Полная версия
Кровные узы
Кровные узы
Лина Синица
Дизайнер обложки Лина Синица
© Лина Синица, 2025
© Лина Синица, дизайн обложки, 2025
ISBN 978-5-0067-2328-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Потемневший от времени каменный особняк со шпилями возвышался на острове озера И́рос и был виден как с городского побережья, так и с набережной Академии Марсильо́н. Когда-то остров был частью суши, но постоянные приливы и отливы отделили его от материка, вынудив обитателей дома возвести каменный мост.
Это было странное место для строительства – особенно для такой богатой и властолюбивой семьи, как Павио́ник. Их уважали и боялись, им завидовали и многие обладатели крупного капитала или титула, мечтали породниться с ними. Но местные, видевшие хозяев этих земель куда чаще, чем прочих аристократов, относились к Павионик с подозрением. Старожилы шептались, что семья связана с колдовством. Этим и объясняли выбор места для постройки дома – ведь большую часть холмистой местности здесь покрывали густые леса Исли́н, пользовавшиеся дурной славой. Не проходило и года, чтобы кто-нибудь не заблудился среди деревьев или вовсе не вернулся оттуда.
Пережив восемнадцать поколений, особняк пришёл в упадок. Разрушенный каменный мост, некогда надёжный и крепкий, теперь выглядел печально и угрожающе, его каменные опоры покрылись мхом, а деревянные стропила скрипели под порывами ветра. Разросшиеся деревья, казалось, пытались скрыть остатки былой красоты особняка. Плющ плотно обвивал старые стены здания. Закрытые ставни на первых этажах намекали на давнюю заброшенность дома, погруженного в тишину и запустение. Причиной тому стали события шестилетней давности.
Теперь это местная достопримечательность. Ступать на территорию острова запрещено, так как это частное владение. И даже если бы о доме забыли во всем мире, здесь, на северном берегу озера, в учебном городке Академии Марсильо́н, его не предали бы забвению.
Как во сне
Аделаи́да достала из сумки свою старую потрёпанную камеру, повертела её, настраивая, и навела на вымощенную дорожку, но не нажала на спуск, а стала сквозь объектив разглядывать белые цветы на кусте калины.
Дыхание перехватило в один миг, руки вцепились в фотоаппарат – и тут же раздался щелчок затвора. В видоискателе мелькнуло изображение. Аде́ль была уверена, что наваждение исчезнет за эту долю секунды, но нет – он всё ещё стоял и смотрел на неё. То ли с лёгким недоумением, то ли в таком же потрясении, как и она.
Аде́ль опустила камеру. Ослепительный день вдруг стал невыносимо ярким, так что глаза защипало от света. Весенняя зелёная листва вспыхнула золотом, пропуская сквозь себя лучи, и сам этот мальчишка казался ангельским. Свет ореолом ложился на его светло-русые вьющиеся волосы, тонкую розоватую кожу с бледными веснушками, выцветшие зелёные глаза. На худощавом теле висела белоснежная пижама в голубую полоску – на два размера больше. Всё в нём выдавало либо перенесённую тяжёлую болезнь, либо текущий недуг.
Мальчик смотрел на неё широко раскрытыми глазами, губы приоткрылись от изумления. Аделаи́ду охватили такие сильные тоска и радость, что сердце готово было разорваться. Хотелось и рыдать, и смеяться. Он сделал шаг в её сторону.
Тонкий грифель скользил по бумаге, оставляя чёткие линии. Лукавый изгиб миндалевидных глаз, тонкие брови, длинные ресницы, светлые волны волос, прикрывающие левый глаз…
Аделаи́да, неловко придерживая лист перевязанной левой рукой, выводила контур полуулыбки, когда дверь внезапно распахнулась. Она вздрогнула от неожиданности и прижала тетрадь к груди. В комнату ворвалась Ни́на У́неч, её лучшая подруга. Девушка с выкрашенными в светло-русый волосами и длинной чёлкой, которая делала её круглое лицо ещё болеё детским, а пухлые губы – ещё выразительнеё.
– Наконец-то встала и даже оделась! Я тебя добудиться не могла. Мне бы так спать, как ты, – хоть из пушки пали! – Нина пинком сбросила тапки с ног под кровать.
– Я не просила меня будить. Разве я когда-нибудь опаздывала на уроки? – Аде́ль встряхнула затёкшей рукой, и фамильный перстень едва не соскользнул с её пальца.
Она сползла с кровати и аккуратно расправила покрывало.
– Смешно. Я о тебе вообще-то забочусь. – Ни́на надула губы и бросила недовольно: – Первым уроком стоит психология, и мой любимый красавчик-профессор не придёт – потому что И́лиманн снова выздоровел. Ушёл бы уже на пенсию выращивать свои огурцы и дал мне возможность, наконец, побольше проводить время с профессором Бела́р. Я уже причин не могу придумать, чтобы ходить в учительскую повидать его.
Аделаи́да фыркнула, убирая незаконченный рисунок в сумку – между старым фотоаппаратом в кожаном футляре, занимавшим половину пространства, и учебниками.
Она поправила белую рубашку школьной формы, отряхнула пиджак тёмного зеленовато-синего оттенка и взглянула в зеркало. Провела рукой по светло-русым волосам, спускавшимся ниже плеч, поправила чёлку, прикрывая правый глаз, и критически оценила свою бледность. Чувство было такое, будто с каждым днём она становится прозрачнеё – и вот-вот растворится в воздухе. Скривившись от боли в запястье, она поправила зелёную повязку, поддерживавшую перевязанную правую руку, и оглядела комнату, погружённую в лёгкий хаос из-за сборов Нины. Та как раз заканчивала подворачивать школьную юбку вишнёвого цвета и завязывала чёрный галстук, вытянув шею.
Здание общежития, как и вся школа, было построено пять веков назад и не отличалось комфортом – тем болеё администрация предпочитала сохранять колорит прошлого в ущерб удобству учеников. Комната казалась мрачной: старинные кровати из красного дерева, такая же громоздкая мебель – резной шкаф, массивный стол с ящиками, тяжёлое кресло. Шторы плотно закрывали большое окно, а на полу лежал ковёр настолько тёмный, что узор не разобрать. Если бы не плакаты со спортсменами над одной из кроватей, фотографии и стопки ярких книг и журналов на полках, можно было бы подумать, что эта комната принадлежит не современным подросткам.
Над столом Аделаиды висело расписание и была прикреплена вырезка из газеты: девочка в полосатом платье улыбалась в камеру, а за ней стояли высокий привлекательный мужчина и худощавая женщина с короткой стрижкой.
– Как всегда, безупречна. Ты – образец для подражания, – прозвучал нетерпеливый голос Нины, и она оттеснила подругу от зеркала, едва ли не вплотную приблизив лицо к нему. – Начала интересоваться своей внешностью?? Хочешь, я тебя накрашу?
Адель подняла с кровати помаду и тушь со словами:
– Ты же не собираешься использовать это? Учитель всё равно заставит стереть. А если ректор увидит?
– Зануда. Ты же не донесёшь на меня старосте? Я слегка только, – Нина потёрла губы пальцем – не будет видно.
– Этот макияж… Ты что, новую жертву для флирта нашла? Профессор Белар будет разочарован. – Адель с любопытством взглянула на подругу, закинула сумку на плечо и была готова идти, но Нина не спешила, жирно намазывая губы помадой.
– «Любви обиды переносим мы трудней, чем яд открытого раздора», – кто-то там сказал, – пропела она. – Профессор Белар упорно меня игнорирует, так что мне остаётся переключиться на кого-то другого, а то так можно упустить своё счастье. Тебе-то легче: богатство, знатная фамилия, внешность – можешь найти какого-нибудь бедняка, как в дешёвом романе, или за Виктора выходи.
Аделаи́да смущённо пригладила чёлку, проверяя, прикрыта ли часть лица. Не то чтобы она нуждалась в напоминаниях о своей милой, даже красивой внешности, но была уверена: если бы не фамилия Павио́ник, вряд ли кто-то вообще обратил бы на неё внимание.
– Будто мне и так сплетен мало, – пробормотала Адель. Сумка оттягивала плечо, и ей хотелось, чтобы Нина поторопилась. – И это была цитата Шекспи́ра. И Ви́ктор мне не нужен – он скореё пугает. Мне бы человека ласкового и.… не знаю, чтобы сладостями кормил?
На последних словах Адель смущённо рассмеялась. Разговоры о влюблённости и парнях всегда вызывали у неё неловкость.
– Ну да, ну да, – протянула Нина, критично оглядывая себя в зеркале и поправляя форму. – И на свидания вы будете ходить в библиотеку, вместо романтического ужина делать домашку, и боюсь представить каким способом будете заводить детей! Я готова!
Нина покружилась, так что укороченная юбка взметнулась неприлично высоко, и весело добавила:
– Кстати, мы опаздываем.
Они покинули общежитие, чуть ли не бегом преодолевая расстояние между корпусами через лужайки. Адель не нравилась эта черта подруги – легкомысленное отношение к учёбе и отсутствие беспокойства об опозданиях.
Прочитав буклеты для абитуриентов и туристов, нельзя не очароваться фотографиями: неоготические здания, ухоженные лужайки, обилие фиолетовых люпинов, огромное вытянутое озеро И́рос с ледяной солёной водой – её приносит узкий проток с моря на северо-западе. За школьным комплексом раскинулся обширный лесной парк, переходящий в дремучий лес Исли́н, который тянется до самого предгорья.
Академия хвалится своим престижем и тем, что основана на средства и по чертежам знаменитой семьи Павио́ник.
Но какими бы радужными ни казались перспективы, для учащихся академия оставалась мрачным местом, окутанным жуткими историями – об исчезновениях учеников и преподавателей, о призраках, тайных обществах – всего, на что хватало подросткового воображения. Высокие стрельчатые окна, стены с дубовыми панелями, массивные люстры и тёмная мебель – всё говорило, что прошлое не желает уступать современности. Главной же проблемой для учеников оставалась плохая мобильная связь – приходилось пользоваться старомодными проводными телефонами.
На гербе Академии Марсильо́н изображён заяц, перепрыгивающий башню – самое высокое (и, как утверждают, самое старое) сооружение в академии. Это единственная школа, куда стремятся дети из богатых и влиятельных семей с 10 лет. После 8 лет обучения выпускники могли поступать в любой университет – такую привилегию академия давала каждому, наравне с бесценными связями и безупречным образованием.
Дети чистокровных кровей, такие как Аделаида, пользовались в академии особыми привилегиями – не только среди одноклассников, но и среди преподавателей. Дружба и покровительство отпрысков старинных знатных семей значительно повышали статус в глазах остальных. Чистокровные составляли едва ли восьмую часть от общего числа учащихся, но это не мешало им влиять на остальных. Красивые, успешные в учёбе и спорте, они были негласными законодателями моды в студенческой среде. Многие старались им подражать, прислушивались к их мнению. Чистокровные обычно держались особняком, разделившись на группы по возрасту. Так или иначе, каждый из них состоял в родстве с другими, что ещё больше отделяло их от основной массы.
Основную же часть учащихся составляли дети «новой аристократии» – семей, которые купили себе место среди элиты или обладали деньгами и властью, не имея титула. Нередко они поступали не с первого раза, и всё ради того, чтобы завести полезные связи, которые станут пропуском в высшеё общество. Поэтому в Академии негласно соблюдалась строгая иерархия.
– У́неч! Сотри эту гадость с губ! Ты что, опять подогнула юбку? Почему я вижу твои колени? Бери пример с госпожи Павионик! – услышали подруги, пытаясь проскользнуть мимо преподавателя у входа в главный корпус.
– Я просто выросла, профессор! Форма стала мала, – крикнула Нина, подавляя смех и убегая вверх по широкой каменной лестнице.
Адель едва успела догнать её и утянуть в боковой коридор, в обход.
– Куда?.. – начала сопротивляться Нина, но, заметив группу старшеклассников у дальнего конца коридора и знакомую высокую фигуру среди них, нехотя последовала за Аделаидой.
– Какой смысл было краситься? – проворчала Адель, когда они шли к кабинету.
Она несколько раз оглядывалась назад, боясь, что их заметили.
– Ей когда-нибудь это надоест. Да и был шанс, что не увидит. Вообще-то это всё из-за тебя – ходишь, как монашка, ни сантиметра открытой кожи. Даже летом в колготках, застёгнутая на все пуговицы. Вот меня и одёргивают, сравнивая. Хоть бы юбку подколола или гольфы надела – сейчас никто так не ходит, – ворчала Нина.
– Это школьная форма, а не вечерне платье. Какая разница, какая длина? – отмахнулась Адель.
Они вошли в самую мрачную аудиторию школы. Полукруглый кабинет с партами, расположенными амфитеатром на семи уровнях. Окна выходили на север, и здесь всегда царил полумрак. За это кабинет прозвали «Колодцем».
Класс монотонно гудел от множества голосов. Ученики вяло переговаривались, часто зевая, хлопали крышками парт. После выходных никто не хотел возвращаться к учёбе.
Адель заняла место в третьем ряду, доставая учебники, в то время как Нина, бросив ей свою сумку, устремилась к группе девочек, среди которых были чистокровные. Аделаида давно привыкла, что Нина общается со многими, хотя считала себя её лучшей подругой. Она особенно дорожила их дружбой теперь, когда их общий друг А́льберт окончил Академию в прошлом году, и они остались вдвоём.
Обычно класс делился на группы, и с Аделаидой пытались подружиться лишь ради того, чтобы узнать что-то о её прошлом или завести «полезное» знакомство со знаменитой семьёй. Аделаида завидовала общительности Нины, её умению легко находить общий язык с кем угодно, не заботясь о чужом мнении. Сама же она чаще оставалась в одиночестве, ожидая подругу. Неудачи в общении с одноклассниками сделали Адель замкнутой, стремящейся оставаться в тени и привлекать как можно меньше внимания. Однако это не помешало ей прочно закрепиться в списке лучших учеников.
Нина У́неч оставалась подругой Аделаиды Павио́ник уже несколько лет. Когда тринадцатилетняя Адель поступила в академию, с первого дня она получила повышенное внимание со стороны и одноклассников, и учителей, желавших угодить представительнице знаменитой фамилии. Аделаида поначалу дружила со всеми подряд, пока её друг детства – серьёзный и ответственный А́льберт Масу́р из «новой аристократии» – не помог ей понять разницу между искренней дружбой и подхалимством.
В итоге в их компании осталась лишь вспыльчивая и слегка грубоватая Нина, поступившая в академию благодаря спортивным достижениям. Её мать раздобыла деньги на обучение, выйдя замуж за пожилого богача. Нина старалась учиться, но чаще предпочитала списывать у Адель, а также была заядлой фанаткой чистокровных – коллекционировала их фотографии и посещала все школьные вечеринки в надежде с ними подружиться.
Звон колокола заставил студентов разойтись по местам. Нина села рядом с Адель и сразу же достала телефон, пытаясь отправить сообщение очередному поклоннику. -.
– Проклятая школа! Столько богатых спонсоров, а нормальную связь организовать не могут. Живём как в средневековье, – ворчала она и даже приподнялась с места, вытягивая руку вверх для лучшего сигнала. – Это же идеальное место для преступления, отрезанное от всего мира!
Аделаида рассмеялась.
– Не смешно, – огрызнулась Нина. – Запомни мои слова: в таких местах всегда происходит какое-нибудь дерьмо (Аделаида поморщилась). Всего четыре месяца назад на шоссе между школой и городом нашли студента. Мёртвого! А все эти слухи о том, что творится в подвалах и пустых классах?
В класс, тяжело дыша, вошёл профессор И́лиманн.
– Выглядит неважно, – отметила Нина, вытирая губы салфеткой, но те все равно алели от остатков помады. – Сидел бы дома и болел дальше.
Профессор начал вступительную речь, напоминая о необходимости сдать заполненные бланки для допуска к экзаменам. Большая часть класса выглядела отрешённой, добавляла сонливости и монотонная речь профессора. Нина достала телефон под партой и стала листать фотографии спортсменов с последнего матча. Адель же не смотрела на профессора – она открыла тетрадь с конспектами по литературе и дописывала домашнеё задание.
Прошло десять минут урока, профессор И́лиманн только достал лекции из портфеля, как дверь аудитории открылась. Погружённая в работу, Адель не сразу заметила, как по классу прокатился шёпот, и профессор замолчал. Нина толкнула её локтем раз, другой, привлекая внимание. Адель оторвала взгляд от тетради.
В дверях стоял парень. На первый взгляд его можно было принять за ученика 3—4 курса. Невысокий, худощавый, с взлохмаченными слегка вьющимися волосами, падавшими на лицо и скрывавшими глаза. Большие очки в чёрной квадратной оправе бросали в глаза первыми. Форма сидела на нём мешковато. Хотя в тёплую погоду полагалось носить брюки, пиджак и рубашку, на парне был вязаный жилет, а галстук болтался в зажатых пальцах. Он выглядел растрёпанным – видимо, бежал.
– Ого, кто-то в этом году побил рекорд и опоздал на целую учебную неделю, – Нина прикрыла рот рукой, чтобы скрыть смешок.
Парень между тем кивнул профессору и окинул аудиторий взглядом, подыскивая свободное место. Их взгляды с Адель пересеклись, и в следующеё мгновение она резко поднялась на ноги. Учебник и сумка, лежавшие у неё на коленях, упали на пол. Все взгляды обратились в её сторону, а она шумно вдохнула и будто забыла, как дышать. Реакция Адель заставила парня тоже замереть на месте. Он смотрел на неё с плохо скрываемым восторгом, даже губы приоткрылись.
– Что случилось, госпожа Павионик? – спросил Илиманн.
Аделаида с трудом вышла из оцепенения, чувствуя, как подруга тянет её за пиджак, и медленно опустилась обратно на скамью.
– Ты чего? – прошептала Нина.
Адель покачала головой. Перед глазами всё плыло, а в ушах нарастал звон.
– Займите свободное место, – поторопил профессор и, обратившись ко всему классу, продолжил: – Хорошо подумайте. Это ваше будущеё. Выберите предметы, которые помогут вам в достижении цели. Жду ваши результаты размышлений до конца этой недели.
Адель, не поднимая головы, почувствовала движение воздуха, когда парень прошёл мимо неё к верхним партам. В голове крутилось лишь одно: «Этого не может быть. Это не может быть он». Нина что-то шептала ей на ухо, но та словно оглохла от потрясения.
Осторожно вытащив из сумки тетрадь для рисования, она открыла её под партой на последнем рисунке, сделанном утром. Та же форма подбородка и аккуратный нос, губы и волосы. Адель украдкой покосилась на задние парты, и их взгляды с новеньким вновь встретились. Он улыбнулся. Адель вздрогнула и покраснела.
Нина снова толкнула её в бок локтем.
– Ну что? – зашипела Адель, уязвлённая происходящим.
– Ты его знаешь? Вы не родственники случайно? – спросила она, делая глазами знаки посмотреть на новенького.
– Первый раз вижу! – возмутилась Адель.
– Ментальный родственник по учёбе. Ты только взгляни на него. Он же вылитый ботаник. И ты ему, кажется, понравилась. Может, это судьба? – продолжала Нина тихо дразнить подругу.
Адель, всё ещё возмущённая, уставилась на рисунок. И совсем они не похожи!
***
Те́одос Я́хром обладал лёгким характером, который в сочетании с невинной внешностью позволял ему нравиться всем без особых усилий. Однако его повышенное внимание к Аделаиде стало для неё настоящей проблемой. Она не смогла бы даже сосчитать сколько раз за день из её рук падали предметы. Она запиналась о стулья и собственные ноги, стоило ей завидеть Те́о или услышать его голос.
На протяжении всей следующей недели Аделаида серьёзно задумывалась о том, чтобы «заболеть». Никогда раньше она не пропускала занятия без веской причины, и теперь впервые ей совершенно не хотелось ходить на учёбу. Нина, несмотря на нежелание Адель сближаться с новеньким, подбивала её на активные действия, уверяя, что они идеально подходят друг другу. Аделаида сама ощущала притяжение к этому парню. Её разум подсказывал, что лучше держаться от него подальше ради собственного спокойствия, но подсознательно она стремилась оказаться там, где он находился, чтобы хотя бы издалека понаблюдать за ним. Нина была убеждена, что это влюблённость, Адель же чувствовала необъяснимую тревогу.
Чтобы справиться с собственным любопытством, Аделаида делала вид, что равнодушна ко всем взглядам парня, однако всё изменилось, когда выяснилось, что после одного из зачётов Тео занял первое место среди лучших учеников. Когда профессор объявил результаты, он даже запнулся, приподнял очки и внимательно всмотрелся в список. Аделаида мгновенно подняла голову и посмотрела на преподавателя – должно быть, она ослышалась. Затем она обернулась на Тео. Всё это время он наблюдал за ней. Одноклассники были не менеё удивлены, ведь почётное первое место всегда принадлежало Павионик. Как же после этого смеялась Нина, вспоминая каждый раз ошарашенное лицо Аделаиды.
Оказалось, что Тео не просто умён – он знал ответ практически на любой вопрос и откровенно скучал на занятиях. Аделаида не могла простить ему своё поражение. Нина же утверждала, что он приходил исключительно ради возможности взглянуть на Адель. У Тео всегда имелся готовый ответ на вопросы профессора. Болеё того, он мог дерзко указать преподавателю на ошибку, объявив об этом во всеуслышание. Каждый раз, когда учитель задавал вопрос, Тео поднимал руку первым, отвечал и затем с интересом наблюдал за реакцией Адель. Создавалось ощущение, что его цель – вывести её из себя.
После очередного второго места в рейтинге Аделаида так разозлилась, что начала задумываться о краже экзаменационных бланков у профессора, чтобы сравнить ответы. Она была абсолютно уверена, что выполнила работу на сто процентов верно. Тем не менеё, как бы талантлив ни был Тео, преподаватели часто не могли запомнить его фамилию. Нина посмеивалась, говоря, что он настолько незаметен, что про него забывают сразу, как перестают общаться. Особые насмешки вызывали его большие очки и внешность, совершенно не соответствующая возрасту семнадцати лет.
Настойчивость Нины устроить свидание Адель с Тео достигла апогея, когда она раздобыла о нём всю возможную информацию. Девушки находились в пустом классе, где должны были готовиться к следующему занятию, но Аделаида бездельничала на подоконнике, наблюдая через объектив фотокамеры за Тео, который сидел на лужайке, и почти не слышала, что болтала без передышки Нина.
Недалеко от Тео Аделаида заметила школьного садовника. Он шёл в направлении парня и, похоже, сначала не заметил его, но, увидев, остановился. Тео поднялся навстречу мужчине. Видимо, они обменялись несколькими словами, потому что спустя минуту Тео собрал свои книги и направился к школьному крыльцу.
– …он почти не изменился с 1992 года, – услышала Аделаида слова Нины и обернулась, едва не уткнувшись носом в открытый альбом, который протягивала ей подруга.
Она сфокусировала взгляд. Четверо ребят в форме младших классов выстроились в несколько рядов. Нина постучала крашенным ногтем по верхнему ряду, и Аделаида сразу узнала очки и причёску, скрывающую глаза. Было очевидно, что Тео совсем не хотел фотографироваться и был бы рад покинуть эту фотографию сию минуту.
– Какой скромник, а? – Нина пытливо наблюдала за реакцией подруги. – Симпатичный, если бы не эти нелепые очки и странная причёска, из-за которой непонятно, видит ли он вообще что-либо или нет. И слишком худой. Неужели он действительно тяжело болел?
– Болел? – удивлённо переспросила Аделаида, поднимая взгляд.
Нина сощурилась и громко захлопнула альбом.
– Я же только что рассказала тебе. Я специально собирала информацию об этом парне ради тебя. Неужели ты даже не слушала меня?
– Прости, – сказала Аделаида, догнав Нину у двери и зашагала рядом.
– Он вовсе не новенький, – примирительно произнесла Нина. – Он числился учеником нашей школы, но пропустил последние годы из-за болезни. Похоже, он внебрачный ребёнок кого-то важного. В 1992 году окончил третий курс, а на четвёртом учебном году уже отсутствовал.
– Пропустил целых пять лет? – недоверчиво переспросила Аделаида.
– Согласна, – Нина щёлкнула языком. – я бы дала ему меньше. Но это неплохо: к старости он будет выглядеть максимум на тридцать.
– Я как раз поступила в академию на четвёртый курс, – пробормотала Аделаида, не слушая Нину.
– Из-за твоей чрезмерной увлечённости учёбой ты вообще ничего вокруг не замечаешь. Если бы он не пожирал тебя глазами, то ты вряд ли обратила бы на него внимание. В школе учатся восемьсот человек, – добавила Нина, бросив косой взгляд на Адель. – Альберт поступил сюда в 1991 году. Спроси его о своём принце.
Аделаида метнула на неё мрачный взгляд. Обе девушки прекрасно понимали, какие последствия ждут Адель, если Альберт узнает, что она заинтересовалась каким-то парнем.
– Учитывая, насколько успешно учится Яхром, можно предположить, что он недавно вышел из состояния учебной комы и распознал в тебе свой идеал, – продолжила Нина.