bannerbanner
Капкан чувств для миллиардера
Капкан чувств для миллиардера

Полная версия

Капкан чувств для миллиардера

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 5

– Ритуль, я в Москве всего два с половиной года живу. Почти всё время провожу у нас в Долгопрудном. Не представляю, где вкусные пончики продаются.


Собственно, Рита не просто так такой общительной стала, гены мамы не спят в ней. Алине, судя по всему, надоедает молчать, оставаясь с краю от эпицентра событий. Она разворачивает на сидении в полкорпуса, подгибая одну ногу под себя.


– Доченька, ты же знаешь, вам – гимнасткам, нельзя есть такое. Надо всегда оставаться худенькими, стройными. Бери пример, Эмма не ест, и ничего страшного не происходит, – боковым зрением вижу, как Алина улыбается Эмме, в надежде, что та её поддержит.


– Да, когда занималась спортом профессионально, ничего лишнего не позволяла себе. Четыре года прошло, но пищевые привычки так и остались, – девушка на лету схватывает.


– Ты уже четыре года, как завершила карьеру спортивную? Удивительно, больше двадцати лет тебе и не дать. Выглядишь младше своих лет. – Всё, Алинка точно увлеклась диалогом.


– На свой возраст и выгляжу, – усмехается Эмма. – На момент последних соревнований, в которых я участвовала, мне было шестнадцать. Только начинала в сениорках выступать.


Видели, как свеча резко тухнет? Сейчас такое же с Алиной случилось. Рита нам жужжала, что Эмма «Вау какая!». Уверен, Алина уже обдумывала, как уговорить Эмму, чтобы та дала интервью на Ютуб канале одной из подружек нашей блогерши.


– А когда ты успела чемпионкой мира стать? – включается Рита.


– Малыш, чемпионкой мира я только среди юниоров была. Во взрослом разряде я успела только этап Кубка мира выиграть и выполнить программу мастера спорта.


– А Женя сказала, – малая панибратски вспоминает своего тренера. – Что ты не просто чемпионка была, а абсолютная чемпионка. Вынесла всех, – подытоживает. Слышу, как она хлопает себя по коленкам ладонями. Рита так делает в знак высшей степени удовлетворения, у деда своего научилась. После еды они обычно так делают. – А ещё она сказала, что серебряных медалей у тебя нет совсем.


– Вот тут Женя переборщила, – произносит Эмма, смеясь. Я в этот момент слышу звон колокольчика. Ничего особенного, просто маразм пришел старческий. – Я в детстве была неуклюжая очень. До восьми лет я и мечтать не могла о серебряных медалях. Третья с конца в слабейшей из групп.


– А потом?


– А потом были труд и упорство. И потрясающий тренер – Алия Нурбек кызы.


– Я о такой у нас в федерации не слышала. – Рита с Алиной по очереди задают вопросы. Настала очередь мамы.


– А она и не в России. С моих шести до шестнадцати мы с семьей в Кыргызстане жили. Я там выступала. У нас было двойное гражданство, проблем не возникало. После возвращения в Россию у меня не пошло дело со спортом.


– А почему? – дрожа от интереса, Рита спрашивает.


– Так вышло, – вижу, как Эмма пожимает плечами. – Приоритеты сместились. Решила, что пора учиться нормально начинать. Когда у тебя тренировки по десять – двенадцать часов на дню длятся, учебники ты видишь только за день до того, как зачеты сдавать приходится. До десятого класса я прилежностью в учебе не отличалась. В этом я точно плохой пример для сравнения.


– А после десятого?


– Начиная с десятого, десятый – одиннадцатый, взялась за ум. У меня была цель поступить в определенный институт.


– Поступила?


Думаю о том, пожалела ли Эмма, что села в машину ко мне. Не отрываясь от дороги, слушаю их разговор. Не думаю, что мне самому удалось бы узнать о ней больше за час, чем Рита за десять минут вытягивает.


– Не совсем. Поступила, но не в тот, что хотела. Позже, правда, перевелась, сейчас учусь там, где мечтала.


Повисает пауза в воздухе. И что, ни одна не спросит, где она учится?


– А кто у тебя в Долгопрудном?


Так тоже, Алина, сойдет.


– Там институт, и квартиру тоже там снимаем с подругами.


– Без общежитий что ли? – спрашивает Алина с сожалением.


– О, нет. У нас хорошие общежития. Центры спортивные, лаборатории. Всё есть на территории, но после того, как работать начала, стало неудобно в общаге. Я иногда прихожу очень поздно. Коменданты разные попадались.


– А что за институт? – подаю голос. Вопрос чисто формальный, сам уже понял, но хочу убедиться, что мне очень везет.


– МФТИ.


Отмечаю две вещи. Первая: как я и думал, она учится в сильнейшем техническом вузе страны. Долгопрудный для меня именно с Московским физико-техническим институтом и ассоциируется. У них имеется собственная система подготовки выпускников, в рамках которой они практику проходят в компаниях-партнерах института, коим моя фирма и является. Вторая: не положительная от слова совсем. Отвечая мне, Эмма в телефон смотрела, ноль интереса. Всю дорогу она в него втыкала, но остальных удосужила зрительным контактом. Ну что же, слишком много внимания Вы, Тимур Алексеевич, от ребенка хотели.


– А ты что в Москве одна живешь?! – охает Рита, видимо, что-то прикинув в своей голове.


– Да, все родные в Амурской области остались. Бабушка, тетя, племянница. Она, кстати, примерно такого возраста, как и ты. Немного постарше. Ей восемь будет в этом году.

– Так мало? А у меня много кто есть, – Рита разводит руки в стороны, огромный круг в воздухе рисуя. – Мама, папа, дядя Тимур, бабушка Валя, дедушка Лёша, бабушка Вера, – зажимая пальчики, переходит на вторую руку. – Деда Борис. Ещё Стелла и Алекс.


– Он Александр, малышка, – поправляю её.


– Стелла и Александр – дети дяди Тимура. Он не любит их называть по-модному.


Да уж… Стелла, как не крути, очень модно. Моя бывшая жена утверждала, что имя изысканное.


– А ещё есть Курица, это мой кот. А как ты ежа назовешь?


Рита не унимается всю дорогу. Ей надо знать всё. Уже на подъезде к городу, я думаю о том, что надо сначала своих скинуть, потом уже Эмму везти. На встречу уже никак не успею. Набираю своему секретарю и прошу перенести её на более позднее время. Обычно я такое не люблю, но сегодня воспринимаю спокойно. От чего бы?


– Высадите меня где-нибудь около остановки. Любой. Я сама доберусь. Не стоит такой большой крюк делать, – явно волнуясь, просит Эмма.


– Нет! Дядя сначала тебя отвезет, а потом нас. Так мы сможем с тобой подольше поболтать, – маленькая болтушка рушит все мои планы.

Глава 4


Эмма


– А лет тебе сколько? – спрашивает Маргаритка, прищурившись и головку свою светлую наклонив на бок. Малышка выглядит так, что вот-вот и готова меня вывести на чистую воду. Дознаватели МВДшные ей только позавидовать могут.


Сколько себя помню, малообщительной я была всегда. Настоящая подруга у меня появилась только после переезда в Москву. До этого были приятельницы. В спортивной среде очень сложно обзавестись настоящими друзьями. Сегодня вы пьете из одной кружки, спите на составленных вместе кроватях, а завтра ты выигрываешь турнир и, стоя на пьедестале, видишь, как твой «лучший друг» слезами давится, глядя на тебя со злобой.


Для меня большой спорт оказался не таким, как я себе представляла.


Осуждать не приходится, слишком много своего труда и боли каждый затрачивает, испытывает для достижения результатов. Когда всё тело ноет, суставы выкручивает после изнурительных тренировок, и сил не остается даже на улыбку, когда не оправдал ожиданий возложенных… Разве есть ресурс радоваться за кого-то? У большинства его нет. К этому надо быть готовым. Я много раз видела, как сильные девочки скатывались в истерику после выставления оценок и объявления итоговых результатов.


К чему я? Да я никому, кроме Оли, подруги моей, столько о себе не рассказывала, сколько Цветулёчку за время пути. Перед ней устоять невозможно. Светло-русые волосы, огромные голубые глаза, маленький немного вздернутый носик, ярко-алые губки. Именно так я себе ангелочков представляю всегда. Броский макияж соревновательный её не портит. Чудесная общительная крошка, похожая на свою маму.


– Рита, ты же знаешь: такие вопросы задавать некрасиво, – одергивает Риту мама.


Проблемы для себя я не вижу, мы вроде как обсудили, что мне двадцать лет. Но малышка, по-видимому, не поняла, что и с чем там складывать нужно было.


– Двадцать.


В очередной раз чувствую на себе взгляд Тимура Алексеевича. Не могу объяснить почему, но жутко, просто до дрожи смущаюсь. Малышка своим повелением – отвезти сначала меня, спасла.


Не представляю, что бы случилось с моей кровеносной системой, останься я с ним наедине. У него взгляд не тяжелый, но обжигающий. Настолько внимательный, что у меня кожа буквально горит. Ещё в спорткомплексе поняла, что мне кто-то затылок просверливает. Часто на себе взгляды ловлю, но настолько теряюсь впервые. Всю дорогу я старалась смотреть куда угодно: на Риту, на колени свои, в телефон, только не на него. Все несколько раз, что глаза поднимала, мы с ним в зеркале взглядом встречались. Неужели у него настолько развито боковое зрение, что может так машину вести? Делает он это, кстати, прекрасно. Сама водить я не умею, но назвала бы его стиль вождения уверенным. Никаких резких разгонов и торможений, полностью контролирует всё, что происходит вокруг.


– Стелле тоже двадцать! Вы с ней обе повесы! – Рита снова восторгом вспыхивает! Хорошо, что не навесы.


– Ровесницы? – решаюсь всё же уточнить. Мало ли какое впечатление я произвожу на ребенка.


– Да, точно! Стелла – младшая. А Саша её старше чуть-чуть, – продолжает мне все тайны их семьи раскрывать. Обращаю внимание на это не только я: Тимур Алексеевич откашливается, словно ему бы не хотелось, чтобы о его детях речь заходила. – Они не очень ладят друг с другом. Саша больше папу…


– Малыш, ты увлеклась, – предупредительно произносит мама Риты.


Рита выглядит немного недовольной, такой запал сбили.


Не сказать, что мне очень-то хотелось знать подробности жизни Тимура Алексеевича, но не могу не отдать ему должное, его сложно представить чьим-то отцом. Высокий шатен с карими глазами, подтянутый. Излишне стараюсь его не рассматривать, но мужественность чувствуется с первых секунд, даже когда он просто молчит. А ещё он умеет говорить глазами, возможно, на мне так сказывается его убийственная харизма.


– Я хотела сказать, что вы бы со Стеллой поладили. Со мной ей играть не интересно, потому что я маленькая. Можно на ежика посмотреть? – переключается за долю секунды.


Не представляю, как с Ритой может быть неинтересно?! Я со своей племянницей обожаю время проводить. Идеальные тюледни. Обычно мы едим пиццу и смотрим фильмы, когда силы есть едем в кинотеатр, если нет, то в постели валяемся в обнимку с ноутбуком. Делаем всё то, чего в юности мне не доставало.


Поднимаю сверток немного повыше, чтобы Рита могла увидеть кончик высунутого наружу носика.


– Он боится.


– Откуда ты знаешь? – с интересом Рита спрашивает.


– Чувствую, как учащенно сердечко его бьется. Иногда лапки подрагивают. У него стресс. Представляешь какие мы гигантские для него?


Остаток пути мы с Ритой болтаем, она рассказывает, чем ещё помимо гимнастики занимается. Рисует, ходит в театральный кружок, на пианино играет.


Вспоминаю детство своё. Мне так нравилась наша с мамочкой суета. Надо было рано встать, перекусить и бежать. Секции одна за одной. К вечеру мы обе были измотаны и счастливы. Хотя особых звезд с неба я не хватала.


Остановившись около моего подъезда, Тимур Алексеевич выходит из автомобиля ещё до того, как я успеваю попрощаться с Ритой и её мамой. Когда он, обойдя машину, мне дверь открывает, Алина разворачивается в кресле, наклоняется и смотрит на него красноречиво, мол, Тимур, это ты?

Глава 5


Придя домой, вываливаю на пол содержимое большого прозрачного пластикового контейнера, в котором у меня всякая мелочевка хранится, от записных книжек до небольших мягких игрушек.


– Пока я не найду что-то получше, будешь жить тут, – обращаюсь к своему новому домочадцу. – Отверстие в крышке не слишком большое, пролезть ты не сможешь, но воздуха хватит точно.


Всё, что я о ежах знаю, – они хищники и любят мясо сырое. Этих знаний хватит для нашей счастливой совместной жизни? Забрать его себе было порывом. Не совсем уверена в том, что с моей постоянной загрузкой хватит времени и на него, но оставить его умирать на дороге я не могла.


А нет, стоп. Ещё кое-что. Ёжики, как и большинство смертных девушек, быстро начинают набирать лишний вес при хорошем питании. Придётся следить за его рационом, ведь лишние граммы впоследствии будут мешать ему сворачиваться клубочком, а значит, спать ему будет неудобно.

Никто так не понимает боль жирненьких ежей, как гимнастки, пусть даже бывшие. Расстройства пищевого поведения – распространённый недуг для художественной гимнастики, последствия тяжелейшие бывают у девочек, на всю жизнь.


Оставив своего нового соседа в одиночестве, иду на кухню. Как раз только вчера достала из заморозки кусочек говядины. Думаю, что нам и на двоих его хватит.


Через пару минут узнаю, что наглый дикий зверь иного мнения.


Стоит мне поставить перед ним пластиковую тарелку с едой, как он шустро выбирается из своего тряпичного убежища. Какая-то секунда проходит до того времени, как он, забравшись с ножками в посудину, приступает к еде.


– А ты не из скромных, я посмотрю. – Ест он очень забавно, без умиления смотреть невозможно.


Когда я была маленькой, летом меня к бабушке отвозили буквально на недельку. Она тогда в частном доме жила, и ночами к ней на участок ёж забирался. Мы ему молочко в блюдце наливали до тех пор, пока не узнали, что коровье молоко опасно для ёжиков.


Примерно так рухнуло одно из первых, самых ранних представлений о взрослой жизни. В мультфильмах неправду показывают. Ёжики, миленькие и хорошенькие, не молочко и яблочки едят, а сырое мяско и рыбку.


Сегодня произошло то же самое, только масштаб глобальнее. Мне представлялось, что сильное влечение с первого взгляда – глупости несусветные. Любые эмоции поддаются контролю.


Всю жизнь мне твердили: выходя на ковер, ты должна широко улыбаться. Даже тогда, когда тебе совершенно не весело. Отчаянье захлестывает? Ком в горле мешает дышать? Ты всё равно улыбаешься!


Так почему в обратном направлении это не работает? Нравится кто-то, но ты держишь симпатию под контролем, потому что между тобой и объектом симпатии целая пропасть, состоящая из жизненных обстоятельств. Я искренне думала, что так и происходит. Но оказалось, что нет. От того, что ты говоришь себе «нет, мы с ним не подходим друг другу», ничего на уровне чувств не меняется.


Большинство девушек узнают об этом пораньше, у меня же не было времени на подобные «глупости»: сначала вся жизнь состояла из тренировок, прерывающихся только на сон, преодоления себя, затем настало время адреналиновой гонки, состоящей из череды турниров и соревнований. После резкое падение: друг за другом ушли папа и мама. Со спортом пришлось завязать.


Отсутствие времени – не главная причина того, что за свои двадцать лет я ни с кем так и не встречалась. Не знаю, заметно ли по мне внешне, но я дико, просто жутчайше закомплексованный человек. В свободное время я лучше посижу в своей комнате, чем пойду на общую встречу или вечеринку. Моё общение с противоположным полом начиналось на парнях моих знакомых, когда мы в кино вместе шли, к примеру, и заканчивалось на одноклассниках, с которыми мы учились с десятого по одиннадцатый класс.


Мне нравилось, что взрослые считали меня серьёзной и ответственной, это было похвалой своеобразной. Популярностью среди сверстников я не пользовалась. Сначала никому не было дела до неуклюжей, косолапой девчонки, а потом боязнь чужого успеха не позволяла общаться со мной душевно.


И вот теперь, в двадцать лет, я впервые испытала симпатию такой силы, что ладони влажными становятся только об одной мысли о человеке. Который, скорее всего, и имени моего уже не помнит.


С этим нужно что-то делать. Я не умею справляться с такого рода эмоциями. Наверное, поэтому всё должно быть своевременно, предполагается, что к моему возрасту девушка может общаться с понравившимся ей парнем, не тупя на каждом звуке произнесенном. Я же… Пробормотала прощальные слова так невнятно, что, скорее всего, Тимур Алексеевич, ничего не поняв, подумал, что я по недалекости своей просто крякнула.


Рядом с ним мозги встали дыбом. Даже сейчас мурашки по коже бегут, когда вспоминаю, как он смотрел.


Готовясь к вебинару по китайскому языку, прокручиваю в голове слова Риты, относящиеся к её дяде горячо любимому. Малышка, конечно, просто находка. Сама бы я никогда не рискнула поинтересоваться о чем-то личном, останься мы с ним вдвоем.


Когда мы прощались, Тимур Алексеевич, глядя на меня, улыбнулся. Как мне показалось, открыто и нежно. Сердце может разлететься на октиллион осколков от вида чьей-то улыбки? Да! Абсолютно точно – да!


Эмоции захлестывают так, что с головой накрывает. Закрыв ладонью рот, опускаюсь на пол. Чепуха. Вздор. Полная безлепица. После смерти мамы никто на меня с нежностью не смотрел. Эта мысль бьет наотмашь с такой силой, что я дрожать начинаю.


Не сказать, что я чувствую себя одинокой. Но просто так, ни за что, меня любили только родители. Остальные за что-то. Дана, моя тетя, и бабушка, не в счёт. Они далеко. Слишком долго я их не видела, чтобы на расстоянии больше пяти тысяч километров чувствовать теплоту от них исходящую.


Раньше, октиллион ассоциировался у меня с Юпитером, ведь половина его массы в килограммах равна именно этому числу. Теперь будет с Тимуром…От разброса собственных мыслей у меня истерика начинается, продолжаю сидеть на полу и плакать, но теперь плач хохотом сопровождается. Какие мне отношения, если я ненормальная?

Глава 6


Будят меня утренние солнечные лучики, что норовят забраться под веко и коснуться слизистой оболочки глаза. Натягиваю одеяло повыше на лицо и от окна отворачиваюсь. Пора подниматься. После того, как на спорте был крест поставлен, более поздний подъем был единственным позитивным моментом. Но это быстро мне надоело: чтобы выспаться всласть хватило пары недель.


Пока ёж мой – Прожорка, он же Жор, в ветклинике прохлаждается уже пятые сутки, мне снова нечем заняться. Его оставили там понаблюдать и взять анализы после ввода прививок. Дикое животное держать дома негуманно, но я всё же возьму на душу грех. Жду его очень не только я. Деревянная клетка метр тридцать на метр, подстилка, поилка, домик, кормушка, беговое колесо и личное полотенце. Ах да, ещё вольер на случай прогулок, так как отпускать гулять его просто по квартире не безопасно, так написано в статьях об уходе за домашними ежами. Он может пораниться сам и испортить что-то из мебели, не думаю, что хозяин квартиры рад будет. Мне ещё повезло, что ногти ему подрежут и искупают в клинике. Как и все парни, он оказался требовательным привередой. Жду его всё равно. У меня никогда не было домашних животных. Жор будет первым.


Телефон, лежащий на краю дивана, на котором я сплю, вибрировать начинает, высовываю руку из-под одеяльного убежища и, сжав ладонью устройство, тащу в свое царство темноты. Весьма условное царство весьма условной темноты.


Оля. Кто же ещё.


Тилетрия – наша с Олей малышка, определила нас как Беляночку и Розочку, после прочтения ей сборника сказок братьев Гримм. Если с Олей понятно: она что внешне, что внутренне беленькая, то меня с Розочкой роднит только темный цвет волос.


– Доброе утро, – произношу, приняв вызов и включив громкую связь.


Она уже на беговой дорожке несётся: слышу характерные звуки.


– Ты спишь что ли? Привет. Поднимайся и неси свою упругую жопку в душ. Встретимся дома у Тиль, – так она нашу мини-исследовательскую лабораторию называет. – Эми, живее. Почему я ещё не слышу противного скрипа твоего ложа?


Очень важно в этой жизни встретить такого же чудака, как вы сами. Можно для всего мира быть серьёзным и сдержанным занудой и только в компании того самого – своего человека, ржать как припадочный, обкуренный конь. Примерно так у нас с Олей и вышло. Когда я на втором курсе перевелась из Дальневосточного федерального университета, мы с ней сразу поладили. И дело было не в том, что девушки на курсе составляют процентов двадцать от населения – нам весело вдвоем было с первых секунд.


– Сегодня вскрсн. Я хотела дольше поспать, – тяну флегматично, стараясь её чуть-чуть побесить.


– Много же ты энергии сэкономила, выкинув четыре гласные буквы. Четыре же? А объектно-ориентированное программирование как сократишь? – походу ускоряется в беге, произнося окончания слов на выдохе.


– ООР. Я что кукуля, по-твоему, разбивать это в голове на гласные и согласные?


– Ты и так, и так для меня кукуля.


– Между мной и мешком оленьего меха ничего общего нет.


Оля в смехе заходится.


– А как же эвенские корни?! – смеется так, что у меня возникают опасения за её жизнь: рухнет и счешет себе половину лица.


– Не убейся там, смотри, – бурчу в ответ.


– Твои аппетитные ножки заставляют моё сердце биться чаще, так что тащи их ко мне побыстрее, – хохоча, произносит и скидывает вызов.


«Аппетитные ножки», «упругая жопка» – те эпитеты, которые Оля может только в моём присутствии произнести. В жизни она нереально скромная и добрая девушка. Другой такой просто нет. И она, и её мама – очень светлые и добрые люди.


На то, чтоб собраться, уходит всего двадцать минут. За это время я успеваю принять душ, выпить кофе, съесть банан и прибрать в своей комнате: собрать постельное, убрать его и сложить диван. И вытереть пыль. В детстве у меня была астма, вызванная наличием аллергии на пылевых клещей. Родители старались не обрастать мелочевкой, поверхности все были пустые, ничем не заставленные, чтобы удобнее было влажную уборку проводить. Недуг прошел, а привычка осталась.


Выйдя из квартиры, рядом с соседской дверью замечаю грустного пёселя, сидящего на подстилке, которую ему оставили для осуществления естественных нужд.


– Привет, Дёготь, – опускаюсь на корточки и глажу собаку. – Когда-нибудь психану и себе тебя заберу. Терпишь до сих пор? – смотрю на сухую пеленку. – Пошли погуляем. Оля меня простит, когда я ей расскажу, какими ты глазами на меня смотрел.


Дёготь – черный дружелюбный мопс, с косыми глазами на выкате. Соседи его завели по просьбе сына. Мальчику тринадцать и, когда родители уходят на работу или просто по делам, он забивает на нужды животного. Это так ленно вставать рано и идти собаку выгуливать, поэтому он выгоняет пса в подъезд, стеллит подстилку и идет заниматься своими делами.


Он товарищ контактный, любит, когда его гладят, играют. От любого проявления внимания прыгать на месте, как мяч начинает. Быстро дела свои грязные сделав, подходит ко мне и трется об ноги, подсказывая, что пора бы его потрепать. Он так радуется ласке, что даже похрюкивает – очень потешно.


– Сын опять в подъезд его выгнал? – слышу из-за спины голос Егора Николаевича, одного из хозяев Дёгтя.


Не хочется сдавать мальчугана, поэтому просто пожимаю плечами. Он и так знает ответ.


Немудрено, что добираюсь я до пункта назначения совершенно не быстро. Оля, заметив меня на углу здания, около которого она меня ждет, перехватывает картонную подставку со стаканчиками кофе в одну руку, и разводит обе руки к небесам, дескать, свершилось. Я же, в свою очередь, обе ладони складываю в просительном жесте, подношу к губам, извиняясь. Никогда раньше проблем с пунктуальностью у меня не было, сказывалась с годами выработанная дисциплина. То и дело я непроизвольно сравниваю? себя нынешнюю с собой же прошлой… Не всегда находя новые выигрышные качества.


– Прости. Дёготь хотел в туалет, – пожимаю плечами.


Олька сокрушенно вздыхает.


– Танцуй! Тогда я подумаю, – её глаза изумрудным огоньком загораются.


Со стороны мы выглядим как… умалишенные, если говорить мягко. То, о чём она просит, – это смесь тектоника, электро, танца Адриано Челентато из фильма «Укрощение строптивой» и женской лезгинки. Эти конвульсионные подрыгивания были придуманы мною несколько лет назад. Впервые увидев их, Оля так хохотала, что подавилась соком, который пила в тот момент. Честно? Я думала, что убила подругу. Она тогда поседела за пару секунду и кашляла после ещё часа два.


Исполняю для неё упрощенную версию: задействованы только бедра и ладони, которые движутся параллельно друг другу. Оля, как обычно, подносит два пальца ко рту и, не касаясь ими губ, имитирует свист. На деле же слышится тихое повторяющееся «сююю».

На страницу:
2 из 5