Теневия. Зов мрачной судьбы

Эмерот настояла на том, что уже слишком поздно для долгих разговоров и попыталась заставить меня остаться у нее. Я отказалась. Ночевать в ее особняке, расположенном совсем рядом с дворцом императора, не хотелось. Я все еще не доверяла ей. Было непонятно, что из сказанного – ложь, а что – правда. К чему мне стоит прислушаться, а что – отвергнуть.

Потрясенная, я ускользнула от женщины, едва пообещав вернуться завтра, как договаривались, и побрела домой. Полная луна белым диском застыла на небе, освещая путь.

Раздался звон: пробило шесть утра. Пальцы неуклюже потерли глаза, которые были словно засыпаны песком. Сон не так часто посещал меня, как и в то утро.

Потянувшись на постели, я распахнула окно, впуская освежающий воздух, наполнивший легкие ароматом мяты, и вновь обратила свой взор куда-то вдаль, на золотящиеся под лучами облака. Казалось, что это утро провело черту посреди моей жизни, позволяя войти в нее неизвестному.

Нужно было подумать. Что я вообще знаю о маме? Что она успешный инженер? Знала ли я ее подруг? Коллег? Могла ли я опровергнуть историю Эмерот?

«Нет», – прогремело в голове.

Я мало интересовалось прошлым Алиссии: она ясно дала понять мне, что не хочет распространяться о нем. Все, что мне было известно, это лишь скупые факты о погибших дочери и муже. Однако впредь она почти не упоминала их. Никогда не оплакивала. Я даже не видела у нас вещей, которые могли бы принадлежать им.

Не могли же они исчезнуть бесследно. Должны остаться игрушки, одежда, нечто важное, что женщина, бывшая матерью и женой, могла сохранить в память о них.

У нас же не было ничего.

Неужели самый близкий для меня человек, на самом деле, – незнакомец?

Я устало потерла виски. За ночь ни разу не сомкнула глаз, от чего ощущала себя потерянным, тяжелым, цельным куском. Проведя рукой по разодранным коленям, я ногтем поковыряла засохшую корку. Оторвала кусок. Кожу пронзил укол боли.

Эмерот не могла лгать. По-крайней мере насчет того, что она действительно моя мать. Биологическая. Не оставалось сомнений, что грозное существо в темном балахоне, несколько раз нависавшее надо мной, могло быть вызвано только моей принадлежностью к банши. Другого объяснения быть не может.

Только я не могла поверить всем ее россказням. Это было бы глупо.

Я твердо приняла решение: сначала узнаю у Эмерот всю информацию, которую только можно получить, а потом, когда мама вернется, поговорю с ней.

Так должно быть правильно.

Почему очередной творческий порыв Алиссии как ученого выпал именно на это время? Как мне хотелось задать ей все вопросы, мучавшие меня. Не хотелось верить в то, что она действительно украла меня у родной матери. Зачем ей так поступать?

К счастью, мне удалось провалиться в сон на пару часов.

А позже, ровно в полдень я услышала отчаянный стук в дверь нашего консьержа, удивленно и нервно оповестившего о том, что к дому подъехал аккуратный автомобиль, водитель которого ищет Юдит Эйзенбаум. Не Юдит де Шильо.

Не было сомнений, кто послал его за мной.

Дорога прошла в молчании. Я непривычно сидела на кожаных сиденьях, разглаживая потными ладонями черную атласную юбку до щиколоток. Не каждый человек имеет средства на покупку автомобиля, тем более престижной марки, хотя они все больше вводились в оборот. Водитель, пожилой мужчина лет шестидесяти с надвинутой на залысине темной кепкой с узким козырьком, коротко кивнул мне при встрече, представился Истоном и чинным голосом объявил, что Эмерот Эйзенбаум желает видеть свою дочь, Юдит Эйзенбаум. Я поморщилась на этой фразе, что не ускользнуло от изучающего взора его серых глаз. Интересно, это ее личный слуга?

Кожа тихо поскрипывала от трения с моей атласной юбкой, от чего я старалась сидеть с идеально выпрямленной спиной, не сдвигаясь ни на миллиметр. Мне казалось, что даже сейчас его хитрые глаза наблюдают за мной, подмечают каждую деталь. Широкие ладони в белых перчатках уверенно крутили руль, заставляя блестящие круглые пуговицы на его синей форме переливаться, посылая редких солнечных зайчиков в салон. Я делала вид, что внимательно смотрю в окно, пока мы ехали по маршруту, похожему на дорогу к императорскому дворцу.

Будущее пугало меня. Однако я старалась держаться уверенно. Кто знает, кого они видят во мне? Какие планы у Эмерот? Рассчитывает ли на меня сам Император?

А вдруг я не оправдаю их ожидания?

Я повела плечами, вспомнив об обучении, которое упоминала Эмерот. Это требует времени. Оставалось только надеяться, что оно не помешает моей учебе в академии. Несмотря ни на что, я горела пением и наслаждалась этим точно так же, как и любила свою виолончель.

Стойте. А вдруг мне запретят заниматься этим? Если я действительно стану банши официально, у меня должны быть официальные обязанности, служба короне и все прочее. Что, если они идут в разрез с моим собственным желанием стать оперной певицей…

Раздался резкий звук тормозящих шин, и я по инерции двинулась вперед, больно утыкаясь носом в спинку переднего сидения. Я поморщилась от удара и потерла лоб.

– Что случилось?

– Ничего, госпожа, – раздраженно проговорил Истон, выходя из машины. – Всего лишь недоразумение.

Через стекло я заметила, что он, сцепив руки за собой, терпеливо выслушивает юношу, стоящего прямо посреди дороги. Разглядеть его было сложно: широкая фигура Истона загородила обзор. Я поерзала на месте, вытягивая шею, однако ничего не добилась, только заметила каштановые пряди незнакомца, трясущиеся в такт говорящему, и недовольно сигналящие автомобили, проезжавшие мимо.

Мы были в квартале Винный Вернисаж, известном своими питейными заведениями, преимущественно рассчитанными на тяжелый кошелек. Я была лишь пару раз в одном из ресторанов с Авророй и ее друзьями и впечатления получила не совсем радостные. По большей мере все бары ориентировались на главное желание клиента – напиться и отдохнуть – а потому не хотелось побывать здесь вновь. Хотя, насколько я знаю, многие из посетителей этих мест – богатенькие наследники, которые ищут банального удовольствия. Или забытья. Кому что нужно.

Мою лодыжку что-то защекотало. Сумка, слетевшая с сидения во время торможения, царапала ногу. Я двинулась вниз, обхватывая рукой черную гладкую кожу, дернула на себя. Не поддается. Со вздохом наклонилась и вновь потянула, но длинный ремешок не уступал. Вслепую я стала нетерпеливо шарить рукой под сиденьем, пытаясь найти, за что зацепился ремень. Вцепилась в сумку и рванула вверх. Безрезультатно. Пришлось вновь склониться, почти вплотную ложась на собственные колени, и, наконец, сдернула надоедливый ремешок.

Внезапно раздался дверной хлопок, отнюдь не с водительского места. Мое тело напряглось, когда слева раздалось шуршание, а позже издевательский мужской голос пропел:

– Я привык, что девушки падают к моим ногам, но могла бы сначала поприветствовать ради приличия.

Пахнуло алкоголем, резко ударившим в нос. Я задержала дыхание и медленно выпрямилась. На меня было обращено нагловатое лицо с намеками на синяки под голубыми глазами, смотревшими нетрезво, словно мой собеседник не мог сфокусировать взгляд. На вид юноша был немного старше меня, однако подростковые черты уже покинули его. Изящный острый подбородок подчеркивал его бледность, которая почти сливалась с белой рубашкой, выправленной из широких плотных брюк. Несколько верхних пуговиц были расстегнуты, оголив грудную клетку, на которой висел черный шнурок, на шелке виднелись розоватые разводы, напоминавшие капли вина, оттенком похожие на размазанную помаду на его шее. Незнакомец нахально развалился рядом со мной, покачивая полупустой бутылкой.

«Звездный натиск», – прочитала я на этикетке. Элитная марка алкоголя с невероятно высокой ценой.

– Извините? – я пробормотала, прижимаясь ближе к себе в угол.

Его губы изящно выгнулись в насмешливой ухмылке, привычной для этого лица. Ему на лоб небрежно упала прядь волос, которая сразу же оказалась откинута назад, но это действие не спасло его прическу, которая, мягко говоря, пребывала в беспорядке.

– Интересно, кто же это у нас? – протянул юноша, отхлебнув из бутылки. Он подался ко мне и заговорщицки подмигнул. – Подружка Якоба? Неужели нашел кого-то моложе?

Я нахмурилась. Не мог же он упоминать в таком тоне имя первого наследника Императора Ульриха?

– О чем вы? – я вновь переспросила, проклиная себя за то, что вообще села в эту машину. Что здесь забыл этот пьяница? Хотя по внешнему виду сразу заметно, что он благородных кровей. Мало бедняков могут позволить себе растрачивать столько денег на выпивку в этом квартале.

– Да не стесняйся ты, дорогая, – он хихикнул, после чего двинулся ближе ко мне и откинулся назад. Его рука легла на спинку кресел, протянувшись ко мне, и я почувствовала горячее касание на моей шее, заставившее меня дернуться. Я запаниковала.

– Где Истон?

Чтоб его, этот старикашка бросил меня здесь!

Юноша вновь гадко ухмыльнулся:

– Кажется, мы и вдвоем время неплохо проводим.

Я оттолкнула его ладонь порывистым движением, как вдруг дверь позади незнакомца открылась во второй раз и знакомые руки в белых перчатках дернули его назад. Бутылка неуклюже покачнулась в пальцах, расплескав часть содержимого. Мои плечи облегченно опустились, когда Истон усадил парня вперед. Он не особо сопротивлялся либо просто не мог что-либо сделать под действием алкоголя.

Истон извиняющим голосом проговорил, после чего завел автомобиль:

– Прошу прощение за это представление. Его Высочество бросился прямо на проезжую часть, и я не мог оставить его там.

Я понимающе кивнула, как до меня дошел смысл его слов. Его Высочество?

Машина тронулась. Водитель повернул голову к юноше.

– Вам следует извиниться, Ваше Высочество, Вы испугали молодую леди.

Он лишь неуклюже рассмеялся, потянулся к кепке Истон и натянул себе на затылок козырьком назад, заслужив укоризненный взгляд. Однако никакого явного неодобрения не получил.

– Неважно. Простой люд должен сохранять страх перед короной, иначе какой смысл в моем статусе?

О нет.

Я действительно оказалась в машине с одним из членов семьи императора.

А учитывая развязное поведение и молодой возраст, он мог быть только…

– К сожалению, вы ошибаетесь, Ваше Высочество. Полагаю, что в будущем вам придется еще не раз столкнуться, поэтому позвольте представить, – Истон оторвался от вождения и обратил на меня свой взор через переднее зеркало, – Его Высочество Фодель Асторио, второй сын Императора Ульриха Асторио, – парень отсалютовал бутылкой, после чего вновь приложился к ее горлышку, – госпожа Юдит Эйзенбаум, дочь Эмерот Эйзенбаум.

«Юдит де Шильо», – подумала я, но вовремя прикусила язык. Не стоило вступать в дискуссию, когда я не могла определить рамки дозволенного.

Юноша замер.

– Неужели та самая? – недоверчиво уставился на меня. Его бровь саркастически изогнулась. Я удержалась от того, чтобы скрестить руки на груди, и выпрямила спину, не отрывая глаз. Вежливо склонила голову, хотя пальцы подрагивали.

– Ваше Высочество.

Черт, еще и его не хватало.

Император Ульрих имел лишь двух наследников: первый сын Якоб, считавшийся главным претендентом на престол, и второй, Фодель. Якоб намного старше своего брата, насколько мне известно, ему около сорока. Наверное, по этой причине, часть его сподвижников тихо возмущалась из-за правления действующего императора в довольно пожилом возрасте, однако никто из них не осмеливался обсуждать этого вслух, учитывая, что предыдущий император, Асеир, все еще был жив, передав бразды правления Ульриху и наслаждаясь спокойной старостью. В то же время Якоба всегда готовили на место правителя, а его блестящее руководство во время событий, происходящих в Кровавых холмах, только упрочнило его славу, включив во все имеющиеся достижения еще и звание отличного военачальника. Сейчас он в основном занимается внешнеполитической частью своих обязанностей, как наследника, налаживая связи с соседними государствами.

Не стоит рассказывать, каким вырос его младший брат, на которого никто никогда особых надежд не возлагал. Он родился поздно, когда мало кто ждал еще одного наследника, и его отдали в военное дело, надеясь, что Фодель покажет себя в армейской службе. Расчеты оказались верны, молодой наследник превосходно проявлял себя в военной академии, его слава великолепного воина распространялась так же быстро, как и слава кутилы. Поговаривали даже о внебрачных детях Фоделя, но ни один из них не был признан или приставлен ко двору.

Наверное, Ульрих все-таки допустил ошибки в воспитании.

Как-то раз мама говорила, что ей жаль Фоделя. По ее словам, его рождение омрачило за собой смерть матери, Марин, возможно император просто не знал, что делать с ребенком, и отправил в единственное известное ему место, где могут из мальчишки вырастить достойного мужчину.

В любом случае, наблюдая, как Фодель буквально разъедает меня своими ледяными глазами, захваченными неподдельным любопытством, я не испытывала к нему ни капли жалости.

Тем более своим вином он залил подол моей юбки.

***

К счастью, мне повезло, и через десять минут Истон высадил меня близ поместья Эмерот. Все оставшееся время я старалась игнорировать надоедливый пьяный взгляд, сверливший через переднее зеркало автомобиля. Я рыбкой выскользнула из машины, коротко поблагодарила водителя и шумно втянула в легкие воздух, наслаждаясь чистым воздухом, лишенного запаха спирта.

Поместье Эмерот находилось непосредственно рядом с резиденцией Ульриха, однако располагалось на фамильной территории Эйзенбаумов, как рассказала днем ранее сама Эмерот. На секунду мне показалось, что такой забор издали напоминает крепость, уменьшенную в размерах, отчего ночью это место выглядело немного жутко, словно подсвечивая тьму своим кирпичом.

Раньше я мало интересовалась аристократией, а потому не задумывалась над тем, кому может принадлежать этот особняк, возвышавшийся среди одной из самых богатых улиц. Размером в три этажа, он идеально вписывался в окружающие его здания, причисленные, по словам народа, к владениям императора. Наверняка от поместья ведет пара дорог в обход главного входа прямиком к Ульриху.

Истон уже уехал, вероятно, желая проводить Фоделя до слуг, которые в силах разобраться с его состоянием, жестом направив меня к небольшой белой будке, примыкавшей к стене. Сквозь прозрачные стекла я разглядела пару мужчин в черной форме, которые выскочили перед моим приближением и словно вытянулись по струнке, выдавая свою принадлежность к армии. Один из них, пониже, рыжий с яркими веснушками на щеках уточнил:

– Вы Юдит? К госпоже Эйзенбаум?

После моего утвердительного кивка второй мужчина бросился раскрывать массивную калитку, украшенную длинными черными прутьями, скрученными в причудливые узоры, и почтительно склонил голову.

– Вам следует пройти к входной двери, где вас встретят.

Я вновь кивнула и прошествовала мимо, вздрогнув, когда за спиной раздались оглушительный звуки запирающегося засова. Ладони вспотели. Я мысленно молилась, чтобы мокрые пятна внизу моей юбки от пролитого нетвердой рукой вина не были так видны и не испускали никакого запаха.

Меня окружили ровно высаженные вдоль дорожки кусты черной бузины, которые я не заметила ночью. Мелкие слегка пурпурные цветочки служили приманкой для жужжащих пчел, от чего воздух вокруг слегка вибрировал. На идеально подстриженном газоне трудилось несколько садовников, один из которых свернул на тропинку, ведущую к плакучим ивам рядом с чем-то похожим на пруд. Длинные, стройные ветви одной из них каскадом спадали на чернеющую водную гладь, едва касаясь своим зеленым покровом, создававшим легкую рябь под действием ветерка.

С сожалением глянув на так и манившую тело дубовую лавку, удобно расположившуюся прямо у водоема, я прошла ближе к дому. Он был таким же ослепительно белым, но что-то заставляло меня чувствовать легкий страх, дрожью пробежавший по коже. Резные перила украшали небольшую веранду с несколькими креслами-качалками, а стебли вьюнком обвивали тонкие колонны, закрывая своими резными листиками.

У входа я остановилась. Несмело коснулась латунной головы грифона, покрытого золотой краской. Оскалив зубы, он крепко сжимал тяжелое кольцо, придавая морде свирепый вид. Собравшись с силами, я постучала этим кольцом и в ожидании замерла.

Нет ответа.

Я постучала еще раз. Звук грузными волнами прошелся по белой двери.

Никого.

В нетерпении я вновь потянулась к ручке, желая постучать вновь, как дверь, коротко скрипнув, тихонько распахнулась, открывая вид на коридор и лестницу из темного дерева, ведущую наверх.

Подумав секунду, я переступила порог, нечаянно цокнув небольшим каблучком своих туфель. Внутри было пусто, лишь где-то издали доносились чьи-то голоса, женские, судя по тону. Я двинулась вперед, неуверенная, что поступаю правильно. Стоило найти Эмерот хотя бы потому, что это был ее дом, именно она вызвала меня сюда.

Пройдя пару метров вдоль чудесных пейзажей, написанных от руки, я заметила, что все они изображают одно и то же место – тот самый пруд с плакучими ивами, только с разных ракурсов. Какие-то изображения были выполнены акварелью, передававшей легкие цвета слабыми разводами, в то время как следующие были выполнены масляными красками, отражавшего угрюмость и туманность водоема в темное время суток. Тяжелые мазки покрывали холст, обрисовывая каждый листик и каждую каплю, словно придавая предметам заметную мрачность, которую не могли скрыть тяжелые позолоченные рамки.

Мои шаги заглушал толстый ковер насыщенного бордового цвета, покрывавшего пол коридора. Когда я приблизилась к входу в широкую гостиную в форме круга, в которой вчера состоялась наша беседа с Эмерот, я уже могла отчетливо различать слова дискуссии, проходившей там. Тот самый голос, доносившийся еще у входа, повизгивал, выдавая старческие нотки, вынуждая меня затаиться за дубовой колодой.

– Ты не можешь так поступить, Эмерот! Это недопустимо! Как ты себе это представляешь – передать защиту целой семьи?

– Когда я сменила мою мать, то была ненамного старше нее, – устало проговорила Эмерот. Я придвинулась ближе, прислоняясь боком к стоящему в углу столику с красивой голубоватой вазой, в которой покоился букет ромашек.

– Ты знала, что делать! – вновь повысила голос незнакомая женщина, и, судя по характерному звону посуды, небрежно бросила фарфоровую чашку на блюдечко, едва его не разбив.

– Время терпит. Успеет, освоится. Я буду рядом.

– Тебя готовили к этой роли с детства, а она полная невежда!

Они говорят обо мне.

Кажется, не только я была недовольна происходящим.

– Научим. Давай признаемся честно, Николетта, наше дело не так уж и важно, как принято считать. Я вполне могу уложиться в срок и помочь Юдит принять свою суть, понять, что от нее требуется.

Внезапно я ощутила жесткую вибрацию, от которой задрожали не только висящие картины, но и мои внутренности. Подкатила тошнота. Я напряженно всмотрелась в белые лепестки ромашек, колеблющиеся под действием неизвестной силы, и пальцами ухватилась за стеклянный столик.

Если даже окружающие не могли принять меня в этой новой, неизвестной мне роли, как я должна сама поверить, что справлюсь. Действительно ли я достойна этого места? Боги, да я даже не хочу здесь находиться, однако спросил ли меня кто-нибудь?

– Позволишь ей разрушить то, что наши предки веками охраняли? Ты действительно считаешь, что какая-то неопытная девчонка с ветром в голове…

Жесткий порыв проник через распахнутые окна, остервенело хлестанул меня по щекам и опрокинул что-то в гостиной, учитывая звонкий звук бьющегося стекла.

Эмерот сурово произнесла, понизив голос:

– Хватит.

В ее тон закрались подозрительные нотки, напоминавшие скрытую угрозу, пустив по моей коже рой мурашек.

– Ты находишься в моем доме, Николетта, пьешь мой чай и пользуешься моим гостеприимством, а потому будь добра, веди себя уважительно. Или желаешь узнать, как Эйзенбаум отвечают на оскорбления?

Ого. Вот это было неожиданно.

Твердость, прозвучавшая в словах Эмерот, на мгновение заставила ее собеседницу замолчать. А затем, вероятно, порывисто поднявшись, Николетта злобно выплюнула:

– Не буду отвлекать вас в вашем доме, госпожа Эйзенбаум, – и вылетела из комнаты.

Я едва успела отскочить назад, ненароком сбивая вазу локтем, когда мимо пронеслась женщина с ядовито-красными волнистыми волосами, окружавшими ее голову кровавым ореолом. Желтые глаза на мгновение прищурились, презрительно оглядывая меня с ног до головы, губы скривились в высокомерной усмешке, формируя новые морщины в складках рта, после чего она горделиво направилась на выход, махнув длинными, неясными обрывчатыми волнами спадающими на пол рукавами своего лилового платья, плотно облепившего ее тучную фигуру.

Точно ведьма из детских сказок, не хватает только крючковатого носа и одиноко выпирающего пожелтевшего зуба.

– Юдит?

Я обернулась на голос, неловко оглядывая разлившуюся воду, и бросилась поднимать цветы. К счастью, ничего не разбилось.

– Мне очень жаль, – быстро извинилась я. – Я совсем нечаянно.

– Давно ты здесь? – Эмерот слегка нахмурилась и потянулась к бледным лепесткам, расставляя их в вазе в своем, неведомом мне порядке.

– Только что зашла, – я попыталась оправдаться, – дверь была открыта, и я решила найти вас, пошла на голос… Но вода?

Внезапно она щелкнула пальцами, и мокрое пятно на ковре исчезло, а ваза вновь наполнилась чистой водой. Я лишь потрясенно замерла, чувствуя, как женщина внимательно наблюдает за моей реакцией.

– Ничего страшного, – безмятежное выражение лица вернулась к Эмерот, – теперь это и твой дом тоже. Или, я надеюсь, скоро им станет. Пойдем.

Она махнула рукой, уводя меня вглубь комнат. Мы поднялись по лестнице, покрытой гладким лаком, и на секунду я испугалась, что поскользнусь и растянусь прямо на ней, а потому покрепче схватилась за перила.

– Вы хотите, чтобы я переехала?

– Честно? Я бы очень желала этого. Однако я понимаю, что сейчас возможно ты еще не готова к таким переменам, поэтому согласна немного подождать.

Эмерот грустно улыбнулась через плечо и раскрыла дальнюю дверь второго этажа.

– Это мой кабинет.

Выглядел он так… обычно. Признаться честно, вспомнив все когда-либо услышанные мною рассказы, байки и истории о банши, я ожидала от ее обиталища чего-то более экстравагантного. Небольшая комната со светлыми стенами была заставлена грузными стеллажами с разноцветными корешками книг. Чистый письменный стол, на котором небрежно покоилось несколько нераскрытых, запечатанных писем, располагался так, чтобы сидящий был расположен спиной к окну. На полу лежало несколько белых шкур, манивших прикоснуться к себе мягкой на вид шерстью, а массивный глобус в желтых оттенках возвышался на аккуратной тумбе.

– Ищешь засушенные скелеты животных? – со смехом проговорила Эмерот, верно разгадав замешательство на моем лице, и опустилась на уютный бархатный диван в углу. Я присела следом и кивнула вниз.

– Пока что нашла лишь одни шкуры.

Она вновь улыбнулась, только как-то тускло. Я заметила, как потрескалась ее кожа, словно она была туго натянута на череп, и скрыла дрожь, появившуюся от этой мысли. Если верить ее словам, Эмерот действительно скоро умрет. Непонятно, что она имела в виду. Может, она чем-то болеет? Однако вслух я спросила совсем другое.

– Та женщина говорила обо мне, да?

– Ты все слышала, – виновато произнесла женщина и пальцами потерла лоб. – Хотела бы я избавить тебя от этих сплетен, но это невозможно.

– Кто она?

– Не бери ее слова в голову. Всего лишь одна из банши. Думает, что знает многое, однако ею движет только желание показать свое превосходство, опыт и прочее. – Эмерот брезгливо повела плечами. – Я еще расскажу тебе о ней подробнее. О ней и остальных.

Я понимающе кивнула, после чего отвела взгляд. Стало неловко. Тишина наполнила комнату.

Раздался вздох. Эмерот повернулась ко мне и наклонила голову. Мне показалось, что некий огонек мелькнул в ее глазах. Огонек предвкушения.

– Ну что ж, Юдит Эйзенбаум, пора начать твое официальное обучение.

Глава 6

– Знания обычных людей о банши довольно ограничены. Кто-то считает нас феями, кто-то – злыми ведьмами, – Эмерот язвительно фыркнула, – однако немногим известна истинная суть банши. Не каждому дано понять эту связь, которая переплетает судьбы двух семей друг с другом, ведь связь эта основана на крови.

Эмерот распахнула крышку деревянного кованого сундука, выглядевшего так, словно он вот-вот развалится. Металл тускло поблескивал позолотой, привлекая глаз, а устойчивые ножки выглядели протертыми. До меня донесся слабый запах затхлости, какой может исходить в библиотеках от старинных книг. В свете лучей поднялась пыль, кружась в воздухе.