И присутствовать на всех моих встречах.

На страницу:
1 из 4