Трахни нормальность

– А-Арк! – ее голос сорвался на визг. – Глюк! Сильный! Там… за ним! Тень! Но не его… ДРУГАЯ! Она… она шепчет! Ш-шепчет: «Не бери! ЛОВУШКА!»

Арк резко отдернул руку. Глеб повернулся, его спокойное лицо на миг отразило искреннее удивление. В пространстве за его спиной воздух действительно заколебался. Как будто кто-то невидимый прошел сквозь толпу. И в этом колебании, в этом микро-глюке, Арк на долю секунды увидел. Не Тень. А образ. Быстрый, как вспышка: символ с бумаги – переплетенные кольца, пробитые стрелой – но кольца были не целыми, а разорванными, как кандалы. И ощущение – запах горького миндаля и крови, в тысячи раз сильнее, чем тогда. И холод. Ледяной, пронизывающий до костей холод смерти.

Глеб обернулся обратно к Арку. Его улыбка вернулась, но теперь она была другой. Холодной. Расчетливой. Пустой. Как у Корректоров.

– Жаль, – сказал он мягко. Его голос потерял бархатистость, став металлическим, безжизненным. – Она испортила момент. Но… неважно. Загрузка завершена.

Он щелкнул пальцами.

Весь бар погрузился во тьму. Не просто погас свет. Наступила абсолютная, всепоглощающая чернота. Тишина. И в этой тишине раздался пронзительный, нечеловеческий визг Леры, мгновенно оборвавшийся. И хриплый предсмертный стон Брута, заглушенный звуком рвущегося металла и плоти.

Арк инстинктивно рванулся вперед, туда, где секунду назад стоял Глеб. Его рука схватила пустоту. В нос ударил резкий запах озона и… жареного мяса. И тот самый запах – горького миндаля и крови.

И тут свет вспыхнул вновь. Мерцающий, глючащий неон.

Картина была ужасна. Лера лежала на полу без движения, из носа и ушей струйками текла алая кровь. Ее глаза были открыты, стеклянные. Брут… его иридиевый протез был вырван с мясом, сам он лежал в луже крови, его могучая грудь была пробита насквозь чем-то раскаленным докрасна. Посетители бара метались в панике, некоторые тоже истекали кровью из носа, кричали.

А Глеб Сомов стоял посреди этого ада. Совершенно невредимый. На его приятном лице не было ни капли эмоций. Только пустота. Как у рыбы. Он смотрел прямо на Арка.

– Протокол «Стержень» активирован, Арсений Каин, – произнес он тем же металлическим, безжизненным голосом, что использовал Корректор в тоннеле. Но теперь это был не один голос. Это был хор. Сотни, тысячи голосов, говорящих в унисон, доносящихся словно из всех углов комнаты, из самого воздуха. Голос Синедриона. – Цель: полная дезинтеграция личности и нейтрализация угрозы Омега-уровня. Сопротивление бесполезно. Ты – вирус. И ты будете удален.

Он поднял руку. Ладонь его была открыта. В центре ладони светилась крошечная, ослепительно белая точка. От нее исходила волна невыносимого давления, сжимающая череп, выжигающая сознание. Арк почувствовал, как его собственный Имплант, несмотря на глушилку, взвыл в панике, пытаясь сжечь его мозг изнутри. Боль была адской.

Глеб (или то, что им притворялось) был не охотником. Он был оружием. Совершенным, безжалостным орудием Синедриона. И он только что устроил бойню в самом сердце подполья.

И в этот момент, сквозь адскую боль, Арк услышал другой шепот. Тихий, едва различимый, как шорох крыс в стенах. Он доносился не извне. Он звучал внутри его черепа. Как будто кто-то втиснул слова прямо в его агонизирующее сознание. Шепот был знакомым. Тот самый, что предупредил Леру.

«Беги… Иди к… источнику глюка… Морг… Сектор Альфа… Камера 13… Там… ответ… и… спасение… Только… ты…»

Шепот оборвался. Давление от белой точки в ладони Глеба достигло пика. Арк, теряя сознание от боли, увидел, как неоновая вывеска «Пыльная Крыса» взрывается дождем искр. Как стены бара начинают течь, как жидкий металл, образуя щупальца, тянущиеся к нему. Как Глеб делает шаг вперед, его лицо искажаясь в бездушной маске абсолютного контроля.

Собрав последние силы, Арк рванулся не к выходу (там уже слышались механические шаги Корректоров), а вглубь бара, туда, где была кухня, где в полу зиял старый люк в канализацию. Он прыгнул в черноту, едва увернувшись от белого луча смерти, вырвавшегося из ладони Глеба и испарившего часть стены там, где он стоял секунду назад.

Он падал в зловонную тьму, и в его ушах еще звучал металлический хор Синедриона:

«Бегство отсрочит неизбежное. Ты будешь удален, Арсений Каин. Ты – всего лишь глюк. А глюки… стирают.»

И последняя мысль Арка перед тем, как ледяная вода канализации поглотила его, была о Лере. О ее стеклянных глазах. О ее первом, хрупком пробуждении, растоптанном в секунду. И о шепоте. Морг. Сектор Альфа. Камера 13. Что могло быть там? И кто этот таинственный союзник, способный шептать прямо в мозг, даже когда Синедрион бьет на поражение?

Глава 3: БИОС Сопротивления

Ледяная вода ударила в лицо, как пощечина реальности. Арк всплыл, отчаянно хватая ртом зловонный воздух канализации. Вода, густая от неопознанных отходов, пыталась затянуть его обратно в липкую тьму. Боль в виске, где его Имплант пытался взбунтоваться под атакой Глеба, пульсировала тупым, оглушающим гудением. Он вспомнил Леру. Ее стеклянные глаза. Предсмертный стон Брута. Металлический хор Синедриона: «Ты – всего лишь глюк. А глюки… стирают.»

Ярость. Чистая, неразбавленная ярость вспыхнула в нем, согревая леденящий холод. Нет. Не глюк. Вирус. И вирусы – мутируют. Размножаются.

Он поплыл, ориентируясь на слабый отсвет вдалеке – вероятно, выход в коллектор. Каждое движение давалось через боль. Каждая мысль возвращала его к кровавой бане в «Пыльной Крысе». К лицу Глеба Сомова – этому идеальному маскировочному камуфляжу Синедриона. «Протокол Стержень». Что это было? Человек-терминатор? Живое воплощение нейросети? Арк клялся, что под кожей Глеба скрывалась не плоть, а чистая энергия подавления.

Шепот. Тот самый, что спас его в последний миг. «Морг… Сектор Альфа… Камера 13… Там… ответ… и… спасение… Только… ты…» Кто мог проникнуть в его сознание, когда сам Синедрион бил по нему кувалдой? И почему «только ты»? Шепот звучал… женственно? Устало? И бесконечно далеко.

Сектор Альфа. Элитный район. Цитадель Синедриона. Там располагались Центральные Сервера, Отдел Нормализации высшего эшелона… и Центральный Морг. Место, где система хоронила не только тела, но и все следы своих «ошибок». Попасть туда – самоубийство. Но выбора не было. Это был единственный вектор.

Добраться до Сектора Альфа было квестом на выживание. Город кишел патрулями. Дроны с прожекторами прочесывали небо. На информационных экранах, втиснутых в каждую стену, мерцало его лицо – нечеткое, снятое камерами «Пыльной Крысы», но узнаваемое. Статус: «Омега-угроза. Крайне опасен. Нейтрализация на месте предписана». Подпись: «Департамент Системной Целостности. Протокол «Стержень» активирован». Рядом с текстом – символ: три переплетенных кольца, но не пробитые стрелой, а сжатые тисками. Знак подавления. Знак Глеба.

Арк использовал все свои знания слепых зон, вентиляционных шахт, старых сервисных туннелей, давно забытых Синедрионом. Он крался как тень, его одежда, вымокшая в канализации, сливалась с грязью стен. Каждый шаг отдавался эхом в его раненом сознании. Он анализировал атаку Глеба. Та тьма, что поглотила бар… Это был не просто отключение света. Это было подавление восприятия. Целенаправленный импульс, парализующий зрительные и слуховые центры мозга через Импланты. Лера умерла от перегрузки нервной системы. Брута убила физическая мощь, нечеловеческая. Глеб был и скальпелем, и кувалдой. Универсальным орудием уничтожения.

Как бороться с тем, кто может влезть тебе в голову и выключить мир? – этот вопрос гвоздем сидел в мозгу. Ответа не было. Только шепот: Морг. Камера 13.

Сектор Альфа встретил его стерильным холодом и неестественной тишиной. Воздух здесь фильтровался до безвкусия. Здания вздымались гладкими зеркальными стенами, отражая друг друга в бесконечной рекурсии совершенства. Люди… «нормальные» люди… двигались по тротуарам с механической плавностью, их лица застыли в масках спокойного довольства. Ни смеха, ни споров, ни случайных касаний. Полный контроль. Арка тошнило от этой мертвой гармонии.

Центральный Морг был неприметным, низким зданием из черного стекла и хромированного металла. Больше похожим на банк или серверную. Система не афишировала смерть; она ее эффективно утилизировала. Арк наблюдал за входом. Сканирующие рамки, Корректоры в элитной черной униформе, биометрические замки. Непробиваемо.

Его спас… глюк. Неожиданный, мощный. Огромный рекламный экран на соседнем здании, вещавший о преимуществах «Нормы», вдруг исказился. Изображение поплыло, цвета смешались в психоделический кошмар, а вместо рекламного слогана проступили гигантские, пульсирующие буквы: «ЗАЙДИ ЧЕРЕЗ ШАХТУ ОБСЛУЖИВАНИЯ. КОД 7-ГАММА-ЛЕРА-ШАРИК». Сообщение длилось секунду, затем экран погас, а через мгновение снова зажегся стандартной рекламой. Никто из прохожих даже не повернул головы. Для них этого не было.

Лера. Шарик. Код, который знали только он, Лера и Брут. Шепот работал. И использовал глюки как холст. Арк нашел замаскированную сервисную шахту в глухом переулке. Кодовый замок. Он ввел 7-ГАММА-ЛЕРА-ШАРИК. Замок щелкнул.

Внутри морга царила гробовая тишина, нарушаемая лишь тихим гудением холодильных установок и щелчками автоматики. Воздух был стерильным, с едким запахом дезинфектанта, перебивающим сладковатый запах тления. Ряды металлических ячеек уходили в полумрак. Арк двигался как призрак, его нейро-глушилка (та самая, детская, на час) была на исходе. Каждый шаг мог быть последним.

Камера 13. Он нашел ее в дальнем углу, запертую усиленным люком с биометрическим сканером. Не просто холодильник для трупа. Хранилище. Арк подключил к сканеру свой взломщик – самодельный девайс, перебирающий коды и имитируя биометрию. Процесс шел мучительно медленно. Каждая секунда – риск.

Внезапно, свет в коридоре погас. Не полностью, а перешел в аварийный режим, окрасив все в кроваво-красный свет. Сирена не завыла, но тихое, настойчивое гудение заполнило пространство. Обнаружены. Глеб.

Паника сжала горло. Его взломщик завис на 98%. Арк выхватил пистолет – не энергетический, а старый добрый баллистический «громовержец», бесполезный против Корректоров, но хотя бы психологическое оружие.

– Арсений Каин, – раздался знакомый бархатистый голос, усиленный динамиками. Голос Глеба. Он звучал отовсюду и ниоткуда. – Вы нарушили санитарную зону Сектора Альфа. Это недопустимо. Ваше присутствие – заражение. Требуется срочная стерилизация.

Арк не отвечал. Он вцепился взглядом в взломщик. 99%. Из красного полумрака вышли двое Корректоров в черной униформе. Их движения были плавными, смертоносными. Они не спешили.

– Протокол «Стержень» уполномочил меня лично провести дезинфекцию, – продолжал Глеб, и в его голосе появились металлические обертона. – Вы интересный образец, Арсений. Ваша устойчивость к прямому нейро-воздействию… необычна. Я извлеку ваш мозг. Изучу. Препарирую каждую мысль о свободе. Это будет… поучительно.

Щелк! Взломщик мигнул зеленым. Люк Камеры 13 тихо отъехал в сторону. Арк, не раздумывая, нырнул внутрь, едва увернувшись от сонной иглы, просвистевшей мимо уха. Он ударил по кнопке изнутри. Люк начал закрываться.

В последний миг, прежде чем тяжелая дверь захлопнулась, он увидел Глеба. Тот стоял в конце коридора, в луче красного аварийного света. Его лицо было все тем же – интеллигентным, усталым. Но глаза… глаза светились холодным, нечеловеческим белым светом. И в них не было ничего. Ни гнева, ни любопытства. Только абсолютная, пугающая пустота сверхразума, видящего в тебе лишь биомассу для эксперимента. Он медленно поднял руку, ладонью к захлопывающемуся люку. Белая точка в центре ладони вспыхнула ослепительно.

Люк захлопнулся. Арк услышал глухой удар и шипение – луч Глеба ударил в сверхпрочный сплав двери, оставив на внутренней стороне раскаленное пятно, но не пробив ее. Он был в ловушке. Но пока жив.

Камера 13 была не просто холодильником. Это была лаборатория. Или склеп. Посередине стоял не стол, а сложная медицинско-кибернетическая капсула, покрытая щитами экранов и датчиков. Внутри капсулы, в прозрачной вязкой жидкости, плавало… тело. Женское тело. На вид лет тридцати. Изумительно красивое, даже в смерти. Длинные темные волосы колыхались в жидкости. Лицо было спокойным, почти умиротворенным. Но на ее висках, шее, груди – всюду виднелись следы вживленных нейро-интерфейсов, куда более сложных и древних, чем стандартные СН-7. Кабели толщиной в руку шли от капсулы в пол и стены.

Тело было подключено к системе. Но было ли оно мертвым? Экраны показывали слабую, но стабильную мозговую активность. Очень странную. Не похожую на человеческую. Волны хаотичные, вспышечные, как… глюки в чистом виде.

Арк подошел ближе. Воздух здесь пахло озоном и… горьким миндалем. Тот самый запах из его глюка! На груди женщины, чуть ниже ключицы, был вытатуирован символ: переплетенные кольца, пробитые стрелой. Знак Куратора.

– Вея… – имя вырвалось у Арка само собой, шепотом. Он не знал, откуда оно пришло. Из глубины памяти? Из того самого шепота в голове? Легенды о Кураторе всегда были туманны, но некоторые источники упоминали его соратницу, погибшую на заре восстания. Вея. Видение. Призрак свободы.

Внезапно, экраны вокруг капсулы вспыхнули. Мозговая активность женщины резко усилилась. Волны стали частыми, интенсивными. Арк почувствовал знакомое давление в висках – не враждебное, а… настраивающееся. Как поиск сигнала.

– Арк… – тихий голос прозвучал не в ушах, а прямо в его сознании. Тот самый усталый, женский шепот. – Наконец-то… Долго ждала… Так долго… в темноте…

Он вздрогнул. – Вея? Ты… жива?

– Жива?.. – в мысленном голосе послышалась горькая усмешка. – Нет, Арк. Я умерла. Физически. Много лет назад. Глеб… он убил меня. Своими руками. Прежде чем стал… этим.

Удар ниже пояса. Арк прислонился к холодной капсуле. Глеб убил ее? Но он выглядел того же возраста… Или нет? В Синедрионе возраст – понятие условное.

– Глеб Сомов… Он был… твоим?..

– Любовью? – мысленный голос дрогнул. – Да. Больше чем. Мы создавали первые вирусы свободы вместе. Он был гением нейроинтерфейсов. Я – психологии глубинного воздействия. Мы мечтали освободить разум… Но Синедрион нашел нас. Они схватили Глеба первым. Не убили. Переписали. Слой за слоем стирали его личность, его любовь, его боль… Загружали новую программу. «Протокол Стержень». Его первым заданием было… устранить меня. Самую большую угрозу системе. Самую большую боль для его новой программы. Он сделал это… хладнокровно. Но в последний момент… я успела. Сбросила часть своего сознания, своей «сущности», в сеть. В слепые зоны. В… глюки. А мое тело… они сохранили. Как образец. Как ключ. И как ловушку.

Арк смотрел на прекрасное лицо в капсуле, охваченный ужасом и жалостью. – Ключ? Ловушка?

– Ключ к ядру Синедриона, – пояснил мысленный голос Веи. – Мой разум, то, что от него осталось в сети, научилось… говорить на языке глюков. Видеть структуру реальности. Находить бреши. Но я привязана к этому телу. К этому месту. Это мой якорь и моя тюрьма. А ловушка… – Голос оборвался. Экран активности мозга залился тревожным красным. – ОН ЗДЕСЬ! Глеб! Он нашел способ обойти защиту камеры! Арк, беги! Он пришел за мной… окончательно!

Дверь камеры 13, та самая сверхпрочная дверь, вдруг засветилась изнутри по швам. Белый, раскаленный свет. Металл начал плавиться с жутким шипением. Луч Глеба. Он нашел способ прожечь дверь!

– Я не могу тебя оставить! – мысленно крикнул Арк, хватая «громовержец». Бесполезно.

– Ты ДОЛЖЕН! – мысленный крик Веи был полон отчаяния и… решимости. – Слушай! Ядро Синедриона… оно не просто программа! Оно… биологическое! Органический суперкомпьютер, выращенный на основе… мозга первых архитекторов! Он спрятан глубоко под Сектором Омега! Там, где «Норма» генерируется на физическом уровне! Уничтожь ядро – ослабь Синедрион! Но путь туда… только через главный нейро-интерфейсный хаб! Ты должен… – Свет плавящейся двери стал ослепительным. – ДОЛЖЕН ВЗЛОМАТЬ ХАБ ИЗНУТРИ! ВНЕДРИТЬ ВИРУС НЕПОСРЕДСТВЕННО В ЯДРО!

– Как?! – отчаянно спросил Арк, отступая от накаляющейся двери.

– Через меня! – мысленный голос Веи стал четким, как команда. – Я – проводник! Я знаю путь! Но для этого… ты должен скачать меня! Весь мой остаточный разум! Взять меня с собой!

Арк ошеломленно уставился на капсулу. – Скачать… тебя? Куда?

– В СВОЙ ИМПЛАНТ, Арк! – прозвучало в его голове. – Ты единственный, чей имплант модифицирован настолько, что может вместить меня! Ты сам – ходячий глюк! Твой мозг… он может стать моим временным носителем! Но это ОПАСНО! Это может сжечь твой разум! Стереть тебя! Мы станем… одним целым. Или умрем вместе!

Дверь с грохотом рухнула внутрь, расплавленная в центре. В проеме, окутанный дымом и исходящим от него жаром, стоял Глеб. Его глаза горели белым пламенем. На его приятном лице не было ни гнева, ни торжества. Только холодная, безличная целеустремленность машины. Он поднял руку. Белая точка на ладони нацелилась сначала на капсулу с телом Веи, потом на Арка.

– Объект 0: Вея. «Угроза нейтрализована», —произнес он металлическим хором. – Объект Омега: Арсений Каин. Дезинтеграция личности разрешена.

– ДАВАЙ! – мысленно закричала Вея Арку. – СЕЙЧАС ИЛИ НИКОГДА! ПОДКЛЮЧАЙСЯ К КАПСУЛЕ!

Арк, движимый чистейшим инстинктом выживания и безумной надеждой, рванулся к капсуле. На боковой панели был разъем, совместимый с его взломщиком. Он воткнул кабель. На экранах взрывной волной побежали данные. Он почувствовал, как его Имплант взвыл от перегрузки. Мир поплыл.

Глеб выстрелил.

Белый луч смерти помчался к Арку.

В этот миг тело Веи в капсуле… открыло глаза. Не физические глаза. Они оставались закрытыми. Но Арк увидел их в своем сознании – огромные, темные, полные древней печали и нечеловеческой силы. И улыбку. Горькую и невероятно нежную.

– Прощай, мой любовь… – мысленно прошептала Вея, и ее голос был обращен к Глебу. К тому, кем он был. – И здравствуй, Арк. ДЕРЖИСЬ!

Луч Глеба ударил… в капсулу. Но не в Арка. В последний миг Вея перенаправила его, использовав остатки своей силы, сконцентрированной в теле. Капсула взорвалась ослепительной вспышкой света и энергии. Арка отшвырнуло назад, как тряпичную куклу. Он ударился о стену, мир погрузился в темноту и боль.

Он не видел, как тело Веи превратилось в пепел. Не видел, как Глеб, впервые за все время, вздрогнул, и белый свет в его глазах на миг погас, сменившись искрой чего-то человеческого – невыразимой, запредельной муки, прежде чем безупречная маска «Протокола Стержень» снова захлопнулась.

Он не видел, как Глеб повернулся к его бездыханному, казалось бы, телу, поднял руку для финального удара…

Арк не видел этого. Потому что он был где-то еще. В океане света и данных. В вихре чужих воспоминаний – о любви, о предательстве, о первых глюках свободы. Он слышал голос Веи, но теперь он звучал не снаружи, а изнутри. Как часть его собственного сознания.

– Я в тебе, Арк, – прошептал знакомый, усталый голос уже в его собственной голове, сливаясь с его мыслями. – Мы – один вирус теперь. И у нас есть работа. Сектор Омега. Нейро-Хаб. Ядро. Трахни Нормальность… изнутри.

Сознание Арка провалилось в бездну, унося с собой невероятный, невозможный груз – разум первой жертвы Синедриона и его главного врага. Вирус обрел проводника. И союзника. Ценой, которую еще предстояло осознать.

Глава 4: Нулевой Пациент

Боль была вселенной. Раскаленная сталь в виске, где Имплант горел как уголь. Легкие горели, наполненные едким дымом и запахом озона, пепла и… горького миндаля. Арк пришел в себя, заваленный обломками взорванной капсулы Веи. Камера 13 напоминала поле боя после удара орбитального лазера. Оплавленный металл, клубы дыма, мигающие аварийные огни, окрашивающие разруху в кровавые тона. И тишина. Зловещая, звенящая тишина после взрыва.

– Дыши… Глубоко… Сосредоточься на сердцебиении… – Голос. Нежный, усталый, знакомый. Но звучал не снаружи. Он вибрировал внутри его черепа, вплетаясь в его собственные мысли, как чужая, но невероятно близкая мелодия. Вея.

Арк застонал, пытаясь подняться. Каждое движение отзывалось болью по всему телу. Взрывная волна, удар о стену… Что-то было сломано. Ребра? Рука?

– Левая ключица треснута. Два ребра. Ушиб легкого. Поверхностные ожоги. Нейро-имплант функционирует на 67%… перегрев… – Мысли Веи были четкими, диагностическими. – Глеб… Он ушел?

Арк напряг слух. Ни шагов, ни механического гула. Только треск остывающего металла и далекий вой сирен где-то в здании морга. Глеб решил, что работа сделана? Или его отвлекло уничтожение тела Веи? Тот миг человеческой муки в его глазах…

– Он почувствовал… что-то. Когда уничтожал… меня. Физически. Окончательно. Но это не остановит его надолго. «Протокол Стержень» перезагружается быстро. Он знает, куда мы идем. – В голосе Веи, звучавшем внутри Арка, не было страха. Была холодная ясность и… горечь. – Мы должны двигаться. Сейчас.

– Мы? – мысленно выдохнул Арк, наконец поднявшись на ноги и зажав бок. Боль пронзила его, затуманив зрение. – Ты… внутри меня. Это…

– …невероятно? Ужасно? Нарушает все границы? Да, – мысленно усмехнулась Вея, и Арк почувствовал эту усмешку, как легкую рябь в своем сознании. – Твой модифицированный Имплант… это чудо. Или проклятие. Он единственный в городе, способный вместить мой… остаток. Но это временно, Арк. Твой мозг… он не предназначен для двоих. Мы сожжем его, если не достигнем цели. Или сольемся в нечто… новое. Или я растворюсь. Вариантов много. Все плохие. Кроме одного – уничтожить Ядро.

Арк шагнул через груду обломков туда, где секунду назад плавало тело Веи. Теперь там была лишь воронка, оплавленная до стекловидного состояния, и горстка пепла, еще теплая. Запах горького миндаля здесь был сильнее всего. Ее прах. Желудок Арка сжался. Он никогда не знал ее живой, но теперь она была частью его, и эта потеря ощущалась как ампутация.

– Не смотри. Иди. Шахта обслуживания… позади разрушенного серверного шкафа… – направила Вея. Ее мысленный голос дрогнул. – Спасибо… что не дал ему меня забрать целиком.

Они двинулись. Вея, стала его внутренним навигатором, его детектором угроз, его библиотекой уязвимостей Синедриона. Она видела мир через его глаза, но иначе. Она видела глюки в реальном времени – не как случайные искажения, а как пульсирующую сеть разломов в ткани контролируемой реальности. Для нее мир был прозрачен. Она видела энергетические поля сканеров, траектории патрульных дронов, даже слабые нейро-импульсы Корректоров за стенами.

Благодаря ей они избежали трех засад в разрушенных коридорах морга. Она заставляла его замереть за долю секунды до того, как луч сканера проносился мимо. Она находила скрытые панели, взламывая их мысленными командами через Имплант Арка быстрее, чем он успевал моргнуть. Она была его тенью, его совестью и его оружием, вшитым прямо в мозг.

Шахта обслуживания привела их не на улицу, а в лабиринт древних, заброшенных коммуникационных туннелей под Сектором Альфа. Здесь царила сырая тьма, нарушаемая лишь редкими аварийными лампами. Воздух был спертым, пахнущим плесенью и машинным маслом.

– Это «Старая Сеть», – пояснила Вея. – Построена до Синедриона. Он использует ее как канализацию для данных низкого приоритета и… для сброса мусора. В том числе информационного. Здесь можно найти следы всего, что система пытается забыть.

Они шли часами. Арк, стиснув зубы от боли, Вея – направляя и сканируя окружение. Между ними росло молчаливое понимание. Арк чувствовал ее усталость – не физическую, а ту, что копилась годами существования в виде призрака в машине. Она чувствовала его ярость – на Синедрион, на Глеба, на весь этот проклятый мир – и его глубинную, почти детскую растерянность перед чудовищностью их задачи.

– Расскажи о нем… – мысленно попросил Арк, пробираясь под низко свисающей трубой. – О Глебе. Каким он был… до?

В его сознании всплыли образы, не его собственные. Молодой Глеб, с горящими энтузиазмом глазами, паяльник в одной руке, нейро-схема в другой. Смех. Искренний, громкий, незнакомый тому, кем он стал. Лаборатория, заваленная бумагами и девайсами. Запах кофе и припоя. И она – Вея – смеющаяся, дотрагивающаяся до его руки… Чувство абсолютного доверия, единства цели, любви, такой сильной, что от нее перехватывало дыхание даже сейчас, в воспоминаниях.

– Он был… гением. Визионером. Видел не контроль, а расширение возможностей разума. Мечтал стереть границы между людьми, сделать эмпатию буквальной… – Голос Веи в голове Арка прерывался. – Мы верили, что технологии освободят. Не построят тюрьму. Он был добрым. Нежным. Смешным…