Обсидиановое сердце. Механическое сердце

К счастью, не у каждого носферата хватало для подобного сил и знаний.

К несчастью, жертвы таких ритуалов обычно умирали в муках.

* * *

– Хозяин слишком добр к тебе, тварь, но ты никогда не сможешь этого понять. А я бы все отдала, чтобы оказаться на твоем месте. Однако хозяин говорит, что я не подхожу, нужна именно колдунья.

– Свари ему еще куриного супа, стерва, он обязательно оценит, – Гвин ядовито усмехнулась, глядя на то, как от гнева исказилось лицо служанки.

Шли, кажется, третьи сутки заточения в подвале у Ратенхайтов. Гвинейн сложно было оценить, сколько на самом деле прошло времени, потому что под действием чар Атрана она то и дело лишалась чувств и могла подолгу проваляться в забытьи. С каждым разом приходить в себя становилось все сложнее и сложнее. Ее не кормили, воды тоже не давали. Лишь по постоянному привкусу соли и железа во рту Гвин могла сделать вывод, что ей дают кровь одного из лендлордов. Судя по тому, что руководил процессом старший из братьев, скорее всего, кровь принадлежала ему, но Гвин этого не помнила. Вероятно, к лучшему.

Каждый его приход в камеру пленницы сопровождался для девушки очередной порцией боли. Он оставлял синяки и кровоподтеки на нежной коже Гвинейн, с молчаливым садистским наслаждением слушая ее крики. Каждый раз находил на ее теле новый участок для своих экспериментов и новое место для укуса. А с ним наступал спасительный мрак.

Гвинейн уже казалось, что тьма скопилась в ее камере по углам. Тьма взбиралась по ее голым ногам, обнимая горящую в лихорадке кожу спасительной прохладой и просачивалась сквозь поры в кровь, в разум, делая мысли вязкими и непослушными. Поэтому адептка не могла припомнить ничего, что спасло бы ей жизнь и освободило из плена. Даже простейшие формулы заклинаний не желали складываться воедино.

Трижды ей удавалось обратиться к чарам. И трижды Атран Ратенхайт возникал словно из воздуха и с безразличием на лице ломал Гвин пальцы. А когда ее крик стихал, все повторялось снова.

Руаль Ратенхайт казался не таким, как его брат. Он был разговорчивее и обманчиво мягче. Вместо стремления причинить ей боль он пытался распустить руки. Однако Руаль сдерживал себя, не заходил слишком далеко, будто боялся гнева старшего брата.

Но хуже всех была Вельга, потому что она оставалась живым человеком и полностью следовала приказам хозяев без всяких чар, дурманящих разум. Вельга была слепо верна Атрану и оттого безумно завидовала тому, как много времени он уделял Гвин и сколько планов у него было на рыжую адептку.

Кроме служанки, к Гвинейн более никого из смертных не допускали, но по разговорам она поняла, что слуг в поместье довольно много. Среди них были те, кто находился под темными чарами, однако в основном все подчинялись вампирам вполне добровольно. Из страха, скорее всего.

Работа Вельги заключалась в том, чтобы присматривать за будущей броксой в отсутствие хозяев, а еще приводить девушку в порядок, в том числе смывать кровь и не давать загноиться открытым ранам.

Куда делась ее старая одежда и остальные вещи, адептка не знала. В очередной раз придя в себя, она обнаружила, что ее переодели в длинное белое платье. Красивое и легкое, отделанное кружевом и невесомым шифоном, оно вполне могло сойти за свадебный наряд. Но Гвин это облачение напомнило саван покойницы. В любом случае, наряд никак не вязался с волглым подвалом, в котором ее держали.

Скверна и лихорадка делали свое дело. Плоть горела. Голова раскалывалась. О сломанных пальцах и говорить нечего – при всем желании Гвин не могла ими шевелить. Но надежды на избавление она не теряла.

– Ревнивая покорная дура, – голос адептки дрожал, зубы стучали. – Неужели ты не видишь, что они – монстры? Что то, что они делают, неправильно? Или тебе нравится, когда тебя кусают?

Служанка гордо задрала подбородок, выпрямилась.

– Думаешь, я не понимаю, почему ты носишь закрытые платья? – Гвин усмехнулась. От этого закололо в боку.

– Мне разрешено ударить тебя по лицу, если ты будешь творить чары, ведьма, – прошептала Вельга и продолжила стирать брызги крови с ног девушки холодной мокрой тряпицей. – Я могу сказать, что ты творила чары, и мне поверят.

– Можешь, – внезапно согласилась Гвинейн Гарана. – Или можешь меня отпустить, и я исчезну из вашей жизни навеки. Твой хозяин останется только твоим.

Вельга тихо рассмеялась.

– Не держи меня за деревенскую сумасшедшую, – она хлестнула Гвин тряпкой по лицу, и та зажмурилась. – Тогда ты вернешься с другими колдунами, и нас всех уничтожат.

– Тебя я смогу защитить, – сделала новую попытку девушка. – Скажу, что ты находилась под гипнозом и…

– Закрой свой рот, тварь! – Служанка вновь ударила пленницу тряпкой.

– Тогда твой лорд сдохнет, и ты сдохнешь вместе с ним, – спокойно пообещала Гвин.

Ей заранее было понятно, что диалога с этой верной собачонкой не получится, поэтому очередной удар в лицо адептку нисколько не удивил. Но попробовать стоило.

* * *

Нежное, заботливое прикосновение привело девушку в чувство. Кто-то ласково погладил ее по голове, а потом позвал по имени:

– Гвинейн, проснись. Ты кричала во сне.

В этом голосе звучала тревога, на первый взгляд искренняя. Если бы не сам обладатель голоса, разумеется.

Гвин с трудом открыла воспаленные веки и одарила Руаля Ратенхайта полным ненависти взором.

Носферат склонился над ней с выражением глубокого сочувствия на лице, даже слишком глубокого.

– Отойди. От меня. Нечисть, – сердито пробормотала девушка.

– Ух, как грубо! – Сочувствие мгновенно сменилось надменной улыбкой. – А я, между прочим, значительно унял твою боль, если ты не заметила.

Он выпрямился, самодовольно скрестив руки на груди.

К своему облегчению – и одновременно к жгучей досаде – Гвин обнаружила, что боль действительно немного утихла. Даже сломанные пальцы, которыми она лишний раз боялась пошевелить, дергало не так сильно, не говоря уже обо всем остальном.

– Я кричала не из-за страшных снов, а от боли, но тебе ведь это только в радость, правда? – Адептка пыталась воспользоваться короткой передышкой и придумать что-нибудь, что могло бы ей помочь, однако для этого стоило заговорить зубы мучителю. – Тебя ведь не моя боль заботит, а то, что мой крик раздражает твои нежные уши? А я сижу тут без движения который день. Мои руки искалечены. Ноги затекли так, что я не чувствую их. Вы уродуете и получаете от этого наслаждение, особенно твой братец.

– Боль – это слабость, – Руаль меланхолично намотал на палец шнурок, на котором висела его любимая безделушка – волчий клык. – Но скоро эта слабость перестанет тебя терзать. Не думай о боли, думай о том, что осталось недолго и потом станет намного лучше. Потому что нам подобные боли не чувствуют.

– Вам подобные, – Гвин фыркнула. Она бы с радостью плюнула в лицо и этому Ратенхайту, но во рту так пересохло, что язык распух, затрудняя речь. – Как вообще такое возможно, что целый город в вашей власти, животные?

Она смотрела прямо на лендлорда, но свободной рукой тем временем провела по полу подле себя, пока утихшая боль в пальцах это позволяла. Попробовала ногтем камень в надежде, что сможет нацарапать на нем защитную или целительную руну, однако тот оказался холоден и тверд, как кость, будто нарочно отполирован. От этого захотелось разрыдаться.

– Темный дар – наша фамильная гордость, – сообщил Руаль, который оставил в покое кулон и обратил все свое внимание на пленницу. – Благословение. И умение веками его скрывать под носом ваших людей – отдельный повод для гордости.

– А уж сосать чужую кровь и при этом не причмокивать – вообще небывалое достижение, – язвительно передразнила Гвин.

К ее удивлению, Руаль Ратенхайт весело рассмеялся.

– Главное – не обляпаться, чтоб ненароком себя не выдать, – признался он. – Но я открою тебе одну тайну, раз уж ты, считай, теперь одна из нас, мой светлый ангел. Все началось со смертью отца. До этого мы прибегали к кровавым ритуалам лишь в случае крайней нужды. И жители Аэвира уважали и боялись Ратенхайтов задолго до того, как мой брат обрел силу.

– Дай угадаю. Вашего отца убил Атран? – Гвин саркастично скривилась.

– Вечно ты все испортишь, – Руаль картинно поморщился. – Нет же, все было не так. Вернее, не совсем так. Помнишь, я рассказывал тебе, что брат с отцом погибли на охоте? Так вот, считай, я не соврал. Отец, Атран и трое наших егерей провалились в пещеру. Выбраться они не могли никак. Егеря погибли сразу, еще в момент падения. Отец сломал обе ноги и спину. Брат отделался переломом руки. И тогда-то, чтобы выжить…

– Твой брат съел твоего отца, – глаза адептки распахнулись от изумления. – Ну и семейка у вас!

– А что ему было делать? – Руаль развел руками. – Отец все равно умирал. И он сам предложил Атрану свою кровь.

– Это тебе тоже Атран сказал? – Гвин усмехнулась. – А ты не думал, что он мог солгать? Что он просто убил вашего отца и выпил его кровь, стал полноценным носфератом и потом обратил заодно и тебя, так, за компанию? Каким оно было, твое обращение? Он мучил тебя, как и меня? Или ты согласился добровольно?

Младший лендлорд сокрушенно покачал головой.

– Ты не поймешь, к сожалению, – он опустился перед ней на корточки. Подумал секунду и сел прямо на пол. – Хоть мне бы этого очень хотелось. Но это пока. Очень скоро ты разделишь с нами бессмертие и, быть может, привяжешься ко мне.

– Как Вельга к Атрану? – не удержалась она от очередного едкого комментария.

– Я смотрю, вы, девочки, никак не поладите, – заметил Руаль.

– Если у вас все получится, она будет первой, кого я сожру, – заверила его Гвин.

В ответ младший Ратенхайт снова рассмеялся. От его смеха мороз бежал по коже.

– Ты пугаешь меня, – вдруг призналась Гвин. – Но твой брат во сто крат страшнее. Его жестокое сердце черно.

Руаль придвинулся к ней ближе и вкрадчиво зашептал, будто желал поделиться секретом:

– Прекрати сопротивляться, и мой дорогой братец потеряет к тебе интерес. Тогда ты будешь только моей, а я не стану обижать тебя. Я сделаю все, чтобы эти дни прошли для тебя как можно легче. И бессмертие, что мы с тобой разделим, мой светлый ангел, ты встретишь со счастливой улыбкой на устах.

Холодные пальцы мужчины легли на ее ногу чуть выше закованной лодыжки. Медленно поползли вверх, собирая складками подол платья.

– Хочешь, сниму эти колодки прямо сейчас? – Он возбужденно облизал губы. Медленно и как будто нерешительно сжал ее колено. – Только скажи.

Гвин дернулась, попыталась сбросить его руку. Не получилось.

Руаль сладко улыбнулся.

– Тогда ты сможешь отдохнуть, согнуть ножки. Или развести их. Как захочешь, – младший носферат придвинулся еще ближе.

От ужаса Гвин ощутила приступ головокружения.

– Спасибо, мне и так неплохо, – она сглотнула.

Девушка попыталась удержать подол платья, но сломанные пальцы не слушались. И ее попытка сопротивления, кажется, еще больше раззадорила нечестивого аристократа. Тот настойчивее заскользил рукой вверх по ее бедру.

– Ты ужасно горячая, мой светлый ангел.

Адептке захотелось кричать. Вырываться. Верещать от отвращения и страха. Ударить Руаля ногой в особо чувствительное место – но цепь и колодки держали крепко. Да и крик вряд ли будет услышан. Другое дело…

Она зашептала магическую формулу. Торопливо, с ошибками. Прекрасно понимая, что довершить заклятие ей все равно не позволят. Нужно было лишь начать.

– Руаль! Отойди от нее!

Голос Атрана Ратенхайта хлестнул плетью.

Мрак вполз в помещение вслед за носфератом, как послушный зверь за своим хозяином.

Гвин крепко зажмурилась, стараясь унять трепещущее сердце. Она тотчас перестала творить чары в смутной надежде, что Атран позабудет наказать ее, увидев, что делает его брат.

Ощутила, как холодные пальцы последний раз сдавили внутреннюю сторону бедра и наконец отпустили.

– Я же ничего не сделал, – проворчал Руаль.

– Уходи. Дальше я сам разберусь.

– Вечно ты…

– Уходи!

Хлопнула дверь. Младший лендлорд вложил в этот хлопок темный гнев потомственного колдуна вкупе с запоздалым отроческим протестом.

Боль с полной силой вернулась в тело Гвин. В измученные затекшие суставы. В натертую металлическими оковами кожу. В ослабшую от голода и жажды плоть. В саднящие укусы. В сломанные пальцы.

Заломило затылок. В глазах потемнело.

– Руаль может быть разным с тобой, – раздался над ее ухом ненавистный шепот. – Но именно меня ты никогда не забудешь. Потому что это я научу тебя ходить по грани между болью и удовольствием.

Атран Ратенхайт с силой сжал ее больную руку, и Гвин тихо заскулила. Кожу щек защипало от соленых слез, что побежали сами собой.

На сей раз носферат вонзил зубы в один из ее сломанных пальцев, но в какой именно, девушка понять не успела. Ее мучитель оказался прав: пришедшую со всех сторон тьму она приняла с удовольствием.

* * *

Лунный свет казался ослепительным для привыкших к сумраку глаз. Ярким настолько, что раздражал даже через сомкнутые веки. Гвин медленно заморгала, пытаясь понять, что происходит и почему ей вдруг так легко.

Поначалу ей почудилось, что она лежит на дне колодца. Сквозь крошечное окошко в вышине заглядывала луна. Растрепанный сноп света падал ей на лицо. А вокруг бесконечной чередой громоздились склизкие кирпичи каменной кладки, что убегала вверх, к покатому потолку.

Девушка лежала посреди своей темницы на голом полу. Ее освободили от оков. Положили, бережно распрямив искалеченные конечности. Привели в порядок платье. Даже волосы словно бы расчесали. И Гвин очень быстро поняла, зачем столько почестей.

Обессиленное тело было ватным и непослушным, но в то же время боль исчезла, осталось лишь ощущение отупения. Вывихнутое правое плечо, сломанные пальцы левой руки, бесчисленные ранки на коже – все это было каким-то чужим. Все было вовсе не с ней, нет – с кем-то другим. Она, Гвинейн Гарана, умная и неунывающая, ни за что на свете не могла попасть в подобную западню. Все это неправда, не может быть правдой. Она скорее умрет, чем позволит сотворить над ней темную молитву. Да, пусть. Пусть она умрет. Пусть все закончится поскорее.

Справа от девушки опустился на колени Руаль. Он наклонился и медленно поцеловал ее в спекшиеся губы. Погладил по голове и пообещал, что скоро все закончится. А потом положил ладонь ей на лоб и зашептал слова незнакомого заклятия. Тихие, свистящие, уносившие из тела боль и всякие мысли.

Слева от нее зеркальным отражением брата стоял на коленях Атран Ратенхайт. Один рукав его белоснежной рубахи был закатан до самого плеча. Тонкие стеклянные трубки, соединенные кожаными перемычками, змеей тянулись от его локтя и уходили под левую ключицу Гвин, где заканчивались толстой иглой. Темная кровь, похожая на густой ежевичный сок, бежала по трубкам под его бормотание.

Чары, что творил старший носферат, были самыми черными, какие Гвин могла себе представить. Они лишали рассудка и заставляли ее сердце стучать в одном ритме с сердцем Атрана. Холодный липкий мрак заползал в ее жилы живыми нитями, неотвратимо.

Ей вдруг захотелось снова закрыть глаза, уснуть. И увидеть во сне отца посреди заставленной лаборатории. Обнять маму. Вдохнуть аромат свежей лаванды в ее цветочной лавке. Вернуться в залитый солнцем Идарис с его раскаленными мостовыми и громкими горожанами. Вбежать в Академию под шум прохладного летнего ливня. Еще раз накормить смешных толстых голубей в порту. Еще хотя бы один раз…

Чужая воля не давала сомкнуть веки.

Тьма пришла в подвал. Явилась на зов. Заволокла сначала углы. Подобралась ближе. Заглянула в лицо Гвинейн, закрывая лунный свет непроглядным мороком.

По вискам девушки потекли беззвучные слезы. Они смешивались с чужой темной кровью.

* * *

Гвин потеряла представление о том, сколько времени прошло с ее приезда в Аэвир. Ее снова приковали к стене, но теперь боль отступила на второй план. Голод и жажда стали нестерпимы. Иссохшее горло словно набили горячим песком. Все запахи казались ей живыми, объемными. Она могла вычленить составляющую любого аромата. Понимала, откуда пришел Руаль или кто до этого был с ним рядом. Но страшнее всего становилось, когда в камеру заходила Вельга.

Служанка пропиталась запахами кухни. Стоило ей показаться на пороге, как ноздри Гвин раздувались, улавливая дух тушеного мяса и запеченных овощей. Густая вязкая слюна заполняла рот. Видимо, взгляд адептки изменился, потому что теперь Вельга смотрела на нее с ужасом и старалась закончить работу быстро, чтоб поскорее уйти. Сломанные пальцы все еще не слушались пленницу, но служанка все равно шарахалась каждый раз, когда Гвин шевелила ими. Порою специально, просто чтобы ее напугать.

После ритуала тело Гвинейн начало меняться. Она наблюдала за этой метаморфозой с отчаянием.

Постепенно обострились все чувства, не только обоняние. Девушка начала слышать, как размеренно стучат сердца Ратенхайтов. Как сладко пульсирует кровь в венах Вельги. Как за стеной шебуршит крыса. Как в вышине ветер задувает в маленькое окошко легким сквозняком.

Потом изменилось зрительное восприятие. Видимо, что-то приключилось у Гвин с глазами, и поэтому Вельгу так пугал ее взгляд. Кроме того, рассеянный дневной свет, что проникал в помещение, теперь раздражал адептку, казался слишком ярким и назойливым, неестественным. То ли дело ночью – мир вокруг становился приветливо мягким. Но разумом Гвинейн понимала, что это обман.

Затем она заметила, как изменились руки. Ногти почернели и вытянулись, а кожа приобрела угольный оттенок от кончиков пальцев до второй фаланги.

Апогеем ее ужаса стал момент, когда Гвин пришла в себя из-за того, что во рту что-то мешало – ее собственные верхние клыки. Они вытянулись и немного заострились. Пока совсем незначительно, но уже неотвратимо.

В следующий раз, когда Вельга зашла в подвал, чтобы проведать пленницу, Гвинейн зарычала на нее, глухо и голодно. Служанка выбежала за дверь с истошным криком.

А Гвин снова ощутила, как слезы бегут по щекам, жгучие слезы гнева. Она невольно подумала, что, скорее всего, это ее последние дни в здравом уме. Спасения нет, обращение не остановить, и лучше бы умереть, чем стать такой, как ее мучители.

Девушка полагала, что хуже уже некуда. Но на следующее утро наступила агония.

* * *

Мышцы сводило судорогой. Гвинейн металась и кричала так, что Руаль Ратенхайт побледнел. Его черная рубашка была расстегнута, волосы в беспорядке, будто крики Гвин вытащили его из постели. Стоя у дальней стены, он встревоженно наблюдал за действиями брата.

Атран Ратенхайт стоял возле девушки на коленях. Он держал ее за руку и бормотал слова заклятий, но ничего не помогало. Гвин вопила так, что сорвала голос. В итоге хмурый Атран оставил ее наедине с братом и удалился.

Спустя десять бесконечных минут носферат вернулся с флягой в руке. Теплое содержимое в ней оказалось кровью. Сладостно пахнущей человеческой кровью.

Старший лендлорд вновь присел подле Гвин. Коленом придавил к полу ее раненую ладонь, чтобы она не могла вырваться. Одной рукой взял девушку за волосы, а другой прижал флягу к ее губам.

– Прими мой темный дар, – властно произнес он.

Гвин хотела сопротивляться, но губы разомкнулись сами собой.

Первый же глоток принес облегчение. Третий утолил жажду. Пятый притупил голод. Шестой унял боль. И сердце, готовое уже разорваться, забилось радостно. Гвин глотала подношение и с ужасом осознавала, что ей нравится.

Это был конюх, несомненно. Накануне вечером он выпил много пива, не самого дорогого, но вполне недурного. Затем закусил бараниной с травами. Кажется, с укропом – ему нравился укроп, пряный привкус которого раскрывался на языке знойным летним шлейфом. Точно такой же теперь ощутила и Гвинейн.

Адептка вдруг перестала пить и подняла глаза на Атрана. Она не шевелилась.

Лендлорд отпустил ее. Медленно поцеловал в лоб. Встал на ноги.

– Обращение проходит успешно? – с надеждой спросил Руаль.

– Вполне, – задумчиво отозвался его старший брат, наблюдая за притихшей пленницей. – Оно практически завершено. Дадим ей еще немного времени, пусть свыкнется. Присмотри за ней. Я пока подготовлю завершающий этап. Для него нам нужна живая жертва.

* * *

– Мастер Эдербери, я вас уверяю, ничего не случилось. Наверняка проматывает заработок в какой-нибудь дыре.

– Это больше по твоей части. Она бы так не поступила. И птицу с отчетом не прислала, а прошло уже десять дней. Нужно ехать.

– Но мастер! Это же такая глушь! Напрасная трата времени.

– Хватит препираться, ВарДейк, я все сказала. Ты едешь за ней, иначе я напишу на тебя жалобу ректору. Чтобы через час тебя в Идарисе не было.

Глава 3

Мутация мертвеца

Три дня пути на запад. Бесконечные поля, пастбища да фруктовые сады. Деревеньки и городишки размером ненамного больше. Изредка встречались мельницы на холмах или небольшие кузницы на берегах речушек. А еще крестьянские телеги на тракте, такие скрипучие, что слышно было задолго до их появления из-за поворота. Но чем дальше на запад, тем зеленее делалась растительность вокруг и прохладнее становился воздух.

Утомленные работой в полях селяне приветливо здоровались с адептом на стройной игреневой лошади с белоснежной гривой. Они искренне желали ему приятной дороги. Люди от мала до велика понимали, что если выходец из Академии куда-то держит путь, то едет он туда неспроста. Вопросов обычно не задавали даже на постоялых дворах и в тавернах, где Крисмер ВарДейк останавливался на короткий отдых. Впрочем, в этих краях, где до Идариса рукой подать, странствующие адепты встречались довольно часто и никого уже не удивляли.

Тривельская равнина раскидывалась перед взором бескрайним зеленым морем. В ее сердце возвышался Сизый кряж – пологая горная гряда, старая и изрядно просевшая. Тоскливое, скучное место, но, по слухам, славившееся добротными винами. Туда-то и направлялся адепт в надежде найти своенравную боевую подругу в добром здравии и в компании нескольких бутылок тех самых вин в шумном трактире.

Крисмер ВарДейк въехал во владения лорда Руаля Ратенхайта глубокой ночью.

Аэвир встретил адепта гнетущей тишиной и безветрием. В окнах домишек на краю городка даже не горел свет. Ни тебе поздних прохожих, ни лающих собак. Поразительный покой, от которого по спине невольно бежали мурашки. Крис не мог отделаться от ощущения, что въезжает на кладбище. Стрекотание цикад в траве лишь усиливало это чувство.

ВарДейк придержал лошадь, поехал медленнее. Впрочем, на въезде в Аэвир его кобылка сама заартачилась. Она словно бы нехотя ступила с разъезженной грунтовой дороги на каменную кладку. Подковы застучали по мостовой. Звук эхом разнесся по улочкам.

Лишь проехав с десяток спящих домишек, Крис заметил впереди свет в окнах двухэтажного здания. Фахверковый дом, согласно вывеске, был местным трактиром с вполне винодельным названием «Погребок».

Адепт успел спешиться и уже начал привязывать лошадь к коновязи, как дверь распахнулась и на пороге появился краснолицый мужчина, не слишком толстый, но весьма плотный и, судя по одежде, не бедный. За его спиной стояли пожилой стражник в потертой кожаной броне и лысый хозяин трактира в замызганном фартуке. Все трое явно растерялись, увидев незнакомца.

– Доброй ночи, господа, – Крис повернулся к ним. – Я адепт из Идариса. Прибыл по особому поручению. Разыскиваю адептку, что должна была приехать сюда около двух недель назад. Ее имя Гвинейн Гарана.

Мужчины обменялись быстрыми взглядами. Тот, что был одет богаче всех, вышел вперед и широко улыбнулся гостю, при этом продолжая внимательно его разглядывать.

Перед собой он видел высокого и широкоплечего, но еще совсем молодого блондина с коротко остриженными взъерошенными волосами. Мышцы его были хорошо развиты для его возраста. Адепты всегда тщательно следили за внешним видом, но этого молодого человека сама природа наделила красивым волевым лицом с высокими скулами и ясными голубыми глазами, которые смотрели так дотошно и пристально, что становилось не по себе. Крайне неординарный юноша, даже среди своих собратьев по магическому ремеслу. Одет он был в легкую белую рубашку и кожаный жилет поверх нее, плотные темные штаны с множеством карманов и высокие сапоги для верховой езды. Мешок с вещами и сумка поменьше крепились к седлу. Но особое внимание привлекали притороченные там же ножны двух мечей, изогнутых, точно сабли, вот только изгибались они в противоположную сторону, что делало их более схожими с серпами, нежели с привычным оружием.

– Доброй ночи, рады видеть вас в Аэвире! – краснолицый мужчина поклонился. – Я здешний бургомистр. Не хотите ли войти внутрь, господин? Отдохнете с дороги и побеседуем.

– Не хочу, если девушки, которую я ищу, там нет, – ВарДейк окинул изучающим взором изрядно вспотевшего мужчину и напомнил: – Гвинейн Гарана. Стройная, юная, рыжая, как алый закат перед грозой. Неужели не встречали ее?