Бывший. Потерянная любовь

В тот день, когда я увидела его на дне рождения, пусть это тоже было неожиданно, тем не менее мне удалось подготовиться перед тем, как мы перекинулись парой фраз.

Сейчас же…мне снова нужно чуть-чуть времени, чтобы остудить шок и неверие.

Когда я уже подхожу к раздевалкам для персонала, слышу ненавистный голос, который заставляет остановиться.

– Вероника…

Прикрываю глаза, держа осанку неестественно прямой, и только после глубокого вдоха поворачиваюсь к нему лицом.

– Здравствуй, Руслан.

Он подходит ближе, держа руки в карманах, а серые глаза лезвием проходятся по моему нутру.

– Не знал, что ты работаешь здесь…

– Ты многого не знаешь обо мне, – отвечаю деловым тоном: – Позволишь? – указываю на дверь, всё-таки осознавая, что такое субординация.

Он опускает глаза в пол, и усмехаясь, кивает.

– Почему ты работаешь дневным сотрудником? – задаёт следующий вопрос, нахмурив лоб, и посылает тяжёлый прямой взгляд в меня.

– Если такая штатная единица не нужна, то я всё понимаю, – озвучиваю в ответ, не давая ни единой эмоции просочиться сквозь маску напускной вежливости.

– Ника, – он ещё сильнее хмурится и проводит языком по верхним зубам.

– Светлана Георгиевна сообщит мне о вашем решении, но я бы в таком случае не хотела ждать расчёт.

Он прикрывает глаза, и шумно выдыхает и качает головой. А серые глаза, смотрящие в меня, вновь доставляют боль и злость.

Те самые, достойные его, эмоции.

– Хватит, – высекает словами, вставая почти вплотную, а я только выше вздёргиваю подбородок.

Вокруг искрит напряжение, и сверху давит купол неподъёмной тяжести. Игнорирую ползущие мурашки по коже и посылаю вежливую улыбку. Плевать, что я на две головы ниже и что слабее него. Благодаря ему, моя сила совершенно не в физике.

– Я всё вижу, Веснушка… – продолжает он с хищным прищуром.

Слова заставляют вмиг вспыхнуть, но я гашу эти порывы.

Мне хочется уничтожить его, размазать по этому глянцевому полу, как когда-то он растоптал меня.

Мне хочется кричать, что ни черта он не видит и ни черта не знает. Даже просто в мыслях он не представляет, через что мне пришлось пройти…

– Не переходите черту, Руслан Станиславович.

Замечаю, как его желваки проглядывают на скулах, а сама, наконец, открываю дверь и захлопываю её, прислонившись лбом с другой стороны. Тело трясёт дрожью, а с глаз текут безмолвные слёзы. И сейчас мне как никогда жаль себя, потому что я так устала. Очень устала быть сильной.

Глава 10. Руслан

Тру переносицу, стоя на балконе отцовской квартиры.

Одно дело – Европа… Да только туда он не сунется, потому что давным-давно отправил меня рулить парадом. А себе, судя по всему, нашёл новое развлечение. Пока не сделает что-то вроде европейских «четыре сезона», не успокоится ведь. Знаю я это рвение. Как и прекрасно осознаю, почему именно сейчас и почему так резво. У него ведь всего две недели, чтобы использовать сына на максимуме, будто до этого я не продал душу дьяволу.

Горькая усмешка оседает на губах, а в мозгу, кроме этого, на репите совсем другое.

«Не переходите черту, Руслан Станиславович»

Вчерашняя встреча не выходит из головы, и сделать ничего не могу. Ворох вопросов, а ответов больше не становится. И самое паршивое, причина, по которой не говорит, ведь ясна… Мы больше не способны говорить.

– Родной, – чувствую руки жены на плечах: – Пойдём…

Томно тянет и улыбается.

Берёт за руку и тянет в спальню. Иду за ней, а она на ходу начинает избавлять себя от одежды. Когда мы оказываемся в комнате, на ней остаётся только кружевное бельё белого цвета.

– Руслан, я соскучилась, – стягивает оставшиеся предметы гардероба и ложится на кровать, раздвигая ноги.

Она расслабляет мой галстук и снимает рубашку. Наблюдаю за её действиями, за её соблазнительной улыбкой. Тянет меня на себя и льнёт к губам. Целует, выгибаясь и потираясь оголёнными сосками об грудь. Кусает нижнюю губу, оттягивая её, а пронырливые пальцы тут же лезут к ремню.

Пытаюсь стереть образ Вероники, позволяя Дане проделывать с собой всё, чего она сейчас желает. Однако самое больное во всём этом мракобесии, что картинка последней встречи сменяется той, что пять лет назад заставляла пылать всего внутри.

Дана стонет, елозя руками уже по оголённому члену, а я слышу совсем другие звуки. И, чёрт возьми, возбуждение благодаря грёбаной памяти не заставляет себя ждать.

Обрываю жену, резко разворачивая её спиной, и, не раздумывая, с прикрытыми глазами беру всё то, что она готова дать. Она подмахивает бёдрами, бесконечно повторяет моё имя. Только я даже самому себе стыжусь признаться, что в этот момент представляю перед собой совсем другую девушку.

Женственную, взбалмошную, слегка наивную и, чёрт возьми, страстную.

Даже если и не знаю, какая она сейчас, её чувственность, убеждён, никуда не делась. А та нежность, с которой она отвечала, это, мать, его доводит до грани даже сейчас.

Как она смотрела, чисто, доверчиво, не боясь, что её прекрасные крылья обломают. И блядь, как верила мне.

Какого я творю?! Единственный вопрос, который крутится в отбитой голове.

– Люблю тебя, милый… – стонет Дана, улетая в оргазме, а я, не завершив до конца, обрываю, оставляя её обмякшее тело лежать на постели.

Тут же иду в душ.

Отчаянно гоню картинки, но член, стоящий колом, изнывает от желания разрядки. Беру в кулак, как подросток, и ловлю собственный кайф, остервенело воспроизвожу в голове то, что получал от Веснушки.

То, как её тело вибрировало, то, как она отвечала. Как целовала будто в последний раз, и как потом, возвращаясь из неги, смущалась.

Это болезнь, Северов. Ты, мать твою, болен.

Шум воды скрывает рваное дыхание, что демонстрирует выброс собственного оргазма. Прислоняюсь лбом к холодному кафелю и стою под горячими струями, отчаянно пытаясь выдурить сестру своего лучшего друга из сознания.

Нам совсем не по пути.

Она достойна лучшего…так я думал пять лет назад. Даже если и сам в какой-то момент был не готов освободить дорогу к этому будущему.

Однако свой выбор я всё-таки сделал и отвечаю за него. Вопреки всему. Я был не готов, она тем более. Я был трусом.

Но сейчас мы оба изменились, а это значит, что мы просто-напросто не повторим проигранный сценарий. Ровно так, как и не напишем его заново.

Поэтому, как бы то ни было, учитывая все обстоятельства нашего настоящего, мы должны, в конце концов, отпустить прошлое.

Ума не приложу как.

Но я не лгал ей, я всё вижу…

Её стена, которую она ставит, она слишком зрима. А если она есть, значит, за ней тоже что-то имеется. Так, может, будет проще обоим, если мы, как взрослые люди, сядем за стол переговоров? Дипломат из меня дерьмовый, но с Вероникой я готов пойти на такие уступки, потому что, несмотря ни на что, она, действительно, не чужая.

Тут же в башку лезет Прохоров, который на нашей мужской вечеринке старательно обходил всё то, что было связано с сестрой Белого. Даже когда вспоминали, чтобы поржать, как придурки, а Вавилов пересказывал самые яркие моменты, этот тут же застывал камнем, цепляя челюсти.

Наблюдать было забавно, как и забавно было замечать неоднозначные взгляды в свою сторону, которые отнюдь не были дружескими.

Он негласно показывает свою слабость, потому что будь всё иначе, то плевал бы на всё и всех вокруг. Однако Макс абсолютно точно осторожничает, и мне остаётся только гадать, какого хрена…

Глава 11. Ника

Работа после новостей о смене руководства стала в разы напряжённее, и вроде бы, казалось бы, ничего не меняется. Но, боже, стандарт качества, к которому они хотят прийти, приносит достаточно нововведений, которые мы должны мгновенно исполнять.

– Егор, привет…

– Привет, Верон, я на встрече, у тебя срочно? – сосредоточенно спрашивает брат.

– Извини. Нет, нет, перезвоню, – тут же сбрасываю.

Чёрт.

Я сегодня не успеваю забрать дочь из садика. В голове проигрываю другие варианты, но их не так густо, как можно подумать.

Просить воспитателей задержаться и забирать её последней, это самая крайняя мера, которую я провернула лишь однажды и очень пожалела об этом.

Не позволяю себе слабость, поэтому решаюсь и всё же звоню следующему абоненту.

– Максим привет, – шумно выдыхаю: – Не отвлекаю, есть минута?

– Привет, да. – тут же ровно звучит он.

– У меня тут на работе, – качаю головой: – Если бы ты мог выручить и привезти Еву из сада ко мне, то я была бы тебе очень благодарна. Если нет возможности, всё в порядке, я что-нибудь придумаю, – тараторю на одном дыхании.

– У тебя что-то случилось? – чувствую, что он хмурится, и это вызывает теплоту внутри по отношению к нему.

Я, наверное, действительно жестока и несправедлива с ним, но иначе не получается. Как бы ни пыталась себя заставить, он хочет слишком многого. А я стопроцентно не готова дать ему это.

– Да просто работы навалилось, и…

– Хорошо, – он, видимо, отвлекается, потому что дальше следует пауза: – Я привезу, не переживай.

Прикрываю глаза.

– Спасибо тебе…

– Ты всё знаешь, Ника, – отвечает он: – Предупреди воспитателей, я буду в течение часа.

И он отбивает звонок, заставляя меня всё же пролить слезу.

Я действительно себя ненавижу столько, сколько прошло с момента рождения дочери. Только ненавижу за одно-единственное, с чем не могу бороться.

Уже легче, безусловно, и до его появления всё было даже лучше, чем хорошо. Но сейчас он будто только тем, что ходит по этим улицам, заставляет меня становиться слабее.

И это я тоже отчаянно ненавижу.

Потому что не могу даже принять мысль, что он может контролировать меня. А пока получается, что во всех смыслах, он неосознанно это делает. И здесь лишь моя вина.

Соберись, Ника. Ты уже не маленькая девочка. Тебя вынудили повзрослеть, соответствуй.

Проговариваю мантру и успокаиваю себя дыханием, а затем, с новыми силами приступаю к работе.

– Слушай, Ник, – подаёт голос Яна, наша старшая: – А этот новый красавчик, вы знакомы? – глаза её хитро щурятся, а я вскидываю брови в немом удивлении.

– С чего такие выводы?

Внутри мне так и хочется зарядить ей по лицу, но я отчаянно держу свою маску.

– Ну, он только с тобой поздоровался, а второй, который старый, улыбался, – глаз-то алмаз у девчонки.

Качаю головой.

– Элементарная вежливость, – озвучиваю, продолжая загружать в компьютер новую программу и настройки.

– Хм, ну да…– отвечает она, но я затылком чувствую её взгляд: – А ничего такой, да девочки?

Яне где-то тридцать, наверное, одного возраста с Егором. Не замужем и, насколько нам известно, в активном поиске. Половина гостей проходит её личный фейс-контроль, ну и если быть откровенной, то с третью, я полагаю, она видится вне работы.

Мне плевать, главное, чтобы не доставала и давала спокойно работать. Однако она тот самый представитель искусительниц из моего прошлого времени.

Может Егору подсобить? Смеюсь про себя, думая, что кто-кто, а брат умеет опрокинуть надежды. Совсем как ещё один товарищ из прошлого.

– Да, очень красивый, – шепчет тут же Катя, и я слышу, как они обсуждают внешность четы Северовых.

– Он женат, – выдаю невольно с усмешкой на лице.

Сзади меня все замолкают, а потом я чувствую, как меня обступают со всех сторон.

– Откуда знаешь? – Катя всматривается так, словно я ей денег должна.

– Светлана Георгиевна сказала, – вру и недоумеваю от яростного интереса.

Они отходят, но разговор всё ещё продолжают, убеждая себя, что это иногда даже не проблема.

Пытаюсь не слушать и не реагировать, а в конце вообще бросаю им тот список дел, что нам нужно сделать.

Время в этой суматохе, приправленной ненужными разговорами, проходит быстро, и меня, наконец, отвлекает звонок Максима.

– Привет, вы уже тут? – с улыбкой отвечаю, на что Максим подтверждает догадку.

Ориентирую его, чтобы подъехал к чёрному входу, потому что если это увидят снаружи, то будет мощный скандал. Сама же прошу Яну отпустить меня на пару минут, на что та цокнув, но отпускает.

Когда выхожу, замечаю, что Максим уже помогает Еве выбраться из машины и ведёт за ручку мою девочку.

– Привет, солнышко, – присаживаюсь, обнимая её, и вдыхаю самый вкусный запах.

– Мама, привет… – она жмётся ко мне с широкой улыбкой.

– Спасибо… – одними губами шепчу Максиму, а он кивает, поджимая губы.

Поднимаюсь с корточек, держа Еву за руку, и тянусь к нему приветственным поцелуем. Чмокаю в щёчку, но Максим намеренно ведёт головой и удостаивает себя мазка по уголку губ.

Смотрит пристально и многозначительно, а я театрально с укором усмехаюсь.

– Я поеду, – озвучивает он, но так и не двигается с места.

– А ты в гости к нам приедешь? – тут же спрашивает Ева.

Улыбаюсь, глядя на дочь, а когда хочу ответить вместо Максима, слышу резкий звук тормозов неподалёку.

Ещё даже не посмотрев в ту сторону, я будто знаю, что это. Чувствую на каком-то запредельном уровне.

Как в замедленной съёмке глаза медленно ведут к источнику звука, и весь мой мир в одну секунду рушится. За рулём старой ярко-синей БМВ сидит Северов, и его взгляд направлен чётко в мою дочь.

Глава 12. Руслан

Сжимаю руль, но стараюсь взять себя в руки.

Она только что улыбалась, а сейчас застыла, с мертвенно-бледным лицом смотрит в меня. Прохор тоже оборачивается и тут же напрягается. Печально улыбаюсь, качая головой, однако, сейчас это всё блёкнет.

Больше всего меня привлекает темноволосая девочка, что стоит рядом с Вероникой.

Она крайне большая для того, чтобы ей было два или три года, как я, идиот, думал.

Бросаю криво припаркованную машину, и тут же вылезаю, двигаясь к ним.

– Неожиданная встреча, – тяну Максу руку, а сам смотрю на девушку: – Это уже наша традиция, да?

Никто мне не рад, и я это не то, что ощущаю, а знаю и вижу. Прищуриваюсь, переводя глаза на Нику, и вижу одно движение, которое буквально поднимает ворох чего-то по сумасшедшему непонятного.

Она пытается прикрыть собой своего ребёнка.

Желваки невольно проглядывают на лице, и я сам пока ни хрена не понимаю, отчего я больше злюсь.

От того, что Прохор стоит здесь. От того, что она будто боится меня, или оттого, что, кажется, я самый сказочный долбоеб на этом свете.

– Не познакомишь?! – грубо с вызовом звучат собственные слова.

Она сглатывает и переводит глаза на Макса.

– Максим, ты езжай, созвонимся…

Плюю на то, что сказал ей, потому как тремор только усиливается. Присаживаюсь на корточки.

– Привет, – нервно улыбаюсь девочке.

Она пятится, но своих огромных зелёных глаз не сводит. Дыхание сбивается, а в горле, мать его, пустыня. Чуть склоняю голову, рассматривая её как диковинку.

– Меня зовут Руслан, я друг твоей мамы…

– У мамы уже есть друзья, – говорит она в ответ, очаровательно нахмурив брови: – Максим, он даже ночевал у нас.

Горько усмехаюсь, опуская глаза в асфальт, и киваю.

– А новые друзья нам не нужны, – деловито заявляет девочка.

– Ева… – Вероника, поправляя разметавшиеся от ветра волосы, шикает на неё.

Поднимаю взгляд на неё, и твою мать, я без вопросов и слов вижу ответ. Мотаю головой, окончательно сложив, сука, два плюс два.

– Максим, пожалуйста, – слышу в её голосе истеричные нотки.

Он просит позвонить ему, и, хлопнув меня по плечу, совсем не как приятеля, а совершенно иначе, уходит.

– Это Ева, моя дочь, – слышу, как напряжённый голос, наконец, обращён ко мне: – А это Руслан, он друг твоего дяди.

– А! – девочка удивляется, невольно вызывая улыбку: – Так ты друг дяди Егора, а не мамы!

Веснушки на лице идентичны тому, как у её матери. Всматриваюсь в невероятной красоты девочку, а самого будто душит невидимая рука. С остервенением, жестоко и, чёрт возьми, больно.

Молча киваю.

Поднимаюсь на ноги и смотрю на её Веронику. Она не отвечает взглядом в глаза, тем самым холодным и отрешённым.

Она их уводит.

И это, сука, самый яркий ответ на невысказанный вопрос.

Прикрываю веки, зажимая пальцами глазные яблоки, безнадёжно стараюсь не стереть зубы в пыль.

– Сколько ей лет? – вопрос выходит отчаянным шёпотом, а она судорожно качает головой: – Отвечай, Вероника.

Вижу, как слеза срывается с её глаз, и в голос, как безумный усмехаюсь. Провожу руками по волосам, оттягивая их до боли, и поднимаю взгляд к небу.

– Мне пять, – отвечает вместо неё девочка, а я зажмуриваюсь.

Так, сука, сильно, чтобы, блядь, перед глазами всё перестало существовать. Не знаю, сколько так стою, слышу лишь шмыганье рядом.

Она – моя.

Я, чёрт возьми, понимаю.

Моя дочь…

Внутри будто органы кто-то молотит. Яростно размахивает то в печень, то по рёбрам, то контрольным ударом в солнечное сплетение. Прямо под дых, чтобы тут же в полном сознании сойти с ума от невозможности вздохнуть.

Тяну волосы, и титаническими усилиями хотя бы внешне беру себя в руки.

– Идите в отель. На улице холодно. – чеканю не своим голосом, и резко разворачиваясь, двигаюсь в сторону своей машины.

Завожу тут же и выруливаю, сжимая руль до побелевших костяшек. Ещё немного и вырву с деталями.

В мозгу бьёт лишь одно…

Как я мог?! Как я, чёрт возьми, допустил?!

Она так и не двигается, стоит, обвеваемая ветром, прижимает ребёнка к себе и плачет.

Твою же мать, Веснушка.

Твою же мать.

Тру виски, пытаясь принять валун эмоций и мыслей. Бьюсь об подголовник, а легче не становится.

Внутри вулкан извергает обжигающую лаву, и мне, блядь, никуда от неё не деться. В голове не укладывается.

Набираю Егора.

– Один вопрос, – тут же хриплю.

– Что случилось? – мгновенно настораживается он: – Север?

Молчу, пытаясь хотя бы выстроить слова в предложение.

– Вероника забеременела тем летом, когда мы уезжали?!

– Эм, ну да… – обескураженно озвучивает он: – А что?!

– Какого хрена ты мне не говорил?!

– Не твоя же драма, дружище. – её брат явно в шоке: – Чё произошло?!

Не моя драма…

Болезненный хрип с идиотским смехом вперемешку вырывается из горла. Отключаю звонок, а сам рву волосы на голове.

А затем ору.

Истошно ору на всю машину, отбивая по тормозам. Срываю галстук, не представляя, что, чёрт возьми, должен чувствовать.

Кажется, всё сразу.

Глава 13. Ника

За окном глубокая ночь, а я уже, как несколько часов не встаю со стула и не отвожу глаз от темноты за окном. Бокал вина, что стоит рядом, не успевает пустовать, но даже оно не помогает мне расслабиться.

Слёз нет, они закончились. Нет ничего, кроме того, что нужно что-то сделать. Только кто бы подсказал, что конкретно.

Рядом лежит телефон со старым открытым номером абонента. Конечно, у него сейчас другой номер, но мне надо хотя бы набраться сил, чтобы выдержать этот разговор. А я уверена, что он состоится.

Ощутила ли я вину, когда увидела в его глазах понимание…чёрт, да.

Я не хотела, но почувствовала.

Делаю глоток кисло-сладкого напитка. Тру лицо, пытаясь расслабить мышцы, но я словно вся задеревенела. А когда телефон оживает уведомлением от неизвестного номера, даже гадать не нужно, чтобы знать кто это.

«Назови время и место, Вероника»

Запрещаю себе плакать и не думая пишу ответ.

«Сейчас?»

Перед смертью ведь не надышишься.

«Я внизу…»

Тут же приходит ответ, и это словно срывает тумблеры. Слёзы снова откуда-то берутся, а горькая усмешка оседает на губах.

«Квартира девяносто восемь, когда я скажу, тогда звони в домофон»

Ответ не приходит, а я, сделав несколько глубоких вдохов, вытираю мокрые дорожки, встаю и двигаюсь к входной двери.

«Можно»

Вижу горящую кнопку на домофоне и нажимаю открыть. А затем щёлкаю замком, стараясь сделать это как можно тише, и приоткрываю входную дверь. Складываю руки на груди и прислоняюсь к стене.

Когда слышу, как дверь открывается, не глядя в его сторону, иду на кухню.

– Можешь не разуваться.

Спустя пару минут он появляется в маленькой кухне и выглядит инородно в моём личном пространстве. Вокруг резко меняется плотность воздуха.

Облокачиваюсь на столешницу, а Северов встаёт напротив и опирается на стену.

Его присутствие пронизывает меня до внутренностей. Но я отчаянно держусь, не выдавая ничего. Лишь пустую усталость и реальность. Поднимаю глаза, глядя на него. Он в своём чёрном бадлоне, и обычных джинсах выглядит эффектно, а на лице застыла напряжённая маска.

Так и смотрим друг на друга. Молчим.

Спустя пару минут этого бьющего по нерву контакта он отрывается от стены, но я тут же вскидываю руку.

– Не надо. – качаю головой.

Руслан сжимает челюсти, а я пользуюсь минутой и допиваю содержимое бокала.

– Предвосхищая этот разговор, – начинаю ровным голосом: – Я сразу скажу, она Белова Ева Егоровна.

Он хмурит брови и опускает взгляд в пол. Вижу, как двигается его грудная клетка, но стараюсь не заострять на этом внимание.

– И как бы то ни было, – наконец набираюсь сил озвучить то, что кручу с того момента у чёрного входа отеля: – Она останется со мной.

Северов вскидывает глаза и чуть склоняет голову. Глаза мужчины прищуриваются.

– Ты… – ошарашенно хрипит он: – Считаешь, что я…

– Я ничего не считаю. Я тебе говорю, как будет. Мы не претендуем на твою фамилию, нам не нужно наследство, или твоё участие…

Вижу, как он усмехается в ответ. Обводит глазами квартиру, чуть вскинув брови, но я стараюсь не терять бдительность и той уверенности, которую копила для этого разговора.

– То есть просто свали в закат, это имеешь в виду? – выдаёт он с явной издёвкой.

– Это у тебя неплохо получается, – говорю то, что не должна.

Он проводит рукой по волосам и всё-таки отталкивается от стены, подходит ближе. Если была бы возможность слиться со столешницей, я бы это сделала.

– Вероника… – смотрю перед собой, а утыкаюсь глазами в обтянутую тканью грудь мужчины.

Отчаянно хочется плакать.

За всё то, что было. За то, как мне было плохо, первый год так точно. Однако я усердно гоню эту чёртову жалость к себе.

Вино было плохой идеей. Резко вдыхаю воздух, и также выдыхаю.

– Я хочу быть в её жизни. – озвучивает он свой приговор, заставляя меня молниеносно поднять глаза: – И ты сама знаешь, что буду.

Тру кожу на шее, пытаясь успокоить тревогу и всё то, что накатывает, когда он стоит непозволительно близко.

– Ты не считаешь, что это не нормально, что ты…

– Не смей! – перебиваю и тычу пальцем в его грудь, вспыхивая яростью: – Не смей мне говорить, что я скрыла. Слышишь?! Не смей.

Руслан сжимает челюсти, и мы оба рвано дышим. Прожигаем друг друга ненавистью, желая, кажется, уничтожить.

Он первый, наконец, открывает нутро, показывает гримасу боли, откидывая голову назад. Прикрывает глаза и шумно выдувает воздух из лёгких.

– Насколько я знаю, что ты ненадолго в России, поэтому…– отвожу глаза на раковину, потому что, чёрт его дери, чувствую эту боль: – Не сто́ит привязываться к ней, чтобы потом исчезнуть… – последнее я шепчу, так как голос предательски подводит.

– Пять лет назад…

– Я не хочу знать, – торможу его попытку.

Обхожу, вставая к раковине спиной к нему, и делаю вид, что убираю грязный бокал. А сама облокачиваюсь руками, прикрыв глаза. Стараюсь ещё немного продержаться. Совсем чуть-чуть, и я попрошу его убраться отсюда.

Только в момент, когда он встаёт позади, я буквально ощущаю это каждым волоском на коже. Чувствую его грудь, что задевает мою спину, и чувствую его тяжёлое дыхание на волосах.

Качаю головой, потому что не хочу реагировать. Рассудок вопит, что я слабовольная дура, поэтому выдохнув, я шепчу.

– Не трогай меня, пожалуйста…

– Я не трогаю, – хрипит он в ответ, но его руки слишком близко к моим, будто он повторяет мою позу: – Я приеду завтра, напиши мне список того, что вам нужно. И… Вероника, тебе придётся однажды меня выслушать.

После этого я лишь чувствую, как он касается пряди волос и тянет носом воздух. Атмосферное давление резко меняется с его уходом, и вроде бы можно дышать.

Правда, вместо этого я окончательно ломаюсь.

Не могу сдержать лавины слёз, что обрушивается на меня. Оседаю на пол в углу кухни и старательно заглушаю собственный плач. Навзрыд и взахлёб.

Я даже не знаю из-за чего. Оплакиваю ли я нас, оплакиваю ли дочь, которая выбрала никчёмных родителей, свою любовь или свою боль.

Вою про себя и кусаю руку в надежде, что это хотя бы немного остудит чёртов спектр этих ненавистных чувств.

Только, напротив, с каждой минутой становится хуже.

Глава 14. Руслан