Стеклянный Дворец

Но это оказался первый из множества случаев, когда Мэтью показал себя более мудрым и прозорливым, чем Раджкумар. Два дня спустя город охватили слухи о войне. Большой военный отряд промаршировал из форта и двинулся вниз по реке в направлении лагеря Минган. Смятение охватило базар, торговки рыбой повыбрасывали свой товар в помойку и поспешили по домам. Растрепанный Сая Джон примчался в харчевню Ма Чо. В руках он держал листок бумаги.

– Королевское воззвание, – объявил он. – За подписью самого короля.

Все в харчевне затихли, когда он начал читать:

Всем подданным Короля и жителям Королевства: эти еретики, английские варвары калаа, выдвинув в самой грубой форме требования, рассчитанные на то, чтобы нанести ущерб и даже уничтожить нашу религию, разрушить наши национальные традиции и обычаи, погубить нашу расу, демонстративно делают вид, будто готовятся к войне с нашей страной. Им был направлен ответ в соответствии с обычаями великих наций и в выражениях справедливых и взвешенных. Если все же эти иноземные еретики посмеют явиться и каким-либо способом предпримут попытку покуситься на покой нашего государства, Его Величество, который бдительно следит за тем, чтобы интересы нашей религии и нашего государства не пострадали, сам поведет в бой своих генералов, капитанов и лейтенантов во главе могучей армии из пехоты, артиллерии, кавалерии, боевых слонов, на земле и в море, и всей мощью своей армии сметет этих еретиков и завоевателей и захватит их собственную страну. Отстоять религию, отстоять национальную честь, отстоять интересы страны – значит принести тройное благо: благо нашей религии, благо нашему господину и благо самим себе, и мы достигнем важной цели, обретя себя на пути к небесным полям и Нирване.

– Храбрые слова, – поморщился Сая Джон. – Посмотрим, что будет дальше.

После первоначальной паники улицы быстро угомонились. Базар вновь открылся, и рыбные торговки принялись рыться в отбросах, выбирая ранее выброшенное добро. Следующие несколько дней люди занимались своими делами, как обычно. Самым заметным изменением стало исчезновение не местных – не бирманских – лиц. Число иностранцев, живших в Мандалае, всегда было довольно значительным: дипломаты и миссионеры из Европы; купцы и торговцы греческого, армянского, китайского и индийского происхождения; разнорабочие и лодочники из Бенгалии, Малайи и с Коромандельского побережья; астрологи в белоснежных одеждах из Манипура; дельцы из Гуджарата – такого человеческого разнообразия Раджкумар никогда прежде не видел, пока не оказался здесь. Но теперь вдруг все иностранцы исчезли. Поговаривали, что европейцы сбежали вниз по реке, а остальные забаррикадировались в своих домах.

Еще через несколько дней дворец выпустил новое воззвание, на этот раз радостное – сообщалось, что королевское войско нанесло захватчикам важное поражение возле крепости Минхла´. Английская армия была разбита и отброшена за пределы государственных границ. Вниз по реке должна была отплыть королевская баржа, нагруженная наградами для солдат и офицеров. Во дворце планировалась церемония благодарения.

По улицам разносились радостные крики, дымка тревоги, повисшая над городом в последние дни, стремительно рассеялась. Ко всеобщему облегчению, жизнь быстро вернулась в норму: продавцы и покупатели вновь запрудили рынок, и в харчевне Ма Чо стало даже оживленнее, чем прежде.

А потом как-то вечером, помчавшись на базар пополнить запасы рыбы для Ма Чо, Раджкумар наткнулся на знакомую седобородую фигуру – накхода, хозяин сампана.

– Наше судно скоро отплывает? – спросил Раджкумар. – Раз война закончилась?

Старик криво ухмыльнулся украдкой:

– Война не закончилась. Пока нет.

– Но мы слышали…

– То, что слышно на реке, сильно отличается от того, что говорят в городе.

– А что вы слышали?

Хоть они и разговаривали на своем диалекте, накхода понизил голос.

– Англичане будут здесь со дня на день, – сказал он. – Лодочники их видели. Сюда идет огромный флот, какого прежде не бывало на этой реке. У них есть пушки, которые могут в пыль разнести стены форта, а суда у них такие быстрые, что обгоняют прилив; ружья их стреляют быстрее, чем вылетают слова изо рта. И они движутся, как океанский прилив, ничто не может встать на их пути. Сегодня мы слышали, что их корабли занимают позиции вокруг Мингана. Завтра, наверное, услышим канонаду…

И точно, на следующее утро далекий раскат взрыва прокатился по речной долине до самой харчевни Ма Чо у западной стены форта. Когда прозвучали первые залпы, рынок был забит народом. Крестьянки из предместий явились с утра пораньше и, расстелив циновки, разложили аккуратными кучками овощи. Рядом расположились рыбаки со свежим ночным уловом. Через час-другой овощи увянут, а рыбьи глаза подернутся пленкой. Но пока все похрустывало и сияло свежестью.

Первые выстрелы вызвали лишь короткое волнение в утренней толчее. Люди озадаченно поглядывали в ясное голубое небо, а лоточники, нагнувшись над горами товара, спрашивали друг у друга, что случилось. Ма Чо и Раджкумар хлопотали с самого рассвета. Как всегда прохладным утром, люди заглядывали перекусить чем-нибудь перед дорогой домой. И вот привычное обеденное оживление прервал внезапный гул. Люди встревоженно переглядывались. Что за странный шум?

Тут-то и встрял Раджкумар.

– Английская пушка, – сказал он. – Они идут сюда.

Ма Чо захлебнулась от раздражения:

– Откуда тебе знать, что это такое, ты, дурак из дураков?

– Лодочники их видели, – ответил Раджкумар. – Целый английский флот движется сюда.

У Ма Чо харчевня была битком набита голодными людьми, и она не в настроении была позволить единственному помощнику отвлекаться на какой-то там шум.

– Довольно глупостей, – отрезала Ма Чо. – Марш работать.

Стрельба вдалеке стала сильнее, миски на лавках задрожали. Посетители беспокойно заерзали. На улице по соседству ку´ли уронил мешок с рисом, зерно белым пятном рассыпалось в дорожной пыли, и тут люди ринулись бежать, расталкивая друг друга. Лавочники сметали товар с прилавков в мешки и корзины, крестьянки вытряхивали свои корзинки в мусорные кучи.

Посетители харчевни вскочили на ноги, переворачивая лавки и роняя миски. Ма Чо в смятении напустилась на Раджкумара:

– Я велела тебе помалкивать, ты, идиот калаа? Посмотри, всех клиентов мне распугал.

– Я не виноват…

– А кто? Что мне теперь делать со всей этой едой? Что станет с рыбой, которую я вчера купила? – Ма Чо рухнула на табуретку.

А за их спинами, на опустевшей рыночной площади, собаки уже дрались за выброшенное мясо, собираясь в стаи вокруг мусорных куч.

2

Во дворце, меньше чем в миле от заведения Ма Чо, главная наложница короля, королева Супаялат, поднималась по крутой лестнице, чтобы лучше расслышать пушечные выстрелы.

Дворец располагался в самом центре Мандалая, внутри города в городе, за высокими стенами; это был разветвленный комплекс павильонов, садов и коридоров, в центре которого высился девятиярусный хти королей Бирмы. От окружающих улиц дворцовый комплекс отделял частокол из высоких тиковых столбов. На каждом из четырех углов ограды стояла дозорная башня, которую охраняли личные телохранители короля. На одну из этих башен и решила подняться королева Супаялат.

Королева была маленькой хрупкой женщиной с фарфоровой кожей, крошечными руками и ногами и правильными чертами миниатюрного личика, которое лишь слегка портило небольшое пятнышко у правого глаза. Талия королевы, от природы тонкая как тростинка, была раздута третьей беременностью, каковой уже шел восьмой месяц.

Королева шествовала не одна – за ней вплотную следовали полдюжины служанок, держащих на руках двух маленьких царственных дочерей, Первую и Вторую принцессу, Ашин Хтейк Су Мят Фая Джи и Ашин Хтейк Су Мят Фая Лат. В силу сложного периода беременности королева постоянно тревожилась о своих детях. Последние несколько дней она даже на минуту не выпускала дочерей из поля зрения.

Первой принцессе было три, и она невероятно походила на своего отца, Тибо, короля Бирмы. Это была доброжелательная, послушная, улыбчивая круглолицая девочка. Второй принцессе, двумя годами младше, не исполнилось еще и года, и она была полной противоположностью сестре, абсолютно мамина дочка. Бедняжка мучилась коликами и плакала часами напролет. Несколько раз за день с ней случались истерики. Тело напрягалось, крошечные кулачки сжимались, грудь начинала часто вздыматься, но ни звука не доносилось из широко раскрытого рта. Даже опытные няньки пугались, когда с маленькой принцессой случался очередной припадок.

Чтобы справляться с малышкой, королева постоянно держала при себе несколько самых доверенных прислужниц – Эвелин, Хемау, Августу, Нан Пау. Все эти девушки были очень юны, еще подростки, и почти все сироты. Их выбирали специальные агенты королевы в маленьких деревушках качинов, ва и шанов вдоль северных границ королевства. Некоторые девочки происходили из христианских семей, некоторые из буддистских, но когда они оказывались в Мандалае, это уже не имело значения. Их передавали на попечение дворцовой челяди и воспитывали под личным присмотром королевы.

Лучше всего управлялась со Второй принцессой самая младшая из служанок – хрупкая десятилетняя Долли, робкое скромное дитя с огромными глазами, податливым и гибким телом танцовщицы. Долли привезли в Мандалай совсем крошкой из пограничного города Лашио, она не помнила ни своих родителей, ни других родственников. Считалось, что она шанского происхождения, но это было чистое предположение, основанное на хрупкой внешности и гладкой шелковистой коже лица.

В то самое утро у Долли ничего не ладилось со Второй принцессой. Пушечные выстрелы разбудили малышку, и с того момента она кричала не переставая. Долли, которая сама была боязлива, перепугалась до смерти. Когда загрохотали пушки, она зажала ладонями уши и забилась в угол, стиснув зубы и тряся головой. Но потом королева прислала за ней, и дальше Долли была так занята, пытаясь успокоить маленькую принцессу, что на страх времени уже не оставалось.

У Долли не хватало сил, чтобы подниматься по крутой лестнице с принцессой на руках, потому Эвелин, которой исполнилось шестнадцать и которая была крепкой для своего возраста, взяла ребенка. Долли поспешила за остальными и последней выбралась на дозорную площадку – деревянный помост, огражденный перилами из тяжелых деревянных брусьев.

Четверо солдат в форме сгрудились в углу. Королева засыпала их вопросами, но ни один не отвечал и избегал встречаться с ней взглядом. Понурив головы, они ковыряли пальцами замки своих кремневых ружей.

– Далеко стреляют? – спрашивала королева. – Что у них за пушки?

Солдаты мотали головами: правда заключалась в том, что они знали не больше, чем она. Когда послышался странный шум, они взволнованно принялись обсуждать его происхождение, поначалу отказываясь верить, что такой грохот может быть порожден человеческой волей. В этой части Бирмы никогда не слыхали оружия такой мощи, да и нелегко было представить стрельбу столь частую, что выстрелы сливались в непрерывный гул.

Королева поняла, что от этих бедолаг ничего не добьешься. Она прислонилась к деревянным перилам отдохнуть. Если бы тело ее было чуть полегче, если бы только она не была такой уставшей и медлительной.

Удивительно, но в последние десять дней, с тех пор как англичане перешли границу, она слышала только хорошие новости. Неделю назад командир гарнизона прислал телеграмму, что иноземцы остановлены у Минхла, в двух сотнях миль ниже по реке. Дворец отпраздновал победу, и король даже отправил награды генералу. Как так вышло, что теперь захватчики настолько близко, что их пушки слышны в столице?

Как быстро все переменилось: несколько месяцев назад случился конфликт с британской лесопромышленной компанией, формально касавшийся тиковых бревен. Компания была очевидно не права – они жульническим путем обходили таможенные правила королевства, обрезая бревна покороче, чтобы не платить пошлину. Королевская таможня оштрафовала компанию, потребовав выплаты задолженности за пятьдесят тысяч бревен. Англичане заявили протест и отказались платить, написали жалобу британскому губернатору в Рангун. Последовал унизительный ультиматум. Один из главных королевских советников, Кинвон Минджи, осторожно предположил, что, может, лучше принять условия; британцы могли бы позволить королевской семье остаться во дворце в Мандалае примерно на тех же условиях, что и индийским раджам, – иными словами, на положении свиней, которых откармливают и лелеют их хозяева, свиней, содержащихся в свинарниках с пышным убранством.

Короли Бирмы не какие-нибудь раджи, возмущенно ответила Кинвону Минджи королева, они правители, суверены, они разбили императора Китая, покорили Таиланд, Ассам, Манипур. И она сама, Супаялат, поставила на карту все, чтобы сохранить трон для Тибо, своего супруга и сводного брата. Можно ли представить, что сейчас она готова будет отказаться от всего этого? А если дитя у нее во чреве – мальчик (и на этот раз она была уверена, что так оно и есть), то как она объяснит сыну, что пожертвовала его наследством из-за какого-то скандала по поводу тиковых бревен? Королева настояла на своем, и бирманский двор отказался уступить ультиматуму британцев.

Сейчас, вцепившись в перила, королева напряженно прислушивалась к далекой канонаде. Сначала она надеялась, что стрельба – это своего рода учения. Самый надежный генерал их армии, Хлетин Атвинвон, находился в форте Минган, в тридцати милях отсюда, с восемью тысячами солдат.

Только вчера король поинтересовался мимоходом, как обстоят дела на фронте. Она ответила, что, по ее мнению, война – это уже нечто далекое, как та экспедиция, что отправили в горы к шанам, дабы покончить с бандитами и дакойтами.

Все идет как должно, сказала она супругу, беспокоиться не о чем. И до сего момента думала, что это истинная правда. Ежедневно она встречалась с самыми важными сановниками, Кинвоном Минджи, Таингдой Минджи, даже с вонджи[14], вондаук[15] и мьовон[16]. И никто из них не намекнул, будто что-то неладно. Но звук пушечных выстрелов ни с чем не спутать. Что же ей сказать королю теперь?

Внезапно двор внизу заполнили голоса.

Долли бросила взгляд на лестницу. Внизу суетились солдаты, много солдат, в цветах дворцовой гвардии. Один из них заметил девочку и закричал: “Королева? Королева там?”

Долли поспешно отшатнулась, скрываясь. Кто эти солдаты? Чего они хотят? Она услышала топот их ног на лестнице. Где-то рядом заплакала принцесса – коротким, захлебывающимся плачем. Августа сунула ребенка ей в руки: вот, Долли, держи ее, она не унимается. Малышка заливалась слезами, размахивая кулачками. Долли пришлось уворачиваться, чтобы та не задела ее по лицу.

На дозорную площадку вышел офицер, обеими руками он держал перед собой меч, подняв его как скипетр. Он что-то говорил королеве, жестом показывая, чтобы та спустилась по лестнице обратно во дворец.

– То есть мы узники? – Ярость исказила лицо королевы. – Кто прислал тебя?

– Нам отдает приказы Таингда Минджи, – сказал офицер. – Ради вашей безопасности, Мибия[17].

– Нашей безопасности?

Площадку заполонили солдаты и начали теснить девушек к лестнице. Долли глянула вниз: ступени показались ей ужасно крутыми, у нее закружилась голова.

– Я не могу, – заплакала она, – не могу. – Она точно знала, что упадет. Принцесса очень тяжелая, ступеньки высокие, и, чтобы не упасть, ей нужно держаться за перила.

– Шагай.

– Я не могу. – Долли едва могла расслышать свой голос за младенческими воплями. И застыла, отказываясь двигаться с места.

– Живей, живей! – За спиной возник солдат, он подталкивал ее холодной рукоятью меча.

В глазах защипало, слезы полились по щекам. Разве они не понимают, что она упадет, что принцесса вывалится у нее из рук? Почему никто не поможет?

– Живей.

Она обернулась, посмотрела прямо в суровое лицо солдата.

– Я не могу. У меня на руках принцесса, она слишком тяжелая. Вы что, не видите? – Но, кажется, никто не расслышал ее слов сквозь крики ребенка.

– Что с тобой, девочка? Чего ты застыла? Шевелись.

Она закрыла глаза и шагнула вперед. И в тот момент, когда ноги ее готовы были подкоситься, раздался голос королевы:

– Долли! Стой!

– Я не виновата! – Она уже рыдала, крепко зажмурившись. Кто-то выхватил принцессу у нее из рук. – Я не виновата. Я пыталась сказать, они не слушали.

– Все в порядке. – Королева говорила строго, но спокойно. – Спускайся. Осторожно.

Облегченно всхлипнув, Долли заковыляла вниз по ступенькам и дальше через двор. Она чувствовала на плече руку подруги, направлявшей ее по коридору.

Большая часть зданий дворцового комплекса представляла собой невысокие деревянные постройки, соединенные длинными коридорами. Дворец был выстроен сравнительно недавно, всего тридцать лет назад. Он напоминал королевские резиденции ранних столиц Бирмы – Ава и Амарапур. Часть королевских апартаментов была перевезена сюда целиком после основания Мандалая, но множество мелких второстепенных зданий пока не достроили и они были неведомы даже обитателям дворца. Долли никогда не бывала в зале, куда ее сейчас привели, – темное помещение с сырыми оштукатуренными стенами и тяжелыми дверями.

– Приведите ко мне Таингду Минджи, – гневно крикнула королева гвардейцам. – Я не намерена сидеть в заточении. Пришлите его сюда. Немедленно.

Прошел час или даже два – судя по движению теней из-под двери, полдень уже миновал. Маленькая принцесса наплакалась до изнеможения и уснула на коленях у Долли.

Двери распахнулись, и, пыхтя, ввалился Таингда Минджи.

– Где король?

– Он в безопасности, Мибия.

Сановник, грузный мужчина с лоснящейся кожей, в прошлом всегда был наготове с советами, но сейчас королева не могла добиться от него ни одного внятного ответа.

– Король в безопасности. Вам не следует волноваться. – Длинные волоски свисали из его родинок и тихо подрагивали, когда он улыбался, демонстрируя зубы. Он протянул телеграмму: – Хлетин Атвинвон одержал знаменательную победу в Мингане.

– Но это не наши пушки я слышала сегодня утром.

– Иноземцы остановлены. Король отправил медали, награды воинам. – Сановник вручил королеве еще одну бумагу.

Она даже не взглянула на нее. За последние десять дней она видела много посланий, и все с сообщениями о знаменательных победах. Но пушки, что королева слышала утром, были не бирманскими, в этом она не сомневалась.

– Это были английские пушки, – проговорила королева. – Я знаю. Не лги мне. Они близко? Когда они будут у Мандалая?

– Мибия в деликатном положении, – сановник отвел взгляд, – ей нужен покой. Я вернусь позже.

– Покой? – Королева махнула рукой в сторону служанок, сидящих на полу: – Девочки измучены. Смотри, – указала она на красные глаза и заплаканное лицо Долли. – Где остальные слуги? Пришли их ко мне.

Таингда Минджи, поколебавшись, кивнул:

– Мибия. Они будут здесь.

Спустя час явились остальные прислужницы. Лица их были мрачны. Королева не произнесла ни слова, пока за гвардейцами не закрылась дверь. А потом все бросились к вновь прибывшим, тесно обступили их. Долли пришлось вытянуть шею, чтобы расслышать, что они говорят.

А сказали девушки вот что: британцы разрушили до основания форт Минган исключительно силой своих пушек и не потеряли ни одного своего солдата. Хлетин Атвинвон сдался. Армия разгромлена, солдаты бежали в горы вместе с оружием. Кинвон Минджи и Таингда Минджи отправили эмиссаров к британцам. Оба министра теперь соперничают друг с другом, кто из них будет держать под стражей королевскую семью. Они понимают, что британцы отблагодарят того, кто отдаст им в руки правящую чету, – за это полагается щедрая награда. Иноземцы скоро явятся в Мандалай, чтобы арестовать короля и королеву.

Вторжение прошло настолько гладко, что удивило даже тех, кто его планировал. Имперский флот пересек границу 14 ноября 1885 года. Два дня спустя, после нескольких часов бомбардировки, британские солдаты захватили бирманские аванпосты Ньянбинмо и Синбонгве. На следующий день английский флот в Минхла попал под жестокий обстрел. Бирманский гарнизон в Минхла был маленьким, но сопротивлялся с неожиданным упорством.

Британская армия была вооружена новейшими винтовками, заряжавшимися с казенника. Артиллерийская поддержка состояла из двадцати семи скорострельных пулеметов – больше, чем когда-либо появлялось на азиатском континенте. Бирманцы не могли противостоять такой огневой мощи. После перестрелки, продолжавшейся несколько часов, британская пехота высадилась на берег.

Британские силы вторжения включали в себя около десяти тысяч солдат, и большинство из них – примерно две трети – составляли индийские сипаи. Среди подразделений, задействованных в Минхла, сипаев было три батальона, из Хазарейского и 1-го Мадрасского Пионерского[18] полков. Индийцы были закаленными в боях воинами. Хазарейцы[19], набранные на афганской границе, доказали свою преданность британцам десятилетиями военной службы в Индии и за ее пределами. 1-й Мадрасский Пионерский был из самых лояльных пехотных полков. Они непоколебимо стояли на стороне своих хозяев даже во время восстания 1857 года, когда почти вся Северная Индия поднялась против британцев. У бирманских защитников Минхла почти не было шансов устоять против сипаев с их новым вооружением британского производства и громадным численным превосходством. Маленький стойкий отряд рассеялся, когда был взят редут.

Слухи о падении Минхла разнеслись далеко вверх по реке. Гарнизон в Пакхоуку испарился; в Ньяунгу, возле великой, покрытой пагодами долины Паган, бирманские артиллеристы сами забили стволы своих орудий после нескольких выстрелов. В Мигинган, которым командовал Хлетин Атвинвон, защитники вынуждены были оставить позиции после нескольких часов артобстрела. Спустя несколько дней, не ставя в известность короля Тибо, бирманская армия сложила оружие.

Война продолжалась четырнадцать дней.

3

В течение двух дней после обстрела Мингана в Мандалае было странно, почти пугающе тихо. А потом поползли слухи. И вот как-то утром мимо харчевни Ма Чо по рыночной площади пробежал мужчина. Он орал, срывая голос: иноземные корабли встали на якорь у берега, английские солдаты идут к городу.

Паника охватила базар. Люди забегали, началась давка. Раджкумар умудрился пробиться через толпу к большой дороге. Что там вдали, никак было не разглядеть: клубы пыли, поднимаемой сотнями бегущих ног, висели над дорогой. Люди мчались во всех направлениях, сталкивались друг с другом, слепо отшвыривая все, что попадалось им на пути. Раджкумара повлекло в сторону реки. На бегу он чувствовал пульсацию под ногами, барабанную дробь земли, ритмичную дрожь, которая поднималась от стоп по позвоночнику.

Люди впереди разбегались в стороны, расступались, рвались к обочинам. Внезапно Раджкумар оказался прямо лицом к лицу с двумя английскими кавалеристами на гнедых лошадях. Всадники расталкивали народ саблями в ножнах, освобождая путь. Пыль оседала на их начищенных сапогах. А позади них сквозь пыльную завесу проступало полчище людей в форме, надвигавшееся, как приливная волна.

Раджкумар метнулся в сторону и прижался к стене дома. Первоначальная паника в толпе таяла, по мере того как отряд маршировал мимо с ружьями на плечах. На лицах солдат не было злобы, вообще никаких чувств. Никто из них и бровью не повел в сторону толпившихся на улице.

– Англичане! – выдохнул кто-то, и слово понеслось, передаваемое из уст в уста, все громче и громче, пока не переросло в почти приветственный оживленный ропот.

Но когда авангард промаршировал мимо и в поле зрения появился следующий отряд, изумленное молчание опустилось на толпу зрителей: эти солдаты не были англичанами – это были индийцы. Народ вокруг Раджкумара зашевелился, словно озадаченный при виде такого же индийца среди них.

– Кто эти солдаты? – спросил у него кто-то.

– Я не знаю.

До Раджкумара внезапно дошло, что за весь день он не увидел на базаре ни одного привычного индийского лица – ни одного кули, или сапожника, или лоточника, которые обычно сновали вокруг. Сначала это показалось странным, но потом он отвлекся и вот только сейчас вспомнил при виде марширующих сипаев.

Люди засыпали Раджкумара вопросами: “Что тут делают эти солдаты?”

Мальчик пожал плечами. Откуда ему знать? Он имеет к этим солдатам не большее отношение, чем все остальные. Вокруг собралась кучка мужчин, они подступали все теснее, так что ему пришлось даже сделать шаг назад.

– Откуда они? Зачем они здесь?

– Я не знаю, откуда они. И не знаю, кто они такие.

Оглянувшись через плечо, Раджкумар понял, что сам загнал себя в тупик. Его окружили семь или восемь мужчин. Они подтянули лоунджи, затолкав полы за пояс. Сипаи были совсем рядом, сотни, а может, тысячи сипаев. Но он вдруг оказался совсем один, единственный индиец – не докричаться – в кольце людей, которые явно намеревались заставить его ответить за присутствие этих солдат в городе.