Воплощение

Александр Покатнёв

Воплощение

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Скажи мне, чё, бл*, началось?

Скоты скандируют «ура», хотя ещё не началось

А все твои кенты, проглатывая злость

Стреляют в воздух, а не в кость

Эй, постой-постой, знакомый строй

Где-то я видел тебя, вроде ненавидел тебя

Бе-беды с башкой

Твой пламенный настрой линяет пятнами грязными

Invertor

ГЛАВА 1

1

Этот весенний день казался Артуру Андрееву особенно мерзким. Моросил мелкий дождь, похожий на брызги из пульверизатора, отчего постоянно приходилось протирать глаза. К тому же Артур потел под не пропускающей воздух курткой – мало того, что солнце ослепляло, мешая вести велосипед, так ещё больше нагревало и без того разгорячённое тело.

Несколько месяцев назад Артур устроился курьером и ненавидел свою работу. Впрочем, прошлую работу на складе он ненавидел ещё больше – в доставке хотя бы не нужно было таскать тяжести и постоянно находиться в окружении людей. Тем не менее хорошего всё равно было мало: приходилось весь день проводить на велосипеде, натирая задницу, потеть, и всё также общаться с людьми, пускай и достаточно мимолётно.

Людей Артур ненавидел больше всего.

Он остановился на красный сигнал светофора и достал телефон, чтобы свериться с навигатором. Ехать оставалось двенадцать минут, и Артур с наслаждением представил, как отдаёт заказ очередному клиенту и устраивается в каком-нибудь тихом укромном месте, чтобы перекусить. Еду он всегда брал с собой и никогда не обедал в кафе или ресторанах, считая, что только идиоты могут тратить деньги на то, чтобы им поставили на стол готовое блюдо.

А ещё в кафе всегда были чёртовы люди.

Замигал жёлтый, Артур оттолкнулся от мокрого асфальта, чтобы продолжить движение, но в эту секунду слева пронёсся большой чёрный джип, окатив его грязным водопадом с ног до головы. Водонепроницаемая куртка с капюшоном защитила тело и голову, а вот джинсам с кроссовками повезло меньше. Артур прошипел «ахтыгнида» и сосредоточился на номере удаляющейся машины – его он собирался запомнить и вечером внести в свою Тетрадь.

Перекатив велосипед на тротуар, он достал влажные салфетки из квадратной сумки, где хранилась еда для клиентов, и принялся отчищать налипшую грязь. С курткой и кроссовками проблем не возникло, а вот на джинсах остались отвратительные разводы – чем дольше Артур пытался их оттереть, тем сильнее размазывалась грязь. Чёртовы джинсы и так промокли от дождя, теперь же выглядели совсем неприглядно.

Артур сгорал от стыда, привлекая к себе внимание прохожих. Он всегда сторонился людей и старался как можно меньше отсвечивать, а тут с ним произошло событие, которое явно вызвало интерес у потока проходящих мимо зевак.

Посмотрите, этот придурок выглядит как свинья, отвратительно.

Мерзость. Доставщик, ещё и грязный.

Лучше держаться от него подальше, у меня белая куртка, которую мне подарил мой накачанный богатый парень.

Люди молча проходили мимо, но Артур был уверен, что именно эти реплики мелькают в их мыслях, ведь каждый человек по его мнению сгнил изнутри и сочится желчью. Безусловно, исключения встречались, но выглядели они подобно пятнышкам жухлой травы, растущей на огромной вонючей свалке, зато всё остальное человечество в воображении Артура представляло собой протухшие куски мяса на тоненьких ножках.

Он выкинул горстку грязных салфеток в мусорное ведро около кафе узбекской кухни и ещё раз себя осмотрел. Джинсы требовали стирки. Артур зачем-то провёл пару раз рукой по грязной штанине, будто надеялся, что кожа сработает лучше салфеток, затем забрался на велосипед, аккуратно съехал с тротуара на проезжую часть и продолжил путь, стараясь ни на кого не смотреть. Опасаясь очередных идиотов на чёрных джипах, Артур постоянно оглядывался и как можно ближе прижимался к бордюру, у которого скапливались большие лужи (чёрт бы побрал местную ливневую систему), но кроссовки уже и так промокли, а фирменная куртка и большой квадратный рюкзак за спиной защищали от брызг, летящих из-под колёс.

Какое-то время он ехал по оживлённому проспекту Энгельса, затем на перекрёстке повернул направо на улицу Дрезденская. Сверяясь с навигатором, засмотрелся на телефон и не заметил девушку, которая в это время переходила пешеходный переход. Артур резко дёрнул руль влево, надеясь избежать столкновения, но всё-таки задел ногу прохожей передним колесом, не справился с управлением и завалился на бок. Девушка вскрикнула, телефон выскользнул из мокрых рук Артура, и парень неуклюже рухнул на грязный асфальт, несмотря на то, что успел снять ногу с педали.

Острая боль пронзила левое плечо. Но что такое боль в сравнении со стыдом, который тут же обрушился на него жаркой волной?

Сзади полилась ругань:

– Ты слепой? – Девушку явно не интересовало, как он себя чувствует. – Тут люди ходят, дебил.

– Извините, – промычал Артур и неуклюже поднялся на ноги, прихватив с земли телефон.

Экран покрылся сетью трещин.

Твою мать.

Девушка всё не унималась:

– Ты мне брюки испачкал! И скорее всего синяк поставил. Чё ты молчишь?

Артур поднял велосипед, намереваясь поскорее уехать как можно дальше.

Может даже в другой город.

Боль в плече становилась слабее, хотя всё ещё пульсировала в ритм биения сердца. Артур забрался на велосипед и, несмотря на протесты девушки, стал как можно быстрее покидать место происшествия. Вслед неслись угрозы и оскорбления, но желание скрыться от разговоров, разборок и выяснения отношений оказалось сильнее, поэтому Артур продолжал разгоняться, периодически протирая глаза от дождя, чтобы снова не наткнуться на какого-нибудь прохожего.

Спустя несколько минут он решил остановился и перевести дух. Достал телефон, с досадой и злостью осмотрел треснувший экран, затем открыл заметки и записал внешность девушки – всё, что успел разглядеть, перед тем, как упасть. Дома его ожидала очередная запись в Тетради, а это успокаивало.

Открыв навигатор, Артур отметил, что, убегая с места происшествия куда глаза глядят, он всё же ехал в правильном направлении – до конечной точки маршрута оставалось примерно шесть минут.

Точка кипения ненависти к этому дню тоже была не за горами.

2

Артур набрал номер квартиры на домофоне и через несколько гудков ответил женский голос:

– Да?

Как будто ты не знаешь кто это, тупица.

– Доставка.

Дверь открылась. Как обычно клиент не удосужился подсказать номер этажа, приходилось высчитывать его самостоятельно и всегда ошибаться на один или два. В очередной раз Артур убедился, что забота и вежливость не входят в обязательные человеческие качества.

Лифт оказался на удивление чистым, хотя сверху в углу всё равно кто-то не удержался накарябать неотъемлемое для каждой стены слово из трёх букв. Артур нажал кнопку седьмого этажа и в этот момент услышал, как открылась входная дверь. Детские голоса, усиленные эхом подъезда, раскалёнными иглами впились в барабанные перепонки. Артур принялся судорожно нажимать на кнопку принудительного закрытия дверей, в надежде, что они успеет спрятать его до того, как худшие представители человечества завалятся в лифт – дети всегда казались ему невоспитанными, шумными и к тому же беспросветно глупыми исчадиями ада.

Двери не подавали признаков жизни, детские голоса приближались всё быстрее. Артур в ярости думал, что лифт специально хочет ещё больше испортить и без того отвратительный день, но тут прозвучал сигнал и двери принялись медленно со скрипом закрываться.

Быстрее, быстрее, долбанная железка!

Две маленькие ручки сунулись в щель между дверей, когда те уже почти захлопнулись. Лифт секунду подумал и решил впустить опоздавших пассажиров, отчего у Артура сильно сжалась челюсть и кулаки. Два дьявольских отродья, не снимая рюкзаков ввалились внутрь, и принялись толкать друг друга, что вызывало у них приступы истерического смеха. Один из них наступил Артуру на кроссовок, но извиняться явно не собирался.

– Осторожнее, – пробурчал Артур.

– Простите, – бросил белобрысый мальчик в оранжевой куртке и мелюзга продолжила толкаться.

Невоспитанная маленькая тварь.

Лифт остановился на нужном этаже и бесконечно долго думал, прежде чем открыть двери. Артур протиснулся между детьми, специально стараясь как можно сильнее задеть обоих своим рюкзаком с едой, и вышел на лестничную клетку. Спустя полминуты двери закрылись и заглушили детские крики.

Артур шумно выдохнул.

Пробежавшись глазами по номерам квартир, не удивился, что нужная находится этажом выше.

Ожидаемо.

Хлюпая мокрыми кроссовками, он поднялся на один пролёт и услышал, как дети вывалились из лифта на нужном ему этаже и снова заполнили пространство своими мерзкими звонкими голосами. Через секунду послышался звук открывающейся двери и женский голос:

– Прекратили орать. Обувь в предбаннике снимаем. – Затем более громко. – Вы здесь? Восьмой этаж.

Без тебя догадался.

– Иду.

Артур поднялся, снял рюкзак и достал заказ и терминал для оплаты. Передал пакеты клиентке, даже не взглянув на неё и не поздоровавшись – не заслужила. Сверился с чеком, набрал на терминале нужную сумму и протянул женщине, та приложила карточку, и Артур заметил, как она беспардонно разглядывает его джинсы. Во взгляде явно читалось презрение.

– Оплата прошла.

– Спасибо, – бросила клиентка и сразу же закрыла дверь, крикнув детям, чтобы мыли руки и садились есть.

Очередная заботливая мамаша, которая сама даже приготовить ничего не может.

Убрав терминал в рюкзак, Артур повесил его на одно плечо и решил, что спустится по лестнице – медлительность лифта его бесила, к тому же хотелось немного размяться. Он достал телефон и сделал скриншот адреса клиентки – сегодня вечером он обязательно занесёт её и этих маленьких выродков в свою Тетрадь.

Дождь усилился, на улице уже заметно потемнело и похолодало. Стоя под козырьком, Артур снова открыл приложение на телефоне, чтобы оценить сегодняшний заработок: оказалось чуть больше двух тысяч рублей. Мало, катастрофически мало, учитывая, какой мучительной выдалась смена, но если продолжить работать, можно заболеть или наткнуться ещё на какие-нибудь неприятности, коих сегодня и так было предостаточно. Домой не хотелось ещё больше – там его ждала мать, но он решил, что закроется в своей комнате и наденет наушники, чтобы не слышать её криков.

Телефон завибрировал – пришло оповещение о новом заказе. Артур решительно нажал кнопку «отменить», а за ней «закончить смену». Открыл навигатор и набрал адрес дома. Что ж, хотя бы не так далеко, – сорок пять минут под этим гадким дождём он как-нибудь переживёт. Бывало, что работа заносила его в такие дебри, что приходилось спускаться в метро, да ещё и с велосипедом, а это означало оказаться в ограниченном пространстве с кишащими внутри людьми, которые украдкой смотрели бы на него и шептались – на такую авантюру Артур мог решиться только в крайнем случае.

Он натянул на голову капюшон, надел вторую лямку рюкзака, отстегнул велосипед и выехал в мокрые сгущающиеся сумерки.

3

В нос ударил знакомый запах канализации, когда Артур открыл дверь своего подъезда. Втащив велосипед, он начал медленно подниматься на третий этаж, где-то на подкорке подмечая изменения запахов: первый этаж благоухал отходами жизнедеятельности, второй сигаретным дымом, третий отдавал кислым запахом пролитого пива.

На втором пролете его посетила мысль, что не так уж он и устал и вполне мог бы выполнить ещё пару заказов, прежде чем идти домой – денег заработал совсем ничего, больше потратил нервов, а каждая минута, проведенная с матерью, была пыткой. Но следующая мысль, которая молнией пронзила его истерзанное сознание, вдруг наполнила душу сладким чувством ожидания прекрасного – Артур вспомнил о Тетради. Сейчас он сделает все необходимые процедуры с матерью, потом запрётся в комнате, включит музыку и будет записывать имена и события. Лучшее и самое приятное время его жизни, оно наделяло силой и позволяло пережить любой, даже самый неудачный день.

Поднявшись на свой этаж, он облокотился на велосипед, переводя дыхание. В доме не было лифта – видимо архитекторы посчитали, что жители пятиэтажных домов не достойны таких удобств и вполне могут обойтись своими двумя. Артур вспомнил, как проклинал всех, кто был причастен к постройке этого здания, когда в одиночку заносил мать в квартиру, но каждый раз забывал залезть в интернет и найти их имена, чтобы внести в Тетрадь.

Сегодня надо обязательно это сделать.

Причиной, по которой он ещё несколько минут стоял перед дверью в свою квартиру, прислушиваясь к гулко стучащему сердцу, была не только усталость от подъёма. Это было своего рода традицией – как можно сильнее оттянуть момент, когда он окажется дома. Артур мог простоять так целый час, пока не услышал бы, что из квартиры или с улицы появились соседи – это становилось достаточным мотивом наконец спрятаться дома. Но сегодня его особенно сильно грело предвкушение внести имена в Тетрадь, поэтому Артур достал ключи и решительно открыл замок на входной двери, которая напоминала крышку гроба – чёрный материал, похожий на кожу, подбитый незамысловатым узором из металлических кнопок и потёртой цифрой «22» над глазком.

Запах в квартире был таким отвратительным, что Артур с радостью поменял бы его на ароматы подъезда. Пахло густой смесью разложения, лекарств и пота.

Как в лучших домах Парижа, если бы всех его жителей обглодали крысы.

Как можно тише затащив велосипед в коридор, Артур зажег свет. Тусклая лампочка без плафона свисала с середины потолка мерцающей соплёй, сумрачно освещая знакомое убранство коридора, которое уже набило оскомину – потёртый коричневый линолеум с шизофреническим узором, зеленые обои с цветами, где-то отошедшие от стен, пенополистироловая голубая плитка на потолке. Справа стояла тумбочка со всякой мелочью, сверху висело зеркало. Здесь же вход на кухню и туалет совмещённый с ванной, дальше по коридору – комната Артура справа, напротив комната матери.

Тишина означала, что мать спит, а значит какое-то время Артур мог посвятить самому себе, прежде чем разверзнется ад.

Он прислонил велосипед к стене, снял промокшие кроссовки и куртку. На цыпочках прошёл в ванную и развесил мокрые вещи на горячей батарее. Стянул с себя джинсы, потную футболку и закинул их в стиральную машинку. Завтра придётся надеть старые штаны – сейчас он не собирался запускать стирку, чтобы не разбудить мать.

Отражение в грязном зеркале смотрело в ответ в полутьме, отчего казалось слегка потусторонним – тощее тело, редеющие чёрные волосы по плечи, длинные руки и узкие плечи. Хорошо хоть в темноте не разглядеть прыщей – ему уже стукнуло тридцать два года, а подростковое проклятие осталось до сих пор. Прыщи покрывали не только лицо, но и спину, красной россыпью заполняя всю кожу от копчика до шеи – врачи сказали, что это проблема с гормонами, и помочь может лишь лечение дорогостоящими ретиноидами, которые Артур не мог себе позволить. Плевать, – голым его могла видеть только мать, а с прыщами на лице он уже смирился.

Плечо всё ещё ныло после падения, но не доставляло большого дискомфорта. Выйдя из ванной, он прокрался по коридору, чтобы убедиться, что мать спит. Всякий раз, когда он заставал её спящей, Артур несколько секунд стоял в дверях, пытаясь в полутьме разглядеть, поднимается ли её грудная клетка. Он давно уже признался себе, что желает ей смерти, поэтому больше не изводил себя разъедающим и бесполезным чувством вины за подобные мысли.

Мать всё ещё дышала.

Её комната представляла собой убранство умирающего – она лежала на старой кровати, накрытая одеялом, из-под которого тянулось несколько трубок к лекарству и питательному раствору, вводившихся внутривенно. Рядом с кроватью стояла тумба, на которой в беспорядке раскиданы различные тюбики, шприцы и пластыри, в углу чернел покрытый пылью телевизор, на подоконнике под стать матери умирало растение в горшке. Шторы отсутствовали и комнату беспрепятственно заливал жёлтый уличный свет, придавая лицу матери ещё более болезненный оттенок.

Запах разложения здесь ощущался наиболее сильно. Нужно поменять матери капельницу и повязку на пролежне, но эта процедура обязательно её разбудит, поэтому Артур решил, что займётся этим как можно позже.

На секунду он погрузился в воспоминания. Вот он выходит из класса после очередного урока и натыкается на мать, выжимающую в ведро половую тряпку, чтобы нацепить её на деревянную швабру и продолжить уборку. Одноклассники начинают старую песню: сын поломойки, сын поломойки, сын поломойки! Артур старается не обращать внимания на издевки и быстро уходит, бросая полный отвращения взгляд на мать, которая виновато улыбается в ответ. Как же он в этот момент ненавидит их всех – её, одноклассников, учителей, людей вообще. Тогда и приходит идея завести Тетрадь. Она становится способом излить душу, освободить её от удушающей ненависти, что позволяет вздохнуть полной грудью. Тетрадь становится его подпиткой и самым близким другом. Единственным другом.

Очнувшись, Артур почувствовал, как кулаки сжались с такой силой, что ногти практически проткнули кожу. Он сделал несколько глубоких вдохов и постарался расслабиться, затем тихо вернулся в ванную и включил душ, чтобы смыть с себя минувший день.

4

Два года назад мать попала в аварию, когда возвращалась с работы – в автобус, которым она каждый вечер возвращалась домой, въехал грузовик. В той жуткой аварии погибло двенадцать человек. Мать выжила.

Лучше бы ты умерла тогда.

С тех пор она стала «овощем». В больнице её продержали не больше месяца, затем нужно было искать место, где бы за ней присмотрели. На тот момент Артур был безработным и целыми днями проводил за компьютером – содержала его мать. Теперь же ему пришлось содержать её, и это стало проклятием. Мало того, что нужно было искать работу, чтобы обеспечить мать хотя бы лекарствами и противопролежневым матрасом, так ещё и самому приходилось за ней ухаживать – хоспис стоил больших денег, как и частные сиделки. На тот момент он ощущал перед ней ответственность, вперемешку с чувством вины – все-таки мать осталась единственным родным человеком, – но с каждым днём это чувство таяло, превращаясь в более привычную родную ненависть.

Отец ушёл от них, когда Артуру было девять, но из их жизни до конца не исчез. Потеряв работу, он начал спиваться и в конце концов стал местным алкоголиком, круглые сутки проводившем на улице в поисках выпивки. Вскоре одноклассники разучили новую кричалку, чтобы подначивать Артура: сын поломойки и алкаша, отчего жизнь окончательно превратилась в ад.

Сучьи дети жестоки.

Несмотря на тягостные воспоминания, Артур вылез из душа в прекрасном настроении – тело очистилось, теперь пришла пора очистить душу. Он наспех вытерся, надел чистые трусы и тихонько вышел из ванной, прислушиваясь к звукам из комнаты матери. Тихо. Зашёл на кухню, взял из холодильника коробку молока, половину чёрствого батона из хлебницы и направился в свою комнату. Пол предательски скрипел, но Артур надеялся, что столь привычный звук вряд ли разбудит мать. И всё же старался не наступать на самые скрипящие места, которые он досконально изучил за всю жизнь, проведённую в этой квартире.

Проскользнув в комнату, он тихо прикрыл дверь, коробкой молока включил свет, поставил еду на компьютерный стол и открыл окно, чтобы впустить свежий воздух. Затем встал на колени напротив потрёпанного дивана, закрыл глаза и сосредоточился – нужно было привести в порядок мысли, прежде чем касаться Тетради.

Очистив разум, минуту спустя Артур приподнял нижнюю часть дивана, заменявшего ему кровать, и вытащил оттуда увесистый деревянный ящик. Он смастерил его ещё в детстве, и всякий раз чувствовал гордость за самого себя, когда разглядывал этот чёрный сундучок прямоугольной формы с крышкой, защёлкивающейся потайным замком. Посередине крышки крепилась металлическая табличка с выгравированной буквой «Т».

Достойное место для Тетради.

Артур аккуратно поставил ящик на компьютерный стол рядом с молоком и батоном. Посмотрел на еду и решил сначала утолить голод, чтобы ничто не отвлекало его от заполнения Тетради.

Жуя чёрствый хлеб, он уставился в окно. В нескольких метрах напротив светились другие окна – стандартный вид на «колодец», каких в Петербурге насчитывалась не одна сотня. На кухне той квартиры, что хорошо была видна из комнаты Артура, по телефону разговаривала девушка. Он знал, что зовут её София и работает она официанткой в кафе неподалёку – видел её курящей в униформе с бейджиком прямо на входе в заведение. Девушка была достаточно красива, чтобы несколько раз побывать в его сексуальных фантазиях, благо окна её квартиры располагались так, что можно было незаметно за ней подсматривать.

Но не сегодня.

Артур проглотил кусок батона, запил молоком и занавесил плотные шторы, чтобы остаться наедине с Тетрадью. Бережно открыл верхнюю часть ящика, нажав на скрытый замок с правого торца. Внутри ящик был обит красным бархатом, дно прикрывала подушечка из того же материала, на которой лежала она. Тетрадь представляла собой чёрный, довольно увесистый альбом, центр которого украшала единственная буква «Н», написанная каллиграфическими почерком. Артур был единственным человеком на планете, который знал, как она расшифровывается, и этот факт всегда наполнял всё его существо огромной значимостью.

«Н» значит «Ненависть». Тетрадь Ненависти.

Несколько секунд Артур смотрел на неё, расплывшись в глупой улыбке. Потом нахмурился, опустил крышку и тщательно вытер руки влажной салфеткой. Снова открыл, нежно достал Тетрадь, и, закрыв глаза, приложил её ко лбу. Он буквально физически ощущал силу, что выходила из этого чёрного артефакта и наполняла каждую клеточку тела. В душе стало тепло и спокойно.

Можно была приступать к записи.

Он отодвинул ящик, положил Тетрадь на стол и открыл первую страницу. Лист был полностью исписан мелкими ровными буквами, представляя собой монолитный текст без абзацев. Выделялись лишь два слова, написанные сверху посередине: «мать» и «отец». Второе было зачёркнуто – отец умер больше десяти лет назад от цирроза печени и других болячек, сопутствующих всем алкашам.

Собаке собачья смерть.

Артур пробежался глазами по тексту, цепляясь за некоторые строки:

…Андрей Лазарев – поставил огромную кляксу в тетради…Таня Бурмистрова – на уроке истории попросила учителя её пересадить, так как у меня воняют ноги…19.01.2002 – ненавижу мать и весь школьный театральный кружок, они заставили меня изображать пугало в театральной сценке. Забыл слова, все смеялись…

Нахлынули воспоминания, и Артур захлопнул Тетрадь, откинувшись на спинку кресла. Ногти снова впились в ладони – физическая боль старалась перетянуть на себя боль душевную. Он пожевал губы, сделал пару глубоких вдохов и постарался расслабиться. Всё это дела давно минувших дней. Некоторые строки в Тетради уже зачёркнуты, а значит эти люди получили по заслугам. Убивал их, конечно же, не он – вот ещё марать руки об эти отбросы, – но был благодарен судьбе или случаю за эти праведные смерти.

Улыбнувшись, он открыл альбом практически к концу, где ещё оставались чистые страницы. Закладкой служила дорогая фирменная ручка – денег на Тетрадь и всё, что с ней было связано Артур не жалел. Он занёс ручку над белоснежным листом и закрыл глаза, чтобы погрузиться в воспоминания о сегодняшнем дне. Необходимо в самых точных деталях и красках представить все события и людей, что испортили сегодня ему жизнь.

Первой в памяти всплыла кассирша в магазине у дома – утром Артур заходил туда, чтобы купить продукты. Тучная женщина за прилавком нахамила ему, он не смог ничего ответить и ушёл собираться на работу, прокручивая в голове десятки возможных вариантов наиболее хлёстких ответов. Её имя он записал в заметки на телефоне, чтобы не забыть.

Артур улыбнулся, открыл глаза и успел вывести лишь первую букву, как из соседней комнаты раздался крик.

Мать проснулась.

5

Сука, сука, сука!

От внезапного крика Артур дёрнулся и на листе появилась диагональная черная линия, перечёркивающая несколько строк. Впервые в жизни он позволил себе проявить перед Тетрадью такое неуважение – кроме монолитного текста на листах не было ни единой помарки.