Мехасфера: Сирены Пустоши

Горшок с тучелистом стоял в ямке и очень обрадовался свежей порции удобрения. Наверное.

– Оказалось даже легче, чем я думал. Плантисты сами отвели меня к коруму. Спасибо этому вредителю-невидимке.

«Цок-цок-цок».

– Ну ты тоже молодец, держи лакомство, – поддразнил следопыт питомца. – Сколько я был в отключке?

«Цок».

– Сутки??

Скорпион лишь пожал клешнями.

– Ладно, идем в безопасное место. Надо найти лечение, а то мне совсем хреново.

Место укуса пульсировало болью, как будто клык смерти вцепился в него когтями. От нарывов темнело в глазах.

– М-даа, это точно не из-за жары.

День был прохладнее прошлого, и стало очевидно, что жар сидит внутри следопыта, а не окутывает его снаружи. Он порылся в карманах на подоле плаща и нашел половину таблетки.

– Последняя, – сказал он и проглотил ее.

Боль поутихла. Пульсация отошла на второй план. Искать лечение расхотелось. Два самых быстрых процесса в мире – распространение света в вакууме и скорость, с которой мужчины забывают свои обещания заняться здоровьем, как только боль уменьшается. Амдэ отвлекся от раны и понадеялся, что укус сам заживет.

Солнце пряталось за красными тучами, а жар преисподней от Огненного залива валил на север под напором южного ветра из пустыни, всего лишь знойного, а не выжигающего все живое, так что погода по меркам Пустоши стояла чудная. Пот не так сильно заливал глаза следопыту, и к вечеру они с Денди покинули земли плантистов. Возвращаться было некуда, впереди вместо «дома, милого дома» всплывала куча неразрешимых проблем, но до конца дня не хотелось ни о чем думать. Амдэ нашел безопасное укрытие между двух плит и, не дожидаясь ухода навязчивого летнего солнца, лег спать.

Как бы следопыт ни пытался отложить ностальгию по разрушенному дому, она настигла его на следующий день. Избегая ответственности за будущее, Амдэ в унынии бродил по руинам в районе своего растерзанного жилища. На забитой хламом поверхности Пустоши виднелась длинная впадина, ведущая в неизвестную даль. Такая бывает, когда опускается вымытый подземной рекой грунт, ну либо когда завод-очиститель пробирается через руины, уничтожая все, что было тебе дорого.

Следопыт так бы и продолжал рефлексировать, если бы в двух сантиметрах от его ступни не разорвалась пуля и по Пустоши не пронесся раскатистый грохот выстрела. Не осознавая, что стреляет близкий ему человек, Амдэ укрылся за бетонной плитой, чем только усугубил конфликт. Прямо возле его головы в плите возникла новая дырка, и его щеку оцарапала разлетевшаяся во все стороны крошка. Огромным преимуществом Пустоши служили ее первоклассные запатентованные развалины, дающие бескрайний простор для маневра любому пожелавшему в них укрыться бедняге. Каждый обваленный этаж, каждый вывороченный взрывом кусок земли служил прекрасным барьером от снайперских выстрелов. Ветер тоже играл свою роль, то накатывая углекислым цунами, то, наоборот, затаиваясь за углом и тихо хихикая при виде того, как сделавший на него поправку стрелок мажет очередным выстрелом. Но даже несмотря на «прекрасные» условия Пустоши, стоять на одном месте тоже не стоит – противник рано или поздно приноровится, нащупает твое слабое место и выстрелит прямо меж глаз. Поэтому следопыт постоянно менял укрытие. От второй пули он увернулся за бетонной плитой, следующую обхитрил уже в раме стальной трубы, а четвертую едва не словил копчиком, когда перелезал через остаток стены. Вконец устав, он засел в серой развалине, похожей на угол древнего дома, прямо под подоконником, поставил тучелист в углубление и вздохнул. Кем бы ни был противник, он досконально знал все привычки Амдэ, не давал ему сбежать, загоняя в тупик.

Из рации в рюкзаке послышался женский крик:

– Ах ты кобель поганый!

– Лея? – Удивленный взгляд следопыта уперся в настороженные глаза скорпиона.

Никакого «цок-цок» не было, что означало: «Сам отдувайся, парень, не втягивай меня в свои семейные дрязги».

Амдэ достал рацию и после следующего выстрела, пробившего дыру в ближайшей стене, нажал на кнопку связи.

– Лея? Вот так встреча. Месяц тебя не видел, куда ты пропала? – Он старался говорить как можно ровнее, но периодические срывы, вопли, дрожащий голос и заикание выдавали в нем легкое подобие страха. – Почему тебя не было дома?

Сначала выстрел, потом ответ:

– Ты хотел, чтобы я ждала, как дура, пока ты шляешься не пойми где? – Голос гиноида невозможно было отличить от голоса реальной женщины. Они и внешне-то почти не отличались, а по некоторым параметрам андроид в женском обличии был гораздо лучше некоторых психованных представительниц прекрасного пола. Хотя и с гиноидами можно переборщить, если максимально задрать степень их человечности.

Новый выстрел пробил дыру в стене в считанных сантиметрах от Амдэ.

– Шляюсь? – удивился он. – Я целый месяц искал диск с матчем! Чертова псина сожрала ключ-карту, и я потратил еще неделю на погоню. Думаешь, на юге я развлекался? В нашем мире это вообще возможно?

–Ты общаешься с кем угодно, только не со мной.

– О чем это ты?

Выстрелы прекратились. Трогательный режим андроида сменил собой убийственно-истеричный.

– Ты знаешь о чем! Я говорю о Хане!

У следопыта голова пошла кругом. Но даже в такой ситуации он не позволил себе устроиться удобнее и высунуться из укрытия. Пусть голова лучше кружится, чем разлетается на куски.

Лея тем временем продолжала:

– Я нашла повязку с его именем в твоем сундуке.

– Зачем ты рылась в моих вещах?

Скорпион устал стоять рядом и уныло побрел по развалинам, демонстративно оставаясь на виду у Амдэ. Желание спрятаться за любым из миллиона обломков старого мира уступило желанию поглумиться над своим храбрым, суровым хозяином, превратившимся теперь в подкаблучника.

– Кто он такой? – не унималась гиноид.

– Какое тебе дело! Хан давно мертв! Зачем ты напоминаешь о нем?

Следопыт решил попытать удачу и, оставив растение и рюкзак в укрытии, вышел навстречу судьбе. Вот бывает, что идешь в прекрасный летний день по Пустоши, прячешь лицо в тени и только собираешься вдохнуть полной грудью мягкий июньский воздух, как его мощный порыв бьет мошками по глазам, а в рот засыпает полкилограмма песка. В тот момент Амдэ попал именно в такую ситуацию. Благодаря ветру пуля пролетела в сантиметре от его виска. После этого моментально сработали инстинкты жителя Пустоши, и следопыт кувыркнулся к торчащему из хлама одинокому стальному столбу.

«Ну это уже ни в какие рамки, – подумал он. – Лея реально хотела меня убить. Шутки закончились».

– Тогда зачем ты хранишь его вещи? – не унималась девушка-робот. – Откуда он взялся?

Следопыт перебрался в следующее укрытие. На первый взгляд все его перебежки казались сумбурными попытками избежать неминуемой смерти, но с каждым таким кувырком он оказывался все ближе к своей ревнивой спутнице жизни.

– Потому что его убили! – рявкнул он в рацию и сбавил громкость динамика, чтобы прислушаться и выследить Лею по голосу.

В ответ тишина, только тихий далекий хруст. Видимо, она меняла магазин в винтовке. Тогда следопыт пробежал еще несколько бетонных развалин и затаился. Через несколько секунд издалека донесся голос:

– Ты не ответил на второй вопрос!

– Хан был моим лучшим другом. Я храню его вещи как память, потому что должен отомстить предателям! Тем, кто бросил его подыхать в Пустоши.

И подумал: «Только это заставляет меня жить дальше».

Следопыт снова выключил рацию, укрылся плащом и выследил Лею. Она стояла, прислонившись к железному парапету. Локоть держащей винтовку руки упирался в ржавый кусок концентрированной радиации, но андроидам было плевать на все эти альфа-, бета- и гамма-лучи. Им даже не требовалась вода… по крайней мере не в таких безумных количествах, как простым людям.

– Хотела бы я поверить, – прорычала Лея в рацию, не зная, что Амдэ выключил свою и слушает девушку без всяких приемников. – Ты где? Помаши рукой, прострелю хотя бы ее.

Через несколько пугающе молчаливых секунд следопыт возник прямо позади Леи и ловким движением руки выхватил у нее винтовку. Гиноид попыталась достать нож, но предугадывающая все опасности интуиция человека оказалась быстрее предсказуемой реакции робота. Бунтарка была обезоружена. Сто семьдесят сантиметров роста прекрасно уживались с округлыми формами и тонкой талией. Ее полимерную плоть покрывали черные кожаные штаны и белая холщовая стеганка, подчеркивающая нужные выпуклости. Открытая кожа была только на кистях рук – там вдоль каждого пальца тянулись линии биологический сварки, закрывающие места доступа к внутренним механизмам, и на лице – там по сторонам от скул расходились бескровные надрезы, сквозь которые проступала загадочная чернота. Максимально сексуальный киберпанковый образ гиноида – андроида женского пола. Некрасивыми они просто не выпускались. Какой смысл? Кто тогда будет на них смотреть?

– Я просто хотела быть твоей единственной.

– Ты же знаешь, так и есть. Ты моя единственная.

Следопыт потратил несколько секунд на борьбу с подсознательным желанием навсегда стать рабом этого прекрасного существа, но колоссальным усилием воли сконцентрировался на том, что она чуть не убила его, и спросил по-мужски прямо:

– Это ты отключила сигнализацию в моем убежище?

– В нашем убежище, – нахмурилась андроид. – Да.

– Я так и думал.

Амдэ провел рукой по длинным белесым волосам Леи, поднялся от плеч почти до самых корней. Прекрасная нежная голова. Девушка поначалу решила, что он задумал неладное, отстранилась, но медленные движения следопыта ее успокоили.

– Зачем ты это сделала? – Амдэ пытался говорить мягко, не раскрывая своего замысла. – Я чуть не умер. А мой дом… его уже нет.

– Я психанула из-за повязки. Прости. Я не знала, что история с Ханом не стоит выеденного яйца.

Последней фразой она перегнула палку уже в обратную сторону. История с Ханом была важнее всей остальной жизни.

Следопыт разозлился и крепко сжал ухо Леи вместе с прядью волос.

– Не смей так говорить! Хана предали, оставили погибать в рабстве, и я единственный, кто может за него отомстить!

– Зачем? – удивилась гиноид. – Не проще ли забыть прошлое?

– Забыть? А зачем тогда жить? Ради чего жить, если не ради мести?

– Например, ради любимых, – защитным нежным шепотом проговорила Лея.

Амдэ прижал андроида к парапету, подмяв под себя последние сантиметры пространства между ними. Его рука продолжала гладить ее голову, теплый под слоем волос затылок. Уставший гулять скорпион присоединился к их компании и поглядывал с расстояния в несколько метров.

– Ради тех любимых, которые дают очистителям сожрать мой дом? Или для тех, кто на полном серьезе стреляет по мне из винтовки?

– Прости, ты же знаешь, это все мой характер.

– Знаю, – сказал следопыт.

– Я точно была твоей единственной?

Резкий щелчок, и ее глаза закрылись, а голова повисла чуть ли не до груди. Одно движение руки Амдэ, и девушка превратилась в бездушный набор винтиков и микросхем. Его рука вынырнула из волос гиноида с чипом управления. В квадратном куске текстолита стороной в шесть сантиметров умещалась вся память, весь разум и все сознание Леи. Без контакта с телом эти данные пребывали в анабиозе – воспоминания, застывшие в микросхеме, как древнее насекомое в янтаре.

– Нет, – с грустью ответил Амдэ. – Не единственной. Черт бы меня побрал.

Он раскрыл левый подборт плаща, и на дневном свету показались семь пришпиленных чипов с красноречивыми подписями, начиная с «Лея-1» и заканчивая «Лея-7». Следопыт достал маркер, написал на кремниевом воспоминании «Лея-8» и положил чип в компанию себе подобных. Как ни крути, Амдэ был очень сентиментален.

– Она хотела убить меня, – оправдался он перед Денди. – Дважды.

Скорпион цокнул что-то вроде «ох уж невдомек мне эти мужеско-гиноидные отношения».

Хорошо, когда рядом есть кто-то, кому можно излить душу и на кого можно свалить собственные психологические проблемы, плохо – когда он такой сухарь.

Знойный ветер с южных окраин Пустоши пробудил следопыта от размышлений. Одной проблемой меньше, что всегда неплохо, но в этом мире надо постоянно двигаться дальше. Психованная, теперь уже бывшая девушка больше не палит по нему из винтовки, но остальные несчастья никуда не делись. Амдэ пришел в себя и понял, что стоит в полный рост на открытой местности – форменное безумие в Пустоши. Он быстро присел и взвалил на себя тело гиноида.

– Оттащим ее к Яве. Может, подкинет чутка киловатт.

«Цок-цок-цок».

– Не знаю на чем. Надо найти тележку. Вроде была одна возле дома.

Амдэ понес бездыханное тело Леи-8 в сторону своего бывшего убежища, ныне съеденного заводом-чистильщиком. Самого полувагона, конечно же, не осталось, как и почти всех вещей следопыта, но кругом лежал развеянный ветром перемен хлам. Тележка из какого-то богом забытого супермаркета пылилась в руинах. Такие тележки составляли чуть ли не десятую часть спрессованного временем и войнами мусора. Остальные девяносто процентов – наверное, сами здания супермаркетов да всякие бытовые товары с некогда заполненных полок.

Следопыт положил Лею-8 в тележку и повез на восток, в тайный, спрятанный в Пустоши бар. Рядом с гиноидом Амдэ примостил свой рюкзак, поставил горшок с цветком и снайперское ружье. Путь предстоял тяжелый – тридцать знойных километров через руины. Но это лучше, чем идти в Пит, и уж тем более безопаснее. В баре можно продать гиноида за двухдневный запас провианта – как раз столько нужно, чтобы дойти до этого самого бара. Так себе бизнес-план, но деваться некуда, надо двигаться.

Единственная радость – неунывающий скорпион. Питомец всегда помогал отбиваться от рейдеров и хищных зверей, но самую большую поддержку давала его дружеская компания. Он был очень хорошим слушателем, а если включить воображение, то и советчиком, первоклассным психологом и так далее. Не будь у Амдэ питомца, ему бы обязательно следовало его выдумать. Хотя… Следопыт иногда задумывался, не мерещится ли ему скорпион? Но Денди снова и снова доказывал реальность своего существования, вырубая рейдеров и волкогавов. Впрочем – опять это сомнение – Амдэ мог бы и сам вырубить этих тварей, а потом представить, что видел их избиение со стороны. Как в религиозном мифе тысячелетней давности про бойцовский клуб.

Путешествуя долгими однообразными днями по Пустоши, следопыт часто копошился в чертогах сознания, по тысяче раз обдумывал одни и те же вещи. Так жили люди без телевидения в растянутом на многие километры мире. Куда компактнее жилось в городах, например, в Пите, но там захватившие власть группировки выстраивали собственные безумные правила, заставляли жителей делать жуткие вещи либо платить киловаттами – единственной твердой валютой. Амдэ, в свою очередь, был достаточно свободолюбив и не признавал чужие уставы, к тому же числился беглым рабом, о чем свидетельствовала огромная татуировка на укушенной левой руке. В городах таких людей ожидала не самая лучшая участь.

Солнце нещадно палило, и, посматривая на скорпиона, следопыт задумывался, не сошел ли он, Амдэ, с ума. Какой к черту скорпион? С другой стороны, какая к черту Пустошь? По отдельности детали окружающего безобразия выглядели безумно, но собирались все-таки в цельный и гармоничный образ. К тому же, если ты еще способен задумываться о своей нормальности, значит, ты, скорее всего, не сошел с ума. Пока что.

Все тридцать километров Амдэ боролся с навязчивой идеей вывести свою психику на чистую воду, найти лазейку в бастионе своей нормальности, через которую вся эта адекватность незаметно выливается в пустоту заблуждения и притворства. Он назвал этот процесс тестом Пустоши – если ты пока в состоянии критически оценивать свою психику, то сам факт этой оценки является здоровой опорой сознания. Но тогда получается, раз ты перестаешь подозревать себя в ненормальности, значит, становишься психом? Что-то не складывалось. Чушь лезет в голову, но о чем еще думать, когда ты один на один с этим враждебным извращенным миром. Что стало с Землей, неужели раньше была нормальная жизнь? Лучшая часть людей давно покинула этот испорченный мир и живет припеваючи на другой планете. А нам тут как теперь выживать и не сойти с ума? Эх, была бы возможность все изменить… В таких невеселых раздумьях тридцать километров пути под жарким солнцем оказались пройдены.

Денди радостно цокал клешнями, а следопыт наконец перестал запутывать себя рассуждениями. Они пришли к цели, к месту отдыха всех заблудших душ, потерявших в Пустоши дом, любимого человека, самого себя.

Амдэ с тележкой и его скорпион пролезли в небольшое углубление посреди руин заводов и супермаркетов. Им нужно было спуститься на десять метров ниже уровня земли. В какой-то момент тележка застряла, и следопыт забрал с нее свои вещи, закинул на плечо Лею-8 и полез дальше.

– Продадим гиноида. Заодно отдохнем.

В чертогах хитросплетений многомерных подземных руин перед следопытом нарисовался секретный бар для своих. Вместо входной двери – закрытый люк, какие делали на подлодках и космических кораблях. Над люком, зажатым осадочными породами хлама, виднелась выдавленная в металле большая красная надпись «Мир-2». Прежде чем стать прекрасным уютным баром на задворках жестокой Пустоши, эта штука успела сотни лет полетать в космосе. Огромная орбитальная станция одной древней, чертовски крутой страны кружила над остатками рассыпающейся цивилизации, всей своей сотней модулей наблюдала за отлетом на Марс политиков, бизнесменов, ученых и всех, кто смог купить себе билет в один конец. Вся элита землян убежала, а станция продолжала летать. К две тысячи пятисотому году она выработала свой ресурс, и последние космонавты покинули лабиринты ее многочисленных модулей. На смену им никто не прилетел. У оставшихся на Земле людей были совершенно другие думы – как спрятаться от солнечного излучения, от которого больше не защищало магнитное поле планеты, как отбиться от грабительских банд, как найти работу в мире автоматизированных заводов. И когда одни фабрики приходили в негодность, а другие раскрывались на полную мощь, отравляя воздух и землю, над всем этим безобразием кружила орбитальная станция. Может, одну, а может, и две сотни лет этот мощнейший и практически неубиваемый символ мощи страны опускался все ниже и ниже. Наконец в один ужасный день «Мир-2» сорвалась с неба и грохнулась всеми ста модулями прямо в земную твердь в пятидесяти километрах к югу от Пита. Тогда он уже стал называться Питом. Большинство модулей проделали дыры на десятки метров вглубь земных отложений и разлетелись на атомы, но один блок, тот, что приземлялся самым последним, немного затормозил о своих менее удачливых собратьев и вонзился в Пустошь всего лишь на десять метров, сумев сохранить форму. По большей части.

Потом, через неопределенное количество времени, его откопал новый владелец Ява, оценил защитные возможности модуля, а также его водоочистную систему, которая из мочи и дерьма делала первоклассную воду для космонавтов, затарился консервами на годы вперед и окопался внутри, как улитка в непробиваемом панцире. Сколько раз рейдеры пытались захватить это место… Но каждый раз Ява пережидал осаду, просто распивая водку и закусывая бобами, пока за пределами бронированной капсулы текла кошмарная жизнь – проносились радиоактивные бури, зверствовали стаи мутантов, начинались и заканчивались ядерные войны рейдеров. Все попытки захватить «Мир-2» обернулись ничем, и в какой-то момент в этом районе наступило затишье. Сарафанное радио разнесло, что соваться сюда бессмысленно – перед врагами люк бара останется навечно закрытым и нечего тут ловить.

Следопыт был своим. Он простучал одному ему известный код, и люк отворился. Внутри находилось небольшое помещение в форме горизонтального цилиндра радиусом в четыре метра и длиной в восемь. В ближайшем его конце мостилась барная стойка из старого деревянного хлама, а вдоль двух закругленных стенок тянулись ряды барных стульев с приделанными к стене длинными панелями из пластика, ведь обычное дерево было исключительной роскошью, которую мог позволить себе только владелец единственного в округе бара, да и то в чертовски малых количествах. На панели из пластика ставили бутылки гости заведения, на них же и спали, когда достаточно надирались. Стены модуля были настолько гладкими, что отражали все, как стекло, поэтому упершиеся в них постояльцы не испытывали клаустрофобии, видели происходящее за спиной, общались через отражения. И это еще не все. Каким бы «Мир-2» был баром без особой вип-зоны? Напротив барной стойки в другом конце капсулы располагался столик на четыре персоны – там можно было посидеть, не пялясь в зеркальные стены, а нормально общаясь, как в старину. Столик был излюбленным местом Амдэ, но в этот раз оказался занят двумя подозрительными типами.

Следопыт закрыл за собой входной люк. Гул от системы водоочистки заглушал все мелкие звуки.

– Приветствую на «Мире-2» – единственной в мире орбитальной станции с натуральной гравитацией. Выпивка попадет точно в рот, – куражился Ява, крепкий краснокожий старик с лысиной, седыми усами и оголенными накачанными плечами. На нем была полосатая майка с одной из ближайших фабрик.

– Не надоело? – улыбнулся Амдэ. – Каждый раз эта шутка.

– Хорошие шутки, как женщины и алкоголь, – никогда не надоедают.

– Кстати, насчет женщин.

Следопыт снял с плеча Лею-8 и прислонил к ближайшей округлой стене.

– Снова разбили сердце? – Ява оперся руками о стойку и наклонился вперед, чтобы не кричать на весь бар.

– Да, – вздохнул следопыт. – К счастью, в этот раз только сердце.

– Даже ничего не прострелила? – не без иронии удивился бармен.

– Не успела, – ответил Амдэ.

– Покусала? – Ява показал рукой на израненное плечо гостя.

– Это? А, нет, – криво улыбнулся следопыт. – Псина укусила. Светящаяся, как гуль. У тебя, кстати, есть обезболивающие?

– Было вроде. – Ява выдвинул ящик из своей антикварной деревянной стойки и начал доставать один пузырек за другим, болтая их возле уха, пытался найти не пустой. – Ах, черт, все закончилось.

– Ладно, не бери в голову. Сколько дашь за гиноида? – Амдэ задвинул в закругленный угол свое растение и рюкзак, после чего поднял полимерное тело Леи-8, аккуратно усадил ее на край барной стойки.

– Сколько дам? – задумался бармен. – Ты хоть помнишь, какой у тебя долг? Даже половину не покроет.

– Помню, – выдохнул следопыт. – Но сейчас мне нужны калории и киловатты. Эта гиноид разрушила мой дом! Припасы на исходе…

– Ладно, ладно тебе, – покачал головой бармен. – Что я, не человек, что ли. Отложу пока долг до лучших времен. Но только из-за ранения.

Амдэ разозлился и заговорил повышенным тоном, благо монотонное журчание системы очистки воды бывшего орбитального модуля заглушало все разговоры.

– Ты слышал, что я сказал про дом? А, ну да, тебе же не понять, что значит лишиться жилья. Заводы-очистители обходят твою капсулу стороной, понимают как-то, что она не мусор, не хлам.

– Да не дуйся ты, – примирительно протянул Ява. – Мы же друзья как-никак.

Он повернул гиноида к себе, перенес за барную стойку и внимательно осмотрел.

– А где блок памяти? – спросил он.

– Забрал себе… на память, – скаламбурил Амдэ.

– Завязывал бы ты с этими гиноидами. Чем тебя обычные женщины не устраивают?

Следопыт осмотрелся. В конце бара, то есть в нескольких шагах от него, сидели два типа. Их разговор тонул в гуле водоочистки. Хорошая штука, не позволяет чужим ушам услышать разговор даже в таком компактном, почти интимном пространстве. Ну и приятным бонусом этой системы была чистая вода. Чем чаще люди пользовались писсуаром, тем больше накапывало живительной влаги на продажу. Об этой особенности водозабора Ява, конечно, не говорил, но Амдэ уже как-то сам догадался.

– Обычные женщины? – переспросил он. – С ними еще хуже. Гиноида я хотя-бы могу сразу настроить на любовные отношения, а живой женщине попробуй еще понравиться. У них столько заморочек, запросов, противоречивых желаний. Может, во всей Пустоши и есть одна-единственная, с которой мы сойдемся, как две половины одной картины, но поди найди ее… Слушай, Ява.

– Чего?

– Ты же знаком с компьютерами? Умеешь программировать их. Говоришь на их языках.

– Ну… Системы орбитальной станции я смог перевести на земной лад. Как видишь, свет есть, и вода… кхм… генерируется.

– А что если создать такое приложение для знакомств, в которое смогут зайти все женщины и указать там свои предпочтения? Тогда бы мне легко было найти суженую.

Бармен склонился над стойкой, подпер голову кулаком и исподлобья посмотрел сквозь следопыта – куда-то в бесконечность, будто не замечая Амдэ.

– Ну и как ты заставишь всех женщин пользоваться этой программой? Не в воздухе же она будет витать.

– Пусть пользуются на карманных устройствах, – предложил Амдэ. – Выпускаются же эти игрушечные мифоны. Маленькие такие, с сенсорным экраном. Штампуются миллионами.