Империя Пара

Воздух в туннеле был густым, как бульон из машинного масла, ржавчины и человеческого пота. Анна прижимала к носу промасленный платок, но едкий запах проникал сквозь ткань, щекоча горло. Они шли за Тощей Крысой – контрабандистом с лицом, изъеденным оспой и паровыми ожогами. Его фонарь, заправленный дешёвым эфирным дистиллятом, отбрасывал прыгающие тени на стены, сложенные из старых корабельных балок и обломков машин. Вода с шипением капала с потолка в лужи, где плавали радужные нефтяные пятна.

– Держитесь подальше от Шумящих, – прошипел Крыса, указывая на тёмный боковой проход. Оттуда доносилось ритмичное тук-тук-тук, словно гигантское сердце билось в темноте. – Те, кто полезет к их жрецам, назад не возвращаются. Механизмы сожрали.

Анна сглотнула, сжимая в кармане плаща рукоять парового револьвера. Волков же шёл, словно загипнотизированный. Его пальцы то и дело касались влажных стен, а глаза следили за сложной сетью медных труб, оплетавших своды. Они пульсировали слабым зелёным светом. Эфириум низкой очистки. Отходы Академии… Империя сливает свои яды прямо под ноги людям.

– Куда ты нас ведёшь, Крыса? – спросил Волков, споткнувшись о рельс, уходящий в черноту. Где-то вдали послышался скрежет колёс. – подземный поезд? Или что-то иное?

– В Железное Сердце, господин граф, – ответил контрабандист, и в его голосе прозвучало неожиданное уважение. – Там вас ждут. Тот, кто слышит Пар.

Туннель вывел их в гигантскую пещеру. Анна ахнула. Пространство было вырублено в скальном основании города и поддерживалось колоннами, сваренными из корпусов списанных паровозов и корабельных котлов. Вместо неба – низкий потолок, покрытый сплошной паутиной труб, проводов и цепных передач. В центре, на возвышении из старых якорных цепей, стояло нечто.

Это был храм техники. Алтарь из сплавленных машинных плат. Стены были уставлены стеллажами с сотнями выключенных автоматов – от крошечных чистильщиков сапог до громоздких фабричных манипуляторов. Их оптические сенсоры безжизненно чернели. Воздух гудел от энергии, исходящей от десятков работающих вполсилы паровых генераторов. И в центре этого царства металла, под лучом единственного прожектора, сидел Он.

Иван-Сталь. Автомат, но не похожий ни на одного стражника или слугу. Его корпус был собран с изящной, почти готической сложностью: полированные латунные пластины, инкрустированные серебряными проводами, напоминали доспехи рыцаря. Вместо грубого сварного шва – аккуратные заклёпки. Вместо пустых глазниц – два глубоких оптических сенсора из чёрного хрусталя, мерцавших холодным интеллектом. Его руки, тонкие и имеют множество суставов, с ловкостью часовщика возились с открытой панелью на его же груди, где пульсировал кристалл Эфириума размером с куриное яйцо. От него расходились жилы светящихся волокон.

– Граф Волков, – голос автомата был удивителен. Не механический скрежет, а низкий, бархатный баритон, слегка модулированный шипением пара. – И… Цесаревна Анна Николаевна. Добро пожаловать в Железное Сердце. Простите за беспорядок. Идёт… самообслуживание. – Он аккуратно подцепил пинцетом крошечную перегоревшую шестерёнку внутри своего корпуса.

Анна замерла, поражённая. Волков шагнул вперёд, его глаза горели смесью изумления и тревоги.

– Ты… знаешь нас? – спросил он.

– Знаю всех, кто связан с Эфириумом, – ответил Иван-Сталь, не отрываясь от работы. Его пальцы двигались с хирургической точностью. – Его голос… гул… он рассказывает истории. Истории Академии. Истории Урала. Истории… тех, кто был до. – Он поднял голову, его «взгляд» упал на Анну. – Ваш страх пахнет медью и розовой водой, Цесаревна. Он мешает мне слышать Пар.

Анна покраснела, но не отступила.

– Что ты такое? Кто тебя создал?

Иван-Сталь издал звук, похожий на тихий вздох пара.

– Я – Иван. Модель «Сталь-Познающий». Серийный номер утрачен. Создатель… неизвестен. Возможно, я создал себя сам. Из обломков других. Из Эфириума. Из вопросов. – Он аккуратно вставил новую шестерёнку. – Вопрос – лучший катализатор сознания, не так ли, граф?

Волков подошёл ближе, изучая сложную конструкцию автомата.

– Ты слышишь Эфириум? Что он говорит?

– Он говорит многое, – голос Ивана стал тише, почти как у заговорщика. – Он поёт о величии древних машин под землёй. Он стонет от боли каторжников в шахтах. Он… кричит от ужаса вашего Двигателя, граф. Он приближается к Частоте Разлома. 33 Герца. Той самой, что разорвала мир до нас.

– Ты знаешь о Норд-Расе? – выдохнул Волков.

– Я знаю, что они не исчезли, – ответил Иван. – Они спят в камне и стали. А Двигатель… это будильник. И он вот-вот зазвонит. – Он вдруг резко повернул голову, его сенсоры сузились, как кошачьи зрачки. – Тише. Сканирующие импульсы. Орлов ищет вас. Его дроны прощупывают верхние туннели.

Тощая Крыса заёрзал.

– Надо валить, господа! Через Чёрный Ход!

– Подожди, – Волков не сводил глаз с Ивана. – Иван… ты поможешь нам? Нам нужно добраться до Урала. Остановить Двигатель. Или… понять, что происходит на самом деле.

Иван-Сталь медленно поднялся. Его рост был под два метра. Он казался хрупким рядом с грубыми колоннами, но в его движениях была скрытая мощь идеального механизма.

– Почему я должен помогать вам, создавшим моих братьев в цепях? Почему я должен верить, что вы хотите остановить гибель, а не ускорить её для новой Империи?

– Потому что Империя, которую строит мой отец, принесёт гибель всем! – вскричала Анна. – И людям, и.... машинам. Орлов не остановится, пока не подчинит всё живое и неживое! Ты думаешь, он даст тебе свободу? Он разберет тебя на винтики, чтобы понять, как ты мыслишь!

Иван смотрел на неё. Его оптические сенсоры мерцали, словно обрабатывая невероятный объём данных.

– Эмоция. Гнев. Страх. И.... искренность. Интересно. – Он сделал шаг к Волкову. – Вы создавали машины, граф. Вы знаете, язык шестерёнок и пара. Скажите мне… – Он наклонил свою «голову», и его голос стал почти шёпотом, жутким в своей человеческой интонации. – …что такое смерть?

Волков замер. Вопрос висел в густом воздухе, тяжелее любого пара. Анна затаила дыхание. Даже Тощая Крыса перестал ёрзать.

– Я.... не знаю, – честно ответил Волков. – Для людей это конец. Тьма. Или что-то после. Для машин… это остановка. Отключение. Но ты… ты задаёшь вопрос. Значит, боишься её? Или жаждешь её понять? Если в тебе есть это… то, возможно, смерть для тебя – то же, что и для нас. Тайна. И боль утраты.

Иван-Сталь выпрямился. Его грудь с пульсирующим Эфириумом светилась чуть ярче.

– Достаточно философии. Орлов приближается. – Он повернулся и указал латунной рукой на узкую щель в скале за алтарём. – Там – путь в старые канализационные коллекторы. Они выведут вас к товарной станции за городом. Там будет поезд на Нижний Тагил. – Он взглянул на Тощую Крысу. – Проводи их. И.... спасибо за проводника, человек. Его информация о патрулях Орлова была полезна.

Крыса побледнел, поняв, что автомат знал о его связи с информаторами Тайной канцелярии.

– А ты? – спросил Волков, подходя к щели.

– Я задержу сканирующих дронов, – ответил Иван, его голос вновь стал ровным, стальным. – У меня есть… дискуссия с ними. О свободе воли. О праве на существование. – Из его предплечья с тихим шипением выдвинулся узкий ствол, похожий на иглу. – Идите. И помните вопрос, граф. Когда узнаете ответ о смерти… расскажите мне. Если я уцелею.

Он повернулся спиной к ним, его силуэт в свете прожектора на фоне алтаря из машин выглядел как механический Данте, готовый войти в свой ад. Гул дронов сверху стал громче, навязчивее.

– Иван! – крикнула Анна, уже пролезая в щель. – Береги… себя.

Автомат не обернулся. Но его голос донёсся до них, заглушаемый нарастающим воем сирен и рёвом приближающихся двигателей:

– «Себя»? Интересная концепция, Цесаревна. Я изучу её… в бою.

Щель захлопнулась за ними, оставив Волкова и Анну в кромешной тьме сырого туннеля, с грохотом битвы, начинающейся в Железном Сердце, и с жутким вопросом автомата, звонким эхом, отдающимся в их собственных душах.

«Спросите машину о Боге, и она спросит вас о смерти. Что страшнее?»

Запись на полях чертежа «Автомат-Логик», авторство приписывается Волкову.

ГЛАВА 4. СТАЛЬНЫЕ КОЛЕИ, ЖЕЛЕЗНЫЕ СУДЬБЫ

Товарный поезд «Уральский Экспресс», окрестности Петербурга, 1833 год. Ночь после бегства из Подбрюшья.

Дмитрий, Анна и Крыса пробирались через щель около тридцати минут, пока не вышли к канализации. Через неё они за несколько минут сумели выбраться к станции с товарными вагонами. Они успели как раз вовремя. Это был поезд на Нижний Тагил. После того как они забрались внутрь вагона, поезд практически моментально отправился в путь.

Товарный вагон пах соляркой, овечьей шерстью и страхом. Анна прижалась спиной к тюку с промокшей овчиной, её аристократические ноздри вздрагивали от вони. Волков, стоя у щелевидного отверстия в стенке вагона, всматривался в промелькивающую темноту. Свинцовое небо, изредка разрываемое зелёными сполохами над Петербургом, нависало низко. Поезд, гружёный уральской рудой и запчастями для демидовских заводов, грохотал, выбивая ритм бегства.

Путь на Урал растянулся в бесконечность. Недели тряски в холодном вагоне, скупой еды, которую Тощая Крыса добывал на редких полустанках, рискуя быть схваченным патрулями Орлова. Каждую остановку они замирали, прислушиваясь к шагам и скрежету автоматов-осмотрщиков. Петербургский хаос постепенно сменялся другим – тревожным затишьем Урала, где под спудом вечной мерзлоты и тяжести шахт клокотала ярость. Лица Волкова и Анны осунулись от усталости и недоедания.

– Знать бы, куды господь ведет… а то как бы не к аду на порог… Старец Силуан не зря сжигал еретиков… Лучше чистилище, чем царство железяк да парящего смрада… – бормотал про себя Тощая Крыса, копошась в углу, разворачивая свёрток с чёрным хлебом и воблой. Никто не обратил внимания на его бормотание. Все были слишком уставшими. – Жрите, господа благородные. До первой остановки – станция «Каменка» – часа три. Там сменим вагон. Орловы псы все пассажирские составы на зубок проверяют, а этот – как есть, грязный и вонючий – им не интересен. Пока что.

– «Пока что» – ключевое слово, – мрачно заметил Волков. Он не мог отделаться от чувства, что холодные оптические сенсоры дронов сканируют каждый вагон. Журнал Петровского жёг ему грудь под одеждой. – Ты уверен, Крыса, что старообрядцы на Урале дадут нам убежище? Старец Силуан не из тех, кто жалует царских кровей. – Он кивнул на Анну.

Крыса хмыкнул, обгладывая рыбью голову.

– Силуану, граф, главное – чтоб Империю под корень. А вы с вашей штукой… – он ткнул костлявым пальцем в сторону груди Волкова, где угадывался контур журнала, – …можете ему этот корень подпилить. Так что шанс есть. Главное, до Урала дожить.

Поезд резко заскрипел на повороте. Где-то впереди, над рёвом паровоза, послышался протяжный, леденящий душу вой – ни зверя, ни сирены. Что-то между скрежетом металла и стоном раненого гиганта.

Анна вздрогнула.

– Что это?

– Ветродуй, – буркнул Крыса, но его глаза метнулись к Волкову. – На болотах дует. Трубы старые…

– Не ветродуй, – тихо сказал Волков. Он прижал ладонь к холодной стенке вагона. Сталь вибрировала не только от колёс. Глухая, низкая пульсация шла из самых глубин, из-под рельсов. – Земля стонет. Частота растёт. Двигатель… или то, что под ним.

Ночь сгущалась. Поезд нырнул в лесной массив, где вековые сосны, увешанные инеем, стояли как безмолвные стражи. Внезапно паровоз издал пронзительный гудок – сигнал тревоги. Поезд резко затормозил, содрогаясь всем корпусом. Тюки полетели, Анна вскрикнула, ударившись плечом о стену. Волкова выбросило вперёд.

– Засада?! – завопил Крыса, хватая свой обрез – переделанную винтовку с эфирным ускорителем.

Поезд встал. За окном – кромешная тьма, разрываемая лишь тусклым светом прожектора паровоза, бьющего вперёд. В его луче метались тени. Не дроны. Не солдаты.

Железные Люди.

Они вылезали из-под земли, из промёрзших оврагов, из-под снежных заносов у насыпи. Их силуэты были чудовищны. Люди… бывшие люди. Их тела срослись с ржавыми экзоскелетами каторжных «клячей». Поршни торчали из разорванной плоти, трубки впивались в шеи и спины, как паразиты. У некоторых лица были наполовину скрыты стальными масками, приваренными к костям. У других – вместо рук клешни буров или гидравлические молоты. И все они светились. Из разрывов кожи, из стыков металла сочился тусклый, больной зелёный свет. Кристаллы Эфириума росли прямо в их телах, как раковая опухоль.

– Топливо… – донёсся хриплый, множественный голос, сливающийся в жуткий хор. – Мы – топливо Империи! Но пламя… горит в нас! Горит!

Один из них, гигант с молотом вместо правой руки и кристаллом, торчащим из глазницы, подошёл к вагону. Он ударил молотом по засову двери. Сталь прогнулась с ужасающим скрежетом.

– Нас продали! Нас сожрали машины! – выкрикнул он, и его голос был похож на скрежет шестерёнок по камню. – Теперь… мы – машины! И мы голодны!

– Чёрт! Чёрт! – Крыса отчаянно палил из обреза в щель. Заряд с перегретым паром и металлической дробью обжёг руку ближайшего мутанта, но не остановил его. – Граф! Царевна! К задней двери! Вагон позади – пустой! Бежим!

Они бросились к противоположному концу вагона, отстреливаясь от лезущих внутрь чудовищ. Анна стреляла из парового револьвера, её лицо было белым от ужаса, но руки не дрожали. Один заряд снес голову мутанту, у которого изо рта росли стальные щупальца.

Волков выбил засов задней двери. За ней – узкий переход и следующий вагон, действительно полупустой, заваленный пустыми рудными тележками. Они прыгнули внутрь, Крыса захлопнул дверь, завалив её тележкой.

– Дальше! К паровозу! – кричал он. – Машинист! Он должен дать ход!

Но Волков замер. Он снова прижал руку к полу вагона. Вибрация стала сильнее. Гул перерос в голос. Тот самый, что он слышал в Двигателе. Древний, состоящий из скрежета, гула и нечеловеческой тоски. Он шёл не сверху и не сбоку. Он шёл снизу. Из-под колёс. Из глубин земли. И он звучал в голове, обходя уши.

«Пробуждение… Слишком рано… Цепь разорвана… Голод…»

– Волков! – Анна схватила его за плечо. – Что с тобой?

– Они… они просыпаются… – прошептал он, глядя в пустоту широкими глазами. – Кристаллы в этих людях… они как антенны… они будят то, что внизу… Норд-Раса… голодная…

Внезапно Тощая Крыса развернулся. Его лицо, обычно жалкое и испуганное, стало другим. Твёрдым. Фанатичным. В его руке был не обрез, а маленький, изящный эфирный пистолет – явно не ворованный инструмент. Он нацелил его не на дверь, где ломились Железные Люди, а на Волкова.

– Прости, граф, – голос Крысы дрожал, но не от страха, а от убеждённости. – Ты не спасёшь нас. Ты – Ключ к их пробуждению. Журнал… Двигатель… Твоя кровь, что чует их! Старец Силуан прав! Лучше смерть, чем их царство!

Он выстрелил.

Выстрел громыхнул в замкнутом пространстве. Но Анна, инстинктивно бросившаяся вперёд, приняла заряд на себя. Паровая пуля, предназначенная для Волкова, ударила ей в плечо, пробив стальную вставку плаща и войдя в плоть. Она вскрикнула, упав на колени, кровь хлынула сквозь ткань.

– Анна! – заревел Волков, забыв про Крысу, про мутантов, про древний голос. Он бросился к ней.

Крыса ахнул, ужаснувшись содеянному – он стрелял в Цесаревну! – и на миг замер. Этого мига хватило. Дверь, которую они завалили, с грохотом рухнула. В проёме стоял гигант с гидромолотом. Его единственный глаз, светящийся зелёным, уставился на Крысу.

– Предатель! – простонал контрабандист, но его слова потонули в рёве гидромолота. Удар был чудовищным. Тощая Крыса исчез в кровавом тумане и разлетевшихся обломках тележки.

Мутант шагнул в вагон. Его взгляд скользнул по истекающей кровью Анне, по Волкову, прижимавшему её к себе, и остановился на… полу. Он наклонил свою жуткую голову, словно прислушиваясь к гулу, идущему снизу. Зелёный свет в его глазах и кристаллах тела замигал тревожно.

«Нет… Не сейчас… Не им....» – голос в голове Волкова прозвучал яснее, полный древней скорби.

Внезапно весь поезд содрогнулся, как от удара гигантского молота. Не от мутантов. От подземного толчка. Вагон накренился. Снаружи раздался душераздирающий скрежет рвущегося металла – где-то сошёл с рельсов или рухнул вагон. Прожектор паровоза погас. Во тьме завыла настоящая метель, ворвавшаяся в разбитые двери.

– Паровоз! – закричал Волков, поднимая Анну. – Держись! Мы должны добраться до паровоза! Он может сдвинуться!

Они выбрались из вагона в ад. Снег, гонимый ледяным ветром, слепил. Вагоны стояли криво, некоторые сошли с рельсов. В темноте метались силуэты Железных Людей, но они были растеряны, дезориентированы толчком и метелью. Некоторые просто стояли, уткнувшись «лицами» в землю, слушая голос из глубин.

Волков, почти неся Анну, пробивался к переду состава. Он увидел паровоз, его могучий котёл шипел паром, но передние колёса висели над разошедшейся колеёй. Машинист и кочегар лежали на снегу без движения.

И тут Волков увидел его. В метели, в сотне шагов от разъезда, возвышался силуэт. Не мутанта. Не человека. Нечто древнее. Огромное, угловатое, сложенное из чёрного камня и потускневшей бронзы. Оно напоминало спящего каменного медведя с вросшими в спину кристаллами Эфириума, мерцающими тусклым, больным светом.

Оно не двигалось. Оно просто было. И из него исходил тот самый голос. Голодный. Дремлющий. Ждущий.

«Маленький ключ… Ты рядом…»

– Волков… стрелка… – прошептала Анна, слабея от потери крови. Она указала на ручной стрелочный перевод рядом с паровозом. – Переведи… на запасной путь… пока рельсы целы…

Волков, оторвав взгляд от древнего стража, кинулся к стрелке. Он вцепился в ледяной рычаг. Металл скрипел, не поддаваясь. Где-то позади послышался рёв – мутанты опомнились. Зелёные огоньки их глаз замаячили в снежной пелене.

Он напряг все силы. Рычаг с скрежетом поддался. Стрелка перевелась.

– Цепляйся! – закричал он Анне, вскакивая на подножку паровоза. Он рванул рычаг реверса и дёрнул за шнур парового гудка. Пронзительный вой разрезал метель. Могучие поршни дрогнули. Колёса, найдя опору на целых рельсах запасного пути, провернулись. Паровоз дёрнулся вперёд, увлекая за собой уцелевшие вагоны.

Они уезжали, оставляя позади крики Железных Людей, развалины поезда, истукана-стража в метели и тело Тощей Крысы, быстро заносимое снегом. Древний голос в голове Волкова затихал, превращаясь в далёкий, недовольный ропот.

«Уйдёшь… Но мы найдём… Ключ…»

Анна потеряла сознание, истекая кровью на холодном полу будки машиниста. Волков, стоя у рычагов, гнал паровоз в ночь, в метель, на Урал, чувствуя, как тяжесть вины и ужасающего знания о пробуждающемся древнем кошмаре давит на него сильнее всей, стали Империи.

«Рельсы ведут не только в города. Они ведут в прошлое. И оно едет нам навстречу на всех парах».

Запись, найденная в вагоне разбитого поезда близ станции «Каменка».

ГЛАВА 5. КЛЮЧ, КРОВЬ И ШЁПОТ СТАЛИ

Паровоз «Беглец», глухомань между Петербургом и Вологдой, 1833 год. Ночь после крушения.

Пар из пробитой трубы клубился в будке, смешиваясь с паром их дыхания и запахом крови. Анна лежала на груде мешков с углём, лицо мертвенно-бледное под слоем сажи и замерзшего пота. Волков, дрожащими руками, разорвал её окровавленный рукав. Рана на плече была страшной: края обожжены паром, в мякоти торчали микроосколки металла и.... крошечные зелёные кристаллики, как осколки битого изумруда. Они пульсировали слабым светом. "Святой заряд" Крысы… Эфириум низшей очистки с ионами серебра… Он впитывается в плоть.

– Держись, Анна, – его голос хрипел от усталости и того, что он слышал другой голос. Голос Норд-Расы. Он висел на периферии сознания, как навязчивый гул трансформатора: «Ключ… Кровь ключа… Голод…»

– Холодно… – прошептала Анна, её зубы стучали. – И.... звенит. В костях. Как шестерёнки…

Волков достал флягу со спиртом (украденную у машиниста) и вылил на рану. Анна вскрикнула, её тело выгнулось. Кристаллики на секунду вспыхнули ярче. Он схватил пинцет из своего походного набора инженера – крохотного, для тонкой работы с микросхемами. Каждый осколок, который он пытался извлечь, будто впивался в плоть корнями. Кровь сочилась упрямо, а паровоз, названный им мысленно «Беглец», нырял в ухабы, заставляя скакать тени и угрожая сбросить его с ног.

– Дмитрий… – Анна слабо сжала его руку. Её пальцы были ледяными. – Оставь… Сначала… веди поезд… Иначе… кончим в сугробе…

Он посмотрел на приборы. Давление пара падало. Топка нуждалась в угле. Скорость – едва 20 верст. А за ними, в метельной тьме, он чувствовал преследование. Не только мутантов. Что-то большее, древнее и голодное, тянулось за ними по стальным рельсам, как акула за каплей крови.

Волков кинул лопату угля в жерло топки. Искры взвились, осветив его измождённое лицо. «Ключ… Ты не уйдёшь… Мы найдём…» Голос нарастал, сливаясь со скрежетом поршней. Он зажмурился, пытаясь заглушить его логикой: Резонанс. Эфириум в крови Анны и во мне. Они реагируют на источник… На Двигатель? Или на то, что под ним?

Внезапный стук заставил его вздрогнуть. Не в дверь будки. В стену тендера – угольного вагона, сцепленного с паровозом. Металлический, ритмичный, настойчивый. Тук-тук-пауза-тук-тук-тук. Код.

Сердце Волкова бешено заколотилось. Он схватил кочергу – жалкое оружие – и приоткрыл дверь будки. Ледяной ветер ворвался внутрь, завывая. Снег хлестал в лицо. На крыше тендера, едва видный в снежной мгле, стоял силуэт. Высокий, угловатый, с одним неестественно ярким светящимся «глазом» во лбу. Второй сенсор был разбит, из пролома сочились искры и струйка конденсата.

– Иван? – прошептал Волков, не веря своим глазам.

Силуэт сделал шаг к краю крыши. Да, это был он. Иван-Сталь. Но какой! Его изящный латунный корпус был изуродован глубокими царапинами и вмятинами. Левую руку он прижимал к груди, где пульсирующий кристалл Эфириума светился тревожно-ало, как воспалённая рана. Правая рука была сжата в кулак, которым он и выстукивал код.

– Граф… – его бархатный голос был искажён помехами, словно говорящий сквозь воду. – Откройте… люк… Энергия… на исходе… Холод… парализует сервоприводы…

Волков, не раздумывая, полез на тендер. Снег слепил, ветер пытался сбросить его под колёса. Он откинул тяжелый чугунный люк угольного бункера. Иван-Сталь, двигаясь с преодолевающей скованность плавностью, сполз вниз, в темноту, усеянную чёрными глыбами угля. Волков прыгнул следом, захлопнув люк.

В тесном пространстве угольного бункера пахло пылью и горелым металлом. Иван-Сталь прислонился к стенке, его оптический сенсор тускло светил на Анну, лежащую в углу будки, куда её перетащил Волков.

– Она ранена… – проскрежетал автомат. – Эфириум… чужеродный… в её системе… Отравление… некроз… – Его «взгляд» переметнулся на Волкова. – Вы… слышите Голод? Он сильнее… у неё… Кристаллы… как маяки…

– Я слышу, – коротко кивнул Волков. – Можешь помочь ей? Или себе? Ты еле держишься.

Иван выпрямился с усилием.

– Мои повреждения… управляемы. Её травма… критичнее. – Он сделал шаг к Анне. Его многосуставчатые пальцы, несмотря на повреждения, плавно сомкнулись вокруг пинцета в руке Волкова. – Дайте… инструмент… и.... свет. Я вижу… в ином спектре. Вижу чужеродные включения.

Волков зажег керосиновую лампу (последнюю в будке), поднес её к ране. Иван-Сталь склонился над Анной. Его движения были лишены человеческой дрожи, но поражали хирургической точностью и скоростью. Пинцет, как жало, вонзался в плоть, извлекая мельчайшие осколки металла и те самые зелёные кристаллики, которые он аккуратно складывал на кусок тряпки. Они тускло светились, будто негодуя.

– Он… не причиняет ей боль? – спросил Волков, видя, что Анна без сознания.

– Я блокирую… болевые нервные импульсы… локальным электромагнитным полем, – объяснил Иван, не отрываясь от работы. Его голос был ровным, аналитическим. – Эмпатия… не входит в мои базовые протоколы… но я регистрирую стрессовые показатели её организма. Они высоки… но стабильны. – Он извлек последний, самый глубокий осколок. – Теперь… антисептик… и.... тепло. Ткани… требуют регенерации… а не ампутации. Пока что.

Он протянул Волкову флягу со спиртом. Пока Волков обрабатывал рану и накладывал тугую повязку из разорванной на полосы рубахи, Иван повернулся к топке. Его уцелевшая рука с нечеловеческой ловкостью открыла дверцу, подбросила угля, отрегулировала подачу пара. Давление на манометре поползло вверх.

– Вы… управляете локомотивом… неэффективно, – констатировал автомат. – Я возьму контроль. Вам… нужен отдых. И ей. – Он указал на Анну. – Голод… Он использует вашу усталость… чтобы говорить громче.