Палач

Через пару дней я забрал Итана и повёз на встречу с Эви. Девочка жила в больнице уже почти пять месяцев, успела обустроиться, обклеила стены своими рисунками, которые лично мне показались довольно странными, попросила меня купить ей игрушку для сна, почему-то на подушках она спать не могла, а также продолжала одаривать меня своими необычными мыслями, которые скрывались где-то очень глубоко. По приезду в больницу, Итан тут же побежал встречать свою новую подружку. Дети попросили меня поиграть вместе с ними, сын был доволен, потому что в школе у него, мягко сказать не самые приятные сверстники. Мой сын не предрасположен к общению – такой же одиночка, как и я, и мне приходится мириться с тем, что в дальнейшем в обществе ему будет крайне тяжело. Я был удивлён, что тогда в больнице Итан стал говорить с Эви, ведь с детьми обычно сын даже не здоровается. Нельзя упускать такой шанс, ведь девочка может помочь моему сыну стать «нормальным ребёнком». С раннего детства Итана, я стал замечать за ним замкнутость, нет… это никакая не болезнь, просто такая черта характера и передалась она именно от меня. Наследственность – ничего не скажешь, вещь сложная. Мне нужно уцепиться хотя бы за тоненькую нить, ведущую к его нормальному состоянию. Этой нитью стала Эви.

Мы провели с детьми ещё один незабываемый вечер, в этот раз нам тяжело расставаться, ведь утром Итан должен идти в школу, а Эви снова продолжить курс терапии. Я оставил их ненадолго, чтобы дети смогли поиграть без присмотра взрослого, ведь для них это основное время для проявления себя. И действительно, кое-что прояснилось. Я оставил небольшую щель в двери и сел возле, чтобы понять, что может беспокоить двух необычных детей в таком юном возрасте. Итан рассказал Эви о своём одиночестве – о том, что только ей может открыть самые сокровенные тайны. Сын не прекращал говорить о нас, о беспокойстве за своих родителей, ведь отношения между мной и Эбби отрицательно влияли на ребёнка. А Эви в свою очередь, выслушав Итана, рассказала о том, что уверена в своей причастности к смерти родителей. Разговор уже стал выходить за рамки, и я решил зайти в комнату, чтобы их прервать.

– Эй, ребята. Пора расходиться.

Итан вздохнул, но ему было приятно провести время в такой компании. Я отвёз сына домой, уложил спать, но решил ненадолго вернуться в больницу, чтобы уделить время девочке.

– Ты не спишь, детка, – осторожно открыв дверь, спросил я.

– Нет. Спасибо, что позволил мне пообщаться с Итаном, нам было весело. А когда он снова придёт?

– Думаю, скоро. Мы можем вместе сходить в зоопарк или куда-нибудь ещё? Куда захочешь.

– Это ведь не шутка?! Спасибо, Саймон! – Эви выпрыгнула из постели, чтобы обнять меня.

Я чувствовал маленькие ручки на шее, это детское тепло придавало мне сил. Мне приятно, что я смог угодить сразу обоим детям, ведь они совсем разные.

– Ты ведь расскажешь мне, что тебя так тревожит? – осторожно спросил я.

Девочка убрала руки, посмотрела на меня пронзительным взглядом, в котором чувствовалась бесконечная тревога. Девочка ответила:

– Утром я всё тебе расскажу…

Вернувшись домой, я долго ворочался в постели, никак не уснуть. Итан спал глубоко и, наверное, впервые спокойно, ведь у него появился друг, с которым он может проводить много времени, а главное – который может его услышать. Я не мог дождаться утра. В пять часов уже проснулся и, собравшись, направился в больницу. Я провёл всё утро в своём кабинете, разобрался со многими делами, которые не давали мне продолжать работу, а позже уже ближе к полудню отправился на групповые занятия, чтобы забрать Эви на терапию. Девочка была очень рада меня видеть, взяв меня за руку, бежала вприпрыжку.

Мы переместились в комнату. Я должен услышать её версию истории, произошедшей с приёмными родителями. Перейдя ближе к основной теме, волнующей меня, девочка поменялась в лице – она знала, что должна рассказать мне о случившемся и это помогло бы ей поскорее вернуться к нормальной жизни.

– Я должен спросить тебя, Эви… ты знаешь о чём…

– Саймон, мне не очень хочется говорить о родителях…

– Придётся, милая. Ты ведь не всегда сможешь здесь находиться, очень скоро я подыщу тебе новую семью, в которой тебя будут любить, ты сможешь найти новых друзей, снова пойти в школу, но для этого, я должен убедить некоторых людей, что ты абсолютно здорова. Ты ведь меня понимаешь?

– Я… кажется, это сделала я…

– Что ты сделала, Эви? – аккуратно спрашивал я.

– Мои родители, они ругались… постоянно ругались, я пряталась под кроватью, закрывала уши руками, но всё равно всё слышала… папа… он… он ругался на маму и бил всегда, а потом приходил в мою комнату и…

Девочка заплакала, я тут же её обнял, чтобы остановить поток слёз. Как же мне жаль, но нужно выяснить всё до конца.

– Папа и тебя бил тоже?

– Да… он кричал,… всегда кричал. Я ничего такого не делала, чтобы его разозлить. Папа всегда был зол. А мама только продолжала подстрекать… мне это надоело… они ведь не были моими настоящими родителями,… какое право они имели так со мной поступать?!

– Эви… что значит, не были настоящими родителями?

– Они говорили об этом постоянно, что не нужно было меня забирать, что лучше бы у них были свои дети. Но я ведь… я ведь не виновата…

– Конечно, ты ни при чём, тише, милая… скажи мне, что произошло дальше?

– Мама и папа продолжали кричать друг на друга, мама схватила нож и замахнулась на папу, но нож упал на пол, а они всё кричали… я подняла нож…

– Что ты сделала, Эви…

– Я не виновата, Саймон… они меня вынудили…

Девочка впала в истерику, я обнял её так крепко, чтобы она почувствовала, что в мире есть и добрые люди, способные любить своих детей. Ребёнок оказался в плохих руках.

– Эви, – я взял её маленькое личико в свои ладони, – я обещаю, что тебе больше никогда не придётся так поступать. Они были плохими людьми, таких на твоём пути больше не встретится.

– Хорошо…

Немного успокоившись, Эви объяснила мне, что не уверена – сама ли убила своих приёмных родителей. Ей постоянно снится этот день, где она собственноручно всаживает нож в тела своих родителей, но наяву это или нет, до конца пока не ясно. Что я могу сказать по поводу этой ситуации, случай крайне странный и девочка тоже. Я хочу верить ребёнку, но пока у меня не получается. Она крайне убедительна в своей версии, но также убедительно она может и лгать!

Эви провела в клинике ещё несколько месяцев, суммарно получился почти год терапии. Я привёл её сознание в нормальное состояние, не видя признаков агрессии, панических атак, истерик и прочего, ведь при приёме сюда многое из этого сопровождало бедняжку. Сейчас же всё иначе. Девочка радуется жизни, улыбается, контактирует с другими детьми. И настало время выписывать её. Это даётся мне крайне нелегко, ведь я привязался к ней, как к родной дочери. За этот год с помощью Эви мне удалось вывести Итана из тягостного состояния и наладить с ним контакт. К сожалению, настало время прощаться…

Я подписал кучу документов, подтверждающих вменяемость Эви Грейс, согласовал её состояние со многими комитетами. Но одно от всех я всё же скрыл. Девочка действительно убила своих приёмных родителей Билла и Линду Андерсон в 94-ом! Ни в одном из документов этого я не указал, ведь если рассказать правду о таком поступке, она попадёт в места, которые погубят её жизнь, а мне бы так этого не хотелось. Мы договорились с Эви никому и никогда не рассказывать об этой страшной правде, но, если хоть один из нас проболтается – контакт между нами будет потерян навсегда. Мы дали обещание.

В день выписки Эви из больницы к нам приехала целая делегация. Из всей толпы журналистов и зевак выделялись двое стоящих в стороне – Джон и Роза Перес. Я знал, кто эти люди, но вот Эви ещё только предстояло узнать. Мужчина и женщина шли навстречу девочке, чтобы объявить о том, что удочеряют её. Мне никогда не забыть этот взгляд. Эви обернулась, вытирая слёзы – ей не хотелось покидать место, которое уже давно стало настоящим домом и в котором её любили сильнее, чем кого-либо ещё.

Я прослезился впервые за тридцать девять лет. Мне не хотелось отдавать ребёнка чужим людям, но все документы уже подписаны. Эви вырвалась из толпы, осознав, что покидает клинику и бросилась ко мне.

– Саймон, я туда не хочу! Прошу оставь меня здесь! – колотившийся голос мешал девочке внятно произносить слова.

– Поверь, мы ещё увидимся…

Оглянувшись назад, Эви бросила томный взгляд в сторону новоиспечённых родителей. Другого выбора не было представлено, поэтому осознание произошедшего быстро настигло белокурую девчонку.

– Не забывай о том, что пообещал мне.

– Я сдержу своё слово. Прощай, милая!

Девочка поцеловала меня, и побежала обратно к родителям. В любом случае я её не оставлю, она для меня важна – как дочь. Эта история достойна продолжения, а главное – Эви должна обрести семью.

Скрепя туфлями по асфальту, я затушил сигарету. Сегодня ветрено, по-осеннему холодно. Сердце так стучит, задыхаюсь,… запахнул пальто, ещё чувствуется запах гари на губах. По щеке покатилась слеза,… не хочу расставаться…

Глава 5. «Ипохондрия»

«Непроизвольное придумывание болезней».

98-ой. Уже три года прошло с того дня, как я в последний раз видел Эви. Тоска наполняет душу. Я не прекращаю постоянно звонить семье Перес, но чувствую, что им порядком надоело такое внимание. Мне запретили видеться с девочкой, даже по телефону не дают поговорить, а ведь я обещал, что мы сможем общаться. Такое чувство, что меня лишили родной дочери. За такое короткое время я успел полюбить этого ребёнка, а теперь даже поговорить с ней не могу. Боюсь, Эви уже меня забыла или напротив, обиделась,… ведь я обещал. После очередного звонка в дом Перес, мне было сказано, что девочка абсолютно здорова и в наблюдении психотерапевта они больше не нуждаются. К сожалению, они правы – по договору, если в течение трёх последующих лет состояние девочки соответствовало норме, моё вмешательство больше не требуется. Так я потерял её…

Мои бесконечные переживания по поводу состояния Эви отвлёк случай, произошедший в одной из больниц, где я оказался чисто случайно по работе. Я договорился о встрече с моим хорошим товарищем Гленом Уолбергом. Он главный врач больницы и по совместительству терапевт. Как и всегда, с утра к нему выстроилась очередь на целый коридор. Я же ожидал, пока приём закончится, чтобы поговорить о выписке одного из моих пациентов. Я устроился неподалёку от всей толпы, в очереди сидели разные люди, но моё внимание привлекла девушка, которая не переставала говорить с другими людьми. Я заметил, что она порядком надоела многим, ведь говорила исключительно о своих заболеваниях. Пока народу было много, я решил отойти к стойке администрации и уточнить имя шумной посетительницы. Мишель Ривера. Сорок один год. Наблюдается у хирурга, невролога, онколога, дерматолога и прочих. Она постоянный пациент многих больниц. Теперь мне стало интересно послушать, что же она хочет донести до людей. Вот один из разговоров с пациентом в очереди:

– А Вы бывали у этого врача? Я в первый раз к нему. Прошла много кабинетов и больниц тоже, это уже пятая, никто не может правильно поставить диагноз, убеждают меня, что я не больна, но я постоянно чувствую боли в животе и дышать мне тяжело. Мои коллеги посоветовали пойти к доктору Уолбергу, он помогал их знакомым, я думаю, что именно он определит, что со мной не так.

– Вы выглядите вполне здоровой, – отвечала женщина в очереди, – мне кажется, в отличие от других, Вам помощь не нужна.

Мишель одарила собеседницу взглядом злобной мстительной старухи, лучше бы отсесть подальше. Девушка крайне огорчена тем, что её правда непонятна окружающим. Недолго думая, она стала донимать ещё одного больного. В разговоре Мишель упомянула о своей матери, которая тщательно следила за её здоровьем всегда, но умерла несколько месяцев назад. Я решил подождать, пока она попадёт на приём к моему коллеге и зайти в кабинет во время осмотра. Прошло, наверное, полчаса прежде, чем это произошло. Через несколько минут после входа в кабинет, я постучал в дверь, кивнул Глену дав понять, что должен присутствовать на осмотре.

– Простите, а Вы кто? – угрожающе высказалась Мишель.

– Доктор Моррис. Понаблюдаю за Вашим осмотром.

– А Вы врач, какой специализации?

– Гастроэнтеролог.

– Это просто замечательно, ведь я как раз жалуюсь на боли в желудке.

Глен пока не понимал, почему я решил посетить кабинет вместе с пациенткой, а уж тем более, почему не сказал, что я психиатр. Но после полного обследования Мишель стал посматривать на меня.

– Пока подождите в коридоре, я позову Вас через пять минут, – он обратился к девушке, захлопнув за ней дверь, развернулся ко мне, – с ней всё в порядке, и ты это тоже видишь. Мисс Ривера обошла всех врачей района и, судя по карточке – никто ничего не обнаружил.

– Убеди эту девушку, что вся диагностика указывает на здоровое состояние организма, если она отреагирует негативно, я сам возьмусь за лечение.

– Что ты увидел, Саймон?

– Типичный случай ипохондрии. Если бы ты не показал мне карточку со всеми обращениями в лечебные учреждения возможно, я бы ещё подумал. Случай довольно запущенный. Я слышал разговор с одним из больных – говорила, что мама заботилась о её здоровье. А это один из факторов, влияющих на развитие в человеке беспокойств, присущих ипохондрии – чрезмерное внимание к здоровью ребёнка со стороны родителей. Мать умерла недавно, теперь девушка сама решила заняться своим здоровьем или же просто не привыкла, что никто за ней не ухаживает.

Глен согласился с моим предположением. Он вернул девушку в кабинет, чтобы попробовать переубедить в наличии заболеваний. Как я и говорил, девушка отреагировала крайне негативно на высказывание и немедленно удалилась из кабинета. Мы договорились, что я лично разберусь с этой ситуацией.

Ипохондрическое расстройство довольно часто распространено среди больных, обращающихся за помощью в медицинские учреждения общего профиля. Оно представляет собой излишнее внимание к собственному здоровью, непрекращающиеся мысли о том, что заболевание может быть неизлечимо или даже смертельно. Абсолютно любые телесные ощущения человека становятся для него катастрофическими, больной считает, что покалывания в животе может вызвать рак желудка, а боль в паху – это признаки наличия венерического заболевания. Таких примеров было много в истории медицины, но в 90 процентах случаев пациент оказался абсолютно здоров. К сожалению, больные убеждены в наличии заболевания и переубедить их в обратном становится просто нереально. Как показала практика люди, страдающие ипохондрией, практически никогда не обращаются за помощью к психотерапевтам. При этом они состоят на учёте у многих врачей. Иногда они могут «переобуваться в воздухе», в начале убеждая врача в том, что «я болен пневмонией», а спустя несколько приёмов «нет, это инфекция». Обычно пациент настаивает на своей правоте и не хочет слышать мнение, которое никоим образом не совпадает с его версией.

Конкретно у Мишель я увидел навязчивую ипохондрию – одну из разновидностей, которая обычно связана с богатой фантазией, а также немаловажную роль в её развитии играют окружающие. Предположу, что именно мать внушила дочери, что постоянное слежение за своим здоровьем не может проходить без наличия какого-либо заболевания. Вот девушка и решила, что просто не может быть здорова.

Через пару дней доктор Уолберг позвонил Мишель и сообщил, что ей необходимо пройти полное обследование, и к большому удивлению, та согласилась. Её поместили в стационар, где взяли все возможные анализы. Через несколько дней нахождения в стационаре я навестил мисс Ривера. Мы поговорили – она абсолютно адекватный человек, но мысли о болезнях не дают человеку нормально жить. И всё же я оказался прав – мать Мишель бесконечно, начиная с самого детства, не вытаскивала её из больниц. Мать вела тетрадь, где указывалось, какие препараты Мишель должна принимать ежедневно, и так без конца – лишь смерть матери прервала эту странную игру с собственным телом.

Я хотел помочь, огородить её от странных мыслей, привести голову в нормальное состояние. В одиночку девушка бы не справилась, да и не особо хотела перестраивать и пересматривать свою жизнь. Я поговорил с коллегами по работе Мишель, те били тревогу, так как девушка нескончаемо доводила коллектив до скандалов. Иногда безобидный вопрос вообще не по теме заболеваний сводился на личное оскорбление в сторону Мишель. Она принимала каждое слово на свой счёт, знала лучше всех о каждом симптоме, который мог возникнуть у кого-нибудь из коллег, руководство уже давно подумывало о том, чтобы уволить её. А я всё продолжал наблюдать. Девушка была одинока, жила скромно, при этом неплохо зарабатывая, но какая жизнь будет в удовольствие, если тебе не с кем её разделить?! Пока у Мишель была мать, всё казалось не таким меланхоличным, но теперь…

История этой пациентки, наверное, станет самой короткой в моём рассказе, я не проводил никаких исследований, не назначал лечения и так далее, мне просто хотелось помочь человеку, который в этом нуждался. Пока Мишель лежала в больнице под капельницей, я отправился в лабораторию, чтобы взять ампулу с лекарством. Не думал, не рассуждал. Пройдя мимо персонала и войдя в палату, я втихую ввёл лекарство в капельницу, пока Мишель мирно спала, затем быстро удалился.

Через несколько дней мне позвонил Глен, сказав, что девушка больше ни на что не жалуется. Я сделал изумлённый вид. Какое-то время я ещё наблюдал за ней, проводил по несколько часов у её дома, подслушивал разговоры с друзьями, и никаких признаков нездорового поведения больше не наблюдалось. С лёгким сердцем и улыбкой на лице, я распрощался с мисс Ривера и больше никогда не вспоминал.

Это моё желание, ведь я должен совершить хотя бы один добрый поступок. В последнее время я только убивал своих пациентов, а также лишил жизни двух братьев, но не жалел об этом. Карму требовалось пополнить, чтобы я чувствовал себя лучше.

Мои будни продолжали протекать в привычном русле. Я выписывал многих пациентов, избавляя их от тяжёлых тревожных заболеваний. Отношения с Эбби даже стали потихоньку налаживаться, ведь я уже не торчал на работе сутками. Больше времени проводил с Итаном, всё же он снова возвращается в привычное состояние одиночки. Ему двенадцать лет – переходный возраст не за горами, я не должен упустить момент, когда он станет настоящим мужчиной и во всём помочь.

Помню тот ужасный день… 25 июня 98-го. Поздний вечер. В дверь постучали.

– Мистер Моррис? Детектив Харрис, Департамент полиции штата Мэриленд. Могу задать пару вопросов?

– Да, конечно… – я был крайне озадачен.

– Сегодня в 5:30 поступил вызов из района Мишн-Хилл по Тремонт-стрит о стрельбе в доме семьи Перес. Вы знакомы с ними?

– Я… мы… познакомились три года назад… они удочерили мою пациентку. Что произошло, детектив? Что с ребёнком???

– По прибытию в дом, мы обнаружили тела Джона и Розы Перес. Их приёмная дочь обнаружена на полу с пистолетом в руках. Мы уверены, что выстрелы произвела девочка. Вы были её лечащим врачом?

– Да… боже… подождите немного, я соберусь с мыслями… Я наблюдал девочку около года и подобрал ей подходящих родителей. Господи,… где она сейчас?

– Под особым наблюдением. Руководство посоветовало обратиться к Вам. Возможно, она не здорова. Я не очень компетентен в этом вопросе. Вам лучше проехать со мной.

– Хорошо.

То, о чём говорит детектив ужасно. Как мне теперь вести себя? Что говорить?! Пот сочился сквозь накрахмаленную белую рубашку. Ведь это я подписал документы о выписке и признал девочку абсолютно вменяемой. Мысли опережали действия, а чувства и вовсе захватили сознание. По прибытию на место я не мог определиться, что делать дальше. Мне задали кучу вопросов о том, как проходило лечение девочки, что она рассказывала мне о случае с Андерсонами, произошедшем в 1994 году, была ли у неё вообще предрасположенность к насилию в те времена, но я убеждал всех и каждого, что девочка не могла так поступить. Мне пришлось врать, что всё произошедшее – чудовищное стечение обстоятельств и случайность. Спустя два часа допросов мне, наконец, разрешили увидеться с ней.

С такими неблагополучными детьми обычно не церемонятся, отправляют в колонию для несовершеннолетних, лишают привычной обстановки и даже не пытаются войти в положение. Бывают редкие случаи, когда находятся добровольцы и собственноручно пытаются помочь ребёнку. В данном случае, на Эви было наплевать всем. Каждый уверен, что она убийца. И вот меня ведут в изолятор, где должна находиться Эви. Думаю, что она сама напугана и не понимает, что натворила. Мы должны поговорить. Меня впустили. Много лет я хотел её увидеть – думал, что случайно встречу на улице, гуляющей вместе с родителями, но, к сожалению, этого не произошло и теперь она обвиняемая в убийстве. Я снова стою у стекла, где вижу силуэт. Дежавю… Накрывает с головой. Меня немного тошнит, пошатывает. Приходится прислониться к стене, чтобы не потерять равновесие. Опять холодный пот. Я кладу ладонь к прозрачной стене, хочу ощутить присутствие родной души. Дверь открыли:

– Саймон… – голос Эви слаб, она находится в полуобморочном состоянии, никто даже не позаботился о том, чтобы накормить ребёнка. Я упал на колени перед ней, чтобы крепко обнять.

– Эй,… привет, милая, я здесь. Всё хорошо, я позабочусь о тебе. Тебя не обижали?

– Я всё думала о тебе, знала, что придёшь… ты ведь меня не бросишь?

– Нет, больше не брошу.

Я и вправду расчувствовался, долгое расставание с девочкой сильно повлияло на моего внутреннего зверя. Теперь я решил окончательно, что буду находиться рядом всегда, чтобы там не решили эти люди. Успокоив Эви, я отправился в комнату, чтобы поговорить с людьми, обвиняющими беззащитного ребёнка в убийстве.

– Как вы можете держать её в таких условиях? – громким и возмутительным голосом сказал я.

– Мистер Моррис, девочка опасна. Сейчас решается вопрос о привлечении её к уголовному преступлению. Сначала окружной прокурор решит судить её как несовершеннолетнюю или же, как взрослого человека. Каждый случай индивидуален, нужно подойти к этому конкретно с особой скрупулёзностью. Девочке всего двенадцать лет, если она всё же попадёт под суд по делам несовершеннолетних, мера пресечения естественно будет не такой болезненной, как у взрослых. От Вас нам нужно полное обследование девочки для подтверждения вменяемости, так как Вы достаточно долгое время наблюдали её.

– Ладно! Меня интересует, куда вы её отправите?!

– Процесс достаточно долгий. У нас есть небольшое предложение, но без Вашего согласия эти действия проводиться не будут.

– Какое ещё предложение?!

– В нашем округе создаётся научный центр по наблюдению за трудными детьми. Сейчас там всего три ребёнка, восьми, десяти и четырнадцати лет. Мы можем предложить поместить девочку туда. Но это ещё не всё. Для изучения нам не хватает сотрудников, и пользуясь случаем, мы бы хотели пригласить Вас на работу.

– Это серьёзное решение. Мне нужно подумать.

– Решайте быстрее, девочку мы заберём сегодня, пока она будет находиться там до особого распоряжения.

Я уходил оттуда в растерянных чувствах. С Эви что-то не так, нужно понять, как помочь. Мне не хотелось ни с кем говорить. Хочу подумать хотя бы до завтра, что мне с этим делать. Ночь была тяжёлой, я скурил почти целую пачку сигарет, Эви не идёт из головы, к сожалению, я почувствовал, что именно от меня зависит, как в дальнейшем будет складываться её жизнь. Решение само пришло в голову. Да… именно так я и поступлю и плевать на последствия!!!

Утром я отправился в научный центр, куда уже перевезли Эви. Ей дали отдельную комнату, достаточно просторную, что было важно для меня. Правда, вещей из дома разрешили взять немного. Мы поговорили совсем недолго прежде, чем её увели на какую-то диагностику:

– Извини, что прошу тебя, но ты бы не мог привезти мою игрушку?

– Эви, сейчас не лучшее время. Решается твоя судьба, я должен дать им ответ, можешь ли ты дальше находиться в обществе.

– Нет,… игрушка нужна, чтобы я могла нормально спать, я кладу её под шею, мне так проще уснуть. Разве ты забыл…

– Гм… – заворчал я, – что за игрушка?

– Бегемот, которого ты подарил мне, когда я жила в больнице. Помнишь?

Разумеется, я помню, как совершенно случайно схватил в магазине этого несчастного бегемота, чтобы немного порадовать ребёнка. Спустя четыре года она сохранила его. Это тронуло.

– Ладно. Что-то ещё?

– Только его.

Я отправился в дом семьи Перес, где Эви жила последние три года. Детективы разрешили мне посетить это место, так как я сослался на то, что мне нужно подробно изучить, как жила девочка всё это время для составления заключения о её состоянии. Переступив порог дома, я увидел место преступления с кучей расставленных жёлтых номеров возле мест, где что-то происходило. Крови здесь уже не было, всё убрали. Оглядываясь по сторонам, я направился к лестнице на второй этаж, где находилась комната Эви. Здесь довольно чисто, девочка отличалась аккуратностью и чистоплотностью еще, когда жила в моей больнице. Я быстро нашёл бегемота – видно, что ребёнок страшно любит игрушку, она единственная из всех лежала на кровати, ещё и накрыта одеялом. Взяв бегемота в руки, я обнаружил, что он крайне тяжёлый. Стал ощупывать, потом нашёл шов. Довольно странно распарывать любимую игрушку маленького ребёнка… что ж… ничего другого мне не оставалось. Я хотел, чтобы девочка оказалась нормальной, я хотел дать ей нормальную жизнь… видит Бог, хотел! После исследования дома я поехал обратно в центр. Эви уже находилась в комнате и ожидала меня.