Разводись. Теперь ты моя

Лера

Утром меня будит что-то мокрое. Наверное, Алексей не может дождаться завтрака и, не вытерев руки, пытается меня разбудить.

Такая мысль на долю секунды разрезает моё сознание, но реальность оказывается другой. В реальности мне в плечо тычется мокрый собачий нос, а мой муж спит с другой.

Точно… вспоминаю я. Я ведь даже не дома.

Бас, фыркнув, виляет хвостом, вероятно ожидая, что я его покормлю или выгуляю, но его ждет разочарование. Мягко отодвинув лохматую морду, тихо встаю, чтобы не разбудить спящего на полу Максима. Несмотря на то, что спит он на одеяле, которое выудил откуда-то из закромов, кажется, сон у него крепкий.

И не только сон…

Щеки обжигает теплом, когда я замечаю, как из-под простыни возвышается его утренняя эрекция.

Мгновенно отвожу взгляд, ненарочно при этом скользнув по покрытой темной порослью волос груди. Внутри вспыхивает жар, а разум торопливо ищет, куда бы сбежать от увиденного.

От стыда прикладываю к щекам ладони и не знаю, куда деть взгляд. Чтобы не опускаться до разглядывания спящего соседа, встаю с кровати и осторожно иду в коридор.

Сколько времени хоть?

Из-за того, что мой телефон остался в квартире, я понятия не имею, который сейчас час.

Интересно, Леша вернулся ночью домой или остался у своей пассии?

Решив, что правильнее будет проверить, чем терзаться догадками, открываю дверь.

Бас тут же оказывается рядом и норовит выскочить вперед меня.

– Эээ, нет, парень, – говорю шепотом, ловя его за ошейник. – Тебе еще рано. Дождись, пока проснется Максим, ладно?

Кое-как оттащив его нелегкую тушку от двери, проскальзываю в коридор.

Надеюсь, баба Люда еще спит. А то боюсь, её сердце не выдержит такого количества сплетен.

Быстро подсочив к своей двери, вжимаю палец в кнопку звонка.

Будь дома, Алексей. Будь дома, черт тебя раздери.

Секунды длятся как вечность. Потому что я босая, всё в той же мужской футболке. И если кто-то из соседей решит пойти пешком, паранжу мне нужно будет надевать уже не только перед старушками.

Щелчок дверного замка заставляет меня едва ли не подпрыгнуть на месте. Это наш.

Догадку мою подтверждает Алексей.

Муж рывком открывает дверь, заспанный, всклокоченный, но взгляд при этом очень ясный и рассерженный.

– Ты где была?

Юркнув в квартиру, проскальзываю мимо него и только теперь могу выдохнуть. Я в безопасности.

– Хочу спросить у тебя то же самое, – встречаюсь с ним глазами.

– Я тебя искал, дура, – гремит мне в лицо Леша.

Его глаза мечутся по мне, будто пытаются высмотреть каждую деталь. И они её находят. Чужую мужскую футболку.

– Это что? – схватив меня за край, резко отдергивает её в сторону, рассматривая крой. – Я не понял, это мужская?

– Молодец, внимательный, – вырываю из его захвата ткань и отхожу подальше.

Ощущение разбитости снова захватывает меня в свой плен и заставляет чувствовать слишком уязвимой. Как будто кокон, в котором я жила и была счастлива, разбился, и я теперь открытая рана. Хотя, почему как будто? Так и случилось.

– Ты что, у мужика была? – несется мне в след автоматной дробью. – Я, значит, как придурок, хожу по городу, ищу её, а она ночевала у какого-то мудилы?

Оказавшись в кухне, оборачиваюсь.

– Во-первых, не мудилы. А во-вторых, не нужно было меня выгонять в подъезд, чтобы потом метаться по городу в поисках. Я пыталась вернуться домой. Но тебя не было.

– И ты решила, что лучший выход – это погреться в чужой постели? – Леша встаёт напротив, шаг за шагом сужая дистанцию.

Злой, как чёрт. Ноздри вздрагивают, желваки бугрятся.

Вот только он не имеет права на эту злость. Ни малейшего.

Он бессовестный подлец, из-за которого моя жизнь со вчерашнего дня потерпела крушение. И не только моя. Жизнь нашего сына тоже.

– В отличие от тебя, я по чужим постелям не бегаю, – говорю жестко. – Или ты предпочел бы, чтобы я сидела под дверью всю ночь и ждала, пока ты решишь, что меня можно впустить?

– И сидела бы! – взрывается он. – Если бы была нормальная жена – сидела бы! Я вообще не понимаю, куда ты пошла?! У тебя что, кто-то есть? Вы трахаетесь?

От шквала шокирующих вопросов я отшатываюсь.

Хочется закрыть уши руками, чтобы не слышать этих отвратительных предположений.

– Знаешь, обвиняют обычно те, кто сам виноват. Не нужно на меня вымещать злость за твой же поступок.

– Лера, ты мать! У нас сын, вообще-то. Ты подумала как на него будут смотреть, если кто-то узнает, что ты с кем-то спуталась?

Его ярость крепчает, как мороз в феврале. С каждым словом Алексей словно все сильнее убеждает себя в том, что плохая именно я.

– Ну нет, – мотаю головой, – не перекладывай с больной головы на здоровую. Не нужно мне говорить о том, как себя будет чувствовать Саша. Твоими молитвами ему теперь придется мириться с новой реальностью.

– В которой его мать шлюха, не ночевавшая дома? – выплевывает он мне в лицо.

Обида на него выливается в то, что я со всей силы заряжаю ему по щеке. Ладонь обжигает сотнями мелких иголок, голова Алексея дергается в сторону.

Но мне все равно, что ему больно. Пусть даже и не сильно, потому что по сравнению с его силой, моя ничтожна мала.

Слёзы выступают на глазах, затуманивая зрение. Я ощущаю себя крошечной и беспомощной перед нависающим надо мной мужчиной, который должен был быть мне опорой и защитой. Которого я любила, и с которым видела остаток своей жизни.

Мы оба тяжело дышим, испепеляя друг друга взглядами. Желание накричать на него такое сильное, что я еле справляюсь. Вот только понимание, что это бессмысленно сильнее. Он все равно не услышит.

– Тебе должно быть стыдно, – произношу вместо этого очень тихо. – Стыдно за то, как ты поступил со своей семьей. Как ты поступил со мной, вышвырнув меня в подъезд в одном белье. Стыдно за то, что чужой человек посчитал меня настолько жалкой, что по-человечески приютил у себя. А сейчас, после того, что мне пришлось чувствовать себя бездомной, ты еще позволяешь себе эти мерзкие обвинения в мой адрес, – по моим щекам таки стекают предательские слезы, – Я не знаю тебя такого, Леша. И не хочу знать. Ты больше не тот человек, за которого я вышла замуж и которого полюбила всем сердцем.

На то, чтобы сказать эти слова у меня уходят все силы. Из меня их будто высосали вакуумом, оставив пустой.

Губы Леши складываются в тонкую линию, на лице мелькает сомнение.

Я обхожу его, чтобы уйти в ванную. К ступням прилипла мелкая грязь от пыли в подъезде и единственное, чего мне хочется – это встать под горячую воду и смыть её. Её, и ту, что кажется облепила меня со всех сторон. Грязь, которую принес в дом мой муж.

– Лера, – сильные пальцы смыкаются на моем локте, когда я прохожу мимо. – Ладно, извини. Я вспылил. Но это потому, что не мог найти тебя. Боялся, чтобы ты ничего не сделала с собой.

Я вскидываю на него удивленный взгляд.

– Из-за тебя? Леша, мне не шестнадцать. У меня есть сын и ответственность. Бросаться с моста из-за человека, который меня предал, я не стала бы, как бы больно мне не было. Ты этого не заслуживаешь.

Он криво усмехается.

– А говоришь, что любишь…

– По-твоему любовь – это отсутствие критического ума? То есть если бы я тебе изменила, ты бы выбросился из окна?

– А ты мне изменила? – смотрит на меня исподлобья.

Я устало выдыхаю.

– Отпусти меня. Мне нужно в душ.

– Ты не ответила.

– А ты сам догадайся. Ты же знаешь меня много лет, Авдеев.

Потянув на себя руку, освобождаюсь из его цепкого захвата.

– Выйдешь и мы поговорим, – несётся мне настойчиво вслед. – Я жду тебя, Лера!

Глава 9

Лера

Жди, сколько вздумается.

Ради тебя я больше не собираюсь торопиться, как это делала всегда. Утром вставала раньше, чтобы приготовить завтрак, вечером спешила домой, игнорируя встречи, на которые меня звали коллеги. Потому что Леше нужен свежий ужин. Те блюда, что стоят два дня он не ест.

Так приучила его моя свекровь. Она всегда готовит три раза в день, и тому же научилась у неё я. Сама. Меня намеренно не заставляли. Просто я решила, что раз Алексей так любит, то я буду стараться для него.

Глупая такая, Боже.

Светлана, моя подруга и по совместительству коллега в школе, учитель биологии, всегда негодовала, мол, мне нечего делать, как проводить столько времени у плиты. Она дескать готовит дочери суп один раз на три дня, и никто не жалуется. Вечером они заказывают ужин, или обходятся пельменями в крайнем случае. Но обязаловки торчать у плиты у неё нет.

Теперь я прекрасно понимаю почему. Моих стараний так или иначе не оценили. Зря говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Бред это. Он лежит через всем известный орган. И находится он сильно ниже желудка.

Подставив лицо под горячие струи воды, позволяю им ударяться о кожу и стекать по шее.

В голову лезут нелицеприятные картинки того, как мой супруг пользуется этим самым органом с другой женщиной. Я не хочу этого представлять, и тряхнув головой, пытаюсь вытрясти отвратные картинки из головы, но они как будто напрочь прибились гвоздями и застряли, поставив мне эти мазохистские кадры на повтор.

Надо признать, Алексей хороший любовник. В начале наших отношений между нами горел такой огонь, что я боялась быть сожженной его страстью. Он был моим первым и единственным мужчиной. И мне казалось, что этот огонь никогда не потухнет. Но рутина сделала свое дело. Секс превратился в быстрый, скупой и без эмоциональный. Часто вообще тихий, чтобы не разбудить Сашу. Он с рождения спит чутко и любой шум может потревожить его сон.

Бывало я отдавала сына родителям, чтобы провести вместе вечер и ночь, но либо так складывались обстоятельства, что Леша уставал, либо он просто перестал меня хотеть. Нашел себе Зару, не обремененную ребенком и домашними хлопотами, и стал отводить душу с ней.

Поморщившись, наливаю на мочалку гель и остервенело втираю его в кожу. Мне грязно. Мне противно. Понимание того, что муж приходил домой после встреч с ней, вел себя, как ни в чем не бывало, вызывают омерзение.

Натерев кожу до красноты, оборачиваюсь халатом и выхожу из ванной комнаты.

Желание не увидеть мужа дома очень велико, но увы. Мои желания сбываются редко. Алексей сидит на кровати в нашей спальне, сложив руки на широко расставленных коленях.

Когда я вхожу, поднимает голову и устремляет в меня тяжелый взгляд.

– Расскажешь? – спрашивает, наблюдая за тем, как я подхожу к шкафу и достаю оттуда свои домашние штаны и футболку.

– Что именно?

– У кого ночевала?

Хочется фыркнуть, честное слово.

– Это не имеет значения.

– Имеет, – чуть проседает его голос.

– Нет, не имеет, – отрезаю категорично.

Разворачиваюсь, подхожу к постели и став к мужу спиной, сбрасываю с себя халат.

– Для меня больше не имеет значения ничего, что связано с тобой. А соответственно, для тебя не играет роли то, как живу я.

Пока переодеваюсь чувствую, как спину распиливает внимательный взгляд. Мы женщины чувствуем всегда удивительно тонко, когда дело касается того, что на нас смотрят. Чувствуем даже на расстоянии, что уж говорить о жалком метре.

Алексей выжигает мои лопатки, позвоночник, опускается взглядом к ягодицам, которые я быстро прячу под тканью брюк, а сверху накидываю футболку.

Оборачиваюсь, убеждаясь, что и в этот раз не ошиблась. Ловлю его взгляд с поличным. Муж не отворачивается. Ждет, пока я сяду на стул перед туалетным столом.

– Лера, если ты будешь так себя вести, нам будет сложно жить дальше.

Мне кажется, что я ослышалась.

– Я себя как—то не так веду? – удивлено вскидываю бровь.

– Я виноват, признаю. Но твои недомолвки мне не нравятся. Предлагаю больше к ним не прибегать. И вообще договориться на будущее.

Леша встает и садится на край кровати так, чтобы быть передо мной.

Он старается выглядеть спокойным, но его глаза его выдают. В них нетерпимость и раздражение. Скорее всего из—за иого, что я не рассказываю с кем провела ночь. Леша не любит, когда что—то идет не по его. Он любит все контролировать, а тут надо же. Пункт без заполненной галочки.

– О чем договориться?

– Я – расстаюсь с Зарой. А ты – даешь мне второй шанс. Мы живем нашей семьей, как жили раньше. Только с некоторыми поправками.

– И какими же?

– Чтобы сохранить семью жена с мужем должны идти на компромиссы. Перестань мне все время ныть о том, как Сашка не спал всю ночь, или о том, что ему трудно адаптироваться в новой группе. Все эти его детские проблемы меня не касаются. Он пацан. Перерастет, – в груди больно стягивает от брошенных слов, – и про работу свою тоже мне трындеть не надо. Я не свободные уши, я твой муж. Я хочу слышать только о тебе или о нас.

– О том, какой ты молодец, что бросил любовницу? – язвлю я.

– Не передергивай, Лера. Ты поняла, о чем я. Мне на работе шлака хватает. Хочу прийти домой и не тянуть на плечах еще и то, что вываливаешь на меня ты.

Стискиваю зубы от новой порции обиды. Я думала, что все свои эмоции смыла в ванне, но нет, Алексею удается вызвать меня на новые.

– Ну свою порцию уступок я услышала. – произношу холодно, – А на какой компромисс пойдешь ты?

Прямо интересно услышать.

– Я перестану задерживаться на работе. На выходных буду возить тебя в парк или ресторан.

Он замолкает, а я многозначительно смотрю на него.

– А дальше? Или это все?

– Ну и конечно регулярный секс, – выдает как само собой разумеющееся. – Как раньше. Когда ты кончала по несколько раз за ночь, помнишь?

В голосе проскакивает горделивость, словно это единственное, о чем может мечтать женщина.

– Спасибо, конечно, но от тебя мне нужны не только фрикции туда обратно, а и помощь по дому, помощь с ТВОИМ сыном.

– Я и помогаю, когда вожу его на футбол. Когда мы смотрим с ним по телеку фильмы. Разве ты не отдыхаешь в этот момент?

– А ты? Время с сыном для тебя не отдых?

Леша устало сжимает переносицу.

– Лера, не перекраивай мои слова. Сашку я люблю. Но лишняя информация и твоя тревожность о нем меня раздражают.

– То есть, мне держать ее в себе, а с тобой вести себя как заведенная кукла? Всегда с улыбкой и желательно в позе на коленях?

– Чтобы я тебя хотел? Да.

– Обойдешься, – резко встаю, взведенная до крайности этим разговором. – мне больше не нужно, чтобы ты меня хотел. И компромиссы твои тоже не нужны. – в венах клокочет злость. – Семья – это не только счастье и секс. Семья – это трудности, совместные переживания, время вместе. Тебе же хочется, чтобы все было просто, но так не бывает. Иди к своей Заре, Леша. А нас с Сашей оставь в покое.

Муж тяжело и медленно выдыхает. Встает, тут же возвышаясь надо мной горой.

– Обойдешься ты, Авдеева. Я знаю, что тебе нужно время все переварить. Переваривай. Но уходить я никуда не собираюсь.

Обесценив мои слова тем, что предпочел их не услышать, разворачивается и выходит из комнаты.

Глава 10

Максим

– Ну что ты делаешь, Ольга Евгеньевна?

С претензией смотрю на то, как социальный работник скармливает наглой лохматой роже бутерброд с колбасой.

– Балую твоего пса, – улыбается она, адресуя флирт явно не Басу. – Такое ощущение, что ты его не кормишь. Он всегда голодный, когда бы вы не приехали.

– Он не голодный, он просто любит пожрать.

– А мне не сложно его накормить, – молодая женщина, в обтягивающей юбке и пиджаке, пуговицы которого норовят разлететься в разные стороны от силы натяжения в области груди, выпрямляется, встречаясь со мной призывным взглядом. – И тебя, кстати, тоже, Макс.

– Я помню. Утка, киноа.

В тот единственный вечер, что мы провели вместе она меня кормила именно ими. Было вкусно. Секс в качестве десерта тоже вышел очень неплох. Но повторять у меня желания не возникает.

– Я по—твоему совсем не дружу с фантазией? – чересчур громко смеется женщина, игриво пробегаясь длинным ногтем по моей груди. – Уткой и киноа я не ограничиваюсь. Готова выполнить любые твои пожелания.

Звучит неоднозначно. Я понимаю намеки, но иногда прикидываюсь туго соображающим.

– Я временно на диете, Оля Евгеньевна, – негрубо убираю её руку. – И в отличии от пса умею контролировать свой голод.

Бас коротко лает и куда—то срывается, очень вовремя заканчивая ненужный диалог.

– Мы пошли, – вскидываю руку, – увидимся.

– Мхм. Если что, мой номер у тебя есть, – прилетает мне вслед огорченно.

Направляюсь прямо по коридору, пытаясь понять куда унеслось чудовище. Обычно он смирный и не убегает без команды.

А тут сорвался, будто сахарную косточку учуял.

– Бас, – зову его громко.

Сворачиваю за угол и натыкаюсь на мохнатую задницу, крутящуюся около стройных женских ног. Ног, которые я имел возможность рассмотреть с близи буквально позовчера.

Так вот ты какая, сахарная косточка…

– Ой, – гладит его суетливо по голове Лера. – А ты здесь откуда?

Я хмыкаю, останавливаясь рядом. Сегодня соседка в своем привычном образе. Классические черные брюки, и приталенная бирюзовая кофточка с длинным рукавом, подчеркивавшая ее хрупкую фигуру. Фигуру, которую я ожидал обнаружить на своем диване по пробуждению, но не фартануло.

– Он—то здесь часто бывает, – произношу, встречаясь с голубыми взволнованными глазами, – другой вопрос что здесь делаешь ты?

Соседка растерянно моргает.

– Здравствуй, Максим.

– Здравствуй, – обвожу взглядом бледное лицо.

Пшеничные волосы собраны в хвост на затылке, на шее тревожно пульсирует венка.

В ушах крошечные сережки гвоздики, визуально делающие ее младше своего возраста.

Почему я подмечаю эти детали? Черт его знает. Взгляд как—то сам выхватывает.

– Ох, я бы и не хотела здесь оказаться, но… – Обводит рукой двух парней, развалившихся на стульях. – Вот…

– А это у нас? – вопросительно смотрю на нее.

– А это мои ученики. – Вздыхает Лера. – Они отчего—то решили, что могут себе позволить портить чужое имущество. Взяли и расписали краской чью—то машину.

– Да? – всматриваюсь в хмурых беспредельщиков. – А что, уже заработали на компенсацию? Или у родителей будете занимать?

– Ничего мы компенсировать не будем, – бурчит один из них, лапоухий, – Этот урод уже задолбал свою калымагу ставить на единственное место для инвалидов во дворе.

– Так, а можно подробнее?

– Мы уже все рассказали, – бросает второй. – Нас не имеют права задерживать. Мы несовершеннолетние. Пусть лучше этого вон задержат. – мотает подбородком куда—то в сторону, – Козел.

– Петя, – шикает на него Лера, и оборачивается на подошедшего к нам мужика.

Пострадавший, догадываюсь я. В фирменном пальто и ботинках как говорит наш капитан «из крокодильей рожи». Они конечно, не из кожи пресмыкающегося, но стоимость примерно такая же.

– Ну что, шпана, не дозвонились до своих родителей? – «пострадавший» оглядывает их с брезгливостью.

– Не надо так с ними говорить, – встает перед парнями Лера, закрывая их своей не слишком внушительной фигурой. – Это дети.

– А ты не лезь, училка. Тебя позвали только потому что эти отморозки вместо уроков мои машину пописали.

– Если бы вы свою машину ставили в положенном месте, они бы ее и не трогали. Нужна она им больно.

– Нужна, – рявкает напыщенный урод, – поэтому и пописали, что нужна. Это же банальная зависть. И не надо тут местами для инвалидов прикрываться. Сами на такую заработать никогда не смогут, вот и портят имущество другим.

– Да как вам не стыдно? – покрывается пятнами ярая защитница малолетних «преступников». – Место по закону принадлежит человеку с ограниченными способностями.

– Ой, не лечи меня, а. Этих ограниченных пол города, и что теперь?

Лера в шоке открывает рот, выглядя настолько уязвленной, словно он обидел ее лично. Глаза наливаются кровью, пальцы складываются в кулачки.

На всякий случай отодвигаю ее подальше, а этому дефективному киваю на двери открытого рядом кабинета.

– А ну—ка ограниченный, иди сюда.

– Это ты мне, мент? – таращится на меня он.

– А ты здесь еще видишь ограниченных?

– Ты охренел?

– Пока еще нет. Но могу, если ты сейчас же не зайдешь сюда, – последние слова цежу сквозь зубы, потому что ненавижу, когда пытаются петушиться на глазах детей и женщин.

Перед ними всегда проще казаться сильным.

Дефективный обводит злобным взглядом Леру с пацанами и с важным видом проходит мимо меня.

Закрываю за ним дверь.

Не дожидаясь приглашения, мужик падает на стул и нервно стучит пальцами по столу.

– Ты как со мной разговариваешь?

Дожидается пока я встану рядом.

Складываю руки на груди и с интересом рассматриваю смазливую физиономию.

– Чем тебя так жизнь обидела? – Озвучиваю вопрос, который крутится на языке.

– Не понял, – обтекает он.

– Что непонятного? Бабки есть. Внешность вроде тоже. А ты ведешь себя как уёбок.

– Что? – вскочив, пыжится, но я толкаю его обратно.

– Что слышал. Или ты инвалид? Внешне не видно, конечно, но кто знает, – с намёком опускаю взгляд ему на брюки.

Нет, ну а что? Может поэтому он в жизни такой ущербный, что там похвастаться нечем.

– Никакой я не инвалид!

– Да? Тогда зачем тачку свою на место для инвалидов ставишь?

– Потому что других нет, – разводит руками, – мне где ее по вашему? На крышу дома ставить?

– Покупать не надо было, если не можешь найти где примостить.

– Слушай, мент…

– Еще раз назовешь меня ментом, придется не только машину перекрашивать, а и фейс твой рехтовать.

Дефективный захлопывает рот и смотрит на меня исподлобья.

– Значит так. Забираешь своё заявление и отчаливаешь восвояси. К детям у тебя претензий нет.

– Ага, конечно, уже прямо сейчас, – фыркает, но я щелкаю перед его лицом пальцами, потому что говорить еще не закончил, а когда меня перебивает просто терпеть не могу.

– Если же решишь стянуть с них деньги, разговаривать будем иначе. Поднимем видеозаписи в городе и найдем столько подтверждений тому, что ты инвалид, который паркуется на своем законном месте, что за лечение не расплатишься. А точнее за штрафы. Я правильно говорю? Поправь, если не угадал.

По тому, как со смазливой рожи стекает краска, понимаю, что угадал. И если покапаться, штрафы ему можно будет выписать не только за парковку в неположенном месте.

– А автомобилю своему найди другое место. Чтобы больше никому не хотелось добавить ему лоска.

«Пострадавший» возмущенно вздергивает подбородок, но молчит.

Что ж, считаю, что мы договорились.

Глава 11

Максим

Подхожу к двери и открываю её, пропуская вперед дефективного. Он с недовольным видом пролетает мимо опешившей Леры.

– Что такое? – соседка во все глаза смотрит на меня. – Всё плохо, да?

– Для него – да. Придется потратиться на покраску.

– А для нас?

Усмехаюсь тому, как она проблемы несовершеннолетних беспредельщиков взяла на себя.

– А для вас будут в следующий раз. – перевожу взгляд на затаившихся пацанов. – Еще раз узнаю, дам по рукам. Сильно. И посажу на сутки, чтобы почувствовали привкус обезьянника.

Те хмыкают, переглядываясь, а потом лыбятся.

– А нам больше и не надо. Лишь бы этот урод свалил.

– Ага. Наш батя из—за него должен парковаться у чёрта на куличках. А он без ноги. И так тяжело передвигается, а из—за этого мудака каждый вечер лишнюю сотню метров проходит.

– Мальчики, – шикает на них Лера.

– Извините, Валерия Сергеевна, но его иначе не назовешь.

– Мы больше не будем.

– Конечно, не будете. – строго смотрит на них, – Завтра останетесь помогать мне с подготовкой к мероприятию.

– Да без проблем вообще, – лыбятся они еще шире. – Так мы что, можем идти?

– Можете, – отвечаю я.

– Ес! – дают друг другу пять и направляются к выходу.

Мы с соседкой идем следом.

– Спасибо тебе, Максим, – Лера тепло касается моего запястья, но спохватившись, прячет руку в карман пиджака. – Не знаю, что ты сказал тому мужчине, но вероятно что—то очень весомое, потому что он был настроен серьезно.

– Ничего такого я не сказал. Просто напомнил, что в эту игру можно играть вдвоём.

– Какую игру?

– Преступление и наказание.

– Это да. Как часто бывает – своих грехов люди не видят, а вот других за них готовы наказать.

Ветер бросает Лере в лицо хвост её длинных волос, когда мы выходим на улицу. Она слегка неуклюже убирает его и с благодарностью поднимает на меня взгляд.

– Ну… мы тогда пойдём.

А мне так не хочется отпускать её сейчас. Да и время у меня вроде как есть свободное.

Оборачиваюсь на пацанов, что топчутся рядом.

– Давайте что ли подкину вас.

– Ой, не нужно. – отмахивается соседка, – Школа здесь за поворотом. Сами дойдут.