Бусинки

– Так ты водитель? – обрадовалась Анна. – У меня тут машина есть неисправная. «Буханочка». За домом стоит, может, посмотришь? Можно её починить? Или нет? У меня инструменты есть разные. И запчасти.

– Завтра, всё завтра. Засыпаю, сил нет.

– Конечно-конечно, ложись спать. Там диван есть. А я пока самогонный аппарат запущу, к утру нам свеженького сварит. И хабар разложу по ящикам, меня это вот прямо успокаивает – хабар сортировать. Там на столе колбаска лежит и батон хлеба, если ты голодный. У меня ещё есть, так что это всё тебе.

– Ага, пожую. А курева нету?

– Нет. Я не курю. И всем не советую, вредная это привычка, для здоровья опасная. Опасная же, да? Опасная, точно. Я даже передачу специальную смотрела по телевизору. Очень опасная.

Когда девушка, которая убивает мутантов ножом и обнимается с тварью из ночных кошмаров, говорит, что курить – опасная привычка, это выглядит несколько странно. Мы могли только за сегодняшний день сдохнуть несколько раз. Курение если и убивает, то не так быстро, как мутанты. Так что тут вопрос спорный, что опаснее – сигареты или Носяпура.

8

Утро не было добрым.

– Братуха, проснись, беда! – Коляныч тряс меня, прогоняя сон.

Осколки сновидений и реальность перепутались, я вообще плохо понимал, где я и что происходит. Но потом страшная догадка упала как чугунная плита внутри живота, вызвав смертную тоску:

– Аня? Жива?

Колян ухмыльнулся зловеще:

– Хех! Ты совсем дурак? Она и есть наша беда. Каюк нам, брателло.

Я ничего не мог понять. Аня – беда? Почему? Она нам жизнь спасла, а после приютила, накормила, спать уложила. В чем проблема, вообще? Что происходит?

Похоже, я сказал это вслух.

– Ты не понял до сих пор? Ну нельзя быть таким тугим, братуха. Всё перед твоими глазами было, весь расклад. Ну?

– Загну! Чего я не понял? Про чего?

Коляныч умом тронулся, определенно, я это сразу смекнул. От пережитого ужаса крыша у кореша прохудилась. Я читал, что такое бывает. Как говорится, Колин поезд тронулся, а кукуха осталась на перроне.

– Она не человек, – продолжал трясти меня за плечо Колян.

– Кто «не человек»? Аня?

– Ну наконец-то! Допенькал? Дошло до тебя?

– Да с чего вдруг?

– Ты вокруг посмотри, – кореш ткнул рукой в полку на стене. На полке в ряд стояло несколько трехлитровых банок, частично заполненных разнокалиберными патронами. На банках были аккуратные белые наклейки, подписанные округлым девичьим почерком: «Для важных случаев», «На чёрный день» и «Для гостей».

– Ну и чё? Мой батя тоже всё хранил аккуратно и подписывал. Я, когда его гараж разбирал перед продажей, видел и не такое. Это ничего не доказывает. Тем более, она сама говорила, что любит всё сортировать и раскладывать.

– Не убеждает? Ладно. Ты сколько раз вчера ходил отлить? Поссать, то есть?

– Не считал. И чё?

– А она – ни разу!

– Колян, ты озабоченный. Ты знаешь это? Ты чё, следил, сколько раз она отлить ходит?

– Краем глаза. Сразу странное заметил, потому ждал, когда она отойдет от нас, чтобы припудрить носик. Ни разу не отошла. За сутки ни разу!

Так и сказал «припудрить носик». И я знаю, откуда Коляныч этого набрался. И что за ученый ему денег дал и снарядил нас за африкатами. Может быть, я не самый сообразительный в деревне паренёк, но тут каждый сложил бы два и два. Дачники. Рядом с нашей деревней – дачный посёлок Академии наук. Нет там уже никаких академиков, не склонны они к сельскому хозяйству и возне с навозом, попродавали свои дачи давным-давно работягам из города. Кроме одного. Эммануил Альфредович. Вот скажите мне, могут так звать русского учёного? И фамилия у него Миллер. Большое светило науки, тем не менее. Я с ним познакомился, когда Коляныч меня запряг баню академику строить на дачном участке. Чё-бы не построить, тем более, что академик платил хорошо. То ли цены деньгам не знал, то ли просто не жадный. Или из-за дочки своей.

Он с собой из города дочь привозил на свежий воздух каждое лето. Студентка чего-то там филологического или типа того, я не вникал. Ни кожи, ни рожи. Когда шла по улице – страшно смотреть было, казалось, что сейчас ветром унесёт. Или переломится сразу в трех местах и помрёт от этого. Бледная, тощая, очки со стёклами в палец толщиной, говорит еле слышно. Не знаю, чего Колян в ней нашел, но втюрился кореш крепко, по самые гланды. Любовь-морковь и прочие сопли в сахаре. За ручку ходили. Как пионеры, ей-богу. Вот от неё Коляныч и перенял это выражение. Изольда, имечко под стать папашиному, так и говорила: «Ах, мне нужно отлучиться в дамскую комнату, чтобы припудрить носик».

– Маньяк ты, Колян. Сексуальный. Тебя надо электричеством лечить.

– Ты сортир тутошний видел? – не унимался Коляныч.

– Ходил среди ночи, но не разглядывал. И чё там?

– А ты при свете дня посмотри. Там нет выгребной ямы. Будка просто стоит на земле, в отхожую дыру трава растет. Говорю тебе, туда никто ни разу не гадил никогда. Понимаешь? Не человек она, не человек!

– А кто? – тупо спросил я, не веря ни одному слову.

– Конь в пальто! – зло и жестко ответил мой кореш. – Откуда я знаю? Приведение, мираж, мутант, порождение Заповедника. Да какая разница? Валить нам надо, братуха. Прямой сейчас. Она куда-то ушла вместе со своей адской псиной, есть шанс сбежать.

– Куда сбежать?

– Вообще без разницы, куда. Главное – отсюда. И как можно скорее.

– Погоди, надо шмотки собрать. И хавчик в дорогу надыбать. Блин, куда я рюкзак затихарил? Не видал?

– Братан, ты не врубаешься? Нету времени. Бегом валим отсюда. Бегом! Она может вернуться в любую секунду.

Не то чтобы я ему поверил, но сомневаться начал. Тут же начал вспоминать всякое несуразное. Бой Анюты с мозгоклюем, например. А Колян тянул меня к выходу из дома, подгонял:

– Ходу, братуха. Ходу!

В дверях его и накрыло. Я сзади шел, не сразу понял. Вдруг он начал валиться набок, одной рукой пытаясь уцепиться за дверной косяк, а вторая повисла плетью. Я склонился над ним, он улыбался. Но улыбка была жуткая – только на половину лица. Я читал про такое. Это, кажется, инфаркт. Или инсульт. Я их всё время путаю. Одним словом, «скорую» надо вызывать, сосуд лопнул в голове. Колян пытался что-то сказать, тыкал рукой мне за спину, но вместо слов только сипел. Я обернулся. Прямо за мной стояла она – Анна. И смотрела на умирающего Коляныча.

Я вздрогнул от неожиданности. Но в Анюте не было ничего страшного или опасного. Юная хрупкая девчонка, золотые локоны по плечам, штормовка уже отстирана от крови. Я повернулся к корешу. Глаза Коляна были широко открыты, он не дышал.

– Он всегда здесь умирает, – тихо сказала Анна. – Каждый раз. И я не знаю, почему.

– Он живой! Живой! В больницу надо! Где тут больница? Машина, ты говорила, у тебя? Может, завести можно? А нет – так дотащим. Носилки надо сделать, вдвоем дотянем. Далеко больничка, Ань?

– Он умер.

– Нет! Конечно нет! Он не может умереть. Мы с ним через такое прошли, он крепче, чем кажется. Мы все сдохнем, а Коляныч ещё сто лет проживёт. Просто сознание потерял. Надо искусственное дыхание делать. Я читал про такое. И массаж сердца.

– Твой брат мёртв. Поверь мне, – сказала Аня спокойным, тихим голосом.

– Нет! – я ударил со всей силы в распахнутую створку двери.

Что было дальше, помню смутно. Кажется, я пытался провести Коляну сердечно-легочную реанимацию. Потом метался по дому в поисках подходящих вещей, чтобы соорудить носилки. А после впал в ярость и принялся крушить всё подряд. Перебил стеклянные банки с патронами, разгромил самогонный аппарат, оборвал полки и вышиб дверь между комнатой и кухней.

Анна мне не мешала, стояла на крыльце молча и ждала, когда я выдохнусь и притихну. Затем, кажется, я орал как истеричка. Про это вообще вспоминать не хочу. Бегал по двору, ругался матом, грозил кулаком небу, обещал всех богов найти и на куски порезать. Стыдно вспоминать.

Носяпуру нигде видно не было, спряталась от греха подальше. И правильно. Голыми руками я готов был порвать кого угодно, хоть альфу, хоть бога, хоть чёрта.

Очнулся от того, что Анюта вынимает осколки стекла из моих рук, поливает их самогоном и бинтует бинтом из стерильной аптечной упаковки. И тут я заревел как ребёнок, всхлипывая и подвывая:

– Как я теперь, а? Мы же с ним с трех лет кореша, как нитка за иголкой я всюду за Коляном. Как теперь жить? Почему он? Почему? За что-о-о-о-о?

9

Тело Коляна положили на единственный стол. Анна легком движением ладони коснулась его век, закрывая глаза моему корешу. Но казалось, он продолжает подглядывать за нами из-под опущенных ресниц. И даже как будто улыбается ехидно. Мерещилось, что сейчас легко вскинется, сядет на столе, свесив ноги, и скажет:

– Чё, поверил? Думал, что я дуба дал? А вот хренушки. Хе-хе, брателло!

Я прикоснулся ко лбу Коляна, тот был уже холодный. Это было настолько дико ощущать, что я отдернул руку. Скосил глаза на девушку, видела ли? Анна вежливо смотрела в другую сторону.

Вышли на крыльцо. Анюта метнулась к сараю и вынесла две жестяные кружки, полные самогона. Выпили молча. На вкус – как вода, я ничего не почувствовал. В груди было пусто, будто огромная дыра насквозь образовалась. Ощущение было настолько ярким, что я даже опустил голову и посмотрел на себя. Но всё как обычно, никаких сквозных дыр.

Мы присели на нагретые солнцем деревянные ступени. Из-под крыльца выползла Носяпура и улеглась у ног Анны, положив свою адскую башку на вытянутые лапы. Анюта молчала, кусала губы и накручивала на палец светлый локон.

Всё было неправильно. Я что-то важное упустил в этой суматохе. В черепе перекатывался вопрос, но я никак не мог понять, какой. Был момент… Аня сказала… Сказала, что…

Вот!

Вспомнил!

– Ты сказала… – мой голос дрогнул, пришлось откашляться и начать заново: – Ты сказала, что он всегда здесь умирает. Каждый раз. Что значит «всегда»? И «каждый раз»?

Анна ответила не сразу, смотрела мне прямо в глаза своими невозможными серыми глазищами и молчала. Пауза затягивалась. Она отвела взгляд, поправила волосы, сказала в сторону:

– В этот раз всё по-другому. Иначе.

– Ты по-человечески скажи, хватит кроссвордов! – я повысил голос. Альфа немедленно оскалила клыки, но мне было наплевать. Мы с Анной уже были на ногах, псина протиснулась и встала между нами, издавая глухое рычание.

– Это игра, —просто сказала девушка.

– Что? Где?

– Вот это всё вокруг – игра, —Анюта повела рукой по дуге, очерчивая горизонт.

– В смысле? – опять не понял я.

– Ну игра. Компьютерная игра. Всё это виртуальная реальность, созданная программой. А мы с тобой внутри этой игры. Этого ничего на самом деле нет, только ноли и единицы.

– А ты есть?

– Я-то как раз есть, – ответила Анна и быстро взглянула на меня. Скользнула взглядом и тут же отвела глаза.

– А я?

– Тебе не понравится ответ.

– Жги глаголом! Начала если.

– Ты часть программы. НПС. Нон-плеер характер. Набор нулей и единиц. Скрипт.

– Да с хрена ли?

– Смотри, у меня есть имя. Анна. А тебя как зовут?

– Не спрыгивай с темы. При чём тут это?

– Сейчас поймешь. У каждого человека есть имя и фамилия. Так? Вот как тебя зовут?

– Не пойму, куда ты клонишь.

– Просто ответь. Назови своё имя. У тебя есть имя?

– Само-собой, Ань, у меня есть имя, фамилия и даже отчество. Что за идиотский вопрос.

– Но какое? Какое у тебя имя?

И тут я впал в ступор. У каждого человека есть имя, в свидетельстве о рождении записанное, а потом в паспорте и прочих документах. Но я не мог вспомнить своё. Вот хоть убей – вылетело из головы. Я начал перебирать все известные мне мужские имена в алфавитном порядке. Ни одно не казалось моим. Да что ж такое? Ладно, чёрт с ним. Фамилия же ещё. И отчество. Отчество по имени отца даётся, а батю моего звали… Звали батю… Чёрт! Не помню! Спокойно, спокойно. Фамилия. Фамилию нельзя забыть, тебя и в садике, и в школе звали по фамилии. И в армейке, и в бурсе, где ты на шофёра учился. Везде по фамилия. Курсант такой-то. А вот какой? Что происходит? Что со мной? Меня захлестнула волна черного ужаса от того, что я потерял память.

Анна поглядывала на меня украдкой, тут же отводя взгляд.

– Э… э… – начал я неуверенно.

– Ты не помнишь своего имени потому, что его у тебя нет, – быстро сказала девушка. – Сценаристы это не прописали. Ты второстепенный персонаж, поэтому у тебя ни имени, ни фамилии. И биография твоя прописана кусками, важными лишь для сюжета игры. То, что есть в сценарии, ты знаешь. А чего нет в сценарии, как ни старайся, не сможешь вспомнить.

– А Коляныч?

– Тоже НПС – второстепенный персонаж, хоть и с именем. Не обижайся, я просто говорю, как есть. У него, кроме имени, ничего нет. Нет фамилии. А биография в два раза хуже прописана, чем у тебя. Ты про него больше знаешь, чем он сам про себя. Потому что у тебя это записано в памяти, а у него – нет.

– Ну приплыли вообще. А ты?

– А я – живой человек. Я играю в эту игру. Игра создала для меня вот это виртуальное тело, которым я управляю, – Анна подняла руку к лицу и пошевелила своими изящными пальцами.

У меня в голове был полный хаос. Конечно, я и сам играл в компьютерные игры: «Сапёр», «Принц Персии», «Тетрис», «Фоллаут». Но там ты не был внутри игры, просто смотрел на экран. Аня врёт? С какой целью? Но почему я не помню своего имени? Не помню, как звали батю. Мамка моя… Чёрт! Тоже не помню имени. Что происходит?

– Врёшь! – выдохнул я, но сам уже с тоской понимал, что не врёт.

– Что-то изменилось, – пробормотала Анна. – Раньше такого разговора не было.

– Погоди, погоди. Это какой же должен быть компьютер, чтоб такую графику и реалистичность создавать? Я не идиот, чтоб в такое поверить.

– Сотню лет назад компьютеры такое уже могли, эта старая игра. Современные машины и современные игры в тысячу раз круче отрисовывают мир, воссоздают физику всех частиц. И со светом и тенями лучше работают.

– Какие сто лет, Ань? Окстись! Компьютеры такие, чтоб для игр, появились 10 лет назад примерно. Ты ври, да не завирайся.

Девушка глубоко вдохнула и тихо так на выдохе:

– Сейчас 2126 год по земному времени.

Сказала она это таким спокойным и будничным тоном, что меня снова накрыло волной липкого ужаса. Этого просто не может быть. Не может быть!

– Врёшь!

– Ладно, я сейчас выйду из игры. Мне на работу пора. В реальности. Смотри сам, что будет.

Она стояла прямо передо мной, я смотрел в её глаза.

И тут.

На мгновение.

На одно крошечное мгновение я увидел.

Нет, не так.

Мне показалось, что в глубине её глаз выключили свет. Как будто исчезла душа. Не знаю, как описать. Вот только что стояла живая девушка Аня и в мгновение превратилась в манекен, в подобие человека, в куклу в полный рост. Нет, не то. В нечто страшное обратилась, в живой труп. Такой жути я в жизни не видел.

Длилось это всего миг. Анна моргнула, и наваждение исчезло.

– Ну как? – спросила девушка. – Один сол прошел. Понял теперь?

– Чего «понял»? Ты не уходила никуда. Секунды не прошло от твоих слов, что ты уходишь. И что это за «сол»?

– Сол – это день на Марсе. На Земле сутки, а на Марсе – сол. В марсианских сутках не 24 часа, поэтому так.

– При чем тут Марс?

С каждой секундой я понимал всё меньше. Анна громоздила одну нелепость на другую, сводя меня с ума. Марс, сол, 2126 год. Один из нас точно сумасшедший. И это не я.

– Ну я с Марса. Живу тут.

– А я с Юпитера, в таком случае. Ты башкой ударилась, Анюта? Какой Марс? На марсианку ты вообще не похожа, – я сказал это таким тоном, как будто с настоящими марсианками жил на одной улице и наблюдал их каждый день. А чё, зелёненькие такие, лысые и шестиглазые.

– Всё чудесатее и чудесатее, – пробормотала Анна. – Что же изменилось, не пойму никак. Я в эту игру сто раз играла, не было такого разговора. Не было же? Или было? Точно, не было. Странновастенько…

– Ты мне зубы не заговаривай. Ты как на Марсе оказалась?

– Родилась. Родилась на Марсе. И родители мои тоже здесь родились. И дедушки-бабушки.

– За дурака меня не держи, Анюта. Я ведь знаю кое-что про Марс. Там жить нельзя, нет пригодной атмосферы, нет магнитного поля, чертовски холодно и адская космическая радиация. И почва ядовитая.

– Всё так. И сила тяжести меньше, чем на Земле. Марс в 4 раза меньше, поэтому притягивает слабее. Мы живем в подземном городе, на поверхность Марса выходят только роботы. Люди – редко. И только в защитных скафандрах.

– Стоп! Остановись. У меня уже мозги закипают. Этого не может быть. Этого просто не может быть. Скажи, что ты пошутила.

Анна ответила совсем тихо:

– Я не шучу.

Цепляясь за остатки рассыпающейся реальности я спросил:

– А Носяпура твоя? Настоящая?

– Тоже программа, – совсем грустно сказала Аня, казалось, она сейчас заплачет. – Я так хотела завести собаку. Хотя бы такую. На Марсе нету собак.