Снег, который мерцал

Кристи Локант

Снег, который мерцал

Пролог

Демьян и Рима жили в небольшой двухкомнатной квартире, где стены были пропитаны ароматами кофе и её духов. На протяжении двадцати семи лет, утро начиналось одинаково – как ритуал. Демьян просыпался за час до будильника, чтобы приготовить завтрак: тосты с маслом и чашку кофе с добавлением чайной ложки сливок и половиной сахара. Именно такой кофе она любила – терпкий, с едва ощутимой сладостью.

Ему было важно не просто проявить знак внимание или заботу, но и увидеть её взгляд с утра. Он даже придумал себе примету: «Если я поймаю её взгляд, день пройдёт легко, и я вернусь к ней живым». Так он каждый раз старался первым заглянуть в её глаза.

То осеннее утро ничем не отличалось от других. Он выскользнул из комнаты тихо, боясь нарушить её покой. Когда завтрак был готов, он выключил будильник за минуту до сигнала, давая Риме немного времени ещё поспать. Она всегда ценила этот жест.

Он посидел рядом, наблюдая за тем, как кудрявые локоны обрамляют её умиротворенное лицо. Насладился её спокойным дыханием. Только потом он осторожно поцеловал её в висок и прошептал:

– Просыпайся. Освети мой день сегодня.

Она едва заметно улыбнулась и приоткрыла свои серо-голубые глаза. Взглянула не на улицу, как делала обычно, а прямо на него. И тогда Демьян облегчённо вздохнул – день не принесет бед.

Завтракали они молча. Не потому что им нечего сказать, а потому что слова были не нужны. Они просто были вместе, и этого хватало.

После, он ждал, пока Рима соберётся. Она всегда спешила, но не из-за опоздания, а чтобы не заставлять Демьяна ждать. Перед выходом постоянно теряла ключи, телефон или блокнот. Но он не торопил. Молча находил потерянное и клал на видное место – так, чтобы она нашла сама. Это, для неё, и было самым важным – найти самой.

Когда Демьян закрыл дверь и дважды проверил замок, Рима, наконец, заговорила:

– Сегодня приду позже, у меня факультатив в десятом классе. Представляешь – весь класс записался!

– В этом нет ничего удивительного. Твои уроки нравятся детям, – ответил он, открывая дверцу машины. – Во сколько тебя забрать?

– Думаю, часов в восемь освобожусь.

– Хорошо. Я приеду.

Но Рима не закончила:

– Знаешь, все дети такие уникальные. Например, Сашка Смирнов в седьмом классе учится. Он пишет четверостишья… Глубокие, наполненные смыслом. Я уверена, если будет продолжать, станет настоящим поэтом.

– Стихи? – переспросил Демьян, заводя двигатель.

– Да, конечно, – она порылась в сумочке и достала потёртый блокнот. – Вот послушай:

"И вот однажды он пришёл,

Как снег, мерцающий во тьме,

И залечил больному раны…

Тихо, как голос в сентябре."

– Почему в сентябре? – спросил он.

– Он говорит, что сентябрь – очень тёплый и спокойный месяц. Шелест листьев, тишина в парках и дворах, так как дети уже в школе. Когда тебя ждут новые уроки в жизни.

Рима сделала паузу, потом добавила задумчиво:

– Но знаешь, мне кажется, дело не в месяце. А в том, кто приходит. Иногда человек теряет себя настолько, что уже не верит в исцеление. И тогда появляется кто-то тихий, почти незаметный… и просто зажигает свет в темноте.

Она посмотрела на Демьяна. Он молчал.

– Я верю, что у каждого есть тот, к кому он рано или поздно обратится. Не важно, друг это, прошлое или голос из памяти. Главное – кто-то обязательно находится рядом.

– А ты залечила мне раны сегодня утром, – тихо сказал он.

Рима улыбнулась, но не спросила почему. Она знала – он никогда не расскажет. Знала, что он возвращается домой уставшим не от работы, а от мира, который видит слишком много боли.

Но Дёма никогда не снимал с неё розовых очков. Ему было легче, когда она думала, что мир переполнен добрыми людьми. Что её ученики станут самыми светлыми из них. Что они изменят этот мир к лучшему.

– Кстати, – добавила она, – Сашка не единственный. Есть девочка, которая пишет такие сочинения, что мурашки по коже. А ещё один мальчик – читает стихи так, что хочется плакать. Они все невероятны. Каждый по-своему.

Он кивнул, слушая и едва заметно улыбнулся. Хотел запомнить каждую фразу, особенно перед трудным днём. Её слова немного отвлекали от мыслей, которые не давали ему покоя.

Всё дело в том, что неделю назад, проведя операцию по задержанию банды, удерживающей район в страхе, он столкнулся с человеком, которого не смог взять – Кузнецовым Дамиром Сергеевичем, по кличке Кузя. Авторитет местных бандитов. Непредсказуемый, опасный. И именно сегодня предстояла попытка его перехвата.

Демьян знал его местонахождение. Гараж на окраине города. Он сам нашёл его, проверил трижды. Но уверенности это ему не добавило. Кузя был из тех, кто всегда остаётся шаг впереди. И если он ждал их там – значит, всё было подготовлено заранее.

Он не знал тогда, что это был последний раз, когда они просто завтракали вместе. Без тревоги. Без вопросов, на которые нет ответа.

Глава 1

Демьяну было сорок пять, когда она сгорела прямо на его глазах.

Не буквально – хотя огонь внутри него не угасал. Он видел каждую секунду её мучений. Каждый взгляд, каждый стон, каждый шепот: «Демьян… прекрати это…» Она просила об одном – чтобы боль закончилась. Но время растянулось, как пытка на медленном огне, и он был бессилен. Месяц больничных коридоров, запаха лекарств и безнадёжности. Месяц, полный отчаяния и надежды, которая умирала день за днём.

После её смерти рухнуло всё.

Здоровье – словно забыло, что нужно служить ему верой и правдой. Карьера – ведь как можно сосредоточиться на расследованиях, если мысли разбегаются, как тараканы при свете? Спокойствие – о нём он теперь вспоминал с горькой усмешкой, будто это был сон, который давно кончился.

У них с Римой не было детей. Так бывает, когда любишь человека больше, чем тот может дать. Она не могла родить ему ребёнка, но Демьян и без детского топота был счастлив. Потому как ради неё он просыпался по утрам, ради неё проверял замки на дверях, ради неё жил аккуратно, осторожно, будто каждый день был подарен, а не прожит.

Он был хорошим следователем. Более того – одним из лучших. Всегда на шаг впереди, всегда предельно точен. Не потому что гнался за славой или повышением. А потому что понимал, как бы ни складывалась его работа, вечером его ждала та, кто мог заговорить с ним так, что мир становился мягче.

Рима преподавала литературу. Говорила о своих учениках с такой любовью, что казалось – они для неё как родные дети. Она никогда никого не осуждала. Не знала злобы. Её душа была настолько огромной, что казалось, может обнять весь мир и согреть своим теплом.

Именно её унесли пули, выпущенные из пистолета одного из самых жестоких головорезов города – по кличке Кузя.

В тот роковой день, соседи услышали крик и сразу позвонили Демьяну. Он приехал почти сразу. Первыми в квартиру вошел отряд быстрого реагирования. А следом зашел он сам.

Кузнецов всё ещё был там – в их квартире, будто никуда и не собирался уходить. Сидел на полу, прислонившись к стене. Пистолет лежал рядом. Не спрятан. Не выброшен. Просто оставлен.

Он даже не шевельнулся, когда его окружили. Лишь когда Демьян накрыл его своей тенью, Кузя поднял глаза – холодные, спокойные, будто ничего не произошло.

Никакого страха. Никакого сопротивления. Только пустота. Его не пришлось силой выводить. Он пошёл сам.

Все были в замешательстве.

От Кузнецова ждали всего: побега, угроз, попытки скрыться.

Но он сделал то, чего никто не ожидал. Сдался. И этим напугал больше, чем выстрелами.

Демьян помнил, как Кузя стоял перед судом без колебаний. Не дрожал. Не отводил глаз.

Он говорил тихо, но отчётливо:

«Ты был слишком хорош. Слишком близко подходил. Я не мог позволить тебе продолжать»

Это были первые слова убийцы, которые действительно задели его.

До этого он слышал только факты: восемь выстрелов. Восемь ран. Крайне тяжелое состояние.

Зал суда. То самое место, ради которого Демьян покинул больницу. Оставил её одну. На час. Может, на два. Точно уже не помнил.

Но когда вернулся, не отходил от её постели ни на минуту. Смотрел, как жизнь уходит из её глаз, как тепло сменяется холодом. Последнее слово, которое она прошептала, было: «Люблю». А перед этим – «Живи… в мире ещё столько прекрасного».

Сначала он ждал её во сне. Каждую ночь, закрывая глаза, надеялся, что любимая придет. Но её не было. Только беспросветная темнота. И тогда решил, что она обижена. Что где-то там, за гранью, не может простить его за то, что не защитил. И он был готов согласиться с этим. Потому что она имела право.

Вскоре пустые сны сменились бессонницей. Дёма часами листал её блокноты – те самые, куда она записывала всё, что считала важным: строки из книг, цитаты, сочинения учеников. Иногда просто слова, которые ей нравились. Читал их снова и снова, ища в каждом значении ключ к ней.

По инерции делал кофе – с чайной ложкой сливок и половиной сахара, как она любила. Но вкус стал горьким. Словно этот напиток больше не принадлежал ему.

Находил ее вещи, что крылись под тетрадями учеников и клал их на видное место. В надежде, что она сейчас появится и обрадуется находке, как раньше.

Солнце перестало греть. Всё стало серым. Лишь запах её духов в квартире ещё напоминал о ней – но даже этот аромат терял силу, превращаясь в воспоминание. Как будто и не было её вовсе.

И только тысячи осколков памяти всё ещё рвали его изнутри.

Каждый —глубже, острее, страшнее, чем предыдущий.

Каждый – о том, какой она была. И какой её больше нет.

Неделями Демьян искал себе оправдания. Пытался считать виноватым Кузю. Пытался убедить себя, что всё началось с него. Но сколько бы он ни цеплялся за эту мысль – она не держалась.

***

Первый раз он не вышел на работу после похорон. Никто не осудил – все знали, кто она была для него. Но когда прошла неделя… потом две… потом месяц… его молчание стало громче слов.

Квартира впитала запах одиночества.

Он не выбрасывал вещи Римы. Наоборот – раскладывал их вокруг себя. Будто так мог приблизить её присутствие.

Шарф на спинке кресла. Платок на комоде. Кружка с остатками кофе на столе. Он даже не мыл её. Смотрел на засохшие следы на фарфоре, как на святыню.

Демьян начал искать спасение в водке.

Заглушить в ней воспоминания, чувство вины, чувство потери. Но алкоголь не помогает горю – он лишь делал его ярче.

День перестал отличаться от ночи. Время растеклось, как река без берегов – в которой всё было одинаково тусклым и бессмысленным.

Само его существование превратилось в немое представление. Смена декораций: исчезали пустые бутылки, заполнялся холодильник едой. Дёму даже пытались включить обратно, как игрушку, у которой просто сели батарейки. Пытались говорить, обнимать. А он не знал, как реагировать, как сказать, объяснить, что теперь живёт внутри этой беспросветной темноты – как внутри дома, где нет входа и нет выхода.

Его начальник позвонил трижды.

Первый раз – с соболезнованиями.

Второй – с предложением отпуска.

Третий – с намёком, что пора решать.

Демьян не взял трубку ни разу.

Лишь когда пришло официальное письмо об увольнении, он долго смотрел на него осознавая, что потерял еще одну ниточку, связывающую его с этим миром.

Из полиции уходили и раньше – по болезни, по возрасту, по скандалам. Но еще никто не уходил по любви.

Чем дальше он проваливался в депрессию и «лечился» алкоголем, тем больше стал спать. И в какой-то момент стал видеть Риму. Не как воспоминание. Не то, чего он ждал – ласковую, добрую, с солнцем в глазах. А как кошмары. Она стояла вдалеке, в белом платье, и смотрела на него. На ней совсем не было эмоций. Ни злости, ни радости, ни обиды, ни сожалений. Просто взгляд. И каждый такой взгляд заставлял его проснуться, с ощущением, что провалился в пропасть.

Почему-то лишь после этого сна, чаще вспоминался телефонный звонок.

Где голос Римы был ясный и чуть игривый.

– Дёма, ты со мной? – смеялась она – Я говорю факультатив отменили, домой еду.

Но тогда перед ним лежало еще одно дело, которое погружало его в чью-то судьбу.

– Хорошо. Только будь осторожна, – бросил он быстро. Почти машинально.

Обрыв связи. Гудки. Тишина.

После этого разговора он предчувствовал, что-то пугающее. Сердце не вольно дрогнуло. Но был слишком занят работой, которая должна была защитить кого-то другого. И не защитила его семью.

Погода за окном становилась нестабильной. Мокрый снег сменялся дождём. А дождь – солнцем.

Ему хотелось, чтобы наконец выпал снег. Чтобы холод заткнул угрызения совести. И снова усевшись на пол у кровати, он обнял старого медвежонка, подаренного Риме одним из учеников на 8 марта.

И тогда, перед самым рассветом, приснился странный сон. Но уже не такой пугающий.

Он снова был дома. Но не в этом доме. В том, где пахло ещё ее духами и кофе. Там, где каждое утро было наполнено смыслом, улыбками, любовью и смехом.

Рима стояла перед ним в своем любимом голубом платье. Ни злым, ни добрым не было её лицо. Только взгляд, в котором вина или осуждение.

– Прости меня, – прошептал Демьян и слёзы скатились по его щеке. – Я так виноват перед тобой.

– Я не виню тебя, – мягким голосом произнесла Рима. – Мы не знали, что так выйдет.

Она говорила то, в чем столько времени сам себя пытался убедить Демьян. Но не мог. Впервые, не верил её словам.

– Я больше так не могу… Без тебя…

Она сделала шаг. Улыбнулась так, как раньше. В её глазах вновь отразился теплый огонёк. Потянулась губами к его щеке, но не прикоснулась. А лишь шепнула:

– «И вот однажды он пришел… Как снег мерцающий во тьме… И…»

Но продолжения не последовало. Проснулся. Слёзы оказались настоящими. А реальность по прежнему беспросветной.

***

Лишь когда снег улёгся тонким слоем, а деревья уже покрылись ледяной коркой и замерли в ожидании весны. Открылась дверь. Ему по-прежнему было всё равно, кто пришёл.

Но человек будто не хотел больше оставаться в стороне – взяв ситуацию под контроль.

– В Зорино поедешь – сказал он, грубо, как приказ.

Демьян поднял голову и увидел перед собой бывшего коллегу – Артура. Решительного, надёжного, того самого человека, с кем годами шёл вперёд, будто через огонь и воду. Сначала в армии, потом в работе. Тот, кто прикрывал его собой, когда видел, что напарник сворачивает на опасную, непредсказуемую дорогу.

– Куда? – переспросил Демьян, не ожидая такого поворота.

– Зорино. В ДПС. Работа простая. Никто тебя не тронет. Только дорога да погода. Там ты сможешь начать… хотя бы просыпаться по утрам.

Демьян ничего не ответил. Понимал, что если Артур все решил, то это железно и решения он не изменит. И не даст даже времени подумать.

– Сумка где? – спросил Артур, осматривая комнату. Но поняв, что ответа не будет, отмахнулся.

Вещи собраны. Без участия Демьяна.

Вечером они вышли. Багажник машины закрылся первым. Потом дверца пассажира. Машина завелась и выехала.

Если Артур верил, что смена обстановки поможет, то Демьян – нет. Он давно перестал верить во что-либо. В том числе – в спасение.

Глава 2

Когда Артур привёз Демьяна в Зорино, город уже спал. Даже фонари не горели. Лишь свет фар указывал дорогу сквозь молчаливую зиму.

Они остановились у местного отдела ГИБДД. Артур долго сидел в машине и наблюдал, как его друг безмолвно смотрит в одну точку – не двигается, не моргает, не говорит, казалось, будто душа покинула его тело. Только автоматическое движение грудной клетки напоминало, что он ещё жив.

Артур положил ладонь ему на плечо и аккуратно встряхнул. Демьян даже не дёрнулся.

– Марат, мой друг, – тихо начал Артур. – Я попросил его взять тебя под опеку.

Тот не ответил. Не шевельнулся. Как будто эти слова вообще не предназначались ему.

Артур вздохнул. Он знал, что Демьян не сломлен полностью – просто приостановился. Казалось выключился из мира, чтобы не чувствовать боли. Но кто-то должен был вернуть его обратно. И он надеялся, что этим кем-то станет Марат.

– Пошли, – сказал Артур, отпустив руку. Он вышел из машины, оставив дверь открытой.

Демьян медленно повернул голову, но остался на месте. Артур всё понимал. Не стал торопить. Просто направился к главному входу.

Ждать долго не пришлось. Через пару минут дверь со стороны Демьяна открылась, и кто-то сильными руками вырвал его из машины, будто он был не человеком, а мешком.

Мужик, который держал его за рукав куртки, казался огромным. Не столько ростом, сколько плотностью. Его лицо было словно высечено из камня, взгляд потухший.

– С этим мне работать? – коротко бросил он.

– Марат – Демьян, – представил их Артур.

Марат осмотрел нового напарника с ног до головы. Перед ним стоял не боец, не новичок, готовый учиться, а человек, потерявший связь с реальностью. Такие либо восстанавливаются… либо проваливаются окончательно.

– Он нормальный, – сказал Артур.

Марат не ответил. Внутри него проснулось раздражение. Ему нужен был партнёр, способный держать темп, а не тренировочный манекен, которого нужно тянуть за собой.

– Нужен порядок. И дисциплина. Если он не справится – уходит. Без вопросов.

С этими словами Марат без лишних усилий потащил Демьяна к крыльцу.

Артур смотрел им вслед, стиснув зубы. Он надеялся, что Марат – тот самый человек, который сможет вернуть Демьяна в жизнь.

– Это начало пути, – наконец произнёс он, провожая их взглядом.

С этого момента я больше не веду его за руку. Думаю, Демьян готов рассказать свою историю сам.

*** Из дневника Демьяна

"15 января 2025"

Утро в Зорино начиналось одинаково для всех.

Кто-то просыпался под трели будильника, кто-то – под гул голосов из коридора, а кто-то – вообще без сна. Николай Петрович каждое утро вставал ровно в 5:07 – ни минутой раньше, ни позже – и трижды заходил на кухню, чтобы убедиться, что поставил чайник. Точно в 6:12 соседка сверху громко напевала одну и ту же мелодию. А в доме напротив старушка Савельева вывешивала флаг – не государства, не праздника, а просто цветную тряпку. Цвет зависел от её настроения. Или, может, от погоды.

Здесь всё было расписано, учтено, проверено. У каждого – свой порядок. Своё правило. Свой ритуал.

Каждый день, напротяжении месяца. В одно и то же время. Напарник будил меня. Гнал меня в спортзал, на пробежку, следил за питанием и режимом дня.

Марат был одержим порядком.

Не просто любил расписание – жил по нему, как по нотам. Каждое движение, каждая минута должна была быть учтена, проверена, использована. Он не терпел опозданий. Не прощал расслабленности. И точно не позволял мне сбавлять темп – даже когда сил не оставалось вообще.

Когда я падал от усталости, он говорил: «Ещё круг. Ещё подход».

Когда я просил воды, он бросал: «Сначала дыхание выровняй».

А на посту стоял рядом, молча следил за моими глазами – куда я смотрю, кого замечаю, а кого пропускаю.

Но сколько бы я ни наблюдал – придраться не к чему. Какой-то город идеальных людей. Иначе не назовёшь. Но хуже всего было не то, что Марат слишком назойлив, или что Зорино безупречный, а то, что особо развеяться здесь было негде.

Городок на пятьдесят тысяч человек. Из досуга – библиотека, спортиковый зал, стадион, небольшой сквер и пара универсамов. Работа найдется всегда: два детских сада, две школы, одна больница при поликлинике и завод по производству кондитерских изделий. Но других развлечений тут не водилось.

Был бы здесь хотя бы бар – но нет. Зато есть клуб: по субботам там проходят танцы, по воскресеньям – семейные соревнования.

Наверное, кто бы увидел это место, назвал бы глушью. Я так же думаю об этом весь месяц.

***

– Сколько можно сидеть? – раздался бас за спиной. – Завтрак через десять. Выезд через двадцать.

Марат не сбавлял оборотов. Он всегда двигался уверенно, как человек, который знает, чего хочет.

Я ничего ему не ответил, лишь отложил ручку.

Он подошёл ближе, облокотился рукой на стол и пристально посмотрел на меня.

– Проверка. Пил?

– Нет, – спокойно ответил я и, чуть наклонившись, выдохнул, чтобы он убедился.

– Я не люблю повторяться.

Я медленно встал, будто восставая под его давлением.

Марат был неплохим человеком, но чересчур дотошным. Казалось, он любил контролировать всех и вся. Проживание с ним в соседних комнатах общежития угнетало не меньше, чем его постоянное присутствие на работе.

– Я не пил, – отрезал я. – Уже неделю как.

– Не пил потому, что тебе перестали продавать. Лимит вышел, – фыркнул Марат. – Так что не надо делать вид, будто ты тут борец за трезвость.

– Тем не менее, я не пил.

– Но будь возможность – напился бы до свинства. Пока ты сам не откажешься, я буду проверять каждый час. Понял?

– Марат… – процедил я сквозь зубы.

– Демьян, быстро на завтрак. Хватит сопли жевать.

С этими словами Марат вышел из комнаты. Взяв сумку, я направился следом за ним.

День обещал быть таким же, как всегда: без происшествий, штрафов. Поэтому я особо не торопился, в отличии от напарника, который готов все бросить, потащить меня в машину и ехать занимать позицию в городе.

– Какой смысл в этом? – спросил я, закрывая пассажирскую дверь. – Мы ездим уже месяц, и никто не нарушает ничего.

– А ты в следователях работал ради чего? – хмыкнул Марат, заводя двигатель. – Чтобы чувствовать себя героем?

– Ради защиты невинных, – твёрдо сказал я, но голос дрогнул.

– То есть не ради того, чтобы ловить преступников? А ради предотвращения?

– А разница есть? – удивился я. – Ловлю преступника – предотвращаю преступление, спасаю человека.

– Ты мог ловить их годами, десятками лет. Но делал это быстро. Значит, твой интерес был не в поимке, а в том, чтобы остановить зло до того, как оно случится.

Он помолчал, а затем продолжил:

– Так здесь ведь то же самое. Ты едешь каждое утро стоять на посту не ради того, чтобы кого-то поймать, а ради того, чтобы предотвратить ДТП, – Марат сделал паузу, словно давая мне время осознать его слова. – Чтобы человек, у которого внезапно сломается машина или который окажется в беде, мог рассчитывать на тебя.

Я не стал отвечать. Смотрел на дорогу и думал о том, что Марат, сам того не понимая, задел что-то важное. Работа никогда не была для меня просто способом заработать денег или выполнить обязанности. Она всегда была чем-то большим. Укрытием. Спасением. Потому что, когда ты занят, тебе не нужно разбираться с тем, что творится внутри. Ты можешь просто делать. И это "просто делать" становится щитом, который отгораживает тебя от боли, вопросов, воспоминаний.

Когда я был следователем, всё казалось проще. Я думал, что работаю ради справедливости. Ловил преступников, спасал жизни… Но сейчас понимаю: может быть, я работал не только ради них. Может быть, я работал ради себя. Чтобы чувствовать себя живым, нужным, значимым. Чтобы не думать о том, что могло бы случиться, если бы я остановился. Или, может, я работал ради Римы? Хотел защитить её от грубой реальности, которая окружала нас снаружи. Хотел хотя бы немного отодвинуть жестокость мира, чтобы зло не коснулось её.

А теперь? Теперь я стою на посту, наблюдаю за машинами, которые даже не нарушают правил, и начинаю осознавать: это тоже укрытие. Только другого рода. Здесь нет погонь, нет раскрытых дел, нет азарта от почти пойманной истины. Здесь есть только рутина. И эта рутина давит, потому что она обнажает то, от чего я бежал все эти месяцы.

Для Марата я просто напарник, которого нужно контролировать. Которому нельзя доверять до конца. И возможно, он прав. Возможно, именно это – его постоянное присутствие, его требования – и есть то, что пока удерживает меня на плаву. Без него я бы уже давно провалился в ту тьму, которая так и норовит затянуть меня обратно.

Но это ведь не нормально, да? Прятаться за работой. Заменять жизнь обязанностями. Позволять кому-то другому быть твоей опорой, вместо того чтобы найти её самому.

Иногда ловлю себя на мысли: а что, если всё это – работа, правила, даже Марат – лишь способ оттянуть момент встречи с самим собой? Что, если я боюсь того, что увижу, когда наконец останусь один? Когда не будет ни форменного мундира, ни сигнала рации, ни голоса напарника за спиной.

Тогда что же остаётся?

Возможно, ответ кроется не в работе. Не в результатах. А в тех людях, которые рядом. В тех, кто готов протянуть руку, даже когда ты уже ничего не можешь дать взамен. Но я пока не готов признать это.