Верона 2

Оказавшись на окраине города, у автовокзала, Дин внимательно осмотрелся. Пока никого. Кто знает, может, кто-то и сидит в самом здании и смотрит прямо на него сейчас из темного окна… Дин вдохнул и поправил лямки рюкзака. Они больно впивались в плечи – неудобная конструкция, но что ж теперь сделаешь.

Сразу за зданием автовокзала находился большой пустырь. За пустырем начиналась гряда скал, которые шли на некотором удалении от шоссе. Опасно идти по открытому пустырю – но иного варианта Дин не видел. Ему все равно нужно в направлении шахты, а по дороге передвигаться никак нельзя. Его остановят или застрелят. Вот чем все кончится. Еще раз вздохнув и оглядевшись, Дин ступил на сухую землю и быстро зашагал в сторону скал. Солнце распалялось. Пришлось надеть кепочку. От жары она не спасет, а вот от солнечного удара – может быть. Ладно еще, в рюкзаке большой запас воды. А то бы тяжко пришлось.

По мере приближения к скалам, на пустыре появлялись камни. Сначала это были мелкие камешки, потом – величиной с кулак, далее размеры лишь увеличивались. Прыгать по камням Дину не хотелось, но в какой-то момент он обнаружил, что именно это и делает. Пустырь кончился. Начиналась каменная полоса препятствий.

Поднявшись на возвышение, Дин мог хорошо видеть шоссе. По нему туда и обратно проехал небольшой грузовичок. Возможно, этот отрезок патрулировали на автомобиле. Но мелкую фигурку среди серых скал оттуда невозможно увидеть, да и никто не будет заморачиваться. Дин, кряхтя, продолжил подъем. Другого пути у него не было. Еще через несколько минут он услышал, как катятся камни, и обернулся на звук. К подножию скалы подходило несколько вооруженных человек.

«Опять те психи, – сказал сам себе Дин, – явно не военные, но вооружены. Несут что-то…»

Он прищурился, чтобы рассмотреть предметы, которые были у них в руках, но так и не понял. Что-то вроде длинных палок, еще парочка чемоданчиков. Впрочем, какая ему разница? Надо прекращать по старой полицейской привычке вынюхивать все, что возможно, а вместо этого сосредоточиться на цели. Уговорив себя, майор продолжил движение дальше.

Добрался до шахты он лишь к вечеру. Обливаясь потом, уставший, он клял все на свете, но особенно – эти патрули. Если бы их тут не было, путь по дороге вряд ли занял бы больше часа. Но по крутому каменному склону перемещаться оказалось тяжелее, чем он ожидал. Где-то пришлось топать по осыпи, рискуя поехать вниз с каменной рекой. Где-то карабкаться вверх и сползать вниз по крутому склону. Где-то – перелезать через целые каменные баррикады. И как он не убился?

Попасть на территорию шахты можно было через главный вход, но он заперт – кроме того, где гарантия, что шахта не охраняется? Вдруг военные и тут расположились? Или, кто-то из руководства тут отсиживается, раскусив, что вдали от города безопаснее? Нет, Дин не мог быть уверен, что он здесь один. Поэтому он потратил еще полчаса, чтобы обойти по периметру и отыскать наиболее удачное, на его взгляд, место для того, чтобы перелезть забор.

Ему, можно сказать, повезло. За каждым клочком огромной территории было просто не уследить, и Дин нашел раскуроченный отрезок заграждения. Видать, кто-то хорошо подготовился и проделал достаточно удобную дыру, в которую Дин и просочился, предварительно посмотрев внутрь и по сторонам. Пока никого….

Путаясь в направлении, добрался до главного корпуса, где должна была быть диспетчерская. Фиг знает, как он ее найдет – да хоть в каждый кабинет заглянет! На каждый этаж поднимется – но найдет!

Вход, разумеется, закрыт. Дин огляделся. Выламывать дверь было ему не под силу, но вот разбить окно – почему бы и нет? Он поднял с земли средних размеров камень и, размахнувшись, швырнул его. Раздался звон стекла. Дин рухнул на землю, чтобы остаться незамеченным. И снова тихо…

Выждав немного, он выломал остатки стекла и забрался внутрь. Осмотрелся. Обычная проходная… Все весьма скромно. Если так дальше пойдет, он без проблем найдет то, что ищет.

Так и вышло – видать, шахты были покинуты полностью, и добыча угля простаивала уже несколько дней. В закуточке охранника Дин нашел шкафчик с ключами и мысленно похвалил себя. Теперь – вперед!

Диспетчерскую он нашел быстро – первая цифра кабинета, написанного на брелоке, соответствовала этажу. Отперев дверь ключом, как нормальный культурный человек, Дин вошел внутрь. Диспетчерский пункт был оснащен достаточно бедно: видавший виды пульт управления с несколькими старыми мониторами, технологическая карта на стене, парочка микрофонов да стационарный телефон. И журнал событий – большого размера тетрадь с вложенной внутри ручкой. Однако вещи находились в полном порядке, и Дин сделал вывод, что с шахты никто не бежал в панике, разбрасывая все вокруг.

Теперь, видимо, надо включить хоть что-нибудь? Дин в недоумении покосился на пульт. Как-то он упустил этот момент. Думал, главное – проникнуть незамеченным, а там уж… И вот, наступил момент «а там уж». И что делать?

Дин нажал на красную кнопку на пульте. Послышался короткий сигнал. На стене перед ним замигали красным лампочки. Дин не понял, что это значит и перешел к изучению информации на мониторах. Но и здесь ничего интересного. Лишь сводка всех узлов оборудования. Напротив каждого надпись – «отключен».

«М-да», – прокряхтел Дин и откинулся на спинку стула, закидывая руки за голову.

Видимо, он ошибся, и записи с камер надо искать не здесь. У охранника? Опять бежать на первый этаж? Э нет. Охраннику на экран транслируется только текущий момент, а куда может записываться архив?

«Думай, тупица, думай!» – Дин стиснул зубы. Он отсюда без информации не уйдет.

Путем долгих поисков майор вышел в программу архивации записей. Для этого потребовалось включить один из компьютеров в углу диспетчерской. Ему открылось бесчисленное множество папок. Название – дата. Дин почесал в затылке. Он хотел проверить информацию о том, совпадают ли исчезновения людей с выходом грузового поезда. Это была его единственная догадка и зацепка. Стало быть, надо смотреть записи того дня, когда Вера не вернулась домой.

Первый час прошел почти бесцельно. Зато Дин понял, что камера, висящая в зоне погрузки, называется «Камера 3», и соответственно, записи с нее нужно было искать в отдельной одноименной папке. Поморщившись от головной боли, Дин выудил из рюкзака воду и выпил залпом треть литровой бутылки. Закинул в рот пару сухарей. Авось поест, полегчает.

Итак – дата исчезновения Веры – никакой информации с камер. Но и не было вывоза угля. Следующий день – Дин напряженно вглядывался в экран. Запись была в плохом качестве, но базово можно было понять происходящее. Вот в зоне погрузки появился человек. Грузчик? Нет. Ведет себя странно. Озирается, прячется. Запаниковал. Ага, начинается погрузка!

К сожалению, основная часть состава поезда находилась в слепой зоне камеры, и это была единственная камера здесь. Поэтому Дин сосредоточился именно на ней. Вот человек зачем-то цепляется за последний вагон и уезжает… Опа! Реально, берет и уезжает!

Дин отвел взгляд. В глазах рябило. Только что он увидел – что? Побег из города? Или это один из пропавших? Перемотав запись до нужного момента, Дин попытался узнать беглеца, но качество записи делало это невозможным. Так, по общему силуэту… Вроде бы он где-то этого человека видел… Но где? И как возможно это вспомнить сейчас, когда события последних дней навели полнейший бардак в голове?

Дин стал искать зацепки на других камерах. Пустые коридоры, никого. На проходной никого. На одной из камер – тот самый человек идет с фонарем, словно заблудился и ищет дорогу.

Майор покачал головой. Это и не зацепка вовсе. И Веры нигде не было видно. С другой стороны – все вагоны, кроме последнего, находятся в слепой зоне камеры. С этим ничего не поделать. Он посидел еще пару часиков, просматривая ночные часы других дней на быстрой перемотке, но не заметил ничего интересного.

Ладно. Журнал событий. Раз уж так долго добирался, надо собрать максимум информации.

Дин без особого интереса стал листать толстую тетрадь. В ней оказалось не так уж и много записей, и он без труда отыскал последнюю заполненную страничку.

«15 июня 2070, 13:03. Недостаточная вентиляция участка 15-Б. Перемещение бригады на участок 17-Б до выяснения»

«25 июля 2070, 11:37. Обвал участка 23-А. 15-я бригада связалась по рации. Эвакуация»

«26 июля 2070, 16:42. Поломка комбайна. Эвакуация»

Дин нахмурился. Малоинформативно. Бегло пролистал всю тетрадь еще раз. Из массива незаполненных страниц выпал сложенный вдвое лист. Майор развернул его. Нахмурился еще больше. Листок представлял собой дубль последней страницы. Все было идентично, кроме одного: в двух последних заметках был и еще текст. Теперь сводка выглядела так:

«15 июня 2070, 13:03. Недостаточная вентиляция участка 15-Б. Перемещение бригады на участок 17-Б до выяснения»

«25 июля 2070, 11:37. Обвал участка 23-А. 15-я бригада связалась по рации. Эвакуация 12:08, повторная связь с бригадой 15, не хватает одного. Возможно, человек под завалом. 12:10, связь с Баксоном. Не отвечает. 12:35, связь с управляющим. Запрет на разбор завала»

«26 июля 2070, 16:42. Поломка комбайна, участок 11-А. Связь с бригадой 15 по рации. 16:45, связь с Баксоном. Эвакуация»

Дин держал перед собой и тетрадь, и листок, чувствуя, как что-то внутри обрывается. Тут, выходит, человека убили? По распоряжению Баксона, управляющего шахтой? Фамилия-то эта на слуху. Не последний человек в городе… Впрочем, кто знает, что там произошло на самом деле? Да, лист выдернули и переписали происшествия более скромно, убрав все самые важные детали. Но как это поможет конкретно ему в поисках жены? Да никак! А то, что тут творится такое – так и не удивительно. Когда в Вероне хорошо к рабочим относились?..

***

Дэфф, найдя благодарные уши, трещала иногда без умолку. «Ты не такой, как остальные, – говорила она, с интересом поглядывая на Найда, – если только не заматереешь и не станешь таким же женоненавистником, как большая часть команды».

Дэфф в банде приходилось трудно, однако она была благодарна за свое спасение Густаву и стойко сносила все задания, на которые он ее посылал.

Густав достал Дэфф из борделя, где ежедневно ее накачивали какой-то неизвестной синтетической дрянью и пользовали, куда и как только возможно. Фактически, она находилась в рабстве. И ведь она никак этому не способствовала! Не бродяжничала, не кололась, не шлялась по барам. Ее похитили прямо по дороге с работы, накинули мешок на голову, засунули в машину и увезли в неизвестном направлении. Отобрали документы и продали в бордель. Через месяц она себя уже не узнавала. С ней делали все, что заблагорассудится, а чтобы не бунтовала и не словила болевой шок – накачивали синтетикой. Накачивали там абсолютно всех. Каждый день был как по расписанию. Подъем вечером, завтрак, осмотр доктора и заветный укол, душ, наведение марафета – после чего бросали в комнату обслуживания гостей. Так в легком забытьи проходила ночь. К утру давали поесть, отправляли в душ, а если клиенты перестарались – еще раз к доктору. Далее в комнату с заколоченными окнами – отсыпаться. Паршиво было одно: как раз перед сном действие наркотика прекращалось, и Дэфф оставалась один на один со своими чувствами и мыслями.

Она ненавидела себя, она ненавидела мужчин, ненавидела вообще весь мир. Она сто раз спрашивала, за что жизнь с ней так обошлась – и не получала ответа. Если она впадала в лютую истерику, ей давали транквилизаторы. Если они не действовали – избивали. Лишали еды. Грозились отменить укольчики. После того, как Дэфф несколько раз пыталась покончить с собой, ее перевели в отдельную комнату без окон и мебели. Там буквально было нечем себя убить – если только биться головой об стенку. Так и делала. Но на шум приходили надсмотрщики и жестко разбирались с ней.

Сначала Дэфф стабильно два раза в месяц готовила побег. После нескольких неудачных попыток и по мере привыкания к синтетике, у нее оставалось все меньше силы воли. Она просто покорно принимала все, что с ней происходило. Однако Дэфф повезло – в какой-то момент в борделе тусил Густав. Не то что бы он увлекался всяческими извращениями – ему было достаточно обычных шлюх. Просто один из клиентов назначил здесь встречу и подарил Густаву пару часов с проституткой как задаток в честь плодотворного сотрудничества. По воле случая ему попалась Дэфф. Густав сразу заподозрил, что что-то не так. Он потормошил девушку, спросил, что с ней, не плохо ли ей. К его великому удивлению Дэфф начала рыдать. Густав понял, что ночь любви накрылась, но развлекаться с накаченной наркотой шлюхой, да еще и против ее воли, было для него против правил.

Он попытался выяснить, отчего Дэфф в таком состоянии, и она, захлебываясь слезами, затараторила, что это особый бордель, и тут все такие. После она начала валяться у него в ногах и обещать все, что угодно, лишь бы он вытащил ее отсюда. Густав не смог ей отказать. Он выкупил девушку на удивление своего клиента – а хозяин, напротив, воспринял предложение с радостью – выходки Дэфф его порядком достали. Густав сразу же помчался с ней в больницу. Там он отвалил за лечение куда больше, чем обошлась ему сама Дэфф. У нее, на удивление, не обнаружилось никаких венерических заболеваний – обрабатывали их достойно, опять же: ежедневные осмотры врача. Тем не менее, Дэфф была сильно истощена, в лютом стрессе, ее организм был изношен постоянным приемом антибиотиков, ну а вишенкой на торте была тяжелая синтетическая зависимость.

Всего в борделе Дэфф провела восемь месяцев. Врач сказал – еще бы полгодика, и никакие лекарства и капельницы ее бы уже не вытащили. Ее счастье, что в тот день она попала именно к Густаву. Дэфф, выйдя из больницы, без конца благодарила своего спасителя, но он ее попросил никогда больше не думать, что она ему обязана. Они заключили контракт – и точка. Контракт на работу. Она ничем ему не обязана, он просто подобрал себе нового исполнителя.

Разумеется, Дэфф боготворила Густава, как бы жестко он порой не относился к команде. И, кстати, именно Густав заставил ее в деталях припоминать все, что с ней делали в борделе. Дэфф считает, что кукухой она не поехала только благодаря тому, что шеф помог найти в себе силы признать реальность именно такой, какой она была.

Найд, как ни сдерживался, прослезился. Дэфф это заметила и улыбнулась.

– Не надо жалеть меня, – она положила ладонь поверх его руки, – мне ведь и правда повезло. Ты думаешь «ой, какой ужас приключился с ней» – и действительно: какое-то время я жила в ужасе. Но можно подумать иначе. Ведь я не умерла там, меня вытащил Густав, я на свободе и живу, возможно, свою лучшую жизнь! Кроме того, меня могли бы тогда не похитить, а убить. Иногда я жалела, что именно так не вышло. Но теперь, – она покачала головой, – я думаю совершенно иначе. Я рада, что я жива!

Найд с трудом подбирал слова.

– А ты не думала отомстить им теперь, когда у тебя есть какое-никакое влияние и люди, которые поддержат?

– Думала об этом. Обсуждала с Густавом. Он против мести как таковой, и я могу с ним согласиться.

Найд округлил глаза.

– Ты чего? Это даже не месть, это… возмездие! Они должны получить по заслугам!

Дэфф усмехнулась.

– Новичок ты, только и всего. Мысли шире. Какую цепочку событий это поднимет? Густав наводил справки – у борделя довольно серьезная крыша, и, учинив там самосуд, я навлекаю опасность на свою голову и головы товарищей. В том числе и на голову моего спасителя. Так и будет продолжаться: я отомщу за себя, они придут отомстить за разрушенный бизнес, а те, кто останутся в живых, будут мстить за тех, кого в этой перепалке убьют. И потом, надо понимать, кому мстить: то ли докторам, ставящим уколы, то ли хозяину борделя, который всего лишь исполнитель, то ли его крыше, а то ли отрезать яйца похотливым клиентам, которые создают спрос на такое?! Я просто бездарно просру подаренный мне второй шанс. Стоит оно того, м?

– Этого мне не понять, – покачал головой Найд, – пока, по крайней мере.

Он погрузился в свои мысли. Больше всего Найда потрясла не столько история Дэфф, сколько ее отказ от мести. Найд частенько представлял в своих мыслях, как вдруг становится сильным и влиятельным и начинает мстить каждому, кто причинял ему страдания. Жестко, методично, с удовольствием. Даже сейчас – Найд задавался вопросом, а кто виноват в его теперешнем состоянии, в его галлюцинациях, кто вообще заварил всю эту историю, из-за которой вся его жизнь пошла насмарку?! Вот бы найти виновника и отомстить… Он и вправду так думал. Но очень мало информации, даже рассказанное Тильдой не спасает. Значит ли это, что недостающие паззлы ему придется добыть самому?

Готового ответа снова не было.

Глава 3

Над большим верстаком свисала яркая лампа. Скрючившись на стуле, Рамис аккуратно вырезал новую фигурку. Неловкое движение. Дернулся. Минус еще один палец. Ну, как… просто поранился, если не драматизировать. Вздохнув, он отложил работу, встал из-за верстака, вынул из аптечки бинт и хорошенько замотал порез. Это уже четвертый забинтованный палец. Корнилов не обманул: Рамису предоставили самые лучшие, самые новые инструменты, а он, привыкший работать тупыми, без конца ими резался.

«Ничего, привыкну», – проворчал он недовольно себе под нос.

На самом деле, ворчливое настроение настигло Рамиса не просто так. Он был недоволен, потому что за пять дней новой жизни не нашел, чем бы быть недовольным. Все складывалось немного не так, как его пугали, и как он сам пугал себя. Он думал, что творить по заказу будет сложно – но ошибался. Заказы поступали интересные, притом сами клиенты приносили Рамису идеи, о которых он в моменте даже и не думал! А бывало, что клиент не особо знал, чего хочет, и Рамис включал свой творческий радар на максимум, генерируя идеи одна за другой. Это как-то не сильно смахивало на рабство, которое он ожидал. Да и потом – ему больше не надо было выкраивать жалкие крохи времени на любимое дело! В общем, Рамис продолжал жить в режиме веронского беженца, ежеминутно ожидая подвоха, и чем дольше подвоха не было, тем тревожней ему становилось.

Основная проблема возникла с Апани и Ледой: удочерить девчонку было, по словам Корнилова, почти невозможным. Для этого, как минимум, пришлось бы заключить фиктивный брак, а наличие мужа у Апани это как-то усложняло. Впрочем, Корнилов попросил не паниковать и подождать, пока он с кем-то там переговорит. Кроме того, Апани надо было пристроить на работу, и хорошо бы не прачкой или уборщицей, а кем-то поприличнее. Но Корнилов сказал, что не знает, как в окружных детских садах родители отнесутся к воспитательнице-беженке. А информация просочится, она всегда просачивается. Вздохнув, Корнилов пообещал похлопотать по поводу временной прописке всей семье. Он так и сказал – «всей семье».

Погруженный в мысли, Рамис вернулся к работе. Его новым заказом был деревянный гребень с узором – клиент заказал для своей супруги. Рамис снова начал срезать лишнее с заготовки, хотя работать с забинтованными пальцами было ужасно неудобно.

В дверь постучали.

– Да-да!

Это был Корнилов. Он сначала приоткрыл дверь, убеждаясь, что не сильно отвлекает Рамиса, и только потом зашел. Он держал в руках какой-то листочек. Рамис отложил работу и выпрямился. Капитан сел на свободный стул.

– Вы просили разузнать что-нибудь о вашем пропавшем друге, – мягко начал он, – и я кое-что нашел.

Рамис аж подпрыгнул.

– Он жив?! Да?

Корнилов пожал плечами.

– Я этого точно не могу сказать. На определенный момент он точно был жив, впрочем…кхм, не буду вас нервировать. Буду краток. Господин Хаглоу три дня назад сбежал из тюрьмы вместе с главой криминальной группировки.

По мере того, как капитан раскрывал подробности, лицо Рамиса вытягивалось.

– Они сбежали, убили охранника. Их не удалось задержать. Ищут, но пока безуспешно. Поэтому, как вы понимаете, я не могу точно знать, жив ли ваш друг сейчас.

– Погодите, погодите, а за что он сел?

– Я и так выдаю вам конфиденциальную информацию, – мягко улыбнулся Корнилов.

– Понимаю, – вздохнул Рамис, – вы извините, что я допытываюсь… Какое облегчение, Найд жив! Но просто… В тюрьме! Это невозможно! Вы поймите, он ведь просто в один день взял и исчез. Не вернулся домой после работы. Мы думали, он погиб. Вы ведь слышали об исчезновениях людей в Вероне?

– Да, что-то слышал, но я не всемогущ. Тут ничего не знаю. Вы как-то преувеличиваете мои полномочия и доступ к информации.

«Как же, как же, – фыркнул про себя Рамис, – вот только не надо прибедняться. Когда вашему брату надо, вы все знаете!»

– Впрочем, – потер подбородок Корнилов, – я не вижу причин скрывать. Наверное, от меня не убудет с этой информации. Вашего друга сняли с поезда, когда он ехал по направлению к столице. Взяли в одном из округов, по новым законам назначили тюремное заключение. Отбывал наказание в тюрьме под Китежем, откуда и сбежал. Собственно… все.

Рамис задумался.

– Я слышал про новый закон, однако… Разве срок заключения не должен быть около трех недель с исправительными работами? Но тогда… Но тогда зачем ему бежать? Просто бы послал нам весточку, отсидел бы положенные три недели и вышел! Ничего не понимаю.

Он вопросительно взглянул на Корнилова.

– Сняли с грузового поезда?

– Похоже, что да. Но как это…

– И еще одна странность. Значит, он в тот день был на шахте! И выехал на поезде? Да, как раз это был день отгрузки… Ничего не понимаю! Зачем?!

Корнилов молча наблюдал, ругая себя за длинный язык. Он не понимал, какую ценность могут нести эти сведения, но по всему выходило, что у Рамиса появились обоснованные подозрения. Хотя – даже если и так, какое ему до этого дело? Он передал все, что знает. И, все же, капитана коробило ощущение, что для Рамиса выданная информация значила явно больше, чем для него самого.

– Ладно, – махнул рукой Рамис, – это все неважно. Спасибо вам, спасибо огромное! Я очень рад, как бы то ни было. Только это… Апани я сам скажу, пожалуй. А то она чересчур впечатлительная. Сами понимаете, узнать, что муж побывал в тюрьме…

– Это уж как знаете, – Корнилов поднялся со стула, – мое дело сообщить. Но не злоупотребляйте моими связями, пожалуйста. Мне и так надо очень многое для вас устроить. Это не упрек, просто…

– Я понял. Спасибо!

Дверь за Корниловым закрылась. Рамис прикрыл глаза и выдохнул. Найд жив! Его дружище жив! Но как же его угораздило?.. И как он будет жить дальше? Где? На какие деньги?

«Боюсь, мы теперь никогда не узнаем», – прошептал Рамис, снова берясь за инструмент.

***

Весь оставшийся день Найд слонялся по дому, а затем, когда надоело ходить по дому – стал шататься по двору. Густав с мужиками уехали, как он сказал, «налаживать контакты», Дэфф ушла по личным делам, и Найд остался один. Шарахаться без дела было слишком непривычно: всю свою жизнь Найд помнил, как его шпыняли за безделье. Сначала в школе, потом на работе, да и в тюрьме тоже надо было трудиться! А тут со свободным временем открылось пространство для мыслей… И он их не вполне выдерживал. В голове летало множество вопросов, вызывая только тревогу. Сможет ли он хоть с чем-то разобраться?

Не выдержав, Найд засел на кухне, достал из кармана блокнот с ручкой и принялся выносить бардак из головы на бумагу.

«Что в моей жизни идет через жопу?» – был его первый вопрос себе. Ответ «все» он не принял, но учел.

Первая неприятность – его текущий статус. Он в розыске. И статей на нем поприбавилось. Найд нарисовал кружочек посередине листа, вписал туда «статус» и отвел от кружочка четыре стрелки:

1)Где жить?

2)Чем зарабатывать?

3)Можно ли сделать новые документы или подчистить информацию в базе?

4)Как дать знать своим, что он жив? И как удостовериться, что с ними все в порядке? Надо ли спешить на помощь в Верону? Или там уже разобрались без него, и он может не подвергать себя опасности разоблачения?

Окей, так выглядело гораздо лучше. Вместо неясной тревоги неопределенного размера он имел всего-навсего четыре задачи, как минимум две из которых сейчас закрывал Густав. Так или иначе, он пока пристроен. Не подохнет с голоду. Другое дело, что не хочется пожизненно связываться с криминалом. Большая нагрузка на психику. И в перспективе снова тюрьма.

Найд нарисовал еще один кружочек, написал внутри «галлюцинации». Стал отводить стрелочки:

1)Причина? Предполагаемая. Если верить Тильде, он подвергся излучению, которое изменило его организм, вследствие чего он имеет доступ к общей базе знаний этих – как их там? – рэксов.

2)Как убрать?

Найд почесал голову обратной стороной ручки. Ответ на этот вопрос может проясниться, если он точно узнает причину…

«Ладно, вернемся к причине…»

Он отвел стрелочку от первого пункта и написал «как проверить?».

Посидел, потупил. В голове как белый шум: куча мыслей, и ни одной здравой.