Молодость может многое

Среди, окружавших Платона, футбольных болельщиков теперь оказался и Павел Олыпин, как земляк, пока безуспешно болевший за «Шахтёр» (Донецк). Но он радовался и успеху киевлян, три года подряд не пускавших на высшую ступень московские команды. Иногда он с Платоном, но лишь поверхностно, обсуждал ход чемпионата. И какого же было его удивление, когда во время очередного длительного вечернего отключения света в Реутове, что было связано, в том числе, и с подключением домов-новостроек, Платона во дворе обступили молодые болельщики, выяснявшие его мнения по разным футбольным и около футбольным вопросам. И Павел понял, что его шурин знает о футболе много. Причём намного больше, чем можно было предположить по его до этого коротким комментариям и репликам.

– Мне надо будет ему на день рождения подарить настоящий профессиональный футбольный мяч с автографом Крижевского! – про себя решил Павел сделать приятный сюрприз футболисту шурину.

– «Платон! А ты слышал о таком Крижевском?» – на всякий случай при всех забросил Олыпин удочку, дабы понять, будет ли его подарок как «корм в коня», и показать парням свою тоже некоторую осведомлённость.

– «Конечно! Константин Крижевский бывший центральный защитник московского «Динамо» и сборной СССР! Его ещё прозвали королём воздуха! Я, правда, его на поле уже не видел!» – гордо ответил Кочет.

– «А я видел, и не раз! Он ведь тренирует «Динамо» два, созданное на базе нашей дивизии!» – чуть заносчиво ответил и Павел, поймав на себе уважительные взгляды парней, и не только снизу вверх, как на великана.

– «Оказывается велика фигура, но не дура!» – послышалось чуть завистливое и шёпотом от Валеры Антоненко, всё ещё вздыхавшего по Насте.

А 23 ноября, словно взамен футбольного, стартовал и чемпионат СССР по хоккею с мячом, в котором к удовольствию Кочета лидерство сразу захватили московские динамовцы, за которых всё ещё играл и футболист Валерий Маслов.

– Значит уже зима на носу! – по этому признаку понял Платон, мечтая в эти зимние каникулы всё же сходить покататься на лыжах и на коньках.

Но неожиданно, как снег на голову, к Кочетам 28 ноября проездом заехал двоюродный брат Алевтины Сергеевны военный лётчик Геннадий Андреевич Комаров. И весь вечер за рюмками и закусками, особенно к удовольствию и радости Павла, он рассказывал о своей годовой командировке в Нигерию. К счастью Платона это оказался его свободный в четверг вечер, занятия в который пришлось на время отложить.

– А интересно, что завтра Пашка будет рассказывать своим сослуживцам, хвалясь таким родственником?! Но наверняка он многое перепутает и приукрасит! А может и приврёт?! – роились в голове у, уже начавшего хмелеть, Платона мысли о своём недалёком, но весьма напористом и самовлюблённом шурине.

И Платон с гордостью и даже малозаметным вызовом поглядывал на Павла – вот, мол, какой у меня есть дядя!?

Из рассказа Геннадия Андреевича все узнали, что ВВС Нигерии при участии советских военных специалистов обеспечили эффективную воздушную блокаду территории отколовшейся республики Биафры.

Бомбардировщики Ил-28 периодически бомбили взлётно-посадочную полосу аэродрома в Ули-Ахиале и стоящие на ней самолёты, уничтожив одиннадцать из них даже вместе с экипажами.

А более двух десятков истребителей-бомбардировщиков МиГ-17Ф, на которых со своим звеном летал и капитан Геннадий Андреевич Комаров, патрулировали маршруты поставок грузов сепаратистам, из пушек, неуправляемыми реактивными снарядами и бомбами уничтожая их, при этом ещё и сбив несколько самолётов без опознавательных знаков.

– «Бывало, спикируешь на дорогу и из пушек расстреливаешь колонну машин! Особенно красиво взрывались бензовозы и грузовики с боеприпасами!» – пояснил активный участник событий.

– «И много наших там?!» – не удержался от вопроса, всегда и давно интересующийся военными и международными делами, Платон.

– «Да кто ж тебе скажет?! Это же военная тайна!» – вдруг показал свои знания молодой политработник.

– «Для кого может и тайна, а для американцев нет! Они об этом в своих газетах пишут!» – поставил Платон марксиста-ортодокса на место.

– «Так, когда я в октябре уже собирался домой, к нам на аэродром авиабазы в Кано за один рейс восемь наших транспортников Ан-12 доставили в разобранном виде по одному МиГ-17 в каждом самолёте! Так что самолётов хватает!» – согласившись с Платоном, продолжил Геннадий Андреевич.

– «Так я про это читал!» – обрадовался поддержке молодой международник.

И дядя Андрей с нескрываемой гордостью продолжил:

– «Нас, отбывающих на родину советских лётчиков, в составе которых был и я, принял в Лагосе, поблагодарил и вручил награды, сам Якубу Говон!».

– «А кто это?!» – невольно вырвалось у Павла.

– «А Лагос, что это такое?!» – спросила и бывшая учительница географии начальной школы.

– «Президент Нигерии! А Лагос – столица её!» – первым среагировал, разбирающийся в политике и в географии, Платон.

– «В Лагосе такая влажность, что выходишь на улицу из гостиницы, и сразу рубашка становится мокрой!?» – больше для женщин подчеркнул советский военный специалист климатическую специфику Нигерии.

Их совместный взаимно интересный разговор коснулся и многих других вопросов, завершившись за полночь.

В последующие дни Платон на работе пролистал, специально взятые с собой газетные вырезки про Нигерию, особенно из газеты «За рубежом», и стал систематизировать информацию о продолжающейся гражданской войне.

По высказываниям западных средств массовой информации стало ясно, что с декабря этого года их всё больше стало беспокоить постоянно возрастающее советское военное, экономическое и политическое присутствие в Нигерии, причём даже вне зоны непосредственного конфликта.

Первые партии советских истребителей-бомбардировщиков прибыли в Нигерию ещё в конце августа 1967 года. Их дальнейшие поставки, сопровождавшиеся прибытием от двух до трёх сотен человек советского военного и технического персонала, продолжались в течение последующих 15 месяцев, пополняя потери.

Но двери для широкого советского проникновения в Нигерию открылись только после подписания Советско-Нигерийского договора в ноябре 1968 года.

Поэтому в последующие недели советское присутствие стало еще более заметным. И это начало беспокоить не только британцев и американцев, но и многих нигерийских умеренных политических деятелей.

Вскоре после подписания договора из Северной Нигерии стали поступать сведения о советском стрелковом оружии, в больших количествах перевозимом по ночам с аэродромов в Южной Сахаре в Кадуну, а оттуда – в расположение Первой Дивизии нигерийцев в Энугу.

До этого из СССР поступали истребители-бомбардировщики, бомбы, мины, НУРСы, патрульные корабли, а для пехоты – автоматы АК-47, патроны, гранатомёты с выстрелами и ручные гранаты. Во второй половине 1968 года в Нигерию стали поступать уже крытые тентами грузовики, пикапы, техника для рытья траншей, и появились советские младшие офицеры.

Советские офицеры не делали секрета из того, кто они и проводили с младшим комсоставом политзанятия, заставляя его посещать лекции, на которых пропагандировались достоинства советского образа жизни.

К концу 1968 года советские техники, в дополнение к Кано, создали базу и в Кадуне. Там и на небольшом муниципальном аэродроме в Калабаре они сделали полноценные взлетно-посадочные полосы со всем необходимым для посадки ночью и в условиях плохой погоды, способные принимать бомбардировщики Ил-28 и транспортные самолеты Ан-12.

– Эх, жалко! Мне теперь трудно стало общаться с отцом – в основном по телефону и слишком коротко, чтобы подробнее обсудить политические вопросы!? – несколько досадовал Платон.

Теперь Пётр Петрович не ночевал в Реутове, так как было негде. В одной комнате – молодожёны, а в другой – три кровати сына, бывших тёщи и жены, которая из-за ревности к другим женщинам теперь не пускала бывшего мужа в свою постель.

Да и что-то делать в дачном доме он уже не хотел, оставив себе только сад и частично огород.

– Пусть теперь Павел начинает хозяйствовать! Вон, как Алька за него вцепилась?! Молодой, мол, хозяин! Но её понять можно! Мне это уже не так интересно! Да и годы уже?! А сын занят учёбой! Ему бы чуть передохнуть в свой короткий отпуск, а тут – помогать надо! – рассуждал Пётр Петрович.

А Павел уже прочувствовал свою новую роль в большой семье, и стал отстаивать свои права и интересы.

– «Мама! А вы не могли бы поговорить с Платоном, чтобы он к нам в комнату стучался бы и днём?!» – как-то попросил он тёщу.

А Платон иногда, больше по привычке, днём в выходные дни, как к себе домой, заходил к ним взять книгу из книжного шкафа или даже немного послушать музыку. Так что теперь он не мог под музыку заниматься гантельной гимнастикой в их комнате и тем более всё ещё грустить по своей бывшей сильной любви к Тане Линёвой.

В такие моменты он любил слушать на тему прошедшей любви и расставания с нею песни Жана Татляна «Страна влюблённых, «Прошлая осень» и «Хочу забыть», а также Валерия Ободзинского «Два окна со двора».

Изредка по вечерам, когда занятия в институте заканчивались раньше, или по пятницам, когда перед выходными можно было припоздниться, Платон заезжал в гости к отцу на свою родину.

В один из визитов сына Пётр Петрович подарил ему свои старые карманные часы «Молния» на цепочке, и тот стал с гордостью носить их, к тому же в брюках предусматривался маленький кармашек для них.

– «Пап! А я помню, как ты в Париже во время прогулок доставал их и смотрел время!» – тут же вспомнил Платон яркие картинки из своего детства.

А отец, тоже ударившись в воспоминания, напомнил сыну, как в детстве тот строил из мокрого песка целые города с улицами, мостами и туннелями.

– «Я даже тогда подумал, что ты, ещё и как хорошо рисующий и чувствующий план, после школы поступишь в МАРХИ, к тому же он самый ближний к нашему дому институт, и станешь архитектором!? А потом твой интерес переключился на железную дорогу! Ты стал рисовать её в плане, что только подтвердило моё предположение по поводу архитектурного!» – добавил он.

Но больше всего, по рассказам отца, подросшему Платону нравилось смотреть, как на станции Раменское толстой водяной струёй под напором заливали воду в большой водяной бак в тендере паровоза.

Но обычно после короткого обмена текущими новостями оба Кочета обсуждали политические новости, к взаимному удовольствию всегда приходя в своих выводах к согласию. А редкие поначалу противоречия в их мнениях быстро нивелировались аргументами одного из них. Но, как это часто бывает у мужчин, их разговор с политики постепенно перешёл на женщин.

– «Сын! Ты имей в виду, что тебе вовсе не обязательно жениться на Варе! Ты совсем не обязан делать это! У вас тогда ведь была ещё детская влюблённость, безумная страсть! А вы растёте, развиваетесь, взрослеете, умнеете, и у вас меняются вкусы и предпочтения! Вы ещё не раз в кого-нибудь другого влюбитесь!» – как в воду глянул Пётр Петрович, расположив сына на откровенность.

И Платон, наконец, поведал отцу о своей прошедшей долгой влюблённости в Таню Линёву и вынужденном расставании с нею.

– «Ты правильно поступил с нею, отпустив! Тебе ещё рано женится! Да и нормально встречаться времени нет! Главное для тебя сейчас ещё на пять лет – это твоя успешная учёба, получение высшего образования и интересной специальности! А девчонки подождут! Твоя будущая жена ещё ходит в начальную школу! А пока встречайся, если хочется, но без обязательств! Надеюсь, ты теперь знаешь, как избежать нежелательной беременности?! Я ведь в своё время вам с Настей подсовывал соответствующие книжки!».

– «Да, читал! Но не всё же зависит от меня!».

– «А ты, прежде чем… вставлять, интересуйся менструальным циклом девушки! Нли пользуйся презервативом! А если стыдно или неудобно, то прерывайся… мимо цели! А, в крайнем случае, спасайся онанизмом! Я ведь не зря тебе подсовывал и эротические картинки!?».

– «Дауж!» – непонятно с чем согласился покрасневший Платон.

Отец, как любивший всё оценивать и квалифицировать методист, неожиданно поведал сыну, что все женщины подразделяются на разные типы и предназначения.

– «Сын! Одни женщины – это любящие работу карьеристки! Другие, больше всего любящие детей, это клуши, как, например, твоя мать! А третьи – любительницы вить своё гнездо, вести хозяйство! А другие предназначены для любви! Но многие из них не чисто выраженные. Поэтому, когда будешь выбирать себе жену, имей это в виду, внимательно присматривайся к ним, понимай, что для тебя важнее!» – напутствовал Пётр Петрович сына.

У отца Платон познакомился и постепенно пристрастился к «Литературной газете», пока больше интересуясь последней двенадцатой страницей, а на ней более всего юмористическим разделом «Рога и копыта».

Провожая сына, Пётр Петрович всегда давал ему накопившиеся номера «L'Humanite Dimanche». А Платон потом приносил их на занятия французским языком, вызывая благодарность их преподавательницы.

К середине декабря закончился второй круг и весь предварительный турнир чемпионата СССР по хоккею с шайбой. Его, бесспорно, выиграл «Спартак», набравший в нём 21 очко, а всего 35. Но первое место в отборочном турнире заняли армейцы столицы, хотя во втором круге бывшие вторыми, набрав только 18 очков, но в сумме 37.

Третьим в этом круге оказался «Автомобилист» с 14 очками, в итоге занявший 4-е место с 25 очками. А на общее третье место спустился «Химик», во втором круге набравший только 11 очков, но в сумме 27.

Московские команды «Динамо» и «Крылья Советов» опять идя синхронно, хоть во втором круге и набрали всего по девять очков, но это позволило им в итоге набрать по 23 очка и общее пятое и шестое место.

Всего одного очка не хватило, во втором круге заработавшему 13 очков, «Локомотиву», чтобы догнать своих земляков. Так же резво во втором круге рванули и армейцы Ленинграда, но сумевшие лишь сохранить отставание от ближайшего соперника. Но очко менее резвыми от них во втором круге оказалось и «Торпедо» (Горький).

Динамовцы Киева, поле первого круга шедшие вровень с «Автомобилистом», во втором круге резко сдали, добавив всего пять очков.

Челябинский «Трактор», во втором круге проигравший все игры, чуть было не поменялся местами с разыгравшейся «Сибирью».

Теперь шестёрке сильнейших команд с очками, набранными только в матчах между собой, предстояло в четырёхкруговом турнире разыграть медали. И их положение теперь выглядело как: ЦСКА – 16 очков, «Спартак» – 13, «Динамо» и «Химик» по 10, «Автомобилист» – 7, и «Крылья Советов» -4.

Так что у московских динамовцев шансы на медали ещё были, и они резво взялись за дело, начав третий круг с нескольких побед подряд, в том числе и над московским «Спартаком». И это очень обрадовало Платона.

К тому же были успехи СССР и на международной арене, когда на заседании 23-ей сессии Генеральной ассамблеи ООН 21 декабря было принято решение о включении русского языка в число её рабочих языков.

Но успех в иностранном языке был и у самого Платона Кочета, досрочно 23 декабря сдавшего зачёт по французскому языку своей бессменной преподавательнице Елене Владимировне Калошиной.

Поэтому к окончанию 1968 года Платон подходил в хорошем настроении. В его жизни всё стало стабильно и надёжно, без излишней нервотрёпки. Он заранее знал, что и когда ему предстоит делать, с кем он будет встречаться и даже о чём говорить. Теперь он мог легко планировать свой очередной день, чем и любил заниматься, правда, иногда становясь жертвой своих же планов, когда не успевал учитывать изменившуюся обстановку, продолжая действовать по своему плану или по устоявшемуся шаблону.

Поэтому, наконец, Платон с радостью принял от Яши Родина пригласительный билет на предновогодний вечер для сотрудников ЦКБМ в Центральном Доме Культуры Железнодорожников (ЦДКЖ) в теперь освободившуюся для него пятницу 27 декабря на хорошо знакомой ему Комсомольской площади столицы.

– Эх, было бы это тогда с Татьяной!? – лишь с сожалением вспомнил он.

Платон даже на работу пришёл нарядный, надев свой любимый, мягкий, белый с сизым оттенком тонкий джемпер, в котором всегда чувствовал себя очень уютно и комфортно. Ведь при наличии пригласительного билета работников предприятия отпускали с работы вскоре после обеда – успеть ко времени добраться до места празднования.

Платон впервые был в ЦДКЖ, внутри поразившись его театральным великолепием. Место Кочета оказалось на Бельэтаже и чуть правее середины.

После торжественной части с чествованием передовиков труда состоялся концерт артистов Мосэстрады. А после перерыва с буфетом, внизу в фойе начались танцы вокруг ёлки, стоявшей толстой центральной колонной.

После буфета, где Платон отведал эклеры с лимонадом, на время погасив проявившийся аппетит, он поначалу встал у парапета над танцующими, разглядывая их и ища себе возможные «жертвы».

Наконец его взгляд упёрся в трёх совсем молоденьких девушек, две из которых были симпатичными белокурыми и голубоглазыми сёстрами-двойняшками, и Кочета сразу сдуло вниз. Однако его заинтересовали не они, а их высокая красавица подруга, которую он тут же пригласил на танец, представившись.

– «О-о! Какое у тебя редкое имя?!» – удивилась девушка, очень грациозно опуская свои, как чёрные лебединые крылья, руки на плечи Кочета.

Девушка, представившаяся Любой, была чрезвычайно стройна и как лоза гибка. В танце она легко поддавалась всем движениям Кочета, будто всю жизнь танцевала с ним. Её нежные, гибкие руки с длинными музыкальными пальцами обнимали Платона за плечи и спину, и будто излучали нежное тепло. А он, то держал её за тонкую талию, а то за плечи и спину, чувствуя, как под его кистями тело девушки быстро нагревается. Поэтому он часто менял их положение, будто лапал всё её тело. И со стороны они смотрелись очень грациозно, будто танцевали два нежно обнявшиеся лебедя – чёрный и белый. А в танце Платон не сводил глаз с красивого чуть восточного типа белокожего лица девушки, на котором резко выделялись её большие красивого разреза карие глаза и пухлые заманчивого очертания, красные и без помады губы. А она тоже, не стесняясь в упор рассматривала Платона, практически не отрывая взгляда от его глаз и тоже естественно красных губ.

Платон не отпускал от себя Любу весь вечер, приглашая её от танца к танцу, а она его – на белый танец. Было ясно, что они влюбились друг в друга с первого взгляда. А после окончания вечера Люба даже дала Платону свой номерок, ожидая его у стены под слащавыми взглядами мужчин.

А когда Платон нёс девушке пальто, то ещё издали разглядел и её точёную фигурку с высокой грудью, тонкой талией и длинными ногами.

– Ох, и хороша! Однако пальтишко у неё старенькое! Видимо она из семьи с небольшим достатком, или детей много, раз родители не смогли раскошелиться на такую красавицу? – понял Кочет.

Так и поехали они домой все вместе вчетвером с подружками Любы двойняшками Светой и Олей.

В электричке все разговорились, и из диалога сестёр Платон понял, что они втроём сразу положили на него глаз, как только впервые увидели, идущего к ним.

– «Ты шёл такой стройный, прям, как берёзка! А Оля тебя первой заметила и сказала нам – смотрите, кажется, к нам берёзка идёт!? И мы с нею согласились!» – первой созналась Света.

– «А я ещё сказала: девочки, это за мной!» – призналась и Люба.

Платон с Любой сошли в Реутово, а сёстры проехали до Никольского.

Провожая свою новую любовь домой, Платон к своему удовольствию узнал, что она живёт от него совсем рядом за домом напротив через улицу Ленина. Они обменялись телефонами и договорились встретиться завтра в субботу, в шесть часов вечера, около кинотеатра «Чайка».

И опять счастливый и снова влюблённый Кочет летел домой на своих ещё маленьких крылышках.

– Как папа был прав! Я опять влюбился! И моя новая избранница вроде тоже влюбилась в меня! Мне теперь не надо вздыхать по ней и страдать от неизвестности и безысходности! Вот она, рядом! Бери и люби! – радовался Платон уже подзабытым своим чувствам.

Всю субботу он мысленно готовился к свиданию.

– А ведь это у меня будет первое свидание в жизни! С Варей, и тем более с Таней, у меня таких свиданий не было! Надо видимо начать с кино?! – снова планировал Кочет на этот раз свои любовные дела.

К удовольствию Платона и Люба пришла вовремя, так как их дома были практически рядом, в минутной ходьбе до кинотеатра. Он сразу предложил ей сходить в кино, на что девушка с удовольствием согласилась. Билеты были, и Платон их взял на ряд подальше от экрана. Но кинофильм «Бриллиантовая рука» так захватил всех зрителей, что влюблённым в зале было только до смеха. После кинофильма в хорошем и весёлом настроении Платон с Любой, которую он теперь называл Любаша, пошли гулять по зимнему Реутову, сначала пройдя мимо дома Кочета, который показал новой подруге свои окна.

– Надо же?! Я теперь свободно гуляю со своей любимой девушкой, а не украдкой езжу к одной бывшей любовнице и страдаю по другой любимой девушке тайно и на расстоянии?! – радовался Кочет, идя рядом со своей восточной красавицей, как он за глаза прозвал Любашу.

В разговорах Платон поведал девушке, в том числе, и о себе и своей семье, о своей работе и о трудностях со временем при вечерней учёбе. А узнал он, что у Любы Тарасовой есть ещё и старший брат Валерий, работающий по соседству с ним мастером в двадцать пятом цехе. А она сама только в этом году окончила школу, не поступив в институт и пока нигде не работая, занимаясь на подготовительных курсах.

Нагулявшись и наговорившись, поздно вечером они двинулись к дому Любы, остановившись на лестничной площадке около её квартиры. А тепло и удобство положения позволили им распахнуть полы верхней одежды и перейти к взаимным ласкам, сразу приведшим к страстным поцелуям. Таких вкусных, больших и мягких губ Платону ещё не попадалось, хотя и целовался он всего лишь со второй в его жизни девушкой. Да и Люба не показала наличие опыта в этом деле. Вкус её губ показался Кочету особенным. Его не портил даже чуть заметный ещё оставшийся привкус лука на её губах. А за губами, от которых они не могли оторваться, последовали и взаимные ласки уже согревшихся рук. Платон через кофточку нежно тискал упругую девичью грудь. А осмелев и не чувствуя отпора, расстегнул её, и попытался было залезть под бюстгальтер, но большая его пятерня не пускала к заветному месту. Но осмелела и Люба, сзади вытягивая рубашку и майку Платона из брюк и пытаясь проникнуть к его голой спине.

– «А можно и я сейчас немножко понахальничаю?!» – лишь игриво спросила она Платона, весёлыми и лучистыми миндалинами заглядывая в его сейчас наверно серо-зелёные глаза.

– «Конечно! Я весь твой!» – с жаром ответил Кочет, сразу почувствовав, как во время очередного страстного поцелуя её острые коготки уже впиваются в его голую спину.

– Ух, какая Любаша страстная! – током пронеслась молния в его сознании, по спине и ниже, до предела, словно подъёмным краном, поднимая его естество в теперь, ставших предельно тесными, брюках.

И тут Платон понял, что если Любаша не дай бог придёт к нему и останется с ним наедине, то он никак не устоит перед нею и будет её так сильно и долго любить, что сделает ещё одного ребёнка.

Однако их взаимные любования и ласки вскоре прервались слышимой вознёй за дверью её квартиры.

– «Ну, ладно! Мне пора! А то родители уже волнуются! Пока!» – последний раз чмокнула Платона в губы Любаша, отстраняясь от него и вытаскивая свои шаловливые ручонки из-под его рубашки, быстро застёгивая кофточку и запахивая полы пальто.

– «Пока! Завтра мне надо позаниматься! Давай созвонимся вечером в воскресенье!» – помахал он ей рукой, спускаясь на ступеньку.

– «Хорошо! Звони! Только встретимся в понедельник!» – послала она Платону уже спускавшемуся по лестнице, воздушный поцелуй.

– Эх! А как же быть тогда с Новым годом?! Я ведь обещал Пановым в этот раз встретить его у них дома, и уже деньги сдал?! – вдруг вспомнил Платон свою давнюю договорённость с Пановыми, Поповым и Петровым.

– Ладно! Сначала встречу у них, а потом с Любашей! Тарасовы наверняка тоже уже спланировали Новый год встречать без меня?! – сам перед собою оправдывался Кочет.

Всё воскресенье Платон пытался заниматься, но Любаша Тарасова не выходила у него из головы. И он снова стал анализировать создавшуюся ситуацию.

– У нас с Любашей явно любовь и взаимная страсть с первого взгляда! Мы уже готовы отдаться друг другу и вместе жить! То есть, получается, что чтобы вместе жить, мне надо жениться на ней?! А как тогда быть с учёбой? Нет! Жениться мне всё равно ещё рано! А как же без женитьбы? Быть любовниками? Но это не может долго продолжаться! К тому же я хотел, чтобы и моя жена тоже бы имела образование, и лучше высшее!? Так что получается, что с Любашей нам лучше расстаться, пока мы не согрешили и не загнали бы себя в угол! – решил Кочет, снова наступив своей песне на горло.