
Полная версия
Обсидиановое сердце. Механическое сердце
До поры до времени оставив вотчину Ратенхайтов за спиной, Крис сосредоточил все внимание на трех задачах: поскорее добраться до Идариса, поддержать жизнь в своей лошади и помочь несчастной Гвин. Последнее давалось особенно тяжело.
Тьма, что расползалась в ее крови подобно смертельной заразе, терзала измученную девушку. Она тихо стонала от боли. Крис перепробовал все возможные чары, какие только мог сотворить, сидя верхом на скачущей галопом лошади, но все оказывалось тщетно. Скверна отталкивала любое исцеление, будто обладала собственным разумом и не желала отпускать стремительно угасающую адептку из своих сетей.
С рассветом дело ухудшилось. Яркий солнечный свет, что разлился над миром, разбудил девушку. Гвин застонала громче. Солнце слепило ее, сводя с ума. Она силилась спрятать лицо на груди ВарДейка, цеплялась сломанными пальцами за его одежду и дрожала, ледяная, как покойник.
Крис не выдержал, остановил лошадь на краю яблоневой рощи, чтобы дать животному немного отдохнуть, а сам бережно снял девушку с седла и уложил на траву в тени деревьев.
– Пить, – едва слышно прошептала она, пока он завязывал ей глаза лоскутом ткани, который оторвал от подола своей рубахи.
Он предложил ей флягу с водой, но Гвин сразу вырвало темной кровью, похожей на студень.
Девушка сжалась в комок, перекатилась на бок, утопая в зеленом ковре клевера, бледная, трепещущая. Уткнулась носом в маленький розовый шарик клеверного цветка. Вдохнула. Застонала едва слышно.
Крис стоял над ней, запустив обе руки в волосы, и лихорадочно думал. Нужно было остановить скверну как можно скорее, иначе он не довезет подругу до Идариса.
Гвин не обратилась полностью. Она не стала полноценным кровопийцей. Видимо, ей еще не дали убить живого человека. Носферат выжидал, пока жажда станет невыносимой и подтолкнет к убийству без лишних уговоров. И если тьма в ее крови не получит желаемого в ближайшее время, сердце девушки не выдержит, и она умрет в дороге. Но если Гвин получит хоть каплю крови, то станет сильнее и опаснее, может попросту не справиться с собой.
ВарДейк решительным шагом подошел к лошади и принялся рыться в своей дорожной сумке в поисках единственного лекарства, которое могло замедлить распространение абсолютно любого проклятия. А прими его человек в течение нескольких часов после заражения, и всякая скверна сойдет на нет. Очень дорогое и редкое средство. Адептам выдавали его понемногу, потому как изготовление оставалось крайне сложным алхимическим процессом.
Королевская соль.
Крис достал заветный мешочек из синего бархата и высыпал его содержимое на ладонь.
Три кусочка смолы, внутри которой поблескивали красные кристаллы. Только три.
По иронии судьбы лучшую королевскую соль во всем Идарисе делал Авериус Гарана.
Крисмер перевел взгляд с алхимического сокровища на бледную Гвин. Она судорожно потянула алые волосы на лицо, силясь закрыться от солнечного света. По тому, как вздрагивали ее плечи, Крис понял, что девушка плачет.
Нужно было дать ей королевскую соль, чтобы замедлить мутацию.
Адепт убрал два кусочка обратно в мешочек и пошел к Гвинейн. Опустился на траву, осторожно приобнял, чтобы приподнять ей голову.
– Гвин, милая, – он старался говорить ласково, чтобы не напугать. – Сейчас я дам тебе королевскую соль. Ее нужно прожевать. Ты ведь помнишь, как она работает? Прожевать. По возможности проглотить. И постараться удержать. Хорошо?
Он поднес кусочек к губам девушки. Та скривилась.
– Давай же, малышка, прошу, – ВарДейк был готов умолять. – Я же не стану силой разжимать тебе челюсти.
Гвин нехотя приоткрыла рот, и Крис тотчас отправил туда заветное лекарство.
– Умница моя, – он погладил спутанные волосы. – А теперь жуй, не торопись.
Адептка начала медленно пережевывать. На зубах захрустели кристаллики соли. Но стоило веществу начать растворяться у нее во рту, как Гвин моментально вывернуло очередной порцией темной крови.
Когда позывы наконец прекратились, Крисмер помог ей снова улечься на траве и отошел к ближайшей яблоне. С отчаянием ударил ствол кулаком так сильно, что на костяшках пальцев выступила кровь. Он рассеянно взглянул на образовавшуюся ссадину.
Глаза адепта широко распахнулись.
Он метнулся к лошади. Вновь достал мешочек с королевской солью. Отправил оба оставшихся кусочка к себе в рот и начал сосредоточенно жевать.
Соль по вкусу была… солью. Чуть горьковатой, с привкусом жженых кореньев.
Крис терпеливо прожевал и проглотил все до крошки. Потом запил водой, сел подле Гвин и принялся считать.
Согласно заверениям старших мастеров, королевская соль начинала действовать уже через десять минут. Для верности адепт неторопливо досчитал до тысячи. Потом достал кожаный чехол с инструментами и обычную металлическую ложку, которой пользовался в пути. Тонким скальпелем он сделал прокол на безымянном пальце и нацедил полную ложку крови.
– Гвин, малышка…
Девушка повернула к нему голову. Ее ноздри раздулись. Два острых клыка показались из-под верхней губы. Зрелище вышло весьма жутким, потому как глаза адептки все еще были завязаны полоской ткани, пропитанной черными слезами.
– Боги, надеюсь, это верное решение, – подумал вслух блондин, подходя ближе. – Я сейчас дам тебе еще одно лекарство…
– Крис, – прошептала Гвин с укором. – Это кровь. Твоя кровь.
– Просто выпей, хорошо? – Он наклонился к ней, крепко держа ложку одной рукой, а другой приподнял голову девушки. – Если тебя не покормить, ты либо умрешь, либо нападешь на кого-нибудь. Например, на меня, – он кисло усмехнулся. – Носферат может есть обычную еду наряду с кровью, потому что он остается человеком, но ты другое дело. Ты не носферат, а без пяти минут самая настоящая брокса, милая. Тебе подойдет только кровь. И еще я хочу кое-что попробовать.
– Крис…
– Просто выпей.
Он думал, что придется уговаривать, но девушка проглотила содержимое ложки с жадностью. От этого Крисмер ощутил новую порцию холодных мурашек на спине.
Однако эта крошечная доза крови уняла дрожь, и девушка немного расслабилась.
Адепт с облегчением усадил ее на лошадь. Кобыла Криса явно не была довольна таким седоком и чуяла исходящую от адептки смерть, но противиться хозяину не смела. Крисмер выбрался на тракт и вновь пустил кобылу галопом.
Так они проехали несколько часов, пока Гвинейн, которая тихо постанывала и жалась к ВарДейку всю дорогу, вдруг не прошептала, касаясь носом его шеи:
– Ты ужасно вкусно пахнешь.
Адепт тяжело сглотнул.
С одной стороны, девушка немного окрепла и успокоилась. И все еще не пыталась съесть его, держала себя в руках, хотя явно не отказалась бы вонзить зубки. С другой стороны, он не знал наверняка, как быстро развивается скверна, поэтому Крис решил не рисковать и пока больше не поить Гвин своей кровью. Вместо этого он прошептал слова усыпляющего заклятия и коснулся виска подруги, погружая ее в сон.
Это позволило им преодолеть довольно большой отрезок тракта без приключений. Один раз адепт разрешил себе остановиться на десять минут, напоить лошадь в ручье и попить самому, но больше такой возможности не представилось.
К закату стало значительно хуже. Гвин вновь начала стонать, не приходя в сознание, а лошадь Криса дважды чуть не оступилась. Тогда-то он во второй раз дал девушке один глоток своей крови, в которой еще кипела королевская соль. А затем поцеловал верную кобылу меж ноздрей – на прощание. Останавливаться более было нельзя. Изнуренная долгой скачкой по жаре, лошадь едва держалась на ногах, когда они вновь тронулись в путь. Но заклятие делало свое дело, и животное встретило собственную смерть, не осознавая мучений, в то время как сердце ее хозяина разрывалось от боли и чувства вины.
Гвинейн дышала все тише. После полуночи ее руки обмякли, а голова обессиленно повисла. К ужасу Криса, тогда же и его лошадь начала спотыкаться. Она пошла медленнее и неувереннее. Адепту пришлось спешиться. Он осторожно устроил ослабшую Гвин под деревом. Затем снял с лошади упряжь, седло, мечи и сумки. Ехать дальше не представлялось возможным: в любой момент кобыла могла упасть и покалечить седоков.
ВарДейк отвел лошадку в сторону от тракта, туда, где душистая гортензия раскинула белоснежные зонтики на границе широкого пастбища. Позволил животному лечь среди зарослей. Зажмурился на миг. И разорвал чары.
Лошадь обмякла, как марионетка, у которой обрезали ниточки.
Адепт услышал короткий хрип, после которого наступила тишина. А у него даже не было времени на достойное прощание. Нужно было спешить обратно к Гвин, которая спала под деревом возле дороги. Придумать, как добраться до цели. Как привести молодую голодную вампиршу в полный людей город.
До Идариса оставалась пара часов пути.
Ночь выдалась ясной. Звезды блестели на темном бархате небосвода. Серебристый месяц в вышине казался таким острым, точно об него можно было порезаться. Прохлада после душного дня и трудной дороги освежала, приводила нестройные мысли в некое подобие порядка. Ужасно хотелось есть, пить и спать. Глаза жгло от усталости. Голова была тяжелой. Тупая боль разливалась по мышцам. Долгие часы непрестанного колдовства вымотали молодого адепта, но сдаваться он не собирался.
Крис задумчиво посмотрел на девушку, что спала под его чарами среди узловатых корней развесистой ивы. Бледная, медленно пожираемая скверной, бегущей у нее в жилах. Платье на ней больше не было таким уж белым – пыльное, все в пятнах черной крови. Сломанная игрушка жестокого, капризного ребенка, но все еще живая. Ее жизнь зависела от его решений.
Поэтому он должен был найти способ доставить ее в Идарис.
Адепт сосредоточился, зашептал слова заклятия, которое усиливало слух. От усилия у него на лбу выступил холодный пот. Стрекотание цикад сделалось оглушительным, а слабое биение сердца Гвин показалось барабанным боем. ВарДейк стиснул зубы. Спустя минуту напряженного колдовства он различил шум реки и – о, счастье! – ржание лошадей вдалеке.
Крисмер никогда не был религиозен, но в тот миг он пообещал принести богам щедрую жертву, если у него все получится.
Он отнес Гвин подальше от тракта и вместе с их вещами уложил под похожей ивой. Усилил заклятие сна, чтобы ничто не потревожило и не напугало несчастную девушку. Залпом выпил пузырек тоника из своих небогатых запасов, дабы протянуть хоть немного дольше и восстановить силы. А затем бегом направился в ту сторону, откуда доносилось лошадиное ржание.
На берегу реки, у дальнего конца огороженного поля пасся небольшой табун из двух десятков лошадей. Их пас крестьянин средних лет, который жарил на костре мелких рыбешек и сонно пожевывал табак. Завидев спешившего к нему незнакомца, мужчина торопливо поднялся с места, сосредоточенно вгляделся в ночной сумрак. По характерной одежде гостя пастух, к своему облегчению, понял, что перед ним очередной адепт Идариса, которых тут проезжало порядком. Он видел их предостаточно, поэтому нисколько не опасался, тем более оружия при нем не оказалось.
– Доброй ночи, господин, – пастух согнулся в почтительном поклоне. – Могу вам чем-нибудь помочь в столь поздний час? Быть может, пожелаете разделить со мной трапезу? Улов небогатый, но все же.
– Спасибо, добрый человек, – Крис приблизился. Он старался отдышаться. Жареная рыба пахла так вкусно, что у него свело желудок, только времени совсем не было. – Но я еду по делу Академии, которое не терпит отлагательства.
Адепт уперся руками в колени, переводя дух. Махнул в сторону животных, что мирно щипали травку в отдалении.
– Это твои лошади?
– Да, господин, – мужчина сплюнул табак в сторону. – Все до единой – скотинки моей семьи. – И зачем-то уточнил: – Сегодня мой черед сторожить пастбище.
Он начал понимать, о чем пойдет разговор. И мысленно поблагодарил небо за то, что перед ним все же адепт, а не разбойник.
– Великолепно, – Крис махнул рукой, направляясь к лошадям. – Я покупаю одну прямо сейчас. Нужды Академии обязывают.
Пастух поспешил следом за адептом, часто моргая. Такой быстрой и внезапной сделки в его жизни еще не случалось. Одно грело душу: молодой чародей сказал «покупаю», а не «забираю», а то с этих колдунов всякое станется. Однако стоило мужчинам приблизиться к лошадям, как случилось непредвиденное.
Почуяв запах смерти и, быть может, вампирский дух, пропитавший одежду Криса, все животные, как по команде, подняли головы, развернулись и потрусили прочь вдоль изгороди. Лишь одна молодая кобыла осталась стоять на своем месте с невозмутимым видом. Гнедая и черногривая, она с любопытством поглядывала на людей и продолжала жевать траву как ни в чем не бывало.
– Ничего не понимаю, – коневод задумчиво почесал голову. Проводил взглядом других животных, что остановились от них на почтительном расстоянии. – Уверяю, господин, у меня все лошади смирные да объезженные. Ума не приложу, что их так напугало. Обождите, я поймаю вам кого пожелаете. Скажите только, кто приглянулся? И кто вам нужен, жеребец али кобыла?
Адепт рассеянно поморщился. Не хватало еще устраивать ярмарку посреди ночного поля, долго выбирать да торговаться. Это могло затянуться до утра, притом что оставлять Гвин одну вообще было не лучшей идеей.
– А как насчет вот этой? – Крис кивнул на гнедую кобылку, что продолжала внимательно таращиться на него одним глазом.
– Это дурная лошадь, господин, – будто бы извиняясь, пастух вновь согнулся в поклоне. – Совсем страха не знает.
– Отлично, – Крисмер достал кошель из глубокого кармана на одной из штанин. – Мне подходит. Даю двадцать золотых, и ни монеты сверху. Вас устроит?
Адепт мысленно взмолился, чтобы мужчина согласился. Потому как больше у него при себе не было, а просить об отсрочке и потом возвращаться с доплатой означало привлекать лишнее внимание.
Мужчина часто заморгал. Он перевел изумленный взор с юноши на невозмутимую кобылу и обратно на настойчивого ночного покупателя.
– Да, но…
– Прекрасно, – Крис бросил кошель коневоду, пока тот не передумал. – Как ее зовут?
– Пуговица, господин, – ответил мужчина, едва успев поймать на лету увесистый мешочек.
Крис громко свистнул. Другие лошади шарахнулись, убегая дальше, в глубь огороженного поля, но гнедая кобылка смотрела на незнакомца испытующе.
Адепт направился к ней. Подошел вплотную. Потрепал по блестящей шее. Животное наклонило к нему голову, и ВарДейк с удовольствием погладил большую морду, тихо вымолвив:
– У нас с тобой впереди очень важное дело. Пойдем, Пуговица.

Глава 5
Адепт, колдунья и ветряная мельница
Есть в Идарисе одна улочка, называется она квартал Шагарди. Там по обе стороны от мощеной булыжником дороги, вниз с холма и до самой набережной, бесконечной чередой тянутся трехэтажные дома. Все до единого белокаменные, под оранжевыми черепичными крышами. На вторых и третьих этажах в них живут самые разные семьи. По вечерам в окошках за ажурными шторами горит свет. Летом рамы распахнуты, чтобы впустить прохладу с моря. Слышны голоса, звучит музыка. На подоконниках благоухают цветы в глиняных кашпо. Их запахи смешиваются с ароматами еды, что старательные хозяйки готовят к ужину, будто соревнуются друг с другом, чья трапеза пахнет аппетитнее.
Но первые этажи домов в квартале Шагарди занимают витрины. За их стеклами можно отыскать все, что душа пожелает.
Вот лавка аптекаря, заставленная круглыми пузырьками и резными флакончиками с длинными узкими горлышками. Уже на подходе к ней нос улавливает витающие в воздухе анис и ромашку в обрамлении спиртовых ноток. На витрине аккуратными веничками висят травы, а на полочках выставлены банки с порошками и припарками – средства от любых недомоганий.
А вот булочная. Пекарь просыпается чуть ли не раньше всех в квартале. И закрывается одним из первых, потому что его товар разбирают с пылу с жару, что называется. Все в Идарисе знают, как сладко хрустит свежая корочка его хлеба. А уж за медовые булки с орехами дети драться готовы.
По соседству живут мясник и плотник. Порою их брань слышно с другого конца улицы: то один возмущается, что опилки летят на товар, то второй кричит, что все кругом опять провоняло кровью. Но к вечеру они обязательно мирятся, садятся на лавку промеж их магазинчиков и с удовольствием пьют вино, которое покупают у торговца напротив. Они смеются и обсуждают покупателей, а толстый кот плотника ест у них в ногах сырую сосиску, что всегда оставляет для него мясник.
Неподалеку устроился портной. В его витрине висят кружева и ткани. Особые ткани, такие нежные и воздушные, что любая дама в городе мечтает пошить пикантное белье именно у него. Да и мужья этих дам обычно не против таких трат.
Предвкушая приятные впечатления, они охотно позволяют женам зайти и в соседнюю дверь, где торгует парфюмер. Для своих духов он заказывает пузырьки из разноцветного стекла в одной из далеких стран за морем. Пузырьки эти так изящны, что даже после того как дамы тратят последнюю каплю, они никогда не выбрасывают флаконы.
Безусловно, есть и другие магазинчики в квартале Шагарди. Их тут великое множество, и о каждом можно рассказать что-то интересное. Но среди них особенно выделяется одна лавочка. Ее витрина утопает в свежих цветах и зелени. Владелица делает такие красивые букеты, что от покупателей отбоя нет. Порою кажется, что эта удивительная приветливая женщина знает всех в городе. И всё. Она в курсе, для кого покупаются цветы. Прекрасно помнит о том, кто какие любит и у кого на что аллергия. Всегда искренне посоветует лучшее сочетание для любимой жены… и не менее любимой подруги, о которой жене не рассказывают. Да-да. Лукавые глаза цветочницы хранят такие щекотливые секреты, что порою создается впечатление, будто Император лично назначил эту женщину руководить тайной шпионской сетью. Женщину с удивительной памятью, острым умом и тактичным отношением к клиентам, о которых она порою осведомлена лучше их собственных матерей.
А с обратной стороны цветочной лавки есть другая дверь. В других домах это был бы всего лишь черный ход для хозяев, но к этой двери посетители приходят не реже, чем к парадной. Она покрашена ярко-голубой краской, поверх которой красуются алые розы. Цветочница нарисовала их, чтобы хоть как-то облагородить рабочее пространство мужа – человека уважаемого, но известного на всю округу странными научными увлечениями.
Именно в эту дверь настойчиво постучали, когда время близилось к четырем утра. Квартал еще крепко спал в такой час. Разве что пекарь, может быть, уже проснулся, а сам хозяин дома еще не ложился, поглощенный очередным исследованием и напрочь позабывший о времени. Настолько, что постучать пришлось дважды.
Голубая дверь с розами наконец отворилась. Открыл мужчина лет пятидесяти. Высокий, сухощавый, с резкими чертами лица, которые подчеркивали короткая бородка и черные волосы без единого следа седины, зачесанные назад. Его зеленые глаза смотрели на ночного гостя сурово и изучающе, а лицо выражало если не презрение, то крайнее недоумение по поводу его визита. Облачен мужчина был в серые брюки, короткие сапоги и плотный темно-оливковый сюртук, застегнутый на все пуговицы под горло. Поверх красовался замызганный огнеупорный фартук. На правой руке была толстая кожаная перчатка. Ею хозяин дома крепко сжимал здоровенную крысу. Без головы. Дымящуюся. Крыса дрыгала лапками и пыталась вырваться.
– ВарДейк? Ты что тут забыл? – Мужчина озадаченно нахмурился, рассматривая визитера. – Эдербери уверяла, что ты уехал за Гвин…
– Где ваша жена, мастер Гарана? – Адепт заглянул внутрь комнатки через плечо хозяина.
Глаза Крисмера взволнованно блестели, а вид был крайне изможденный.
– Спит, – Авериус Гарана нахмурился еще сильнее. Наклонился к адепту, принюхался. – ВарДейк, где моя дочь?
Ему явно не понравилось то, что он почуял.
Вместо ответа Крис торопливо протиснулся мимо него в дом и предельно тихо закрыл за собой дверь, а затем шепотом произнес:
– Мастер Гарана, вы должны меня выслушать, но у нас очень мало времени.
* * *Не прошло и получаса, как они уже выбрались из города той же дорогой, по которой пришел Крис, так, чтобы никто не видел.
В обход всех постов стражи. Мимо доков с рыбацкими лодчонками, где смрад стоял такой, что глаза слезились. По той части порта, где даже пьяные матросы появлялись лишь изредка. Там уж точно никому не было дела до того, что за народ шляется по ночам.
Здесь же располагались и небольшие городские ворота с тройной тяжелой решеткой, которыми по обыкновению пользовались люди не самых престижных профессий, вроде коронеров, могильщиков, трубочистов или золотарей. И, вероятнее всего, редких контрабандистов. Даже дамы легкого поведения ходили другими дорогами. В мирное время эти ворота оставались открыты, но в случае опасности их закрывали в самую первую очередь.
За воротами начиналась узкая грунтовая дорога, которая бежала мимо примыкавшего к городу кладбища с его фамильными склепами и тяжелыми надгробиями и уводила в поля. Растущая там рожь в это время года оставалась зелена, ее венчики только-только начинали колоситься.
Среди этого изумрудного моря вдалеке высился холм, на котором красовалась старая ветряная мельница, большая и скрипучая, но все еще служившая достоянием местных крестьян. Их деревня располагалась неподалеку от города, ближе к персиковым садам.
К мельнице и держали путь мужчины.
Авериус Гарана спешил со всех ног, несмотря на свой возраст и две огромные сумки, которые он захватил с собой. За ним едва поспевал Крисмер ВарДейк, которому мастер также вручил небольшую котомку, невзирая на усталость юноши.
Вблизи мельница оказалась еще внушительнее – целых три этажа внутри каменной башни. Ее лопасти не вращались: ветра не было. Мельница стояла сказочным великаном, распростершим четыре невиданные руки во мраке ночи.
На первом этаже обнаружилась привязанная гнедая лошадь. Животное фыркнуло, завидев вошедших мужчин, словно бы хотело отругать их за то, что они добирались слишком долго. Авериус Гарана окинул лошадку беглым взглядом и устремился к деревянной лестнице на второй этаж, заскрипел крутыми ступеньками, ведущими в пыльную темноту. Там и нашел он свое единственное дитя.
Гвинейн Гарана лежала за тяжелыми каменными жерновами на расстеленных мешках. В темноте ее бледная кожа казалась синеватой. А вкупе со всем остальным ее вообще можно было принять за мертвую.
Любой другой родитель пришел бы в ужас, увидев, что с его ребенком случилось нечто столь кошмарное, но только не Авериус Гарана. Мастер над проклятиями действовал хладнокровно, с ювелирной точностью.
Маг бросил сумки прямо на пол и опустился подле дочери. Нащупал пульс. Велел Крису добавить света. Пока выжатый до изнеможения адепт творил светлячка из тепла собственного тела, Авериус Гарана осмотрел девушку.
Сначала он снял пропитанную черными слезами повязку с ее глаз. Осторожно приподнял одно веко, потом – другое. Заглянул под верхнюю губу, чтобы оценить клыки. Затем изучил изменения рук, почерневшие пальцы и удлиненные ногти. Покачал головой, когда ощупывал переломы, ссадины от металлических колодок и вывихи. С особой тщательностью исследовал укусы, надавливая чуть ли не на каждый, будто пытался выделить из них жидкое содержимое. Однако Гвин не приходила в себя, даже не стонала. Ее дыхание было совсем слабым.
– Мастер…
– Не мешай, – не глядя перебил адепта Авериус Гарана и принялся извлекать необходимое из сумок.
– Мастер, – настойчивее повторил Крис. – Что я могу сделать?
Маг бросил на него короткий взгляд и вернулся к пузырькам и инструментам.
– Как тебе удалось довезти ее живой и приостановить мутацию? Ты что-то сделал? – Мужчина развел огонь на небольшой масляной горелке и стал нагревать одну из колбочек. Розоватая жидкость вспенилась и покраснела.
– Я дал ей королевскую соль, – Крис присел на корточки подле Авериуса. Запустил руки в волосы, не сводя глаз с отца Гвин.
Тот смерил его недоверчивым взглядом.
– Невозможно, – маг вылил получившееся вещество в колбу с высоким горлом и развернул кожаный чехол, в котором, словно резцы скульптора, крепились многочисленные скальпели, шпатели, ножики, иглы, щипчики и прочий инструментарий.
Крис закусил губу.
– Ну, то есть я сам принял двойную порцию королевской соли и затем дал Гвин свою кровь, – адепт замер под пристальным взором мастера. – Я дал немного, всего дважды за сутки по столовой ложке.
Авериус Гарана прищурился, будто взвешивал в уме его поступок.
– Молодец, – коротко кивнул он, возвращаясь к работе.
Мастер над проклятиями смешивал и нагревал компоненты до тех пор, пока жидкость в колбе не стала прозрачной, как слеза. Тогда маг добавил свою кровь, сделав крохотный прокол на пальце. Всего пять капель упало в жидкость, вновь окрасив ее в бледно-розовый. Полученное зелье Авериус Гарана набрал в небольшой шприц с короткой тонкой иглой на конце и принялся обкалывать места укусов на теле Гвин, стараясь не пропустить ни одного.