Снег, который мерцал

Патрульная машина остановилась на въезде в город. Ветер гонял сухой снег по обочинам. За весь день проехали всего две машины, наверное в связи с тридцати пятиградусным морозом, движения стало меньше. Мы с Маратом дежурили по очереди – каждые двадцать минут менялись местами. Он грелся внутри, я мерз на улице.

Когда настала моя очередь дежурить уже в 7-й раз, я продумывал, чем занять голову на ближайшие 20 минут, чтобы хоть как-то отвлечься от ледяного ветра.

Тогда, внезапно из городка вылетел чёрный джип. Скорость за сотню. Ни сигнала поворота, ни попытки снизить скорость. Просто рванул вперёд, будто за ним гнались демоны.

– Джип! Чёрный! Номер не опознан! – бросил я, уже бежа к машине. – Нужно догнать!

– Скорость за сотню, – сказал Марат, не отрывая взгляда от дороги. – Здесь гололёд. Это безрассудство.

Я обошёл машину и распахнул дверь со стороны пассажира:

– Либо он остановится, либо разобьётся. Мы не можем просто смотреть.

Он молча смотрел на дорогу. Потом перевёл взгляд на меня.

– Пристегнись, – коротко бросил он.

Мотор зарычал. Шины провернулись. Мы рванули вслед за джипом, будто в старом боевике. Только вместо музыки – вой ветра и мерцающий свет фар.

Чем быстрее мы ехали, тем дальше от нас уходила чёрная машина. Казалось, она не просто ускоряется – она растёт, становится частью этой зимней бездны.

Выезжая на пустую трассу. Начался лёгкий снегопад. Хлопья кружатся, будто голоса прошлого. Они зовут меня. Мерцают перед глазами, хотят что-то сказать. Но я их не слушал, я верил, что мы перехватим джип, до того как тот угодит в кювет или врежется в дерево.

Темп нарастает. Завеса из снега усиливается. А нарушитель уже едва заметен в зимней мгле.

– Это самоубийство, – напряжённо говорит Марат. – Нужно прекратить.

– Ни за что.

– Ты не видишь, что творится? Это уже не снегопад. Это метель. И дорога нас не простит.

– Куда же он так несётся… – шептал я, ища ответы в снежной пелене.

Слова сами собой слетели с губ, но внутри меня что-то ёкало. Не просто тревога за водителя ускользающей машины или страх перед возможным ДТП. Это было что-то глубже. Что-то, что я давно загнал куда-то вглубь себя. Но сейчас оно вылезало наружу.

Я смотрел на дорогу, на метель, на этот исчезающий силуэт джипа. Но видел не его. Я видел себя. Того, кто когда-то тоже хотел убежать. Кто тоже хотел, чтобы всё закончилось быстро, внезапно, без боли и разговоров. Без необходимости разбираться с тем, что осталось после.

И вот теперь этот безумец, который мчится в никуда, как будто знает, что там, впереди, его ждёт освобождение. Освобождение от чего? От самого себя? От жизни, которая стала невыносимой?

В какой-то момент всё замерло. Джип и вовсе исчез.

И я почувствовал это. Пустоту. Тишину. Мгновение, которое будто отделяло меня от чего-то огромного, непостижимого.

– Тормози! – закричал я вдруг.

– Что?!

– Тормози! Там ребёнок!

– Где?!

Марат опешил. Но я чувствовал. Там, в белом, в этом снежном кошмаре, кто-то был. Белый силуэт. Сливающийся с метелью. Наверное, это был мальчик.

– Там, впереди!

Напарник резко ударил по тормозам. Но машина будто обрела собственную волю. Колёса завизжали, теряя сцепление с дорогой, а затем беспомощно закрутились вхолостую, скользя по льду. Снег взметнулся из-под шин, ослепляя нас и стирая горизонт.

Я потянулся к рулю, пытаясь помочь Марату выровнять автомобиль. Но его рука отбросила меня назад – жёстко, без лишних слов. Взгляд напарника был прикован к дороге, где метель превратилась в сплошную стену. Лицо окаменело, челюсти сжались так сильно, что я услышал скрип зубов.

– Не мешай! – процедил он одними губами, хотя я и так понял: всё теперь зависит только от него.

Марат вцепился в руль обеими руками, пытаясь вернуть контроль. Его движения были точными, но дорога больше не подчинялась. Заднюю часть занесло вправо, потом влево. Машина скользила, как шайба на льду, теряя последние метры сцепления.

И тут колесо вильнуло особенно резко. Я почувствовал, как передние колёса сорвались с края. Сердце провалилось вниз, когда машина накренилась. Секунда – и мы полетели в обрыв.

Всё замедлилось.

Первым ударом стало падение. Кузов с глухим стуком ударился о землю, перевернувшись на крышу. Ремень безопасности впился в плечо, пригвоздив меня к сиденью. Голова качнулась вперёд, а затем резко откинулась назад, ударившись о подголовник. Перед глазами замелькали белые вспышки, но я не закричал. Звуки смешались: скрежет металла, треск стекла, вой ветра – всё слилось в один оглушительный хаос.

Машина скользила на крыше, как игрушка, задом наперёд. Я видел, как снег проникает внутрь через разбитое окно со стороны водителя, оседая на приборной панели и одежде Марата. Его лицо исказилось от напряжения, но он продолжал держаться за руль, даже когда это казалось бессмысленным.

Ещё один удар. Автомобиль перевернулся снова, теперь уже на колёса. Он подпрыгнул, как мяч, и опустился с глухим стуком. Всё вокруг затряслось. Что-то внутри салона треснуло – возможно, пластиковая отделка или одна из панелей. Запахло гарью.

А потом… тишина.

Только снег продолжал падать.

Я сидел в разбитой машине, чувствуя, как тело дрожит от адреналина. Ремень давил на грудь. Перед глазами всё размывалось, а в ушах звенело, будто кто-то ударил по железной трубе рядом со мной.

Марат был без сознания. Его голова свесилась набок, капли крови медленно стекали по виску, пачкая снег, осевший на его куртке. Я положил руку на его плечо, слегка встряхнул, но он не отреагировал.

Достав телефон, я с трудом набрал номер – руки, израненные осколками стекла, дрожали.

– На 345-м километре – ДТП с патрульной машиной. Водитель без сознания. Нужны спасатели и скорая.

Сказал чётко. Без лишних слов. Так, как положено.

Метель вдруг утихла. Снег завис в воздухе, как пауза между ударами сердца.

Отстегнув ремень, я попытался выбраться наружу. Если это вообще можно было назвать «выбираюсь». Мир превратился в вату – я не чувствовал ни тела, ни связи с реальностью. Шатаясь, я двинулся в обратную сторону, туда, где, как мне казалось, должен был быть ребёнок.

Я буквально просканировал взглядом каждую клетку пространства. Ни следов. Ни намёка. Ни одного отпечатка. Только пустота.

Спустившись в кювет, отделяющий трассу от леса. Продолжил поиск. Ни звука. Ни движения.

Ребенка нет.

Как будто его и не существовало.

Глава 3

Стук ботинок раздавался по коридору. Шаги казались уверенные, размеренные. Я понимал, куда они двигаются и кому принадлежат. В реанимацию, где передо мной лежал Марат – едва ощущающий окружающий мир. Его лицо было бледным, губы потрескались, а на виске краснела повязка. Он дышал ровно, но тяжело, словно каждое движение воздуха давалось ему через боль.

Двери распахнулись, и в палату вошёл врач, за ним следом – начальник отделения, Юрий Борисович. Высокий, сутулый мужчина с каменным выражением лица. Он всегда выглядел так, будто весь мир был обязан ему чем-то, а он не собирался этого забывать.

– Думаю, мы понаблюдаем за ним пару дней и переведём в обычную палату, – говорил врач, обращаясь к Юрию Борисовичу.

Он кратко кивнул и шагнул к кровати Марата, скрестив руки на груди. Его взгляд переместился с раненого напарника на меня. Доктор, поняв, что грядет буря, мгновенно покинул реанимацию, тихо прикрыв за собой дверь. Теперь мы остались наедине. Воздух в помещении словно сгустился.

– Марат, я что тебе сказал? Никакой самодеятельности. Ты за нашими жителями следи, вот сдался тебе этот неадекват, – произнес он, не отводя от меня колючего взгляда.

– Он не ему сдался, – прошептал я, опустив глаза. – А мне.

Брови Юрия Борисовича сошлись на переносице, а голос стал ещё жёстче:

– Ты вообще кто такой, чтобы решать? Ты на птичьих правах здесь, понял? На птичьих! И вместо того, чтобы выполнять свою работу, ты устраиваешь цирк на дороге.

Я стиснул зубы, стараясь сохранять спокойствие.

– На кой чёрт погнался за ним? – продолжал он, не дожидаясь ответа. – Что, твои мозги окончательно замёрзли вместе с этим джипом?

– Он бы разбился, – ответил я, стараясь говорить ровно.

– А разбились вы оба! – взревел Юрий Борисович, сделав шаг вперёд. Его лицо побагровело, а кулаки сжались. – Детали ДТП, слушаю. Сейчас.

Я сделал глубокий вдох, пытаясь унять дрожь в голосе:

– Мне показалось, что там был ребёнок на трассе, – начал я, стараясь говорить спокойно, хотя внутри всё кипело. – Поэтому я попросил затормозить.

– Марат, ребёнок был? – рявкнул Юрий Борисович, не сводя с меня колючего взгляда.

Марат приоткрыл глаза, его голос был хриплым, почти неслышным:

– Не видел… Может, и был, может, нет… Так заметало всё…

– Значит, не было! – отрезал начальник, будто вколачивая свои слова в стены палаты. – Если Марат не видел, значит, его не существовало. А если не существовало, то это просто твои фантазии.

– Я попросить хочу, – начал я, чувствуя, как внутри закипает отчаяние.

– Молчать! – оборвал меня Юрий Борисович, указав пальцем прямо мне в лицо. – Ты уже достаточно наговорил. Ты здесь никто, понял? Никто! И пока я стою здесь, ты будешь делать только то, что я скажу. Без вопросов. Без просьб.

Скулы Юрия Борисовича заходили из стороны в сторону, он явно сдерживал гнев, но его голос уже звенел от напряжения.

– Хочу узнать судьбу того джипа и найти ребёнка. Сведите меня со следственным отделом, – выпалил я, несмотря на его предупреждение.

– Это. Не. Наша. Территория, – процедил он, делая паузу после каждого слова, как будто вбивал их в мою голову. – А значит, и лезть туда не надо. Точка.

– Это ребёнок! – повысил я голос, чувствуя, как ярость начинает брать верх. – Он один. На улице мороз. Он ничейный. Просто замёрзнет там. Ну что вам стоит?

– Замолчи, – прошипел Юрий Борисович, подходя ко мне вплотную. Его глаза сверлили меня, как лазеры. – Ты что, совсем с катушек съехал? Ребёнок? Да ты даже не уверен, что он существует! А если и существует, то это не твоё дело. Ты мне порядок в городе обеспечь, а не сказки рассказывай.

– Тогда дайте мне доступы ко всему, и я сам буду искать ребёнка, – сказал я, стараясь сохранять твёрдость.

Юрий Борисович замер на мгновение, затем медленно наклонился ко мне, почти касаясь моего лица своим. Его голос стал тихим, но ещё более угрожающим:

– Послушай меня внимательно, щенок. Ты сделаешь ровно то, что я скажу. Вернёшься в свою палату. Будешь лечиться. И забудешь обо всём этом. Если я ещё раз услышу, что ты лезешь, куда не просят, я лично упеку тебя под трибунал. Понял?

Не дожидаясь ответа, он развернулся и вышел, хлопнув дверью так, что стены задрожали. Я посмотрел на напарника, который вновь закрыл глаза.

– Марат, поверь мне, пожалуйста. Был ребёнок. Скажи, как мне пролезть в следственный отдел? У них же все доступы есть, – взмолился я, не надеясь, что он ответит сразу.

Марат молчал несколько секунд, а затем фыркнул, чуть заметно усмехнувшись.

– Да ты прямо горишь, как спичка, – пробурчал он, не открывая глаз. – Я бы тебе не поверил, даже если бы сам видел этого твоего ребёнка.

– Так ты веришь? – выдохнул я, чувствуя, как сердце зашлось в груди.

– Нет, – отрезал он, чуть повысив голос, но всё ещё шёпотом. Его лицо скривилось от раздражения. – Я не видел никакого ребёнка, Дёма. Там был только снег. Чистый, безлюдный снег.

Его слова ударили, как ледяной ветер, но я не собирался сдаваться.

– Но если тебе станет легче, от того что поймёшь сам… то есть два способа попасть в следственный отдел, – продолжил он, сделав паузу, будто давая мне время осознать его слова.

– Какие? Говори! – Я схватил его за запястье, будто держался за последнюю надежду.

Марат поморщился от боли, но не стал вырываться. Вместо этого он бросил на меня усталый взгляд.

– Либо жди, пока я перейду в обычную палату, тогда я смогу перетереть с руководителем следственного отдела. Или действуй через Артура. Он тут в каждом отделе свой, как клещ на собаке.

– Спасибо, – только и смог сказать я, похлопав его по плечу.

– Эй, полегче, – проворчал Марат, отмахиваясь от моей руки. – Не надо меня благодарить раньше времени. Если ты накосячишь, я первым скажу, что предупреждал.

– Я не накосячу, – ответил я, уже направляясь к выходу.

– Конечно, – фыркнул он вслед. – Все так говорят.

Я вышел из реанимации, чувствуя, как внутри всё кипит. Слова Юрия Борисовича звенели в ушах: "Ты здесь никто. Понял? Никто!". Но больше всего меня тревожило молчание Марата. Его слова: "Я не видел никакого ребёнка" – будто ножом резанули по сердцу.

"Не видел… или не хотел видеть?" – думал я, шагая по коридору.

Когда я вернулся в свою палату, тишина навалилась на меня. Закрыв дверь я дошёл до тумбочки и взял телефон в руки. Начал дозваниваться до Артура. Автоответчик неустанно повторял: "Абонент занят, перезвоните позже."

– Чёрт! – выругался я, сжимая телефон так сильно, что корпус чуть не треснул.

Не теряя времени, я звонил снова и снова – седьмой, десятый, двадцатый раз. Каждый гудок отзывался в голове, словно удар молота.

Наконец, трубку сняли.

– Что случилось? – раздался его голос на другом конце. Он звучал устало, но в нём чувствовалась настороженность, словно он уже предчувствовал, что я скажу что-то неудобное.

– Артур, мне нужен доступ в следственный отдел. Срочно, – выпалил я, стараясь говорить ровно, хотя внутри всё кипело.

– Ты в порядке? – насторожился он.

– В порядке. Сделаешь? И мне вещи нужны – приедь в больницу.

– А в больнице ты что забыл? – удивился Артур.

– Потом. Сделай, как я прошу.

– Дёма… – начал он медленно. – Это точно необходимо? Может, тебе стоит отдохнуть?

– Я видел кое-что, – перебил я, чувствуя, как напряжение нарастает. – Это важно. Очень важно.

Пауза на том конце провода затянулась.

– Ладно, – наконец произнёс он серьёзно. – Я свяжусь с кем надо. Но это будет нелегально. Ты понимаешь, что если всё выйдет из-под контроля, то тебя могут упечь за самоуправство?

– Мне плевать, – ответил я твёрдо. – Просто сделай это.

– Жди. Я позвоню, как только что-то узнаю.

Связь оборвалась.

Я опустил телефон и сел на край кровати, чувствуя, как холод начинает проникать под одежду. Казалось, зима поглотила все звуки, оставив лишь холодное безмолвие.

Артур приехал через три часа. Когда он вошёл в палату, его лицо было напряжённым, но спокойным – типичное выражение человека, который привык держать всё под контролем.

– Собирайся, – коротко бросил он, бросая на кровать пакет с вещами.

Я молча оделся, чувствуя, как боль в теле отступает перед новым приливом энергии. На выходе из больницы Артур молчал, лишь бросал короткие взгляды на меня, словно оценивая моё состояние.

Машина стояла у входа. Мы сели внутрь, и только тогда я начал рассказывать. Коротко, без лишних эмоций. О ребёнке на трассе, об аварии, о словах Юрия Борисовича и Марата. Артур слушал внимательно, но его лицо оставалось непроницаемым.

– Значит, ты уверен, что видел ребёнка? – спросил он.

– Да.

Артур кивнул, но его глаза на мгновение потемнели, словно он скрывал что-то за этим жестом.

Артур остановил машину у старого здания общежития. Фасад выглядел обветшалым: потрескавшаяся штукатурка, окна с грязными занавесками, тусклый свет над входом, едва пробивающийся сквозь пелену падающего снега.

– Приехали, – коротко бросил он.

Холод ударил по лицу, как только дверь машины открылась. Поднявшись по скрипучей лестнице на третий этаж, я слышал шаги Артура за спиной. Он всё ещё держал в руках пакет с вещами.

Комната встретила тишиной. Обшарпанные стены, старый деревянный стол с парой блокнотов, стопка книг в углу, кровать с тонким матрасом и пледом, который давно потерял свой цвет. На подоконнике стояла кружка с засохшим кофе – обычное дело, когда забываешь помыть посуду. Всё это было знакомо до боли, до автоматизма. Даже скрип половиц под ногами казался частью привычного фона.

– Уютно, – произнёс Артур с лёгкой иронией, оглядываясь.

Сев на край кровати, почувствовал, как усталость сковывает тело, словно каждая мышца налилась свинцом. За окном царила темнота, лишь редкие отблески фонарей пробивались сквозь пелену, но взгляд уже не задерживался на этом.

– Ладно, – сказал Артур, ставя пакет на стол. – Итак, что нам известно?

Напарник открыл блокнот, присел на ветхий стул и, достав ручку, приготовился записывать.

Я сделал глубокий вдох, который помог собрать мысли воедино.

– Сначала был джип, – начал рассказ. – Мы заметили его, когда патрулировали. Он несся со скоростью за сотню. Решили догнать… выехали на трассу, но он исчез в снежной завесе. А потом появился ребёнок. Я едва мог разглядеть его через метель. Казалось, он был одет в светлую одежду – может быть, рубашку или футболку, – которая совершенно не подходила для такой погоды. На нём не было даже куртки. Его волосы, кажется, были светлыми, но трудно сказать точно – снег покрывал всё, и силуэт казался размытым, будто он был частью бури. Но что-то в нём притягивало взгляд. В какой-то момент, когда порыв ветра чуть развеял снег, я заметил его глаза. Они показались мне слишком яркими для этой мрачной картины – возможно, синими или серыми. Но это могла быть просто игра света фар.

– Точно не просто тень или галлюцинация? – перебил Артур.

– Я видел его, – ответил твёрдо. – Не знаю, как объяснить, но он был там. И дело не в том, как он выглядел. Это было… чувство.

Артур слегка напрягся, но продолжил делать пометки в блокноте.

– Значит, уверен, что это не просто случайность?

Ответ прозвучал резко, будто гнев вырывался наружу.

– Нет. Это не совпадение. Джип и ребёнок связаны. Услышь меня! Машина исчезла в метели, а потом появился мальчик. На той трассе вообще никого не должно было быть. Почему он стоял именно там? Почему исчез так внезапно?

– Хороший вопрос, – произнёс Артур, делая ещё одну пометку. – Но этот джип – всего лишь машина. Если бы водитель что-то знал, он бы уже обратился в полицию.

– А если нет? Что, если он причастен? Может, водитель сбил его или…

– Погоди, – перебил Артур, поднимая руку. – Делаешь слишком большие выводы. Мы даже не знаем, действительно ли тот водитель что-то сделал. Возможно, он просто ехал быстро, а потом скрылся из виду.

– Давай не будем возвращаться к началу.

Артур задумался, потирая подбородок.

– Ладно, допустим. – согласно склонил голову Артур. – Но даже если джип был, как его найти? Говоришь, что номера не разглядел, следов нет. Машина могла уехать куда угодно.

– Значит, надо проверить камеры на трассе. Они должны были зафиксировать джип.

Артур покачал головой.

– Не факт. Камеры на той трассе старые, часто ломаются. Да и если даже они работали, записи могли уже стереть.

Кулаки сжались, терпение начинало иссякать.

– Тогда что?

Артур сделал глоток холодного чая из кружки, которую нашёл на столе.

– Есть другой вариант. Ребёнок. Если он действительно существует, то кто-то должен был его хватиться. Отрабатываем заявления о пропаже детей за последние несколько дней. Это главная зацепка.

– А джип?

– Джип – это второстепенно, – отрезал Артур, закрывая блокнот. – Нельзя тратить время на догадки. Нужны факты.

Его слова звучали логично, но что-то в них царапало изнутри.

– Уверен?

– Уверен, – ответил Артур спокойно, но его взгляд на долю секунды дрогнул.

Он был мастером убеждения. Не стал открыто спорить или отрицать версию с джипом, но методично направлял разговор так, чтобы сосредоточиться на более "очевидных" деталях. Всё выглядело логично и профессионально – Артур всегда знал, как отделить важное от второстепенного.

– Нам нужен план, – произнёс Артур, уклончиво улыбнувшись. – Например, попробовать найти свидетелей. Людей, которые могли видеть ребёнка до или после аварии.

Его слова звучали убедительно, но внутри всё равно оставалось чувство, что он что-то скрывает.

– Хорошо, – пробормотал в ответ, хотя внутренне продолжал сомневаться.

Артур удовлетворённо улыбнулся и похлопал по плечу, словно был доволен тем, что принял его точку зрения.

– Значит, завтра начинаем с заявлений о пропаже детей. А пока отдыхай. Тебе нужно восстановить силы.

Я кивнул молча, понимал, что сон не придёт. Тело было измотано, но мысли метались, будто пытаясь ухватиться за что-то важное, что всё ещё ускользало. В комнате стояла тишина, нарушаемая лишь слабым поскрипыванием старого дерева за окном.

Не в силах сидеть на месте, поднялся с кровати и медленно подошёл к окну. Стекло было холодным, когда ладонь коснулась его поверхности.

И тут взгляд выхватил силуэт. Сначала он был размытым, едва заметным среди белой завесы, но затем стал отчётливее. Мальчик стоял на краю тротуара, прямо напротив окна. Его маленькая фигура казалась хрупкой и нереальной, как будто её нарисовали углём на фоне ночи. Он не двигался, только слегка склонил голову набок, будто прислушиваясь к чему-то, чего больше никто не мог услышать.

Сердце замерло на мгновение, а затем начало биться чаще. Попытался открыть окно, но рама поддалась с трудом, скрипнув так громко, что звук эхом разнёсся по комнате. Когда же выглянул наружу, силуэт исчез. На его месте осталась лишь пустота.

– Что там? – спросил Артур, подходя ближе.

Я обернулся, но слова застряли в горле. Как объяснить то, что сам не мог понять?

Глава 4

Через две недели я всё же был вынужден делить время поисков с работой. Юрий Борисович стал более внимательно отслеживать мои шаги, будто боялся, что я однажды проберусь в Следственный отдел и начну действовать за его спиной. Так оно и было на самом деле. Но только без следственного отдела. Сама суть розыска заключалась в том, что я превышал свои полномочия. Артур сделал липовое удостоверение, чтобы мои опросы шли «легально». И никто не придавал значения человеку без формы.

Однако заголовок статьи, которую местные жители, вероятно, писали из благих побуждений, звучал так: «Разыскивается мальчик 6–7 лет». Ниже – ориентировка и мой номер телефона, который я оставлял опрошенным, на случай, если они что-то вспомнят или увидят. Когда эта статья дошла до начальника местной полиции, меня сразу позвали на ковёр. Я шёл медленно, обдумывая, что мне сказать, почему проигнорировал слова вышестоящего, липовое удостоверение, что с ним делать. Но мысли так и не могли выстроиться в более логичную цепочку, чем правдивый ответ, который уже и так все знали.

Подходя к двери, где меня ждала кара, я глубоко вдохнул и, резко выдохнув, постучался и зашёл. Юрий Борисович стоял у окна. Он смотрел на очередной снегопад, который накрыл город неделю назад, и просвета больше никто и не видел. Это было несвойственно Зорино, да и вообще области. Мы находились намного южнее других округов. В нашем регионе снега не редкость, но всё же осадки на протяжении зимы ничем не отличаются от слякотного ноября.

Он молчал. Долго смотрел в окно и даже когда я громко отчитался: «Младший лейтенант Яров, по вашему приказу прибыл» – никак не отреагировал. Лишь правой рукой дотянулся до графина, который стоял на столе у окна, и, не смотря на него, налил воды в стакан. Но пить не стал. Будто это движение было машинальным.

– Разрешите доложить, – начал я. Думал, что если отчитаться, что происшествий на дорогах нет, то он хоть как-то отреагирует, но тот молчал.

Я замялся. Впервые я потерял уверенность в себе. Не знал, как реагировать. За всю свою службу видел разных начальников: капитанов, полковников, даже имел дело работать под началом генерала. Но никто из них не молчал. Тишина затянулась, и, облокотившись на стеллаж, я просто ждал. Ведь если звал – значит, есть зачем, и уйти от его невнятности было самым абсурдным решением.

В кабинет вскоре постучались, и следующим в нашей компании оказался Марат. Он передвигался на костылях. Голова перевязана, и вид у него был не важный.

Он что-то прохрипел. Но Юрий Борисович по-прежнему остался при своём.

– Что с ним? – шепнул мне Марат.

– Минут тридцать как я пришёл и молчит, от окна не отходит, – прошипел я в ответ.

Марат покачал головой и закрыл глаза. Я уже было дернулся за стулом, чтобы тот сел, но напарник толкнул плечо и помахал рукой, показывая оставаться на месте. Мы замерли.

В какой-то момент, когда я уже сбился со счёта времени, начальник повернулся. Он устало смотрел на нас и всё-таки поднял стакан и сделал глоток воды. Я заметил, как напрягся Марат, будто грядёт нечто неподдающееся контролю. Но пока ещё не понимал – что. Будет орать – привычно. Матом крыть и унижать – имеет право. Но никогда я не видел, чтобы Марат опускал голову.