Империя Пара

Евгений Баранов

Империя Пара

“Ваша цивилизация – это раковая опухоль, это огромная амеба, жадно всасывающая в себя все, что есть полезного и питательного вокруг и исторгающая только зловонные отравленные отходы.”

Дмитрий Глуховский. Метро 2033

ПРЕДИСЛОВИЕ

Из дневника Григория Сухова, купца-старообрядца, 1715 год

Найдено в руинах Кунсткамеры, 1833 год.

«В начале был Пар.

Он поднимался от земных глубин, как дыхание спящего исполина. И в нём таилась сила, способная вознести человека до богов или низвергнуть в бездну…»

Санкт-Петербург, 1833 год. Город, где каменная мощь Империи сплетена с рёвом стальных машин. Над позолоченными шпилями Адмиралтейства плывут дирижабли, оплетённые медными трубами, а по мостовым грохочут экипажи на паровых гусеницах, извергая клубы «эфирного дыма». Всё это – великая иллюзия прогресса, купленная ценой крови и пара.

Но за фасадом имперского величия скрывается иная правда. Глубоко под Невой, в чреве гранита и льда, бьётся сердце машины, которая может погубить мир. Её зовут «Эфирный Двигатель» и питает её Эфириум – кристаллы, что ярче алмазов и опаснее пороха. Они горят в топках фабрик, оживляют механических солдат и вращают лопасти дирижаблей. Но те, кто добывает их в уральских шахтах, шепчут, что это – слёзы древних, оплакивающих свою погибшую цивилизацию.

Империя стоит на трёх китах: Власть, Сталь и Эфир. Николай I верит, что эти киты будут плыть в вечность, но он слеп. Эфириум, дарующий силу, разъедает прежние устои. Автоматы, созданные для службы, требуют свободы. Каторжники в шахтах, чьи тела срастаются с паровыми экзоскелетами, поднимают бунт. А в сибирской тайге, под толщей вечной мерзлоты, пробуждаются тени Норд-Расы – тех, кто когда-то пал жертвой той же энергии, что ныне зовётся «прогрессом».

Эта история – о тех, кто осмелился усомниться.

Граф Дмитрий Волков, гений-изгой, чьё детище – Эфирный Двигатель – стало петлёй на шее Империи.

Цесаревна Анна, дочь царя, разрывающаяся между долгом и жаждой спасти тех, кого её отец именует «винтиками».

Иван-Сталь, автомат с душой философа, ищущий смысл в гудении своих шестерёнок.

И Старец Силуан, пророк из глухих лесов, который кричит, что Эфириум – это ключ к Апокалипсису: «Он разбудит тех, кто спал в камне, и мёртвые восстанут из пара»

«Когда механик становится богом, а бог – лишь шестернёй в машине, что остаётся людям?

Сражаться. Или стать топливом для вечного двигателя…»

Последняя запись в журнале Эфирного Двигателя, автор неизвестен.

Здесь, в мире, где пар смешался с кровью, а старые боги говорят через скрип железа, каждый выбор ведёт к жертве. Можно ли остановить машину, не убив империю? И что дороже – будущее человечества или душа тех, кого мы назвали машинами?

Держитесь крепче.

Поезд в ад уже набрал ход.

ПРОЛОГ

Архангельск, Уральские рудники, 1715 год.

Темнота шахт была густой, как смола. Воздух пропитался запахом серы и пота, а где-то в вышине, за километрами камня, бушевала сибирская зима. Но здесь, в чреве горы, царили вечный потоп – потоп тишины, прерываемой лишь скрежетом кирок да хриплым дыханием «паровых кляч».

Каторжники, прикованные к своим экзоскелетам, копали. Ржавые механизмы на их спинах шипели, поршни выли, как голодные волки. Каждый «кляч» – железный ошейник с трубками, впивающимся в вены, – качал им в кровь черный чай с перцем, чтобы не уснули. Чтобы копали.

– Эй, Гришка, глянь-ка! – прохрипел полуслепой старик, тыча киркой в стену. Его экзоскелет, похожий на скрюченного паука, скрипел при каждом движении. – Кажись на жилу наткнулись…

Григорий Сухов, купец-старообрядец, чьё лицо скрывал шрам от клейма «ВОР», подполз ближе. Его «кляч» давно сломался, и он волочил за собой гремящие цепи. В свете фонаря с эфирной лампой (редкая роскошь для шахты) стена мерцала. Не синевой меди или серебра, а зелёным – глубинным, пульсирующим.

– Это не жила… – прошептал Григорий, касаясь рукой кристалла. Он был тёплым, как живой. – Это дьявольщина.

Кристаллы росли из породы, словно ребра гигантского зверя. Между ними виднелась пластина металла, неведомого даже царским алхимикам – черного, но сиявшего изнутри голубым. На поверхности – узоры: спирали, шестерни, формулы, которые жгли глаза.

– Надо доложить надсмотрщикам! – ворчал старик, но Григорий схватил его за руку.

– Ты с ума сошёл? Они завалят проход, а нас – в новый забой. Думаешь, царю нужны байки о «чудесах»?

Он вырвал из стены кусок кристалла. Тот затрепетал в его ладони, словно сердце, Григорий вдруг увидел:

…города из стали, парящие в небесах.

…машины, пожирающие звёзды.

…взрыв, разорвавший континент.

– Гибель… – выдохнул он. – Они все погибли.

Кристаллы вокруг загудели. Звук нарастал, как шум приближающегося поезда. Воздух зарядился статикой, заставив волосы встать дыбом.

– Ложись! – закричал Григорий, но было поздно.

Зеленый луч ударил из стены, разрезая шахту пополам. Каторжники кричали, пока их тела не начали распадаться – плоть отслаивалась от костей, как кора с берёзы. Слепой старик успел прошептать: «Прости…», прежде чем его экзоскелет схлопнулся в шар, как скомканная бумага.

Григорий бежал, прижимая кристалл к груди. За ним рушились своды, а из трещин в камне выползали тени – механические щупальца древней машины. Он молился старому Богу, тому, что до реформ Никона, но в ответ слышал только смех. Нет, не смех – скрежет шестерёнок.

Когда обвал настиг его, Григорий понял, что это не конец. Кристалл в его руке вспыхнул, обернув тело в кокон из зеленого пара…

«И пал огонь с небес, но то был не огонь – а пар из чрева земли. И открылись врата ада, и взглянули они на мир очами стали».

Из потаённого свитка старообрядцев, сожжённого по указу Петра I.

ЧАСТЬ 1. МАШИНА ИМПЕРАТОРА

ГЛАВА 1. ШЕСТЕРНЯ АПОКАЛИПСИСА

Санкт-Петербург, 1833 год.

Граф Дмитрий Волков шагал по набережно Невы, закутавшись в плащ из грубой инженерной кожи, с медными застёжками, который был уже достаточно сильно потрёпан. Его сапоги, подбитые стальными пластинами, глухо стучали по брусчатке, заглушаемой шипением паровых люков под ногами. Город дышал, как живой механизм: из чугунных решёток в мостовой вырывались клубы пара, смешиваясь с морозным воздухом. Над головой, сквозь желтоватую дымку, проплывали дирижабли-левиафаны. Их корпуса, обшитые бронзовыми листами, сверкали в свете газовых рожков, а из открытых люков свисали аэронавты в кожаных респираторах, сбрасывая вниз агитки с портретом Николая I и надписью: «Сила – в паре! Прогресс – в крови!».

Волков ненавидел эту помпезность. Весь Петербург был гигантской машиной, работавшей на лжи. Даже чайки здесь клевали не хлеб, а масляные отходы с паровых фабрик.

«Как будто сама земля стонет», – подумал Волков, останавливаясь у чугунных ворот Императорской Академии Наук. Когда-то здесь висела мраморная доска с именами Ломоносова и Эйлера, но теперь её заменили на бронзовую плиту: «Во славу Эфириума и Его Императорского Величества». Здание превратили в фабрику: кирпичные стены проросли трубами, из которых сочился ядовито-зелёный пар, а вместо купола вращалась турбина, высасывающая энергию из подземных резервуаров.

У ворот Академии Волкова встретил часовой-автомат. Протягивая свою механическую уже частично проржавевшую руку, автомат проскрежетал:

– Пропуск, гражданин.

Его тело было сварено из обрезков брони, а вместо лица – маска из воронёной стали с прорезями для глаз. Ладонь, усеянная штырями для считывания эфирных чипов, дрожала как у пьяницы.

Волков узнал модель: «Страж-12». Год назад он сам проектировал их, чтобы заменить солдат на парадах. «Экономия на гробах», – усмехнулся он мысленно.

– Вот мой пропуск, – бросил он на ладонь автомата кристалл Эфириума, выдолбленный из своего карманного хронометра.

Машина завизжала. Шестерни в её груди завертелись, а из глазниц хлынули зелёный свет, освещая клеймо «ВНЗ-12» на ржавой шее.

– Гр-р-раф Волков… Внесён в реестр как предатель империи… Приказ: з-з-задержать…

– Надёжность, как у царских обещаний, – проворчал Дмитрий, ударив тростью с набалдашником в виде миниатюрного парового клапана по «горлу» автомата. Стержень шипяще выпустил облако перегретого пара – секретное изобретение, «дымовая завеса для учёных, уставших от болтовни».

Он ворвался в здание, сбивая с ног студентов-механиков в промасленных мундирах. Их испуганные лица мелькали в клубах пара: один мальчишка, не старше пятнадцати, упал, обнимая чертежи с эскизами «усовершенствованных наручников для каторжников». Волков наступил на бумагу, оставив след сапога. «Скоро вы все будете целовать сапоги автоматов», – подумал он, спуская в подвал.

Глубоко в подвале располагались лаборатории для проведения различных испытаний связанных с Эфириумом. Когда Волков спустился в подвал, перед ним предстал длинный коридор с металлическими дверьми. В конце этого коридора находилась такая же металлическая дверь, над которой красовалась табличка «Лаборатория №7».

Волков быстро преодолел длинный и серый коридор.

Дверь в лабораторию была заварена стальными балками, словно вход в склеп. Волков достал из внутреннего кармана ампулу с чёрным Эфириумом – контрабанду, купленную у финских контрабандистов за три бутылки шнапса и серебряный портсигар. Жидкость внутри пульсировала, как сердце демона.

– Прости, Пётр Алексеич… – прошептал он, вспоминая академика Петровского. Тот всегда смеялся над его паранойей: «Эфириум – это будущее, Дмитрий! Ты как ребёнок, который боится собственной тени!»

Кислота шипела, разъедая металл. Когда дверь рухнула, Волкова ударил запах – смесь горелой плоти, расплавленного стекла и чего-то сладковатого, словно мёд, смешанный со ржавчиной.

Лаборатория, некогда белая и стерильная, теперь напоминала адскую кузню. Стены почернели от копоти, а на месте паровых компьютеров зияли оплавленные груды металла. В центре комнаты, под разбитым стеклянным куполом, дымился Эфирный Двигатель. Его ядро – шар из сплавленных шестерёнок – пульсировало алым светом, словно инфарктное сердце. От него тянулись медные жилы-трубы, уходящие в пол. «Прямо в земные недра… Безумие…», – подумал Волков.

На полу, обняв журнал с расчётами, лежал Пётр. Его грудная клетка была выжжена дырой, края которой оплавлены, как кратер вулкана. Внутри, среди обугленных рёбер, что-то блестело – осколок кристалла Эфириума, вросший в плоть.

– Ты всегда был плохим лжецом, – хрипло сказал Волков, листая страницы. Последняя запись дрожала, будто писалась во время землетрясения:

«Частота резонанса 32.9 Гц… Двигатель реагирует на подземные толчки… Возможно, он подключён к системе Норд-Расы… Если продолжить к 33 Гц…»

Текст обрывался кляксой, похожей на кровь.

Внезапно стены содрогнулись. С потолка посыпалась штукатурка, а из жерла Двигателя вырвался луч алого света. Он прошил купол, выжег в крыше дыру, и в небо взмыл столб пламени. Воздух наполнился гулом – низким, вибрационным, будто Земля стонала.

– Они проснулись… – прошептал Волков, глядя, как огненный смерч пожирает облака. Где-то в глубине гула он услышал голос – нечеловеческий, состоящий из скрежета и воя, словно тысячи шестерёнок, спорящих на забытом языке.

Петербург погрузился в хаос. По набережной носились «паровики» – экипажи на гусеницах, давящие бегущих горожан. Женщина в разорванном кринолине цеплялась за фонарный столб, пока мимо неё пролетел окровавленный мужчина с ребёнком на руках. С Невы, разрывая туман, поднялся Царь-Дирижабль «Рюрик». Его корпус, украшенный двуглавым орлом, изрыгал из чрева дронов-«ястребов» – стальных птиц с бритвенными крыльями. Один из них, пронзив визгом воздух, вонзился в стену дома, поднимая фонтан кирпичей.

В это время Волков находился ещё внутри Академии. Как вдруг он услышал голос.

– Волков! – голос перекрыл рёв огня.

Он обернулся. Из пара выступила фигура в платье, сотканном из медных нитей и стальных пластин, словно доспехи Валькирии. Цесаревна Анна. Её лицо, бесстрастное, как маска императрицы на портретах, искажала ярость. Даже её волосы, уложенные в сложную причёску с паровыми шпильками, растрепались, и теперь медные локоны бились по плечам, как змеи.

– Ты уничтожил Академию! – крикнула она, хватая его за рукав. Её перчатка, расшитая серебряными проводами, жгла кожу статикой. – Орлов уже ведёт сюда гвардию! Они будут пытать тебя, пока ты не починишь Двигатель!

– Я? – Волков засмеялся так громко, что Анна отшатнулась. – Это ваш отец уничтожил всё, когда приказал качать Эфириум из земных недр! Двигатель лишь… зеркало. Оно отражает то, что происходит там, внизу. – Он ткнул тростью в пол, и плиты глухо загудели.

Анна замерла. Где-то вдалеке завыла сирена бронепоезда тайной полиции – звук, похожий на рёбра умирающего кита.

– Они хотят тебя живым, – прошептала она, внезапно опустив глаза. – Чтобы ты починил Двигатель. Но если он взорвётся…

– Если он взорвётся, – перебил Волков, указывая на небо, где зелёные молнии начали рвать облака, – это будет не взрыв. Это будет воскрешение. Той силы, что разорвала Сибирь на части. Той, что погубила Норд-Расу.

Он схватил её за руку, и Анна вздрогнула. Её пальцы дрожали.

– Вы читали отчёты шахтёров? Те, что сжигают в Тайной канцелярии? Они видели города под землёй. Машины, которые…

– Замолчи! – Анна дёрнулась, но не отняла руку. – Ты говоришь, как еретик.

– А Вы верите в бога, цесаревна? – Волков приблизился, чувствуя, как её дыхание смешивается с запахом гари. – Ваш бог – пар и сталь. Но есть и другие. Древнее.

Грохот сотряс землю. Где-то рухнула колоннада Адмиралтейства.

Дмитрий и Анна спешно выбежали на улицу.

Дроны-«ястребы» пикировали, рубя крыльями каменные фасады. Осколки гранита летели в лицо. Анна, схватив Волкова за руку, потащила его к чёрному грузовику на паровом ходу – «газгольдеру», украшенному гербом Романовых. Его кузов был покрыт броневыми пластинами, а из выхлопной трубы вырывались языки зелёного пламени.

– Ты… помогаешь мне? – он едва успел вскочить на подножку, когда врезался в землю рядом, взрывая брусчатку.

– Я спасаю Империю, – бросила Анна, дёргая рычаг. Мотор взревел, выбросив облако эфирного дыма, в котором мелькнули лица – десятки теней, кричащих без звука. – Даже если для этого придётся предать отца.

Грузовик рванул вперёд, давя дронов, которые цеплялись кованными когтями за кузов. Волков, глядя на треснувшее зеркало заднего вида, видел, как Академия рушится, поглощённая зелёным пламенем. На её месте поднимался вихрь, внутри которого что-то шевелилось – огромное, многоугольное, словно кристалл, превращённый в живое существо.

– Куда теперь? – крикнула Анна, лавируя между обломками. Её руки в перчатках с рычагами управления дрожали.

– На Урал! – ответил он сжимая окровавленный журнал Петровского. – Там ответы. И если я прав…

Громовой раскат перекрыл его слова. Небо над Петербургом раскололось, и из трещины хлынул дождь из раскалённых шестерёнок.

«Прогресс – это не путь вперёд. Это падение в ту же пропасть, но с большей скоростью».

Из письма графа Волкова цесаревне Анне, 1831 год.

ГЛАВА 2. ТАНЕЦ СТАЛИ НАД БЕЗДНОЙ

Санкт-Петербург, 1833 год.

Газгольдер Анны, похожий на разъяренного железного быка, мчался по набережной, оставляя за собой борозду из искр и раздавленных дронов. Зеленоватое пламя из выхлопной трубы коптило мраморные фасады. Волков, вцепившись в поручень кузова, смотрел, как позади рушится Академия Наук. На её месте теперь бушевал вихрь из изумрудного пламени и раскалённых шестерёнок, падающих с неба как адский град.

– Вниз! – крикнула Анна, резко дёрнув рычаг.

Грузовик нырнул в узкую арку под Казанским мостом. Над ними с грохотом пролетел «ястреб», вонзившись в стену здания и взорвавшись фейерверком из осколков и мазута. Липкая копоть залепила лобовое стекло.

– Они повсюду! – Волков вытер стекло рукавом, открывая вид на крыши Петербурга. Над ними, как стая хищных птиц, кружили десятки дронов. Их алмазные крылья сверкали в отблесках пожара. – Орлов играет с нами. Он мог бы разнести нас в щепки одним залпом.

– Он хочет тебя живым, – отчеканила Анна, выезжая из-под моста на Дворцовую площадь. – И журнал. Отец приказал любой ценой. – Её голос дрогнул на слове «отец». Она резко свернула, уворачиваясь от луча энергии, выпушенного с Царь-Дирижабля «Рюрик», который теперь завис над Зимним дворцом, как зловещий паук.

Грузовик взлетел на парапет, и Волков едва удержался. Они мчались теперь по плоским медным крышам Гостиного Двора. Кровля под колёсами гудела и прогибалась. Где-то внизу, в торговых рядах, слышались крики перепуганных купцов.

Один из «ястребов», крупнее других и с золотой полосой на корпусе, спикировал прямо перед кабиной. Вместо того чтобы атаковать, он завис, развернувшись фасадом к ним. На его груди замигал красный глазок проектора.

Из решётчатого динамика дрона раздался голос. Холодный, отчётливый, словно стальные шарики, перекатывающиеся по мрамору. Голос генерала Орлова, главы Третьего Отделения, «Железного Пса Империи».

– Цесаревна Анна Николаевна. – Голос был лишён интонаций, но в нём чувствовалась ядовитая вежливость. – Вы совершаете тяжкое преступление, укрывая государственного преступника Волкова. Остановите экипаж. Передайте его и похищенные документы. Во Имя Его Императорского Величества.

Анна стиснула зубы. Её пальцы побелели на рычагах.

– Генерал Орлов! Я действую в интересах Империи! Волков – ключ к остановке катастрофы! – крикнула она в проектор.

– Катастрофа, Цесаревна, уже происходит. И её виновник сидит рядом с вами. – Голос стал жёстче. – Не заставляйте меня применять силу против Особы Царской Крови. Ваш отец… понимает необходимость жертв.

– Жертв?! – вскричал Волков, впервые за вечер почувствовав чистую ярость. – Ты залил кровью Урал, Орлов! Ты превратил людей в топливо для своих машин! Какие ещё жертвы тебе нужны? Ради чего?! Ради этой безумной машины под городом?!

Наступила секунда тишины. Затем голос Орлова зазвучал не с сожалением, а с ледяной убеждённостью фанатика:

– Ради Будущего, граф! Ради того, чтобы человечество не скатилось обратно в грязь и суеверия! Ради того, чтобы выжить в этом мире, который ненавидит нас! Эфириум – наша кровь, наш щит и наш меч! Двигатель – сердце Новой Эры! Да, он требует жертв! Шахты, кровь, души – цена ПРОГРЕССА! Без него мы все – просто пища для того хаоса, что копошится под землей! Я видел отчёты из шахт, Волков! Я знаю, что там шевелится! И только Сила Империи, только Эфирный Кулак может его сдержать! Или вы предпочитаете судьбу Сухова и его каторжников? Стать удобрением для этих… тварей? Это всё – ради Величия, граф. Ради Вечности. Вы слишком малы, чтобы понять. Дрон 7-Альфа, протокол «Убеждение».

«Ястреб» с золотой полосой резко взмыл вверх. Из его брюха выдвинулись не лезвия, а два пулемётных ствола с причудливыми резонаторами на концах.

– Паровая картечь! – ахнула Анна. – Держись!

Дрон открыл огонь. Но это была не обычная стрельба. Снопы перегретого пара, сжатого до невероятного давления, смешанного с микроосколками Эфириума, вырывались из стволов с оглушительным звуком. Каждый «выстрел» не пробивал крышу, а прожигал в ней дыру диаметром в метр, обдавая всё вокруг градом раскалённых капель металла и едкого дыма. Это была не попытка убить, а демонстрация силы и точности.

Газгольдер Анны метался по крыше, как загнанный зверь. Она виртуозно работала рычагами, используя вентиляционные шахты и дымоходы как укрытия. Один выстрел снёс угол здания, и огромный кусок медной кровли с грохотом рухнул вниз, на площадь. Крики снизу стали громче.

– Он хочет загнать нас в угол! – Волков высунулся из кабины, пытаясь оценить обстановку. Его инженерный ум лихорадочно работал. – Вон там! Рынок! Крыши ниже и хаотичнее!

– Там толпа! – возразила Анна, уворачиваясь от очередного выстрела, который испарил медный громоотвод в метре от кабины.

– И там единственный шанс! – настаивал Волков. – Эти дроны не станут стрелять по мирным! Орлов не посмеет!

Анна сжала губы, но резко повернула руль. Грузовик прыгнул с высоты Гостиного Двора на покатую крышу мясных рядов Сенного рынка. Удар был жёстким, салон заполнился запахом тухлой крови и машинного масла. Рядом, на скользкой от жира кровле, стоял огромный автомат-мясник с затупленным тесаком в руке-манипуляторе. Его оптические сенсоры тупо мигали, не понимая происходящего.

Дроны, как коршуны, спикировали вслед. «Золотой» дрон 7-Альфа снова нацелился.

– Последнее предупреждение, Цесаревна. Остановитесь. – Голос Орлова звучал уже без тени вежливости.

Анна искала путь среди леса труб и мясницких крюков. Волков заметил, как автомат-мясник повернул свою квадратную «голову» к приближающемуся дрону. В его программу, вероятно, было заложено «охранять территорию от вредителей». Птицы? Голуби? Агрессивно летящий металлический объект?

– Анна! Над ним! – крикнул Волков.

Она поняла мгновенно. Газгольдер рванул вперёд, проносясь буквально в сантиметрах от туловища автомата. Дрон 7-Альфа, преследуя их, оказался прямо над мясником.

Автомат сработал с тупой решительностью. Его мощный тесак взметнулся вверх с поразительной скоростью и точностью. Лезвие с оглушительным треском вонзилось в брюхо дрона, разорвав корпус. Искры, струи гидравлической жидкости и клубы пара вырвались наружу. «Ястреб» беспомощно рухнул на крышу, задев паровую трубу. Пар с шипением окутал место падения.

Остальные дроны на мгновение замешкались, их алгоритмы, вероятно, анализировали угрозу.

– Есть! – выдохнула Анна, направляя грузовик к краю крыши, где виднелся тёмный проход в лабиринт пристроек и чёрных ходов. – Держись! Прыгаем!

Газгольдер с грохотом съехал по покатой крыше сарая и врезался в груду пустых бочек во дворе какого-то трактира. Удар выбросил Волкова на колени. Анна ударилась головой о руль, на мгновение оглушённая.

Тишина. Относительная. Где-то далеко шёл дым от пожара, крики, гудки бронепоездов. Во дворике пахло помоями, дешёвым табаком и паром. Из трактира поблизости доносился пьяный гомон.

Волков поднялся, отряхиваясь. Он подбежал к Анне.

– Вы живы?

Она кивнула, потирая висок. На переносице краснела ссадина.

– Жива. А вот газгольдер… – Она показала на смятую радиаторную решётку и шипящий пар из-под капота. – Далеко не уедем.

Волков посмотрел вверх. Дроны снова появились над крышами, прочёсывая район лучами прожекторов. Их жужжание было навязчивым, как рой разъярённых шершней.

– Он знает, что мы здесь, – прошептал Волков. – Орлов не отступит. Нам нужно углубляться. В трущобы. В подполье. – Он посмотрел на Анну. – Ваше Высочество… Анна. Готовы ли вы спуститься в ад?

Анна встала, поправила стальные кружева на порванном рукаве. В её глазах горел уже не страх, а решимость, закалённая в этом безумном часе.

– Если там ответы, Дмитрий Сергеевич, то я готова хоть в преисподнюю. Но сначала… – Она вытащила из-под сиденья небольшой кожаный мешок и два компактных револьвера с причудливыми резервуарами вместо барабанов. – …вооружимся. Паровые револьверы. Отец считает их игрушками. Покажем ему.

Она протянула один револьвер Волкову. Тот ощутил знакомый вес и лёгкую вибрацию Эфириума внутри.

– И куда теперь? – спросила Анна, оглядывая грязный дворик.

Волков указал на низкую, почти незаметную дверь в стене, рядом с которой висел потухший фонарь в виде драконьей головы – известный знак контрабандистов.

– Там. В «Паровое подбрюшье». Там нас не сразу найдут даже дроны Орлова. Но это лишь передышка…

Внезапно земля под ними дрогнула. Не взрыв, а глухой, протяжный стон, идущий из самых глубин. Стены трактира затрещали. Где-то в небе снова вспыхнули зелёные молнии. Город-машина просыпался.

«Петербург построен на костях. Но под костями спит сталь. И она голодна».

Уличная поговорка контрабандистов «Парового подбрюшья».

ГЛАВА 3. ВСТРЕЧА В ЖЕЛЕЗНОМ СЕРДЦЕ

«Паровое подбрюшье», Санкт-Петербург, 1833 год. Несколько часов спустя после погони.

Всё это время Дмитрий и Анна отсиживались в одном из самых скрытых мест Санкт-Петербурга – «Паровое подбрюшье». Это настоящая сеть подпольных туннелей, бункеров и тайных мастерских под Петербургом, где обитают контрабандисты, беглые инженеры, мутанты с Урала и первые «свободные» автоматы. Дмитрий скрывался здесь с тех времён, когда его признали врагом Империи и начали преследовать. Сама же цесаревна знала о Подбрюшье только по слухам и докладам Тайной канцелярии.