Лихоборы

– Ирина Леонтьевна тебе что сделала?! – орала выведенная из себя окончательно директриса. Девятикурсница Соня торчала посреди кабинета, как обычно, наклонив голову набок, отчего её фирменный взгляд исподлобья становился особенно жутким.

Соня всем казалась любимицей Ирины Леонтьевны. Преподавательница на каждом занятии хвалила Ларину, рассыпаясь бисером по поводу таланта Софьи, её креативности, творческому подходу к приготовлению зелий и высокого качества снадобий, сваренных Лариной.

– Она так тебя любит! – восхищались однокурсники. – Никого так не хвалит!

Соня пожимала плечами и отмалчивалась, хотя ей было приятно.

– Она ваш преподаватель! – продолжала бушевать Мироненко, бегая взад-вперёд. – Ну и что, что она блаженная… В смысле… Она мухи не обидит! Или тебе уже всё равно?! Или, может, будешь утверждать, что это не ты?!

– Я, – буркнула Соня низким голосом.

– Так… Ты сейчас идёшь к ней, извиняешься и снимаешь своё чёртово заклятье! Ты всё поняла?

Софья кивнула.

– Иду к ней и снимаю заклятье.

– Извиняешься!

– Нет.

Александра Романовна опешила.

– Что значит – нет?..

– Не буду извиняться. Извинения ничего не значат. Тем более, я не раскаиваюсь. К чему это лицемерие?

В голосе Сони не было ни вызова, ни агрессии. Напротив, он звучал тускло, немного скучающе. Это был голос человека, который многое… знал? Познал? Бред…

– Я приказываю.

– Я вас очень уважаю, Александра Романовна, – довольно почтительно сообщила Софья. – Но перед Ириной Леонтьевной извиняться не буду. Заклятье сниму. Хотя через… восемь дней оно и само бы прошло.

Мироненко едва не взвыла.

– Ты понимаешь, в какой положение ты меня ставишь? – вырвалось у неё. – Я понимаю, для тебя закон не писан…

– Я знаю, что такое субординация, – не согласилась Ларина.

– Ах знаешь? Ну тогда изволь уважать своих преподавателей! И…

– Преподаватель дискредитировал себя, унизил нескольких студентов перед всем курсом. Или это разрешено только потому, что она – преподаватель, а мы студенты?

Мироненко на миг опешила.

– Нет, это не разрешено, – нашлась она, взяв себя в руки. – Но ты не можешь… Почему ты просто не поговорила с ней?

– С ней бесполезно говорить, – спокойно заявила Соня. – Она из тех преподавателей, которые считают, что они всегда правы. И вы это знаете.

– Ты не вправе рассуждать о ней в таком ключе…

– Но я вправе защищать своё достоинство? – холодно спросила Софья.

– Не такими методами.

– К сожалению, другие мне пока недоступны.

– Боже, кто из тебя получится?.. – Александра Романовна бессильно опустилась на стул. – Всё время забываю, что ты старше остальных студентов…

– Многие мечтали бы хоть раз поступить так, как поступаю я. Постоять за себя. Но им не хватает духу! И никогда уже, наверное, не хватит. Поэтому они предпочитают унижаться дальше, считая себя ниже тех, кто их…

– Хватит! Слушать не желаю!

– Извините, я не хотела вас расстроить.

– Расстроить?..

Директриса просто не могла подобрать слов для беседы с Соней. Ей всегда наедине с Лариной было жутковато, но… интересно…

– Что произошло, расскажи хоть, – попросила она.

Ей правда было любопытно.

Как она и предполагала – произошла сущая ерунда. При приготовлении отвара, который должен был быть включён в экзамен, своё сумбурное объяснение рецепта, которого в учебнике вообще не оказалось, Ирина Леонтьевна подкрепила словами:

– Оно такое должно получиться… Фиолетовое… То есть… Ну… Фиолетовое!

Зелье у всех получилось, кто во что горазд, и воняло неописуемо. Хотя несколько фиолетовых всё же вышло – у тех, кто внимательнее всех слушал, в том числе и у Сони.

– Ну вот, смотрите, – торжественно и радужно, как всегда, начала Ирина Леонтьевна. – Вот Наташенькин отвар… Наташенька, вы весь семестр трудились, но ничего у вас не получается, да, ха-ха-ха? Ну вы же не будете этим заниматься в будущем? А вот Элечка… Это вообще не зелье. Звёздочка наша, Катенька! Посмотрите!

Все, включая Катю Щукину, ни разу за девять лет не сварившую приличного зелья, воззарились на поварёшку в руках преподши, откуда стекала глянцевая густая жижа кричаще-пурпурного цвета.

– Вот! Это идеально! Катечка, я в вас никогда не сомневалась! Консистенция, цвет – всё прекрасно!

Все переглянулись.

– Вы же сказали, оно должно быть фиолетовое, – мрачно напомнила Соня. Все потупили глаза.

– Кто?! – искренне удивилась Ирина Леонтьевна. – Я?! Ну да вы что! Как можно! Вот! Это… такой цвет… Ну как бы… Лиловый!

– Пурпурный.

– Пурпурный! – счастливо подхватила преподавательница. – Видите, вы же сами понимаете. Ни в коем случае не фиолетовый!

– Пс! Какая разница? – свистящим шёпотом спросил на ухо свою соседку Элю Данченко Андрей Смолин. – Они ж все фиолетовые!

Данченко закатила глаза.

– А у вас, Сонечка, не получилось, – посетовала Ирина Леонтьевна, помешивая Софьин отвар мрачно-сиреневого оттенка. – Вы очень хорошо работали, но… Экзамен вряд ли сдадите… хотя…

– Горечавка, да? – будто не слыша её, спросила Ларина, отчего-то белая, как полотно. – Надо было добавить?

Преподавательница зависла с поварёшкой в руке, глядя в стену.

– При чём тут… У вас же рецепт…

– Рецепт диктовали Вы. Горечавки там не было… И много чего ещё. Но вы сказали, это всё. Почти.

– Да! – наконец отмерла Ирина Леонтьевна, счастливо стреляя глазами. – Я же объяснила! У всех должно было получиться вот так! – она снова ткнула пальцем в зелье Щукиной.

– Я запуталась, – пожаловалась Лиза Дивеева. – Да – нужна горечавка или да – не нужна горечавка? И какая? Их же две – синяя и жёлтая…

– Вот! – преподша торжественно подняла палец. – Я показывала вам свойства сока полыни! Если кто-то добавил живую медузу, то запах можно было нивелировать экстрактом эстрагона и… и… Ну хотя бы дольку лимона кинули… Хотя и сожжённая шерсть росомахи хороша… Но где же её достать…

– А чё с горечавкой? – послышался слабый басок с задней парты.

– Во-от… Я так рада, что вы справились! – подытожила Ирина Леонтьевна. – Кто-то лучше, кто-то, как Сонечка, хуже… Можете быть свободны!..

Когда Софья позволила директрисе просканировать себя и поделилась этим воспоминанием в деталях, Александра Романовна ещё минуты две сидела неподвижно, глядя в одну точку.

– Н-да, – резюмировала она наконец. – Я понимаю… Но это не повод… Ирина Леонтьевна целый месяц проходила фиолетовая, как баклажан!

– Не месяц, – угрюмо отозвалась Соня, терпеливо торчавшая посреди кабинета. – Всего две луны… Без восьми дней.

– Расколдуй ты её, – устало попросила Мироненко. – Экзамен ты сдашь…

– Сдам, конечно, – фыркнула Соня. – Там же комиссия будет. Могу идти?

– Иди, горе луковое…

Когда за Лариной закрылась дверь, директриса с шумом выдохнула и откинулась на спинку кресла. Хотелось ли ей иногда поступать, как Соня? Определённо. Хватало ли у неё на это окаянства, совести и духу? Нет. Мироненко поймала себя на том, что поведение студентки ей отвратительно, но чуток она Лариной всё-таки завидует. «Что за чёрт?» – подумала она. И ещё: «Интересно, как она это делает?»

И позже: «Скорей бы она уже выпустилась…»

И этот день настал…

– Диплом об окончании Сибирской академии ворожбы и чародейства с присвоением второй категории вручается Данченко Элеоноре!

Эля рванула на сцену чуть ли не бегом. В честь праздника красавица решила надеть на себя приблизительно ничего – и сверху безразмерный пиджак. Данченко не преминула переобниматься со всем преподавательским составом, демонстрируя собравшимся, что она педагогам буквально, как дочь родная, а Кирину и молоденького аспиранта Олега Павловича даже панибратски чмокнула в щёчку под неодобрительное цоканье языком со стороны директрисы.

– Диплом об окончании Сибирской академии ворожбы и чародейства с присвоением второй категории вручается Дивеевой Елизавете!

Лиза, немного смущённая, наряженная в стильный брючный костюм, но, как всегда, забывшая причесать свои топорщившиеся кудряшки, неловко перебирая тоненькими длинными ногами, вскарабкалась на сцену и уже через полминуты плюхнулась на своё место в зале. Особой радости Лизе кусок синего картона с бумажным вкладышем не принёс – троек у Дивеевой в дипломе было больше, чем педагогов, чинно выстроившихся на сцене.

– Диплом с отличием об окончании Сибирской академии ворожбы и чародейства с присвоением второй категории вручается Кузиной Алисе!

Крошечная Алиска, размазывая по щекам слёзы, спотыкаясь бросилась на сцену. Все преподаватели мигом начали хором её утешать. Где-то в зале страдальчески закатила глаза одна Соня…

– Диплом… с отличием об окончании Сибирской академии ворожбы и чародейства с присвоением второй категории вручается… Лариной Софье…

Александра Романовна споткнулась на этой фразе два раза.

Наряженная типичной ведьмой – наглухо закрытое приталенное трикотажное платье с чуть расклешённой юбкой – Софья с гордо поднятой головой без суеты, не спеша поднялась по ступенькам, не забывая вежливо улыбаться. Она умела себя вести в приличном обществе. Даже если не была уверена, что это относится ко всему обществу.

Мироненко не уступала. Вежливо поздравив краснодипломницу, она крепко пожала Соне руку и, стоило Лариной направиться обратно в зал, незаметно наклонилась к уху профессора Иволгина:

– Слава богу, отмучались…

Глава 2. Ивасики

Насколько вы знаете, ведьма может жить

по соседству с вами прямо сейчас.

Роальд Даль, «Ведьмы»

Больше всего это напоминало вступительный экзамен, если бы он в академии был.

Весь выпускной курс, восемь групп, около двухсот пятидесяти ведьм и колдунов – и все они дружно толпились в коридоре шестого этажа главного корпуса, сидели, как куры на насесте, на бесконечных банкетках вдоль стен, собирались в небольшие кучки и довольно громко делились впечатлениями.

– Сколько можно? – ныла Наташа Потворова, по привычке почёсывая уже гладкий, безбородый подбородок. – Второй час…

– А зачем ты так рано припёрлась? – справедливо вопрошала Рита Харина. – Сказано было – третья группа к одиннадцати…

– Если я попаду в какую-нибудь школу или институт, я этого не вынесу! – ломала руки какая-то рыжеволосая девушка из восьмой группы.

Лиза Дивеева вздохнула. Она была бы счастлива оказаться младшим преподавателем или методистом в каком угодно учебном заведении. Детишек она любила, даже великовозрастных, науку обожала, а то, что она ей не давалась – так это другое…

Эля Данченко на весь коридор разглагольствовала о своей крутой тётке и о том, как её, Элю, бесит эта «идиотская система». Ноздри Сони Лариной угрожающе раздувались.

Сама Софья проходила практику в архиве имени Бажова, гигантском сооружении, скрытом от любопытных глаз в Уральских горах, и была абсолютно счастлива, целыми днями практически в одиночестве переписывая, перекладывая и систематизируя магические документы и фолианты. Теперь Ларина надеялась, что и будущая работа будет такой же халявной. Главное – чтоб ни с кем не надо было общаться…

Молитвы Лизы были услышаны. Несмотря на тройки в дипломе, старательную и покладистую Дивееву отправили методистом в новёхонький учебный центр в Краснодарский край. Служба предполагалась малоинтересная, но… Это же Краснодарский край! Море, солнце, колоритные местные колдуны. Эля и Рита застонали сквозь зубы от зависти.

– Так, если меня сейчас тоже не отправят на какие-нибудь юга или хотя бы к тёте – я за себя не ручаюсь, – пообещала Эля, скрываясь за дверью. Не выходила она долго, наверняка апеллировала к комиссии. Вновь появилась в коридоре Данченко злая, как чёрт.

– Да как они смели! – голосом кинодивы, которой вместо латте принесли капучино, верещала она, смешно тараща глаза. – Да они знают, кто моя тётя?! Да я на них такую проверку напущу… Да я… Да они…

Выяснилось, что Эльку, грезившую как минимум службой в магических медиа, как максимум – блаженным ничегонеделанием, запихнули архивариусом на Урал. В то самое учреждение, где проходила практику Софья. Имени Бажова.

В этот знаменательный день все услышали, как смеётся Ларина. Явление редкое, как комета Галлея.

Соня смеялась странно – для неё. Мелодично, негромко, но звонко, искренне и заразительно. Эдакие серебряные колокольчики.

От колокольчиков всем стало не по себе. Данченко моментально заткнулась и выпучила глаза на Софью.

– Тебе кажется, что это смешно? – Её голос должен был звучать угрожающе, но Лариной так не показалось.

– Очень, – честно выдала она.

Эля пошла красными пятнами. Это было видно даже сквозь толстый слой тонального крема на её лице.

– Я посмотрю, как ты будешь ржать, когда тебя зафутболят куда-нибудь, – прошипела Данченко, напуская на себя вид колдуньи, проклинающей врагов. – Я очень хочу, чтоб тебя, сучка, отправили делать то, что ты ненавидишь! И куда-нибудь на Крайний Север! К медведям и моржам!

– Мечтай, – отозвалась Соня, отхихикавшись. – Да любой морж приятнее тебя будет. Тебе, кстати, пошли бы такие бивни… в полметра… Я, собственно, могу…

Данченко отшатнулась.

– Не смей! Я тебя…

Софья вздохнула и спрыгнула с подоконника, на котором восседала за неимением свободной банкетки.

– Что ты меня? – устало-сварливо уточнила она. – Заплюёшь до смерти? Ты можешь… Тебе бы горбик верблюжий… к бивням… Хозяйке Медной горы привет! – С этими словами Ларина скользнула в кабинет, откуда под шумок уже выскочила Алиса Кузина.

Комиссия встретила её холодным напряжением.

– Соня…, – как-то обречённо протянула заведующая отделом распределения и трудоустройства Полина Николаевна Малахова, статная красивая светлая колдунья, отличавшаяся, впрочем, сильным характером и сурово сдвинутыми соболиными бровями. Она, конечно, была наслышана о Софьиных подвигах.

– Красный диплом, – прошептала Малаховой на ухо Ксения Александровна.

– Угу, – рассеянно отозвалась та. Мироненко хранила сдержанное молчание.

– Одна из лучших наших выпускниц, – в голос припечатала Раевская, ободряюще улыбаясь своей дипломнице. Директриса нервно вздохнула.

– Кстати, – встрепенулась Полина Николаевна, оторвавшись от документов, которые она пролистывала. – А на какую тему вы, Соня, писали диплом у Ксении Александровны?

– «Мгновенная последовательная трансформация в методологическом и прагматическом аспекте», – помедлив секунду, без запинки выдала Софья.

Малахова закашлялась. Мироненко, скрестив руки на груди, закатила глаза и попыталась слиться со стулом, на котором сидела.

– Ну…, – севшим голосом начала Полина Николаевна. – Методология этой практики описана неоднократно… А вот прагматика…

Ларина улыбнулась краем губ.

– Вы позволите?

– Что? – ожила Мироненко. – Нет!

Ксения Александровна метнула на неё быстрый взгляд и, округлив глаза, закивала.

– Давай, – сдалась директриса и махнула рукой.

Малахова ничего понять не успела.

Софья быстро подняла руки через стороны вверх – миг – и перед столом комиссии появилась огромная лосиха. Комиссия в едином порыве попятилась назад вместе со стульями. Ещё миг – и животное, встав на дыбы, как рысак, ослепительной молнией рвануло под потолок в угол к окну.

В коридоре отчётливо полыхнуло. Студенты в едином порыве заткнулись – и тут же загомонили и захохотали вновь. Кое-кто предположил, что Ларина всё-таки допекла преподавателей.

Полина Николаевна, задрав голову, таращилась на большое чёрное пятно на потолке. В кабинете отчётливо пахло гарью.

– Н-да, – ёмко прокомментировала она.

Соня, тяжело дыша, поднялась с пола в углу.

– Даже двойная материализация в плотных материях… доступна только в теории… ну, лично мне, – тяжело дыша и держась за стенку, пояснила она. – Поэтому… я совместила с… тонкой материей, в общем…

– О, молния в потолок – это очень тонкая материя, – иронично заметила Малахова. – Вы, конечно, не Елена Премудрая, чтоб из оленя в змею, из змеи в росомаху…

– Елена Премудрая – собирательный образ, – постепенно выравнивая дыхание, напомнила Соня, отлипая от стены. – И вообще… сказочный… полумифологический…

– Это да, – оптимистично подтвердила Ксения Александровна, которую, по всей видимости, демонстрация полностью удовлетворила. – Коллеги, мы ничего не забыли?

– Ты даже на распределении не можешь себя нормально вести, – недовольно подала голос Мироненко. – Устроила цирк… с лосями…

Соня надулась.

– Да! – спохватилась Малахова. – Софья! Мы с коллегами поздравляем тебя с окончанием Академии и сообщаем… я сообщаю, что ты получаешь распределение в Московский отдел Инспекции по внештатным и аварийным ситуациям и казусным инцидентам на должность… э… собственно… сотрудника отдела, ха-ха… Чинов и званий там нет, они не входят официально в структуру Министерства внутренних магических дел… Или входят?.. Хм…

Никогда ещё за десять лет директриса не видела Сонино лицо таким вытянувшимся и сейчас искренне наслаждалась этим зрелищем.

– Чего? – ошарашенно выдавила из себя Софья и с надеждой повернулась к своей научной руководительнице. – Куда?!

– В Москву! – Раевская ловко выцепила в обрушившемся на Сонину голову потоке информации позитивное зерно. – Ты же сама из Москвы?

Ларина обалдело кивнула.

– Ну вот! – обрадовалась Ксения Александровна. – Видишь, как удачно вышло! Служба интересная, э… престижная! Сложная, но ты – одна из лучших выпускниц, это то, что мы можем поручить именно тебе, и…

– Ты справишься, – скупо добавила Мироненко.

– Возьми направление, документы, распишись вот тут. – Лучась улыбкой, Полина Николаевна протянула Соне бумаги и простую шариковую ручку. Раевская на всякий пожарный напряглась и приготовилась выставлять тройной щит.

Софье хватило пары секунд, чтоб взять себя в руки.

– Спасибо, – Новоиспечённый «сотрудник отдела» вежливо и зубасто улыбнулась, не забывая испепелять при этом преподавательский стол своим фирменным взглядом. – Это большая честь и удача для меня. Уверена, это одно из лучших мест в перечне в этом году.

У Малаховой по спине побежал холодок.

– Удаче на новом месте! – солнечно, словно на выпускном в детском саду, пожелала она. – В добрый путь!

Мироненко и Раевская синхронно пнули коллегу под столом в правую и левую ногу соответственно.

– Соня! – окликнула директриса Ларину, когда та, ссутулившись направилась к выходу.

Софья обернулась. Мироненко окинула её задумчивым взглядом и, неожиданно улыбнувшись уголками губ, обронила:

– Лосиха получилась отличная. Да и молния неплохая. Работай над тонкой материей. У тебя получается.

Соня улыбнулась – искренне, широко – и вышла.

– Я боюсь, что, не дай бог, буду по ней скучать, – кисло сообщила Мироненко. – Очень боюсь…

Едва Соня вновь очутилась в коридоре, её обступила возбуждённая толпа однокурсников.

– Что это было? Это ты их? Или они тебя? Они теперь злые? Все живы? – наперебой неслось со всех сторон. Сева Майоров, меланхоличный светлый маг, всегда более теоретик, нежели практик, с огромными печальными глазами за толстыми стёклами очков, обречённо скользнул за дверь.

– Всё в порядке, – буркнула Соня, отходя от кабинета.

– А… куда тебя..? – решилась Лиза, которой довольно часто удавалось находить общий язык с Лариной благодаря своему мягкому характеру, несмотря на множество противоречий. Все тут же вытаращились на Софью.

– В Москву. – Соня гордо тряхнула головой и оглядела притихшую толпу. Кто-то завистливо присвистнул. У кого-то шёпотом вырвалось проклятие пополам с ругательством.

– А куда? – уже более интимно уточнила Дивеева, отойдя вместе с Соней на пару шагов в глубь коридора. Ларина вздохнула.

– Пошли покурим, – скорее велела, чем предложила она.

На территории Академии употреблять табачные изделия было запрещено, поэтому и студенты, и преподаватели бегали за высокую ограду к пятачку у входа в корпус теории и методологии магических искусств. Это было единственное официальное место для курения, и бежать сюда было далеко, поэтому курильщики толпились здесь исключительно в большой перерыв между второй и третьей парами. Сопливые первокурсники, пафосно попыхивающие устройствами, которые Соня брезгливо называла «пароварками», солидные доценты с настоящими сигарами, «староверы» с обычными сигаретами и профессор Лев Иванович Угловский, старейший преподаватель вуза, с неизменной длиннющей трубкой, набитой бог знает чем. Соне и Лизе компанию обычно составляла Рита Харина, той – некурящая Эля, Данченко – Андрей. Затаривались отравой обычно в небольшом магазинчике в ПГТ, на окраине которого располагалась Академия. Местные сюда заходили редко, хотя один раз на группу дымящих после экзамена студентов набрёл древний дедок.

– Эт чё – из ПТУ, что ль? На кого учитесь? – сощурившись, поинтересовался он. Местные были уверены, что здание с несколькими общежитиями на краю леса – это не что иное, как профучилище. Наверное, в силу того, что младшим студентам на вид не было и пятнадцати, да и строить вуз в глухом лесу казалось бредом.

Девочки на вопрос деда переглянулись, Андрей смущённо кашлянул и потупился.

– Они – на парикмахеров, – басом сообщила внезапно Софья, ненавидящая, когда окружающие «жевали сопли», – он – на закройщика, – Она ткнула рукой, свободной от сигареты, в Андрея, – а я – на кондитера.

Лиза хрюкнула. Рита подавилась дымом.

– Вот молодцы! – одобрил дедок. – Хорошие профессии! Рабочие! – С этими словами он побрёл прочь.

– Почему?! – возопила Эля, повернувшись к Софье. – Я – парикмахер?! А ты почему кондитер?!

Ларина невозмутимо затянулась и медленно выпустила дым.

– Тебе не пофиг? – флегматично поинтересовалась она.

Эле отчего-то оказалось не пофиг, в отличие от Сони, и она ещё долго возмущалась…

На это приснопамятное место и притопали Софья и Лиза.

– Ну, – поторопила Дивеева, щёлкая зажигалкой, – куда тебя?

Ларина зажигалку в недрах рюкзака не нашла и прикурила от искры, материализованной хитрым щелчком пальцев.

– В «Ивасики», – мрачно призналась она.

– Ой… Это же… ну… Это?

– Это, – мрачно подтвердила Соня.

– Не хочешь в органах работать? – сочувственно спросила Дивеева. Соня посмотрела на неё уничтожающим взглядом.

«Как была ты дурой, так и осталась», – подумала она с досадой.

– Не хочу работать с дураками, – резко сообщила она вслух.

– А там дураки? – понимающе закивала Лиза. Софья чуть не застонала сквозь зубы.

«Дураки все здесь!»

– Там люди! – веско буркнула она. – Мне этого довольно. С людьми не хочу работать!

– Люди везде…

– В этом и проблема… В архиве их мало было…

– В архиве Элька…

– Повезло.

– Не скажи, – Лиза усмехнулась. – Она сейчас локти кусает.

– Ладно, не каждый получает то, что хочет, – подытожила Соня, гася окурок о край железной урны.

– Если жизнь раздаёт лимоны, сделай из них лимонад, – попыталась изречь мудрость Дивеева. Ларина хмыкнула.

– Если б лимоны… Из дерьмища и лимонад выйдет соответствующий…

– Ну что ты так…

– Ладно, я пошла собираться, – отрезала Ларина. – Ты со мной?

Лиза покачала головой.

– Я пойду ещё послушаю, кого куда распределили… Тебе разве не интересно?

– Нет. Увидимся.

Софья зашагала вдоль ограды до следующего входа – оттуда было ближе к студенческому городку. По дороге она зарулила к коменданту и забрала свой смартфон – подобные приблуды, как их называла Софья, хранились в специально отведённых местах, пользоваться ими в Академии было запрещено. Но сейчас, с дипломом (красным!) и бумажкой о направлении на работу, с собранными заранее вещами, Соня была абсолютно свободна. Осталось только выйти за территорию, и… Лариной в голову пришла чудесная мысль: что, если уехать прямо сейчас? Не дожидаться вечерних посиделок, идиотских и лицемерных, где придётся притворяться, что ей есть дело до окружающих, слушать их бредни и смотреть на обрыдшие лица? Почему нет?

Перед тем, как навсегда покинуть альма-матер, Ларина старательно, не спеша сваяла две красивых надписи «Спасибо!», одна из которых, под хохлому, повисла в окне кабинета директрисы, а вторая – под гжель – в окне аудитории, где вела пары Ксения Александровна. Это были единственные преподаватели, которых Соня уважала и ценила и которым была по-настоящему благодарна. Закончив нехитрое заклятье, Ларина натянула рюкзак, подцепила чемодан на колёсиках за длинную ручку, заперла дверь, сдала ключи (обходной лист Соня оформила заранее, быстрее всех на курсе) и побрела прочь из Академии.

– …Алё, мамуль, привет. Всё, я всё. Ага, закончила. Ага, красный, какой ещё! Ну! Ты как? Не болит ничего? Ты покушала? Ты моя умничка… Слу-у-ушай… Я собрала шмотьё и свалила нафиг. Хочешь, я к тебе приеду? Покукую недельку, по Эрмитажу погуляем, в Михайловский сходим… Да в Москву меня распределили… Потом расскажу. Так что?