Медвежья дочь: Проклятие богини Судеб

– Он любит отвар с ним? – прыснул от смеха маленький Иван.

– Не без этого, – улыбнулась старушка. – Если протереть им глаза, то спадет колдовство и откроется тебе настоящий, скрытый путь. Не даст зверобой заблудится на развилках.

– О чем задумался? – Рада крошила пальцами душицу, и большая ее часть ссыпалась на колени девушки.

Иван жестом попросил передать ему ступку и пест, и он начал привычными движениями, бережно толочь траву. От душицы распространялся тонкий медовый запах, напоминающий о горячем сбитне и о медовых лепешках.

– Вспомнил, как Пелагея рассказывала мне про травы в детстве.

– Что она говорила, – Рада бегло осмотрела сухие пучки, – о душице?

– Душица умеет обнимать, – ответил Иван и улыбнулся.

Рада рассмеялась.

– Как растение может обнять?

– Запахом, теплом горячего отвара, своими целебными свойствами, – начал пояснять колдун. – Душица помогает с чувствами. Она открывает сердце, если носить мешочек с ней, как амулет.

– Удивительно, – выдохнула Рада, подпирая кулаком подбородок и устремляя свой взгляд вдаль, где за частоколом почти вплотную друг к другу росли высокие березы.

– Рада, – Иван отложил ступку с травами в сторону и робко взглянул на девушку, – твое сердце открыто?

Она выпрямилась и пожала плечами.

– Я не знаю. Мне сейчас ничего не понятно, Иван. Мое сердце мечется от страха и от боли предательства. Все, кому я верила, разом отвернулись от меня. Наверное…

Иван не дал ей договорить. Он положил свою ладонь на затылок девушки, чувствуя, как в пальцах путаются ее волосы, и притянул к себе, целуя. Это было легкое прикосновение, почти целомудренное. Колдун ощущал теплоту чужой кожи, мягкость девичьих губ, которые вдруг стали напряженными, не принявшие эту нежную ласку.

Рада толкнула его, вырвалась из объятий. Ее глаза стали блестящими, яркими, прожигающими насквозь.

Иван продолжал сидеть на месте и любоваться ей, хоть и понимал, что она не ответила ему взаимностью и между ними в этот миг возлегла пропасть. Но это будет после, сейчас колдун смотрел на Раду так, будто она предстала перед ним совсем другой, незнакомой – ослепительной и чувственной.

– Зачем ты сделал это? – Она рывком поднялась, пошатываясь, и ухватилась за перила.

– Ты разве не знаешь, для чего мужчина целует женщину?

Рада отвернулась. Ее щеки полыхали огнем. Она вся дрожала.

«От чего? Из-за неприязни к нему или от страха?» – гадал Иван.

– Тебе нравится чародей, – решившись, сказал он и от этого утверждения ему стало в стократ мучительнее, чем от неотвеченного поцелуя.

Рада не стала отвечать на его вопрос. Она молча скрылась в полумраке дома, оставив Ивана с пустотой в душе. Где-то глубоко начинала царапаться и кусаться, как злая кошка, боль.

Иван отрешенно смотрел на рассыпанную труху из перемолотой травы и ему казалось, что он убедился в правильности того выбора, о котором говорила богиня.

Его выбором была – смерть.

Рада, ничего не видя перед собой, забежала в избу и свернула в закуток около печки. Она ударилась бедром о бочонок с водой и со стоном опустилась на скамейку, стоявшую у белой печной стены.

От пальцев пахло все той же душицей и этот аромат вызывал тошноту.

Девушка чувствовала, как огнем горят ее щеки. На губах все еще ощущался первый поцелуй. Сердце стучало не от радости, а от ноющей боли. Ей вдруг стало обидно, что из-за глупого поступка Ивана она потеряла единственного друга. Как теперь с ним общаться? Рада задела его чувства, растоптала их в один миг.

– Боги, за что вы так со мной? – пряча лицо в ладонях, прошептала она.

Девушка поднялась и подошла к кадке, чтобы зачерпнуть воды и остудиться. Она наклонилась к водной глади и увидела в ней черноволосую деву с яркими зелеными глазами.

Ягиня.

Девица смотрела на нее с интересом, ее губы шевелились, будто говорили что-то, но через водную преграду ничего не было слышно.

Рада отпрянула, задела горшок, стоявший подле лавки, отчего он с треском завалился на бок, и вжалась спиной в печку. Почему она видит Ягиню? Зачем она является ей? Что хочет передать?

– Все в порядке, девочка? – Рада обернулась и заметила Трояна.

Он одной рукой придерживал занавеску и со знакомым беспокойством глядел на девушку. Полубог подошел к ней и замер рядом.

– Я… Мне… – Рада не знала какие слова подобрать, чтобы описать увиденное. – Мне кажется, что я вижу умершего человека. Очень давно умершего.

Троян улыбнулся. Вокруг его темных глаза собрались многочисленные кривые морщинки. Девушка лишь сейчас обратила внимание на них, впервые задаваясь вопросом – сколько лет полубогу? Давно ли он живет на этой земле?

– Как это так? – Троян почему-то не выказал удивления. Он сощурился, приглядываясь к Раде, стараясь понять врет она или нет.

– Это девушка, – Рада по привычке обхватила пальцами косу и начала поглаживать ее, накручивать кончик, – возлюбленная нашего отца.

Девушка подняла взгляд на Трояна, чтобы увидеть его реакцию, но он молчал и продолжал смотреть на нее.

– Да, была такая лесная колдунья, из-за которой Велес сошел с ума, – согласился полубог. – Но я не понимаю одного, почему эта Ягиня является тебе? Она жила лет четыреста назад.

– Я надеялась, что ты подскажешь мне, – Рада расстроилась.

– Что ты чувствуешь, когда видишь Ягиню? И я не о тех мыслях, где ты считаешь себя безумной.

– Будто она это я. Мы, как единое целое, – подумав, ответила девушка. – Это первое, что приходит на ум.

Рада пыталась отметить хоть какую-нибудь эмоцию полубога, но он вдруг закрылся от нее. Стал неприступным и отчужденным. Может, Троян знал что-то?

– Где Иван? Я попросил помочь его тебе. – Разговор неожиданно повернул в другое русло, и Рада еще больше убедилась, что от нее что-то скрывают.

Девушка расправила подол понёвы, пытаясь отвлечься от всплывшего, как утопленник, недоверия к старцу. Чувство было противным и мутным, вызывающее новый приступ тошноты и страха.

– Да, – медленно произнесла Рада. – Он помог мне. Я захотела пить и пришла сюда.

Троян поднялся и коснулся ее руки.

– Ну и хорошо. Если ты устала, можешь отдохнуть немного.

Полубог скрылся за крапчатой занавеской, оставив Раду с ворохом вопросов и догадок. Она должна узнать эту тайну. Что связывает ее и Ягиню? Что хочет от нее Велес и кто ее настоящая мать? Сможет ли она вновь обрести семью? И не предадут ли ее?

Яр сидел под осиной и стругал кинжалом ветку, из которой он собирался сделать сподручное оружие. Однообразные движения отвлекали от кричащих в голове мыслей. Мелкий сучок впился в ладонь чародея, но он не обратил на это внимания, продолжая затачивать кол и думать о проклятой княжне.

Эта девчонка сводила его с ума. Только Яр не понимал настоящей была эта симпатия или ворожба нитей, связавших их?

Он уперся затылком в шершавый ствол березы и прикрыл глаза, воспроизводя в памяти сегодняшний эпизод на улице. Как Рада злилась, краснела, как вспыхнули ее глаза, и он видел в них то, что она старательно скрывала от него.

Губы растянулись в блаженной улыбке.

Когда Яр стал чаще прежнего думать о медведице? Совсем недавно. Она то и дело врывалась в его думы, проникала в сны. Даже сейчас стояла перед глазами и не давала сосредоточиться на деле.

Следующее воспоминание, как Рада резко выхватила меч из ножен Ростислава и склонила голову перед ним, как толстая темная коса соскользнула с плеча и коснулась пола. Он видел, как полыхали золотом ее глаза – сила Велеса, проклятая Мокошью. Яр хотел остановить их, поднять Раду с колен. Она не должна не перед кем приклоняться. Этой перед ней должны падать в ноги. Перед полубогиней.

Яр стиснул зубы, все еще злясь на нее из-за этой безумной выходки, стоившей ей почти жизни. Слава богам, Ростислав мягкотел и, кажется, тоже что-то испытывает к медведице, ведь не зря он сватался к ней. Наверняка, какие-то чувства да остались.

Чародей осмотрел кол, потрогал его. Пока недостаточно острый. Сталь снова загуляла по белой древесине.

Нет, он, чародей, не пара Раде. Вон какая она гордая птица, нечета простым девкам, что сами ищут его внимания и заглядывают в глаза. Нет, она другая – упрямая, нежная и, как выяснилось, отчаянно смелая. Любого княжича заткнет за пояс. Может, поэтому девчонка запала ему в душу?

Да, сначала он ненавидел Раду, потому что она, как снег на голову свалилась, и требовала защиты, казалось слабой, бесхарактерной, истеричной. Яр не хотел жертвовать собой и возможностью спасти Нежу.

Нежа? Яр совсем перестал вспоминать сестру. Он войдет ради нее в Навь, раздобудет живую воду, но мысли не могут вращаться долго вокруг горя. Они вновь перескакивают к девчонке, как ни возвращай их обратно.

Почему судьба именно ему вручила чужую жизнь на поруки? Ему, который и своей жизнью не дорожит. Эта ноша в первые дни была тяжела и невыносима, но потом, когда они стояли в темном коридоре постоялого двора, Яр вдруг осознал, глядя в ее глаза, что защитит Раду, потому что иначе никак.

Она – его.

Со своим проклятьем, со своими истериками и слезами, со всеми своими проблемами.

Вчера в подлеске ему пришлось обнять Раду и на душе стало так спокойно, словно так и должно быть. Просто стоять с ней, вдыхать запах ее волос, пропахших ветром и травой, прижимать к себе ее тонкое хрупкое тело, в котором, по глупой прихоти богов, жила сильная медведица.

Она – его.

Так решил кто-то свыше и не имеет смысла сопротивляться этому замыслу.

– Эй, чародей, ты уснул? – к Яру подсел дружинник.

Княжич не отпустил чародея одного разбираться с заложеными покойниками, приставил к нему еще своего воина с дурацким бабьим именем – Прекрас.

Прекрас соответствовал своему имени – холеный, златокудрый, румяный, как герой из сказок, что спасал прекрасных дев от страшных аспидов и Кощея. Да еще и довольно молод. Всего лишь двадцать зим минуло.

Яр, поглядев на него, сплюнул. Ну нельзя мужику быть таким медовым. Где шрамы? Где суровая морщинка между бровями? А борода?

– Не уснул, – буркнул чародей, осматривая кол. – Не видишь, делом занимаюсь.

– Какие они, ваши заложные покойники? – поинтересовался он, видимо ожидая, красочного рассказа от бывалого охотника аж из самого Вороньего отряда.

– Пахнут дурно, – бросил Яр. – Да рожи у них скверные. Обычно те, кто их впервые встречает – сразу рыгают себе под ноги.

– Я крепкий, – похвастался Прекрас.

Яр не стал его переубеждать. Он взял новую ветку, осмотрел ее и принялся за новый кол.

– Долго их ждать?

– Хочешь, иди примани их собой. Они любят свежатину. Вон лесок рядом с болотом, поди там и отсыпаются. – Острием кинжала чародей указал вперед, на ольховый лес.

– Зачем мы пришли сюда сейчас, когда Хорс еще не скрылся в небе? Могли бы ночью заявиться, – не отставал Прекрас.

Они расположились напротив болотной топи, покрытой густым слоем ряски и тины. Остервенело квакали лягушки, воняло застоявшейся водой и гнилью.

– Если ты не заметил, я исследовал окрестности. Искал следы заложных покойников. Князь сказал, что рядом с болотом люди часто пропадают и те, кто успел ноги унести, утверждали, что видели уродливых мертвяков.

– И что с того?

– Наша задача остановить эти бесчинства, потому что человек убитый заложным покойником тоже становится ходячим мертвецом. Смекаешь? Чем они больше жрут свежатины, тем больше ожившей мертвечины. Это опасно для Купецка, – холодно закончил Яр.

– Так почему мы здесь вдвоем? Почему не попросил отряд? – С лица Прекраса схлынула краска, когда до него наконец-то дошел смысл происходящего.

Яр успокаивающе похлопал его плечу.

– Справимся. Я и один мог бы забить этих тварей, но княжич, как видишь, дорожит мной. Тебя поставил в напарники. Смотрю, ты с топориком. Любишь ближний бой и грубую силу? – Чародей сместил взгляд на пару небольших топориков-чеканов, висевших на поясе дружинника.

Прекрас усмехнулся и снял с пояса оружие.

– Смотри, видишь сук торчит на березе? – Он указал рукоятью топора на дерево, стоявшее на другой стороне болота. – Вот я прямиков в него могу попасть.

– Не далековато? Сколько там саженей? Около двадцати? – Яр с сомнением посмотрел на парня.

Прекрас раскрутил топор. На узком треугольном лезвие мелькнул вытравленный орнамент в виде вьющихся стеблей. Металл, отполированный до блеска, сверкнул пару раз, поймав лучи уходящего солнца.

Дружинник напрягся, поддался вперед, и гладкая рукоять топора вырвалась из ладони. С резким свистом лезвие раскрутилось в воздухе, набирая скорость. В следующее мгновение топор с оглушительным ударом вонзился в выступающий сук дерева, расколов его надвое.

– Неплохо, – сухо похвалил Яр. – Главное, успеть вовремя его вытащить из мертвой головы, иначе она откусит тебе нос или руку.

– Ты просто завидуешь, – широко улыбнулся Прекрас и отправился выуживать топорик из ствола чахлой березы.

– Было бы чему, – хмыкнул Яр.

Сумерки наступили быстро. Чародей и дружинник развели костер. Яр достал из сумки мешочек с высушенным чертополохом и бросил его в огонь.

– Для чего это? – спросил любопытный Прекрас, пододвинувшись к чародею и заглянув в таинственный мешочек.

– Это чертополох. Он отгоняет мертвых. Если ты поймешь, что сил драться нет, заходи в круг, который я сейчас нарисую вокруг огня и не высовывайся. Ясно?

Прекрас быстро кивнул и сглотнул. Он поглядел в сторону темного леса, откуда доносились уханья совы и стрекотание сверчков.

Яр кинжалом вспорол землю и начертил круг, присыпав его границы чертополохом. После отряхнув ладони, чародей опустился возле костра и начал прилаживать осиновые колья к ремням.

– Держи, – Яр протянул дружиннику пару кольев. – Можно бить не только в сердце, но и в живот, и в голову. Как получится.

– Заговоры шептать? – усмехнулся Прекрас, вращая в руках кол.

Чародей повернулся к нему и продемонстрировал раскрытую ладонь, на которой заискрил белый шар. От него в разные стороны расходились зигзаги маленьких молний. Они трещали и лопались в воздухе.

– Ух ты. – Глаза Прекраса расширились от детского восторга, отчего Яр покачал головой.

Он потянул палец, чтобы дотронуться до парившей сферы, но та больно ужалила его. Дружинник зашипел и начал дуть на обожжённую руку.

– Почему бы не убить всех мертвяков молнией? Зачем размахивать мечом, если ты можешь, как Перун, спалить их в один миг?

– Зачем тебе в княжеский дружине размахивать топорами? Сидел бы со своей красивой рожей рядом с какой-нибудь знатной девкой и сиськи бы ей мял да виры получал от ее отца, – ответил Яр, не глядя на Прекраса.

Он услышал смешок.

– Понял, – сказал Прекрас. – Всегда нужно полагаться на собственную силу и смекалку, но за красивую рожу все равно спасибо.

– Не за что.

Из темноты донеслись шорохи и после сквозь тишину прорвался хриплый стон.

Прекрас вскочил на ноги и сжал в ладони топорик. Он всматривался в кромешную тьму подлеска, пытаясь увидеть очертания мертвяка, но никто не показывался.

Яр продолжал сохранять спокойствие, разгребая веткой угли в костре.

– Ты слышишь их? – Прекрас перевел встревоженный взгляд на чародея и тот кивнул в ответ. – Почему ты сидишь?

– А что мне делать? Сплясать? Выйти к ним с хлебом и солью?

– Перестань издеваться, – огрызнулся обеспокоенный дружинник. – Нужно атаковать. Чем быстрее начнем, тем быстрее закончим.

Яр потянул Прекраса за рукав рубахи и усадил рядом.

– Нужно обождать, когда они все повылезают, тогда и приступим к делу.

Чародей чувствовал страх паренька. Он лип к нему, как паутина, принесенная случайно ветром, и отвлекал.

Сумерки сгущались. На небе уже яркими точками загорались звезды, и месяц острым серпом висел среди них.

Костерок уютно трещал и с трудом верилось, что где-то за чертой круга бродит смерть в самом уродливом своем обличии. Ветер донес до него едва ощутимый смердящий запах. Наверняка, Прекрас еще не почувствовал его, но Яр, обучаемой слежке за нечистью с детства, сразу уловил перемены.

Они наступали медленно, идя на запах свежей крови, на стук сердца. Чародей слышал эту поступь, шуршание травы и листьев под их гниющими ступнями. Вроде мертвецы, а дух их злобный, заставляющий тело двигаться, был хитер и проворен. Заложные покойники только казались кучей мяса, но в нужный момент они нападали бесшумно и быстро, вгрызаясь в живую плоть.

Один покойник неуклюже вывалился из-за кустов. Он замер, вытянул вперед шею и заводил впалым носом по воздуху, внюхиваясь.

В темноте было сложно различить степень его разложения, но сладковатый тяжелый смрад тут же забился в нос. Прекрас побледнел и зажал рот ладонью.

– Что я и говорил, – усмехнулся Яр и снова продолжил наблюдать за мертвяком.

Покойник направился прямиком к костру. Шел он вразвалку, заваливаясь на одну ногу, колено которой было вывернуто назад. Кожа местами лопнула, обнажая либо почерневшую плоть, либо белые кости. Вместо глаз зияла чернота. Рванная, измазанная в гное и грязи, рубаха болталась на костлявом теле.

– Жуть, – выдохнул дружинник.

– Мораной клянусь, наверное, он и есть, с которого все началось, – сказал Яр, оценивая заложного.

Мертвец, рыча, доковылял до них и остановился возле возведенной границы. Он пристально смотрел на чародея своими пустыми глазницами. В глотке у него клокотало и свистело.

Прекрас поднялся и шагнул к покойнику, застыв напротив в локте от черты.

– Занимательная тварь, – осклабился он, дразня нечисть своей близостью.

Мертвец резко дернулся вперед, пытаясь ухватить свежатину, но заговоренный круг не пропустил его, и, открыв пасть, он пронзительно завизжал, обдавая Прекраса вонючей слюной.

Тварь упала на четвереньки и проворно скользнула вдоль границы, ища прореху. Суставы неестественно гнулись в разные стороны, голова вертелась на шее, как флюгер.

Прекрас приблизился к Яру.

– Я и не думал, что покойники такие шустрые, как лисы. Он вроде бы сюда еле ноги подволакивал.

– Заложными покойникам управляет дух. Это и делает их быстрее и злее. Нужно изгнать дух из тела.

– Как? А куда дух денется, когда не станет тела? – спросил Прекрас, с ужасом глядя на мертвеца, который носился мимо них и шипел, когда касался взрытой земли, усыпанной чертополохом. Плоть его дымилась.

– Наверное, отправится в Навь или найдет где-нибудь другого мертвяка.

Из-за леса показались еще несколько покойников – мужик и девочка лет десяти. Они, как первый, шатаясь и хрипя, двигались навстречу огню, что манил их ярким теплым светом. Выглядели эти покойники посвежее. Одежда еще не успела истлеть и тела их, хоть и раздуло, но были пока целыми.

– Ждем, – приказал Яр, останавливая Прекраса, рванувшего в нечисти.

Чародей был прав. Через одну лучину показались двое. Следом за ними с другой стороны подлеска вылезли еще трое. Последние были совсем истлевшие – остатки плоти клоками висели на серых костях.

– Ты готов? – обратился Яр к дружиннику.

– Да, – ответ прозвучал неуверенно, и Яр мысленно выругался, сетуя на то, что согласился пойти на поводу у княжича и взял Прекраса с собой.

Трое покойников визжали подле круга. Они носились, кувыркались по траве, бросались друг на друга, споря из-за добычи. Пятеро неровным строем приближались.

Яр первым вышел из защиты. Отточенным, выверенным движением он выхватил из ножен меч и с разворота рубящим ударом рассек половину туловища самому первому мертвяку, что появился возле их костра.

Мимо него сверкнул металл топора, влетевший прямиком в голову раздутого мужика, опрокинув его назад. Черная кровь лилась по лицу покойника. Он хрипел, возил руками по земле, цепляясь за траву и норовя встать.

Прекрас наступил на грудь мертвеца и дернул за край топорища, выуживая его с чавкающим звуком из смердящей гнилью плоти. Он поморщился, когда увидел желто-зеленую слизь на лезвие и полотне оружия.

Яра привлекла девчонка, оскалившаяся и готовая в любой момент кинуться на него. Губы с запекшейся кровью растянулись в зверином оскале. Тварь завизжала и бросила на охотника. Яр был готов и вонзил в живот нечисти клинок. Меч прошел легко, как сквозь масло, не чувствовалась привычная упругость и твердость тела.

Девчонка извивалась, корчила злобные рожи и шипела. Чародей пнул сапогом ей по лицу, отчего покойница упала вниз, соскользнув с лезвия. Яр выхватил кол из ремня и со всей силы вонзил его в грудь заложной. Черное облако из мух взвилось над телом и метнулось к чародею, но разряд молнии спугнул духа, и он растаял во мраке ночи.

Медлить было некогда. Яр, почувствовав движение за спиной, развернувшись разрубил напополам очередную скалящуюся тварь, едва не вонзившуюся зубами ему в шею.

Кол пробил мертвяку голову и снова рой мух взлетел к ночному небу, освобождая безжизненное тело.

– Яр! – донеслось до него.

Он оглянулся и увидел Прекраса, которого двое покойников повалили на землю. У одного мертвеца торчал из черепа топор-чекан, вошедший полотном почти на половину.

– Бей колом! – крикнул ему Яр.

Прекрас держал одной рукой мертвяка за горло. Зеленые слюни и слизь из разложившегося тела текли ему на груди. Дружинник оттолкнул ногой нависшего над ним покойника и, не глядя, вытащил осиновый кол, тут же вонзая его твари в бок.

Мертвяк завизжал и завалился на землю, обмякнув. В лицо дружиннику бросились мухи. Он размахивал руками, отгоняя их, но они так и норовили забиться в рот, в нос, отвлекая Прекраса и не давая ему вытащить оружие из покойника.

На дружинника прыгнула другая тварь, тут же вгрызаясь в горло и распарывая его. Кровь полилась по доспехам.

– Нет! – закричал Яр, отбиваясь от очередного покойника. – Прекрас, чертов лободырь!

Он уже понял, что ему не помочь. Ярость за убитого напарника вспыхнула в груди Яра, ослепляя его. Молнии потекли по венам, затрещали на кончиках пальцев и вырвались вперед, моментально превращая мертвеца в обугленный кусок мяса.

Остальных двоих постигла та же участь. Самый старый заложный покойник рассыпался пеплом.

Яр закрыл глаза, успокаивая разгоревшуюся внутри силу и выравнивая дыхание. Он вытер меч от слизи о траву и подошел к Прекрасу.

Парень лежал с широко раскрытыми глазами, держась рукой за разодранное горло. Изо рта и из носа тоже сочилась алая руда, стекая на траву. Яр устало опустился на колени, убрал ладонь дружинника с раны и прикрыл ему глаза. Чародей извлек кол из крепления и проткнул им сердце Прекраса. Еще горячая ровь брызнула ему на рукава рубахи.

– Дурак ты, – промолвил он.

Яру стало горько, наверное, впервые в жизни за кого-то. Ему бы пойти после этой драки в кормчу да повеселиться, но Морана прихватила с собой этого смазливого хвастуна. Все вышло как-то нелепо.

Чародей сбросил тела заложных покойников в болото, чтобы злой дух вновь не вселился в них. Прекраса он спустил в топь последним.

Тело уходило под ряску медленно, нехотя. Шаровые молнии кружили над болотом, выхватывая белыми вспышками белое лицо дружинника. Топь чавкнула и утянула за собой Прекраса навсегда.

Яр постоял еще немного рядом с болотом, не обращая внимания на поднявшуюся вонь. Вдали все также ухала сова и продолжали стрекотать сверчки, словно ничего не случилось.

Чародей еле доплелся до постоялого двора уже глубокой ночью. Улицы были пусты, разве что бродили стражники, но его никто не остановил.

Он толкнул дверь и вошел в кормчу. На него обрушился гвалт звуков и запахов, отчего Яр поморщился. Живот скрутило. Во рту до сих пор ощущался сладковато-гнилостный привкус.

Чародей протиснулся вперед к хозяину.

– Мне пива, – попросил он и облокотился на липкую столешницу.

– Эй, чародей, – его кто-то окликнул, но Яр сделал вид, что не услышал.

Все голоса сливались в единую какофонию звуков. В голове шумело, а на душе было паршиво как никогда.

– Я к тебе обращаюсь, – рядом с ним оказался колдун. Бледный, с синяками под глазами.

– Чего не спишь?

– Тебя жду, чтобы сказать кое-что, – ответил Иван.

– Ты видишь, я устал. Это может подождать до завтра? – Яр начинал злиться. Его и без того раздражал этот молчаливый паренек. В нем он чувствовал ложь, опасность.

– Я хотел сказать тебе про Раду.

Имя княжны полоснуло слух. Чародей все-таки повернулся к Ивану и внимательно посмотрел на него, молча ожидая ответа.

– Она твоя, – коротко выпалил колдун и под бледной кожей выступил румянец. Он опустил глаза в пол. – Она нуждается в тебе.

– Я знаю, – выдохнул Яр, заставив Ивана удивленно вскинуть брови. – От судьбы не уйти, колдун. Так уж получилось, извини, – и после добавил. – Запомни, Рада не вещь, чтобы отдавать ее мне.

– Я поцеловал Раду, и она отказала мне, – не слушая его, снова произнес Иван.

Хозяин принес Яру большую кружку с медовухой. Он сделал большой глоток, сгоняя терпким напитком прилипший вкус смерти.