Неосторожное обращение с огнём

Пётр Ореховский

Неосторожное обращение с огнём

НЕОСТОРОЖНОЕ ОБРАЩЕНИЕ С ОГНЁМ

1.

…Я русский человек, а следовательно – русофоб. Как ни печально в этом самому себе сознаваться. И живу я среди русофобов – скрытых, так называемых представителей малых наций; и откровенных – так называемых русских интеллигентов. Или теперь у нас интеллигентов нет, надо говорить – интеллектуалов? Какая, собственно, разница. Старая русская дореволюционная интеллигенция страдала тем же самым – иначе откуда бы взялись все эти большевики и прочие социал-революционеры. Как там у Ленина и других, желавших поражения России в Первой мировой войне? У партии пролетариата нет родины? Ага. С чего бы это у нынешней партии капиталистов она появилась? Сколько их потом, начиная с того же Солженицына, призывало к блокаде СССР. Мечтали, чтобы коммунисты поскорей обгадились. А эти, видать, чувствовали, что обгадятся: всё вели счёт, сколько продержатся: вон, в каждом совковом городе – улицы 25 лет Октября, 40 лет Октября, очередных партсъездов, каждую дату увековечивали. Не прошло и семидесяти лет, как – всё. Накрылось. И сидим теперь все в этом замечательном результате диссидентских мечтаний, никак не можем выйти на уровень производства 1991 года, а уж 10 лет прошло. Какая тут любовь к отечеству. Лучше нам дайте политическое убежище с пожизненным пособием за понесённые муки от царско-большевистско-постсоветского режима, мы всё расскажем про эту проклятую страну. И пожелаем ей дальнейшего распада тюрьмы народов, тем более что нас там уже нет. Вот он – настоящий русский интеллигент. Чего только не сделает из любви к родине.

Одно радует – нет ни одной улицы имени августа 91. Или первого срока президента ЕБН. Или это только пока?

Всех нас, по-моему, крепко ушибают об Запад ещё в детстве-юности; так, что мозги потом вывихиваются. И живёшь потом с чувством, что твоя родина – там, а здесь ты временно. Любишь английскую музыку, французскую живопись, американское кино. Уезжаешь туда – и обнаруживаешь, что тебя там никто не ждёт. Как так не ждёт – ведь ты же их любишь! Уже за это они должны тебе помочь устроиться в своей содержательной жизни. А эти сытые американо-европейцы предлагают тебе должность младшего клерка в риелторской конторе. Хорошо, что не уборщицы. Говорят в ответ на моё недоумение что-нибудь вроде советского «У нас любой труд почётен». У них-то, может, и почётен, а как же мои мечты? дерзания? стремления? Я же хочу творить. Я хочу мирового признания, славы, я так долго этого хочу. А они ничего подобного не хотят. И смотрят на тебя большими круглыми глазами. Не любят в ответ. И чувствуешь себя обманутым.

Возвращаешься в Россию. Здесь тебя тоже никто не ждёт, и твоё место давно занято. Занято таким же, как я, который только и мечтает об отъезде на Запад. Но никогда не уедет, потому что боится, что у него ничего не выйдет, ещё сильней меня.

Хуже всего – наши бабы. Эти-то везде приспосабливаются, хоть в Америке, хоть в Африке. И становятся туземцами. И дети уже – французы, немцы, американцы, кто угодно, только не русские. Идеал русской женщины – чеховская “душечка”, как пустой CD-RW – записывай и переписывай что угодно. И как с ними после этого жить?

Ужасно, всё ужасно в моей нынешней счастливой семейной жизни.

А ведь прошло только два года, как я вернулся сюда и женился. Сдуру, конечно. И вернулся, и женился. Подождём ещё.

Декабрь 2002.

Георгий Харин дочитывает страницу и откладывает дневник покойного мужа своей нынешней супруги в сторону.

– Ирина, а чем Сергей занимался за рубежом? И где жил?

– Жил вроде бы в Штатах. А чем занимался – не знаю. Зачем тебе?

– Любопытно. Тебя-то он в Америку не вывозил?

– Я сама по себе – в экспортном исполнении. Но он ездил туда ещё до знакомства со мной. А потом как-то не до того было.

Вечер в провинциальной столице. Ирина смотрит очередной российский сериал, допивая чай. В соседней комнате спит их ребёнок, которому недавно исполнился год. Георгий сериалы не любит, но дорожит душевным покоем жены, поэтому спускается на первый этаж их дома. Он проходит через холл, объединённый с кухней, направляясь в угловую комнату, где расположен небольшой тренажёрный зал. Харин даёт своим мышцам нагрузку утром и вечером, особенно обращая внимание на ноги и пресс. Он считает, что при сидячей работе и вождении автомобиля эти части организма начинают болеть в первую очередь, хотя до сих пор жаловаться на своё здоровье ему не приходилось: от широкого разворота плеч, мощных бицепсов, узкой талии веет здоровьем, витаминами и отсутствием вредных привычек.

Занимаясь монотонными физическими упражнениями, Георгий размышляет о жизни – чтение дневника привело его в философическое состояние. В свои тридцать лет он является начальником кредитного отдела в банке, где 20% акций принадлежит его отцу, а ещё 25% – фирмам-учредителям банка, которыми владеют отец и его друзья. Дом в тихом городском центре, среди восьми таунхаусов на бывшей территории городского лесопарка, в котором он живёт с Ириной, был построен во многом благодаря ссуде, которую ему, как особо ценному специалисту, выделили по месту работы.

Ссуды компании-застройщику выдавал сам Георгий. Несмотря на то что четверть престижных квартир в таунхаусах ещё не продана, полученных средств компании хватило, чтобы полностью рассчитаться с банком да ещё и получить почти пятидесятипроцентную прибыль.

Харин – действительно ценный специалист. Он не хуже, а то и лучше других молодых финансовых трудоголиков перелопачивал балансы и бизнес-планы клиентов, подвергая их вертикальному и горизонтальному анализу. Но ещё он с юных лет обладал связями, которые позволили сформировать обширный личный архив кредитных историй и репутаций. Этим своим достоянием Георгий крайне не любил делиться. Тем не менее, это приходилось делать, чтобы полученная когда-то информация сохраняла свою актуальность. В результате он был в курсе всех городских, да и областных сплетен, и привык знать всё обо всех. При переезде не то, что на Запад, а даже в другой российский город, ему бы пришлось начинать всё сначала, поэтому мысли, подобные прочитанным в дневнике, Георгию никогда не приходили в голову.

Однако о прошлом своей жены Харин знал на удивление мало, если считать по его собственным меркам. Она появилась в его жизни три года назад: они заметили друг друга в фитнес-центре… трудно было не заметить миниатюрную девушку с идеальной фигурой и шевелюрой ярко-голубого цвета, потом ближе познакомились на презентации инвестиционного проекта крупной фармацевтической компании, потом как-то быстро стали любовниками. Ирина тогда была замужем за Сергеем, а заводить романы с замужними женщинами было не в правилах Харина. Но о муже она не говорила, в ресторанах платила за себя сама и производила впечатление полностью самостоятельной молодой женщины. Георгия всё это вполне устраивало; наряду с Ириной у него были и другие женщины – тогда он считал, что ещё не созрел для создания семьи. Но как-то незаметно встречи с другими дамами сердца стали случаться всё реже. Они вдвоём съездили в осенний тур по Испании, и там Харин впервые заговорил о создании семьи и о детях.

– Видишь ли, я некоторым образом замужем, – ответила ему Ирина.

– Так разведись.

– Он хороший человек, мне это будет непросто сделать.

Георгий почувствовал неожиданный укол ревности. Естественно, он давно был уверен, что, кроме него, для Ирины не может существовать других хороших мужчин. Чувства, видимо, отразились на его лице, но Ирина не собиралась его утешать сакраментальным «ты у меня лучше всех»; напротив, наблюдала за ним с лёгкой ироничной улыбкой, словно провоцируя Георгия проявить мужской быковатый тупизм и начать злиться. Харину пришлось сделать над собой усилие, чтобы не сказать ей колкость.

В их отношениях хватало острых углов. Внешне это выглядело так, будто Ирина особо не дорожила их семейной гармонией и не щадила немалое харинское самолюбие, хотя и никогда не была груба с ним. Но это, в конце концов, и укрепляло их связь: другие подруги Георгия, по его мнению, уж слишком хотели сочетаться с ним законным браком, что выражалось в существенном градусе женской лести. При расставании Харина с ними перегретая лесть обычно превращалось в хамство.

Их союзу помог несчастный случай. Супруг Ирины, ночуя в деревенском доме, забыл открыть заслонку в печке и погиб, отравившись угарным газом.

В процессе регистрации брака Георгия и Ирины выяснилось, что Харин стал её уже третьим мужем. Ни родственников, ни друзей из её родного Петербурга на свадьбе не было, были только её здешние подруги. На всякий случай Георгий подготовил жёсткий брачный контракт – при разводе жена не могла претендовать на его имущество, движимое и недвижимое. Она пожала плечами и легко его подписала. Харин подумал часа два и решил, что Ирина его любит.

2.

Город N, в котором родился и вырос Георгий Харин, был крупным городом. Как и большинство провинциальных столиц, он производил обманчивое впечатление простоты: казалось, что вся жизнь происходит вокруг губернатора и мэра, которому губернатор покровительствовал. Был крупный бизнес, который спонсировал социальную политику губернатора, был бизнес поменьше, который помогал градоначальнику; бизнесмены, политические люди и выдающиеся представители спорта и культуры периодически встречались с тем или другим и договаривались, как сделать жизнь в городе N ещё лучше. В результате дома и гаражи строились, дороги асфальтировались, спортивные представители города N получали разнообразные медали на российской и мировой арене, зарплаты бюджетников и торгово–промышленного пролетариата росли… периодически то отставая, то догоняя рост цен. О непрерывном увеличении благосостояния N–ских капиталистических трудящихся оповещали газеты и телевидение, увязывая улучшение жизни с деятельностью городского бомонда. Впрочем, когда жизнь местных обывателей в результате забот многочисленных благодетелей всё–таки становилась хуже, то с деятельностью N–ских начальников ухудшение странным образом не увязывалось; в крайнем случае пресса сообщала о негодяях, поселившихся в городе Москве, но эта некоторая алогичность гражданами замечалась нечасто. Больше половины жителей города N местные газеты читала не чаще раза в месяц, да и телепередачи про свою жизнь старалась не смотреть, но бомонд об этом предпочитал не знать. А если порядочные люди чего–то не знают, так этого на самом деле и нет вовсе. И не было никогда.

Георгий Харин, конечно же, полностью принадлежал к местному высшему обществу. Однако в силу своего социального происхождения и особенностей характера он привык смотреть на бомонд с некоторой иронией. Большинство его богатых собеседников было уверено в своих связях, знании окружающей жизни и профессиональной компетентности; практически каждый из них был уверен в своей способности прогнуть окружающий мир под себя так, как ему захочется, вполне разделяя мораль старого хита группы «Машина времени». Харин обычно был осведомлён о сложных взаимосвязях окружающего мира несколько лучше, чем его собеседники. В частности, он знал, что бедный неизвестный сын учительницы, только начинающий своё дело, мог оказаться внуком горкомовского работника и племянником хорошего врача, известного всему городу. Люди не появляются из пустоты и не живут в пустоте, а жизнь у всех складывается по–разному. Гнутопальцевые нувориши тоже должны учить в вузах своих детей, ремонтировать квартиры и автомобили, искать хороших врачей… и оказывать презираемым им «маленьким людям» встречные услуги. Исключением являются только бандиты, но они и не живут долго. Узнай о человеке, кем были его родители, где и с кем он учился, кто и откуда его жена, и окажется, что между ним и тобой цепочка из трёх–четырёх знакомых. Всё обо всех известно, было бы желание узнавать.

О Сергее Ковыршине Георгий Харин впервые услышал в связи с появлением в одном из городских таблоидов рейтинга местных предприятий. К рейтингам Харин привык относиться с вниманием, но местные газеты вызывали у него естественное для N–ского бомонда раздражение. Плохо напишут – приходится разбираться, хорошо напишут – непременно что–нибудь да соврут, если долго ничего не пишут – тоже плохо, надо напоминать о себе. Рейтинг оказался неожиданным – наглый редактор в своей колонке измерил близость крупных предприятий к губернатору и мэру… Попытался выстроить по ранжиру использование административного фактора местным бизнесом, так сказать. А заодно и построил позиции местных, полностью независимых, СМИ всё в том же свете близости к источникам финансирования. Статья была написана вежливо – и достаточно внятно, что для прессы города N было редкостью. Прозвучал там и холдинг Харина–отца, что было логично, но почему–то всё равно несколько неприятно. Георгий стал пытаться собрать информацию о связях Ковыршина, но ничего особенного не нашёл: приехал человек из Петербурга, купил в провинции трёхкомнатную квартиру, отремонтировал, вселился. Какие связи в столицах оставил, с кем дружил, непонятно. Харин сделал запрос в банковскую службу безопасности и получил следующее:

Конфиденциально 

Начальнику кредитного отдела 

Г.Л. Харину 

СЛУЖЕБНАЯ ЗАПИСКА

На Ваш запрос от __ апреля 2003г. сообщаем:

Ковыршин Сергей Дмитриевич, 1975г.р.

Образование – высшее, исторический факультет Санкт–Петербургского университета (1998). После окончания был зачислен в аспирантуру СПбГУ, в 1999г. уехал на стажировку в США, где пробыл до 2001г. (срок стажировки истекал в 1999г.). Чем занимался в 1999-2000гг. – неизвестно.

В 2001г. журналист газеты «Ночная смена», в 2002 – пресс–секретарь Прибалтийского пароходства. С предприятием в 90–е годы неоднократно происходили скандалы, в Петербурге его часто связывают с криминальным капиталом и переделами собственности. Ковыршину не удалось существенно улучшить его имидж, однако его деятельность петербургские источники, связанные с силовыми структурами, характеризуют положительно.

Осенью 2002г. неожиданно увольняется, предположительно в связи с личными причинами. Он женится на бывшей супруге коммерческого директора инвестиционно–строительной компании.

В городе N Ковыршин приобрёл квартиру в ноябре 2002 г. Окончательный переезд, вместе с женой – в феврале 2003. Но работать начал в городе уже с декабря 2002: открыл газету–еженедельник “N–ский обыватель” в формате таблоида, куда переманил часть местных известных журналистов с неоднозначной репутацией. С марта 2003 организовал консалтинговое агентство, которое ведёт маркетинговые исследования, заодно производит и монтирует наружную рекламу.

В настоящее время “N–ский обыватель” имеет устойчивый тираж свыше пятидесяти тысяч. Источники утверждают, что при таком тираже газета должна быть весьма рентабельна, Ковыршин – человек финансово независимый. Доход от консалтинговой деятельности неизвестен. Жена, Ирина Ковыршина, владеет риелторским агентством, также весьма доходным. Однако успех агентства во многом зависит от успеха газеты, большинство клиентов приходят через объявления, письма и рекламу в еженедельнике.

В связи с тем, что Ковыршин за помощью по официальным каналам не обращался, а его неформальные связи весьма обширны, проследить приоритетные в сжатые сроки не представляется возможным. Политические симпатии неопределённые, таблоид источниками классифицируется как «жёлтая пресса».

Как источник дополнительной деловой информации С.Д. Ковыршин и газета представляют для банка несомненный интерес.

Начальник отдела внешних связей

управления собственной безопасности

__________

15 мая 2003г.

“Столичная штучка”, – подумал Харин, прочитав информашку. “Скоро ему тут станет скучно. Или начнёт беситься, или продаст всё, и уедет. “Представляет интерес”. Ишь ты. Хотя насчёт газеты – мысль полезная. Может, и стоит её прикупить. Надо будет поговорить с отцом. Впрочем, поживём – увидим”.

Фразу “поживём – увидим” Харин почерпнул у старшего поколения. Это означало, что субъект жизни собирается дальше вычеркнуть объект обсуждения из дальнейшего рассмотрения то ли из–за полной ничтожности данного объекта, то ли из–за слишком больших сложностей, связанных с ним. Так что серьёзный человек Георгий Леонидович решил не знакомиться с приезжей тёмной личностью Сергеем Дмитриевичем, перепоручив рекогносцировку газетного бизнеса клеркам. Обычное дело для человека из бомонда – правилом хорошего тона здесь является интерес только к своему кругу. Недаром в рейтинге Ковыршина холдинг Харина старшего был в первой десятке.

3.

Конечно же, мне нужна была стерва. Жадная до денег, мужского внимания, секса, нарядов, расчётливая и хитрая. Умеющая заинтриговать любого мужчину и удержать его внимание до тех пор, пока он ей нужен. Я бы ревновал её, устраивал скандалы с бурными последующими примирениями в непременной постели – вот она, настоящая жизнь! Романтика, Кармен, свобода. Не можешь обеспечить это жадное тело ласками или деньгами – пошёл отсюда, уступи другому. Надоела своей жадностью и стервозностью – вот тебе фунт моего мяса, Шейлок в юбке, и прощай навсегда. Никакого чувства вины. Никаких обязательств. Идеал моего романтичного поколения. А я? то ли я не молод? И то ли женщины, которые у меня были, были устроены по–другому?

Иринка сначала полностью соответствовала моим критериям. Когда мы с ней познакомились, я много зарабатывал, отмывая закопчённые в боевых рейдерских разборках мордашки наших бизнесменов. Агрессивная часть журналистской братии, увлёкшаяся публицистикой, путает это занятие с лизоблюдством. Даже экономический термин для профессии придумали – видимо, чтобы оправдать свой подход – искусство ануслизинга. Дерьмо собачье. Бизнесмены наши, хотя и шельмы прожжённые, однако вполне готовы стерпеть плевок от прессы. Конечно же, только в том случае, если слюна стирается, а имидж становится лучше. Это здесь, в N, они боятся давать пресс–конференции и объяснять, чего они хотят, не посоветовавшись с губернатором. Деревня на восемьсот тысяч населения. Абсолютно по-сиволапому: всё секрет, и ничего не тайна.

Мы оказались с ней у меня дома, зная только имена друг друга, имея в виду секс и ничего более. У хорошего человека познакомились на банкете, в малом зале, мест на пятьдесят. Уже потом, поскольку нам обоим понравилось, обменялись телефонами и фамилиями. Я узнал, кто она такая. Она навела справки, и выяснила, кто я такой. Я пару раз видел её с другими мужчинами. Как мне показалось, их намерения были очевидны. Иринка как-то пронаблюдала мои приветственно-прощальные объятия со знакомыми подружками. Думаю, что и она сделала правильные выводы. Мы не годились ни на что семейное – два разумных эгоиста, смеявшихся над Чернышевским. Этот странный писатель предполагал, если не ошибаюсь, что нормальный мужчина мог дожить до двадцати семи, не будучи уродом и нищим – и ни разу не побывать в постели с женщиной.

Моё поколение мало пьёт и тем более редко напивается. Бодрость, свежесть, сочность, здоровье, сила. Это наше всё. Розарий, шиповник, репейник – наши необъявленные флористические символы. И в три часа ночи Иринка была всё так же свежа и бодра, как и в семь вечера. Я задним числом думаю, что она выпила лишнего. А тогда я решил, что наступил час Быка. Муторное время. Если не спишь, то со дна души появляется всякая муть.

Ира загрузила меня своим неудачным браком, делами мужа и своими проблемами по самые уши. Я был уверен, что она – стерва, оказалось – несчастная женщина. Или все стервы на самом деле просто несчастные женщины? Навряд ли. Хотя – кто знает.

С мужем они сосуществовали, стараясь выглядеть на людях красивой современной парой. Он был старше её на двенадцать лет, когда-то она была от него без ума. После двух лет замужества безумие куда-то делось, а отягощать себя потомством не хотелось ни ей, ни ему. В результате муж стал использовать её в служебных делах – сделал исполнительным директором риелторской фирмы, через которую проводил свои левые заказы – и левые деньги. И жёстко контролировал её финансы. Она чувствовала себя в тупике, из которого не видела выхода.

В четвёртом часу ночи это звучало трагически, особенно если не думать о том, что большинство моих простых знакомых девиц с удовольствием бы променяли свою перспективу жены официанта и карьеры торгового работника на такой вот ужасный жизненный тупик. В общем, как всегда, многие живут хуже. Но ведь некоторые – живут лучше. И почему именно она должна это всё терпеть?

Наутро Ира попыталась забыть свою нечаянную исповедь. Но я ей этого не дал, я, видите ли, возомнил себя рыцарем-спасителем заблудшей Марии Магдалины на белом коне. Спасать её было приятно, тем более что мужа своего она, похоже, действительно ненавидела и ненавидит до сих пор. Когда она заявила ему о разводе, он, во-первых, оставил её без недвижимого имущества, а во-вторых, как мог постарался испортить репутацию в их общих инвестиционно-строительных кругах. Как оказалось, она ошибалась: они были далеко неравнодушны друг к другу.

На таком фоне нетрудно оказаться героем её романа. Да я сам восхищался собой по самое не могу. Ради этого и было всё затеяно.

Как я гордился, увольняясь со своей хлебной работы и покупая квартиру в этой дыре! хоть что-то сделать из благородства, ради женщины, которая меня любит. Пожертвовать, в чистом виде. И вот я здесь, с ней. Гордый и самостоятельный. Деньги то ли начинают кончаться, то ли кончают начинаться, почти всё вложил в эту чёртову газету, ведь больше мне здесь заняться нечем. Работать приходится по восемь рабочих дней в календарную неделю. Всё – ради неё. Потому, что Ирина не стерва. Чего мне ещё? Неужели того, что женщина – умна, красива, любит меня, неужели всего этого мне мало? Похоже, что да.

Ира теперь должна мне навсегда; мы об этом никогда не говорим, но я так чувствую, и не могу убедить себя в обратном, применяя любые логические аргументы. Она уверена, что расплатилась со мной, выйдя за меня замуж, – но так ли мне нужно видеть её каждый день? Я раздражаюсь на себя, а потом и на неё. Любит ли она меня или просто пользуется мной? Люблю ли я её? Достаточный ли это повод для того, чтобы торчать здесь, в N, и изо всех сил делать вид, что я – счастлив?

Февраль 2003

4.

«При современных средствах косметики женщина не имеет права быть некрасивой». Ирина не помнила название глянцевого журнала, в котором когда-то давно она прочла эту категоричную фразу. Тогда же она научилась пользоваться косметикой и сделалась естественной блондинкой, что в сочетании с карими глазами и слегка вздёрнутым носом придало ей почти модельную миловидность.

В другом журнале Ирина прочла: «улыбка – недорогой способ выглядеть лучше». Она научилась улыбаться, когда ей не говорили ничего смешного, – она просто давала понять собеседнику, что ей приятно его видеть.

От природы обладая хорошей фигурой и миловидной внешностью, Ирина удивляла своих подруг фанатической приверженностью к фитнессу и диетам. Она хотела того же, чего хотят все, – быть красивой и богатой, но путь к богатству был слишком абстрактен, в то время как с красотой ей было всё понятно. Пройдя через несколько студенческих романов по пути к получению диплома юриста, Ирина приобрела сексуальный опыт, иронию и пониманию того, чего она не хочет от мужчин. Как ей тогда казалось, получить желаемое можно методом исключения. Руководствуясь последним, она и вышла замуж за человека с хорошими связями, деньгами и властью, перебралась с Ржевки на Каменный остров и перестала встречаться с родственниками и друзьями детства.

Её первый муж оценил в ней красоту и целеустремлённость и дал ей возможность получить некоторый опыт в сфере торговли недвижимостью. Однако этот свой брак он оценивал как мезальянс и ради Ирины не собирался отказываться от прежних привычек. Умиление, которое она сначала приняла за его любовь, оказалось обычным приятным чувством собственника красивой вещи. «Посмотрите, она у меня ещё и разговаривает!» – так Ирина со временем научилась переводить весёлый взгляд своего мужа, обращённый на неё во время совместных выходов на различные корпоративные мероприятия. Она попыталась изменить ситуацию самым надёжным способом – заговорив с мужем о ребёнке. Он рассмеялся и ответил, что должно пройти три года карантина, пока он не убедится, что Ирина действительно способна быть женой и матерью его ребёнка. И что прошло всего полтора года, а они уже начинают скучать в обществе друг друга. Да и вообще с ней бывает не о чем побеседовать.

– Ты хоть причёску перекрасила бы, что ли, – с какой-то неожиданной досадой сказал он, уминая специальной лилипутской ложечкой табак в дорогой длинной трубке. – А то ведь – Барби ни дать, ни взять.