Механическое солнце

– Лиман, я не могу отключить эту штуку, – голос Роя казался преступно громким, хоть и понятно было, что тикающая железка не может отследить их местоположение по звукам. Только по давлению на поверхности.

– Как далеко лестница? – Лиман облизнул пересохшие губы. Казалось, что он стоит в одной позе без движения уже как минимум вечность.

– Десять квартов. Примерно.

Каждый из которых наверняка нашпигован сюрпризами. Но это только два-три хороших прыжка. С плохо слушающейся ногой – все десять. Такой проблемы не было у Гримма: уперевшись подошвой в острие смертоносного шипа, он рассчитал прыжок, жестом показав Рою убраться к чертям с его дороги. Но у него не было и трости! Аккуратно нагнувшись, он поднял палку и перевернул ее тяжелым набалдашником вниз. Сложный механизм такой хитростью не провести, но все лучше, чем ничего. К тому же, Клод хороший инженер, но не гений.

Два удара по плитке выбили осколки и пыль, но не скрытую ловушку. Лиман аккуратно шагнул на разбитую плитку. Уперся на заостренный край трости и надавил набалдашником на соседнюю. Гримм усмехнулся и спрятался в тени свода. Винтовая лестница чернела прямо над его головой и до нее еще несколько шагов.

– Если что, не слишком рад был знакомству, – цыкнул Гримм.

– Замолкни! – Лиман прислушивался к мерному движению шестеренок в алтаре. Оно изменилось, чередовалось теперь с постукиваниями. Так бывает в арифмометрах при исчислении сложных уравнений. Машина думала.

По стеклам узких окон заморосил дождь, выбивая почти такой же ритм, как рычажки под бронзовым кожухом. Снаружи мигнул и погас фонарь – пятно света на полу растворилось и теперь только смутные тени едва выделялись в почти полной темноте.

Лиман шагнул. Почувствовал, что поверхность под ногой совсем слегка подалась вниз и бросился в сторону, прежде чем услышал визг вырывающихся из укрытий шипов. Проклиная больную ногу, он рванулся в сторону лестницы, опираясь на трость. Налетел на Роя и сбил его с ног. Чертыхаясь Гримм впечатался в стену и едва успел что-то сказать. Тяжелая решетка опустилась с потолка, отсекая лестницу от церемониального зала. В темноте алтарь казался мертвым зверем, полным потревоженных ос. Он не мог шевелиться, но жужжал угрозой и в каждом щелчке таились расчеты как причинить увечье или смерть.

Рой протянул руку, но Лиман оперся на трость и поднялся с пыльных ступеней сам. Представил, как зажигается свет и из тени выплывает улыбающееся лицо Новака, сожалеющее лишь о том, что поблизости нет фотографа, чтобы запечатлеть его, Лимана, жалкий вид.

– Наверх!

Тусклый свет пробивался на высокие ступени, в темноте казавшиеся еще одной ловушкой. Гримм ловко карабкался вверх, держась руками за стены и перед Лиманом маячила его сутулая спина. Рой догонял их медленно, пару раз пожаловавшись на то, что почти ничего не видит. Лестница уперлась в приоткрытую дверь, из-за которой и сочился свет.

– Мне это не нравится, – сказал Гримм. Он все еще держался за стену и не рисковал шагнуть в проем. После увиденного любая комната будет еще долго казаться смертельной ловушкой. Но по крайней мере тут не было слышно клацанья и шороха шестеренок. И стены в глубоких трещинах казались самыми обыкновенными.

– Тогда иди обратно, – Лиман оттолкнул его и вошел в тесную келью без окон. От стены до стены вряд ли больше шести квартов. И столько же в длину. Келья напоминала больше нишу в скале, чем комнату, только стены были плотно завешаны конкордийскими коврами, темно-зелеными, тяжелыми с длинным пыльным ворсом. На изумрудной глади сражались корабли, пенились волны, бледные щупальца выныривали из темных вод и скользили по мачтам. Спасая от сырости и холода, они навевали безнадежность, тревогу и тоску.

– У меня тоже поехали бы мозги от такого, – признался Гримм и присел на край узкой кровати, на которой скомканным узлом валялось одеяло. Тут при свете тусклой желтой лампы его лицо казалось сплетением глубоких морщин, образующих сложные орнаменты вокруг сломанного в далекие времена носа. Глубокие глаза лихорадочно бегали, взгляд бродил по узорам ковров. – Похоже, мы застряли здесь. Что скажешь, фишер?

Лиман подбросил трость, перехватил ее и уперся острым концом в шею Гримма, прижав того затылком к стене. Гримм захрипел и ухватился за деревяшку обеими руками.

– Полегче…, – он закашлялся. Трость вжималась в ямку под кадыком.

– Поговорим о прозвищах, Гримм? Или об уважении?

Гримм наконец оторвал трость о шеи и откинул в сторону, хрипло впустил в легкие воздух.

– Уважении, – он порылся в кармане и швырнул под ноги Лимана горсть мелких монет. – Сдача тебе за твое уважение. В расчете.

Лиман впился в лицо Гримма тяжелым взглядом, но тот не отводил глаз. Его здоровый глаз прожигал пыльный китель констебля ядовитой ненавистью, второй отрешенно смотрел в пол. За хриплым дыханием скрывалась готовность вцепиться в горло. Но внезапно он выпрямился и растянул губы в насмешке.

– Бледный сказал, что выполнил твою просьбу. Вопрос с девочкой решен. Думаю, она будет в восторге.

Лиман замер, опустил трость. Гримм затравленно вернулся в угол и снова расположился на краю кровати. Он сидел там и изучал как Лиман постукивает ладонью по медному набалдашнику, пока Рой не попросил его приподняться.

– Вентиляция, – туманно пояснил он. – Тут ее нет. А должна быть.

– Что ты такое несешь, умник? – буркнул Гримм, но поднялся. Сорванный Роем тяжелый ковер полетел на пол, подняв облако пыли. – Ищешь окно?

Окон тут быть не могло. Келья располагалась едва ли не в центре здания, затертая между толстыми кирпичными стенами. Но направляясь сюда каждый точно выдел сочащийся сверху свет из узкого янтарного окна. Лиман подцепил второй ковер и отодрал его от стены. Черные пятна плесени ползли по щербатым кирпичам от сырого угла. За третьим более тонким покрывалом скрывалась низкая дверь из толстых хорошо подогнанных досок. Ни замка, ни следов засова. Из-под двери тянуло сквозняком. Доносились тихие щелкающие звуки.

– Чертовы железяка! Она там!

– Закрой рот Гримм и помоги, – Лиман навалился на край кровати, намереваясь отодвинуть ее от угла – тогда дверь могла открыться широко и свободно, не препятствуя отступлению, в случае если за ней действительно затаилась механическая тварь.

За дверью обнаружился лишь узкий коридор, выходящий в довольно просторную комнату. По стеклам витражных окон скользили струи дождя. Капли выбивали дробь о черепицу, в приоткрытую ставню струился холодный воздух, струящийся сквозняком по дощатому полу. Но клацали не они. На зажатом между двумя стеллажами столе, на который смотрели корешки книг и тыльные концы перевязанных бечевками чертежей, стоял автопилот. Точнее, то, что от него сохранилось: панель ввода и несколько узлов. Остальное примыкало к стене собранными и подогнанными друг к другу блоками с полупрозрачными кожухами, под которыми бешено вращались шестеренки. Беззащитный механический мозг, управляющий алтарем там внизу и десятками смертельных ловушек. Похоже, что тут он был слеп и совершенно беспомощен. Гримм ухватился за трость Лимана и рванул ее на себя, освобождая увесистый набалдашник.

– Стой, идиот!

– Эта штука нас чуть не убила!

Механизм тихо тикал в ответ, поблескивая бронзовыми боками. К медному свету добавлялись изумрудные блики, но их источник скрывался где-то за краем стеллажа.

Рой убрал со стола кипы бумаг, открыл кожух. Механизм не отреагировал никак, продолжая ритмичную работу.

– Тут многое переделали. Но, по сути, это вычислительная машина Артура – военный прибор для расчетов вероятностей. Его адаптировали для работы на дирижабле – видимо старую списанную модель – урезав часть функций, вот только Клод вернул их обратно. Он хотел оживить алтарь, совершить прорыв и остаться самым влиятельным адептом церкви Ангстрема, навсегда обеспечив себе место в конклаве.

– И машина заперла его здесь, – сказал Лиман. Он задумчиво листал толстые тетради со стола, в которых кроме чертежей и схем нашлась куча колонок с вполне финансовыми расчетами.

– Нет, не думаю, – Рой водил пальцем по исписанным листам, на которых лежали валики с программами. – Это охранный протокол. Похоже, что он ждал незваных гостей, панически боялся кого-то и, собственно, от них возвел тут настоящую крепость. Он работал с кем-то очень опасным. Возможно, что протокол сработал случайно и покалечил Клода, но скорее всего на него напали прямо в церкви и машина пыталась защитить его, а Клод в панике попался в собственную ловушку.

– Не говори ерунду, – отмахнулся Лиман и бросил тетрадь поверх стопки таких же. – Просто его машина взбесилась. Это же военный аппарат.

– И причем весьма точный. Это механизм, и он не допускает ошибок. Он атаковал того, кто пытался напасть на Клода. Это сложная, но точная программа. Клод запустил ее сам, увидев кого-то или что-то на пороге храма, что ему не понравилось.

– Вроде нас, – хмыкнул Гримм. Он уставился на панель. – Можно?

– Вопрос? Да, валяй. Все равно мы отключим эту штуку, иначе нам просто не уйти отсюда.

Гримм аккуратно, словно вспоминая буквы, принялся жать на круглые клавиши с оттисками двух шрифтов: ланга и конкордийского. Машина замерла, а затем начала послушно переваривать команду.

– Мне кое-что не нравится, – Рой ощупал край кожуха на одном из блоков. – Тут дополнительные гнезда. К ней пытались подключить что-то еще. А поскольку это блок ввода данных, предполагаю, что речь шла о каком-то другом мозге, более мощном. Что странно. Точнее и совершеннее машин Артура пока что механизмов не существует…

Гримм повертел хрустящей шеей. Введенный им вопрос неспешно обрабатывался.

– Как долго.

– Спрашиваешь, как не получить срок за возню на рыбьих складах? – усмехнулся Лиман. – Мог бы спросить меня.

– Ты мелочный и меркантильный, – процедил Гримм, впрочем, вполне миролюбиво. – Есть вещи и поважнее застенков или веревки на шее. Одноглазая Лия в порту сказала мне за сто талеров, раскинув ракушки, что я умру в море. Теперь я близко к берегу не подхожу, и идея сгнить тут на острове мне не кажется такой уж плохой. По крайней мере, выбрать нож или пулю – я сам себе хозяин, а не ведьма с ракушками. Вот только что беспокоит меня, фиш… Лиман – старуха ни разу еще не ошибалась. Как и эти вот клацающие штуки. Хочу уточнить, понимаешь?

Лиман подошел к окну. Квартал отсюда казался россыпью догорающих угольков под проливным дождем. Черной тенью далеко в ночи колыхалось море. Он усмехнулся про себя. Недалекий умом вор за его спиной верил в то, что где-то там в небе вращаются бесконечно огромные, но такие же точные шестерни, определяющие его жизнь наперед. А там нет ничего, кроме холода и смерти. И Планеты, скрывающей свой огромный яркий полумесяц за пеленой низких туч. Будь такой механизм в действительности, он бы лично взобрался на небо и вбил между его зубьями самый здоровенный и крепкий лом.

– Осторожнее этим, – сказал Лиман вслух. – Хозяин этой штуки видимо тоже что-то спросил, а потом печатал в листовках мольбы о помощи. Если только не Вычислитель просил вытащить его отсюда, – он усмехнулся глупой мысли.

Но Рой взглянул на него так, словно увидел воздушную медузу.

– Он печатал брошюры через блок вывода автопилота, – кивнул он. – Вот только тот не имеет к нему доступа без прямого запроса. Если Клод не сам просил о помощи по какой-то причине, то это делала штука, отключенная от аппарата, – он пощелкал пальцами и снова указал на край кожуха. – Пустые гнезда.

Не говоря ни слова, Грим перелез через стол. Ему надоело ждать. Он уставился на обратную часть блока, а затем обернулся на изумрудный свет, лившийся откуда-то из-за угла. На мгновение он замер, а затем отшатнулся, словно от удара молнии.

– Черт! Вот же…

Он недоговорил. Он закричал и швырнул первое что попалось под руку – кусок незавершенного блока со стола в нечто недоступное взгляду. Раздался звон разбитого стекла. На пол плеснулась прозрачная вязкая жидкость, а за ней другая – розовая. Лиман протиснулся за стеллаж и замер, не веря в то, что видит. Прежде чем закричал Рой и затем согнулся в спазмах накатившей тошноты, Лиман выхватил пистолет и начал стрелять.

Безучастный механизм не слышал выстрелов и суеты. Он выплюнул в самодельный лоток аккуратно напечатанную карточку: «Вас всех поглотит Тишина».

***

Возвращаться в полуночный офис стало неприятной привычкой. Тут не ждало ничего теплого и уютного – только запах дождя, влезший в неплотно прикрытое окно, и дешевого рома. В полумраке плясали тени от далеких фонарей. Отсюда не было слышно моря, только ветер, воющий в трубе.

Еще четверть часа назад он следил за тем, чтобы Рой сел в последний вагон метро, отправляющийся к отелю. Роя трясло. Он кутался в пиджак и вжимался в стену платформы, словно от этого могло стать теплее и спокойнее. Грязная побелка разводами оставалась на его пиджаке.

– Ты должен…

– Я позвоню констеблю Керну и все объясню, – Лиман опирался на трость. Странное ощущение, когда смертельно хочешь спать, но понимаешь, что будешь вертеться в липких от пота простынях до самого рассвета. – Скажу, что преследовали Гримма, а он скрылся в храме. Нет, имени упоминать не буду. Возможно, этот засранец спас наши жизни сегодня, – Лиман посмотрел вдоль пути на маячащий на фоне неба огонек состава. – Если уснешь в вагоне, на конечной есть бесплатная гостиница. Там могут ограбить, поэтому сразу упомяни, что хорошо знаешь меня.

Рой рассеянно кивнул.

– Завтра утром обсудим все, – добавил Лиман. – Если окажется, что Клод непричастен к происшествию с дирижаблем, наше дело затянется. А это не нужно ни тебе ни мне.

Рой поднял на него испуганный взгляд.

– Что мы видели сегодня? Что это было? Это был человек, животное? Что?

– Возможно, и то и другое. То, что сохранилось и каким-то образом продолжало жить. Я не могу сказать, я никогда не встречал ничего подобного. Но тот, кто сделал это с человеком – точно животное.

– Мозг нельзя соединить с механикой… Нельзя было. Это он просил о помощи, верно? Он, а не Клод. И мы не помогли.

– Помогли. Как смогли.

В голове еще стоял шум от громких выстрелов.

– Если однажды такое случится со мной – сделай тоже самое.

Лиман промолчал. Поезд увез Роя на восток и снова стало тихо.

Дурацкий день! Лиман повесил на крючок пальто, едва не зацепил больной ногой урну, неизвестно откуда выросшую посреди приемной. На полу белели бумаги. В основном квадратные бланки от легария с отметками о замечаниях. Среди них желтый конверт от констебля Ковальчика. Дерьмо. Зачем же так грубо? Хотя грубо – иногда наиболее эффективно.

«…к сожалению, до меня дошли сведения о вашей сомнительной репутации, в связи с чем я вынужден…»

Лиман обернулся. Арина спала на низком диване для посетителей, поджав ноги. Ее лицо казалось задумчивым, по-детски наивным, словно в разгар веселой игры кто-то принес грустную новость, которую ее ушки отказывались услышать. Слегка пухлые щеки и приоткрытые тонкие губы на свету, нахмуренные лоб и воспаленные под веками глаза скрывала тень от оконной перекладины.

Сладковатый запах рома висел в воздухе и непонятно было, что излучает его больше – натекшая из выроненной бутылки лужица у дивана или ее мерное дыхание. Лиман снял китель и прикрыл ее голые ноги.

– Вот же дерьмо…

3.Город Жерло

Смутное беспокойство. Оно всегда возникало у Лимана при виде дирижаблей. Их величественные силуэты, бесшумно плывущие в небе, не могли не вызывать трепета и восторга. И в тоже время Лиман надеялся, что не отправится на одном из них за границы города никогда. Сейчас, глядя с высоты как удаляется остров, окруженный пеной разбивающихся волн и серыми водами океана, он вдруг понял, насколько несправедливы и жестоки шутки судьбы.

Двигатели дирижабля рокотали за толстыми окнами гондолы. Легкая дрожь бежала по полу и стенам. Остров все удалялся. Уже почти неразличимы были высокие холмы, полоски доков, силуэты бросающих на город тень воздушных кораблей. Впереди линия горизонта и глубокое темное море, над которым повис огромный серп Планеты.

Двумя часами ранее он стоял на пронизывающем ветру под стыковочными мачтами и смотрел как покачивается привязанный тросами дирижабль. Констебль Керн вертел в руках тонкую папку. На его остроносом лице читалась тревожная задумчивость.

– Я должен поблагодарить тебя, Лиман. Наверное, если бы я сунулся в церковь, а не просто опечатал ее, увезя тело, меня уже не было бы в живых. Такие вещи иногда случаются с нами, это нужно принять, – он невесело усмехнулся. – Уличные воры, портовые контрабандисты, шайки вымогателей с рыбного рынка и вдруг бах! – спятивший механизм, готовый нанизать тебя на острые шипы. Наверное, то, что можно назвать «не каноничными делами».

«К сожалению, у меня таких все больше и больше», – подумал Лиман, забирая папку. Под тонкой обложкой копия отчета о вскрытии Клода и акта обыска. Довольно пространные заключения экспертов о той штуке в медном цилиндре, выкатившейся, разбрызгивая кровь, из зеленого аквариума, тут тоже были. В основном осторожные и противоречащие друг другу.

– Надеюсь, ни твой ни мой легарий не узнают об этом, – вполголоса добавил Керн.

Лиман покосился на Ольбера, прилипшего к перилам на площадке для ожидающих. Его легкую куртку трепал ветер, а стекла темных очков отражали свет поднимающегося над морем солнца. В полудюжине квартов от него боролся с бризом и пытался запихнуть бумаги в пузатый портфель Рой, что-то бормоча под нос. Вряд ли он беседовал с легарием, скорее с клубком мыслей в своей голове.

– Думаю, он уже в курсе. Неважно. Вряд ли работа с ним будет еще хуже после такого, это физически невозможно. И спасибо, Лиман. Если удастся поставить жирную точку в этом деле с мертвым дирижаблем, я твой должник и возьму твой округ на сколько нужно, какой бы отпуск тебе не выписали.

Керн рассеянно кивнул.

– Слышал про Новака? Младший наследник клана Морша вляпался в очередную авантюру и исчез где-то в районе Гауса или даже Конкордии и теперь все его дела отложены неопределенный срок, пока Новак не притащит Морша-старшему его сынка за жабры обратно. Дома клана в его Новака округе, и никто в этом не виноват.

– Обязательно вышлю ему сочувственное письмо, – усмехнулся Лиман и снова взглянул на Ольбера. Тот не шевелился, будто был довольно крепкой, но не слишком удачной статуей ожидающему пассажиру.

– Зачем он летит с вами?

Лиман покрутил в кармане валик сигареты, взглянул на большие часы под платформой, стрелки которых словно прилипли к циферблату. Сигарета слегка похрустывала под пальцами.

– Даже не думай, – сказал Керн. – Я должен буду тебя арестовать.

– Однажды и у тебя, Кристальный Керн, найдется пагубная привычка, – вздохнул Лиман. – И тогда я приду к тебе в офис, буду долго измываться над тобой, а затем присоединюсь.

– Что вряд ли, – Керн заткнул большие пальцы за ремень. Под его рубашкой проглядывал туго завязанный на животе красный пояс Солнечной церкви.

Ольбер наконец шевельнулся. Достал фляжку из нагрудного кармана и подставил лицо солнцу.

– В «хорошей компании» работается легче, – заметил Лиман, запоздало отвечая на вопрос. – И чтобы путешествие было не слишком приятным – понятно же.

– И только?

– Разумеется, нет. Международные дела – не слишком частое явление, зато большой шанс для офисных крыс прославиться за пределами своей норы. На его стенке для благодарностей от префекта как раз осталось местечко. Я сказал бы, что нечем прикрыть пятно плесени в кабинете, но в офисе легария не водится плесень – преимущества непрерывной дезинфекции.

– Ты говоришь о нем с ненавистью, но почему-то я слышу сожаление и отголоски вины.

– Потому что так и есть.

Керн долго смотрел на фляжку легария, потом пожал плечами и отвернулся.

Лиман держался за перила несмотря на то, что корабль не качало. Он всматривался в океан, который то приближался, то удалялся, то покачивался из стороны в сторону.

– Вам плохо? – спросил Рой. Под очками его глаза казались большими и встревоженными.

– Все отлично.

Высоту Лиман все еще не любил, как не пытался приучить себя к ней прогулками по заброшенным веткам рельсового метро.

– Далеко до Жерла?

– Примерно восемь часов.

Он оглянулся. Пассажиры стояли у окон, как и он, изредка перекидываясь короткими фразами, сидели, погрузившись в чтение. Кто-то спал, уткнувшись лбом в спинку кресла впереди. На мгновение Лиману показалось, что ровный белый свет, льющийся из окон, сменился янтарным. Пассажиры в неестественных позах распластались в креслах с широко открытыми мертвыми глазами. Лиман пробежал глазами по томикам и брошюрам в руках пассажиров. Ни одного старого издания, кроме книжки в руках пожилой дамы у окна. Он долго вглядывался в переплет, пока дама не начала настороженно поглядывать в его сторону.

– Кажется, мне, и правда, нехорошо.

Умные книги и люди в халатах называли это, кажется, фобиями. Оно и понятно. Наполненные газом гигантские дирижабли бороздили небо уже полторы сотни лет, сменив воздушные шары, и все это время были безопасны. Мысль о том, что ты можешь в одно мгновение превратиться в пассажира-мертвеца была пугающей и почти невыносимой. Восемь часов!

Легарий сидел в кресле у прохода и вместо книги держал в руках стакан. Его серебристые волосы успели растрепаться на ветру, и теперь он походил на безумного монаха Солнечной церкви, которые не слишком заботились о стрижке, предпочитая подобные протуберанцы на голове. На его расстегнутой до половины белой рубашке подсыхало пятно от пролитого рома. Поймав взгляд Лимана, он усмехнулся.

Пустое глубокое море и такое же пустое небо совсем недолго окружали их корабль. Уже через час огромная тень летающей крепости, проплывающей на полкватрума выше, опустилась на них, закрыв Планету и солнце. С востока неспешно летели своим путем две сигары рейсовых кораблей, еще один дирижабль замер далеко на севере. Отсюда он казался почти неподвижным. Они пересекали воздушный путь, соединяющий Близнецы и Малый Архипелаг. Еще южнее за большой волной лежали острова и материк Конкордии, но до него больше дня пути, а на западе должен был появиться конус города Жерло.

Лиман пытался поспать, но каждый раз просыпался от тревожного ощущения, что все звуки вдруг исчезли, а дирижабль замер в небе словно насекомое в густой патоке. Тогда он тер лицо руками и пытался избавиться от неспокойной дремы. Спал только Рой, уткнувшись подбородком в грудь и громко сопя. Его очки едва держались на кончике носа. От мерного гула двигателей слегка вибрировал пол, а за окнами искрилось море, над которым застыл бледный серп Планеты. Лиман открыл папку и погрузился в чтение. Если в гибели Клода, кроме обстоятельств, не было ничего удивительного – прут перебил артерию, не дав бедолаге ни малейшего шанса, то, акты экспертов оказались довольно любопытными. Никто не рискнул предположить, что обнаруженные фрагменты тела из зеленого аквариума были живы в тот момент, когда Лиман всадил в них всю обойму. Несмотря на сложные гальванические приборы, способные поддерживать с любой ткани признаки жизни, предположить такое было бы слишком жуткой теорией. Более того, двое из трех медиков вообще обходили стороной вопрос, было ли существо человеком. Возможность подключения его через механические узлы к Вычислителю также мягко обходилась техниками стороной. Лиман подумал о том, что совершенно не удивится, если окажется, что останки, механизм и оригиналы отчетов уже отправили в Инженерию Близнецов спецрейсом. Подобно тому, как они интересовались делом Мясника и его жертвами лет двадцать назад, их влекло все необычное и аморальное, из чего можно было выжать хоть каплю пользы для армии Близнецов. Да и гражданские ученые не отличались высокой гуманностью. Небольшая часть платы за сомнительную услугу по охране границ Архипелага. Как бы там ни было, в осмотре останков легарий отказал. Сейчас его полная уверенности в правильности своего решения туша дремала в кресле через проход, ожидая прибытия и наслаждаясь полетом.

И все же кое-что удалось выведать и удержать в памяти. После прошлого ареста, Клод был осторожен и никаких сомнительных книг о древних культах, особенно тех, которые все еще процветали на севере, у него найти не удалось. Но его собственные записи и даже чертежи пестрели пометками, среди которых часто встречалось упоминание Тишины – слова, никак не связанного со смыслом текста. Тот факт, что с помощью подкупа автопилот дирижабля был фактически украден Клодом для своих экспериментов был очевиден, но прямой связи с гибелью пассажиров дирижабля «Сома» установить было невозможно – все записи самописцев оказались стерты или повреждены. Оставалась лишь одна зацепка, причем крайне сомнительная, не проверить которую Лиман не мог – те самые «ливраморт», информация о которых и даже некоторые экземпляры хранились в библиотеках Жерло. Формально Лиман должен был проверить все обстоятельства предшествующие вылету «Сомы» из порта отправления и опросить свидетелей. Фактически же он собирался заняться ерундой, за которую уже ругал и ненавидел себя.