Особенность: умеет любить

София Галлямова

Особенность: умеет любить

Часть первая. Глава 1.

– Я бы хотела поговорить о наших способностях. Способностях любить. Быть честным – в первую очередь, перед самим собой. О способностях восхищаться чем-то, что другие не способны даже увидеть. Об умениях затаить чувства в сердце, в нужный момент позволить им раскрыться и найти в себе смелость довериться кому-то впервые. Перебороть в себе сомнения, а из противоречий найти то, что ближе сердцу. И никогда не глушить свой голос, будь то внутренний или внешний.

Тихий шепоток одобрения шелестом пролетел через всю толпу, собравшуюся на празднестве.

– Следуя традициям нашего народа, я говорю о том, чем покорил меня… он, – девушка перевела взгляд на того, о ком мечтала рассказать всему миру. – Вот, кем действительно было похищено моё сердце.

– «Действительно похищено»? Как же вы познакомились? Эти слова заставили меня усомниться в том, что мне о вас рассказывали, – улыбнулся мужчина, который устраивал торжество.

Красавица улыбнулась и прикрыла глаза, дав наконец себе волю вспомнить обо всём, что за этот год случилось. Толпа притихла, наблюдая за тем, как молодая пара берётся за руки, готовясь к очень долгому рассказу…

В любви ветрах, в порывах страсти,

Огнём плясали души их,

И не страшны сердцам напасти,

Покуда дух силён, велик.

Они не привыкли не верить, сдаваться.

Уйти им на век целью стало туда,

Где в бездне смерти легко потеряться,

И тяжко поклясться в любви "навсегда"

И, может, не его она Джульетта,

И вовсе не Ромео он,

Но для души счастливого поэта

Закон не писан. Свой канон.

И им неизвестно то чувство забвения,

Когда во сердцах их не было огня.

Тёмного мира во них лишь спасение.

Любовь им едина, одна лишь броня.

И жизнь иглой пронзает ткани,

И вышивает боль и смерть,

Но, воздержась от грубой брани,

Хранить продолжат свет и честь.

Пути завяжутся коварными узлами,

Глушью дикой станет светлый бор,

Но не завладеют их горячими сердцами

Война, как смерть, и смерть, как вор.

*      *     *

(14 апреля 1635 г)

Принцесса уже несколько часов не покидала комнаты, дверь которой открывалась лишь когда того хотела сама её обитательница. За двадцать пять лет жизни эти стены стали для девушки убежищем и местом, где спокойно можно было обдумать грядущее, прошедшее, настоящее…

Это была комната искусств. Здесь принцесса выучилась рисовать, красиво писать, играть на флейте и создавать искусные украшения. В основном это были венки на голову и диадемы. Искусство помогало беннирке забыться. Можно было создавать потрясающие картины, надолго задумавшись о чём-то своём, скручивать тонкую леску с проволокой и плести чудные украшения, совершенно не думая о том, как завтра ей придётся вновь ехать куда-то по неровной дороге, учиться или разбирать скопившиеся бумаги.

Король постоянно возил дочь с собой. Будь то праздник во дворце музыки, поэтический вечер или новая пьеса в театре, примерка новых одеяний, туфель, плащей… Порой ездили и на обед к родственникам королевской семьи – дядюшке и тётушке Монбери. Однако, по правде говоря, совсем не многое приносило юной принцессе радость. Грязь, дорожная пыль, усталость в ногах после походных туфель и узких сапог, колючие дорожные одеяния… Боже правый, кому это может нравиться?! Разве что путнику, блуждающему по миру в поисках себя, дома или простой прекрасной улыбки.

Девушка усмехнулась. Какой безумец покинет пристанище ради одной лишь улыбки? Пусть безумцев в этом мире много, о таком она ещё никогда не слышала, но теперь невольно думала. Найдёт он душе своей милую улыбку… Но что будет дальше? Улыбнётся в ответ и пойдёт прочь?

Игла больно уколола палец. Принцесса ойкнула, но крутить ею у коробочки с серебристым бисером не перестала. Для этого гребешка понадобится бусинка поменьше…

Маленькие шарики насаживались на тонкую иглу, потом соскальзывали в теплую ладонь юной мастерицы. Пара ловких, чуть заметных движений, и пять бисеринок превращались в цветочек. Из десяти получались цветы побольше, а к ним присоединялись зелёные стебли и листочки. Связывались, перекручивались между собой, тем самым собираясь в изящный букетик.

Хозяйка комнаты довольно осмотрела свою работу. Привстав с мягкой табуретки, потянулась к приготовленному заранее гребешку и принялась украшать его букетами цветочков – маленькими и покрупнее.

Чёрные волосы мастерицы были туго собраны в косу, достигающую узкой талии. Посаженные в причёску на коротенькие шпажки маленькие, заметные лишь на свету капельки жемчуга красиво блестели и переливались, особенно когда падали на них лучи солнца, прошедшие сквозь витражное стекло. Ямочку промеж ключиц щекотал чуть объёмный кулон круглой формы, на поверхности которого были выцарапаны узоры, несколько маленьких роз и листочков. Руки девушки были освобождены от браслетов и колец – эти украшения мешали творить.

Платье из тёмно-синих тканей было выбрано ради удобства, не красоты. Чаще всего именно в нём принцесса проводила время здесь. Никаких колючих кружев и узоров, шуршащего подола, объемных рукавов и пышных рюшек на воротнике. Обычное платье. Вернее, для принцессы оно было обычным. Любому другому бенниру такое платье могло показаться неприлично дорогим и годным даже для бала или светского приёма. Любой, кто видел девушку в подобном, рассыпался в комплиментах – так она была прекрасна. Благо, простой люд не заставал её в по-настоящему дорогих одеяниях. Так бы и вскружили им голову привычные для девушки объёмные юбки и сверкающие аксессуары.

«Много о себе думаете, Ваше Высочество» – упрекнула со смешком саму себя принцесса.

Работу над гребнем прервал вежливый стук в дверь. Мастерица неторопливо опустила на золотое блюдо своё творение, замерла в более пристойной для дочери короля позе и только потом ответила ожидающему за дверью, чтобы тот её мог открыть.

– Ваше Высочество, – женщина лет тридцати пяти склонила голову, опуская глаза. Принцесса ответила ей тем же. – Ваши родители желают видеть Вас на обеде.

Девушка улыбнулась, встретившись со служанкой взглядом. Её голова была занята немного иными мыслями.

– Я принесла Вам одеяние, – вновь опустив глаза, женщина показала, что несёт в руках свёрток, – сегодня в саду… прохладно.

– Спасибо, Альберта. Ступай, я скоро подойду. Переоденусь здесь.

В последний раз поклонившись, служанка оставила на стуле у входа свёрток и удалилась. Принцесса проводила её задумчивым взглядом. Который час она плетёт гребень? Раз король отправил Альберту, вероятно, время обеда уже давно настало. Пора бы поспешить…

Уголки губ медленно приподнялись. До чего же похожи были дни, что она проживает в этих краях… Благо, ей нравилось проживать эти дни так, как они проходят. Принцесса быстро встала, подошла к ближайшему углу комнаты, у которого висело зеркало в пол, стянула с себя простое платье. Аккуратно сложив его, надела то, что принесла минуту назад Альберта – тёмно-бордовое, из теплой замши, с плечами-фонариками и узкими рукавами под самую кисть, высоким воротником-стоечкой и небольшим мягким бантиком под ним. Внимательная служанка положила к платью узкие сапожки и плащ с капюшоном. Утром в саду было прохладно, но кто бы мог подумать, что днём будет ещё холоднее? Вновь улыбнувшись тому, как по своему обыкновению задумалась над чем-то своим, девушка застегнула сапожки, накинула на плечи плащ, сложила любимое платье и туфли-лодочки и вместе с ними вышла из мастерской. У самой двери её, конечно, уже ждали. Альберта взяла из её рук платье с туфлями и умчалась на верхние этажи. Две служанки подхватили принцессу под локти, помогая переступить через высокий порог, ещё две остались позади, как было положено. Свита принцессы… Хорошо, хоть музыкантов нет.

И снова ей захотелось усмехнуться. Для чего были все эти церемонии? Ну споткнётся принцесса… И что с того? Не убьётся же! Или и это было королевской крови не по статусу? Принцесса, выросшая в стенах великолепного дворца и при свите, начинала со временем задумываться о личном пространстве и желании побыть одной и, пожалуй, хоть немного самостоятельной. Хотя кому-то пожизненная опека и слуги под рукой нравятся.

Королю с королевой никогда не приходилось долго ждать дочь. Принцесса не любила опаздывать, и это очень радовало требовательных родителей.

Девушка шла, идеально выпрямив спину, к обеденной беседке. Над её головой одна из служанок держала кружевной зонтик, вторая несла небольшой сундучок, в котором обычно хранились перчатки. Свита принцессы состояла из шести служанок, но сегодня рядом их было всего пять: Дирра, советница и подруга принцессы, этим днём была за исполнением королевского поручения. Двери из башни искусства вели прямо по тропе к беседке – девушки шли меж клумб с кустами прекрасных, бордовых роз, что были посажены посреди коротко подстриженного газона. Чуть ближе к деревянным беседкам, искусно разукрашенным и вырезанным из красного дерева, росли высокие, тоненькие деревья черёмухи и вишни, вьюнки обвивали толстые ветви яблонь и ранеток, отбрасывали великие тени их миниатюрные листочки и веточки. В знойные и тёплые дни дворцовый сад сам по себе был похож на страну сказочных эльфов, о которых так вдохновлённо писали книги люди – всё цветёт, воздух полон благоуханий, жарко дышала жизнь, летала бабочками и витала ветерком, поднимающим с земли опавшие лепестки цветов. Но сейчас в Гримаднессе, сильном и изящном государстве беннир, царила холодная тень: чем-то была недовольна земля. Облака не пропускали солнечный свет, всё небо было покрыто тучами, гулял меж деревьев и домов ветер, сдувал последнее тепло. Поникли цветы и деревья. Насекомые, птицы, животные – все спрятались. Одни только бенниры верили в то, что грядущее завтра вновь вернёт природе жизнь. Потому, как только этот день был скорбным для всего королевства, и на протяжении шести лет он сопровождался подобной погодой.

– Лиллиин, девочка моя, – король поднялся навстречу дочери. – Как проходит твоё время?

Обратив внимание на погоду и вспомнив о том, что случилось в этот день шесть лет назад, девушка поникла, несмотря на то, какой весёлой была пол минуты назад. Войдя в обеденный домик, она села рядом с матерью на скамью, обшитую мягкой периной, сложила на коленях салфетку и ответила:

– Как может проходить время в столь скорбный день? …

– Выше нос, дорогая. Однажды прошлое перестанет терзать нас, – королева взяла дочь за руку, погладив пальцами тыльную сторону её ладони. Принцесса подняла взгляд на маму. Королева была красива… у неё были волосы каштанового, почти рыжего цвета, небесно-голубые глаза, что темнели и светлели в зависимости от настроения беннирки, милые щёчки, что передались по наследству дочери и ясный и самоуверенный взгляд. На лице пролегли первые морщинки от печали и горя. Материнская скорбь всегда была самой горькой из всех.

Шесть лет назад был убит наследник престола Гримаднесса. До несчастья, настигшего семью, около года Винд Монбери, сын короля и старший брат Лиллиин, поддерживал близкие отношения с принцессой соседнего королевства беннир. Гримаднесс и Гвельгофринн, соседи и страны вечной весны, жили в гармонии и согласии. Джаннеса Ван-Ниль и Винд любили друг друга, и ничего не предвещало беды. Но внезапно всё рухнуло. По словам летописцев, так невежественно отозвавшихся о ситуации, Винд Монбери воспользовался Джаннесой и бросил её, осыпав род Ван-Ниль угрозами. Принцесса Гвельгофринна, даже со сломанной душой и разбитым сердцем, всё ещё его любила. Разгневанная Анерри Ван-Ниль, королева и мать несчастной, убила принца Винда на следующий же день, стоило ему попасться ей на глаза. И вот тогда, ровно шесть лет назад, впервые природа сошла с ума, словно вместе с жизнью принца ушла и жизнь страны. Гримаднесс и Гвельгофринн, королевства одного народа, подвергались разрушению тайфунами и смерчами, штормами и просто непривычными для этих земель холодами. Страна беннир была стороной, где всегда царила тёплая весна, любовь и великое искусство. Бенниры научились видеть прекрасное вокруг себя, тем самым поселив это прекрасное повсюду. И один только день в году мог за раз погубить всю красоту страны. Четырнадцатое апреля. День, когда был убит Винд Монбери. Узнав о смерти собственного сына, король Айрон немедля собрал армию и пошёл на Гвельгофринн войной. Но гвельгфы были к этому готовы. На границе вражеского королевства Гримаднесс не раз потерпел поражение в битвах. Чтобы сохранить то, что осталось живо, король отступил. В самый последний день сражения беннир, перед началом побоища, Анерри Ван-Ниль прокричала:

– Вы не знаете, кем был ваш сын!

До последнего сохраняя достоинство, Айрон и его армия бились. Бились за честь и доброе имя погибшего наследника. Однако проиграли эту войну. Гвельгофринн не взял за мир от соседа ничего, кроме слова, что имя Винда больше никогда не услышат на их землях. И всё это было странно. Воистину, летописец написал об усопшем неправду. Грязную и оскверняющую память о погибшем. Но очередное нападение на убийцу стало бы для Гримаднесса падением.

– Что у нас сегодня на обед? – притворно оживилась Лиллиин. Её разъедали мысли о том, что ещё вечером она не вспомнила и не помолилась за душу родного брата. И правильно ли это – стараться забыть о брате, который так её любил? Которого она так любила…?

Рука привычно сжалась на амулете, что девушка не снимала с тех пор, как получила от Винда в подарок. Порой он казался таким странным… Но всегда оставался родным и памятным. Это был кулон, который умел открываться. Внутри хранилась фотография самого Винни. Ради того, чтобы сделать такой амулет, принцу пришлось нанять слугу, чтобы тот переправился с ним через границу во Внешний, человеческий Мир, и привёз машину, способную напечатать фотографию. А на вопрос о том, какую именно, принцесса ответила, что хочет носить рядом портрет брата. Казалось бы, зачем наследнику надо было ездить за этой машиной? Принц прослыл гением, великим изобретателем уже в 14 лет. Пока Лиллиин, будучи маленькой девчонкой, слушала его рассказы о путешествиях в другой Мир, она задавалась и таким вопросом, но предпочла оставить его себе, как загадку. Может, сейчас спросила бы… Но спрашивать теперь было просто некого.

Калирь, мать Лиллиин, заметила, как вновь посерьёзнело лицо дочери. Сердце в который раз пронзили тысячи игл – девочка вспоминала о брате. И кто бы знал, как было правильнее сейчас поступить: стоит королевской семье тонуть в воспоминаниях, или лучше всё же постараться забыть о давнишней трагедии?

Вопрос принцессы был оставлен без внимания. Родители не могли ответить, витали в своих облаках, а свита хранила молчание, пока слуги ходили за самим обедом. Лиллиин тоже быстро забыла о том, что буквально только что задала вопрос.

Девушка сняла плащ, оставшись в тёплом платье. Возможно, это было неправильно. С каждой минутой на улице будто становилось всё холоднее, сильнее дул ветер, даже начинал моросить дождик. Будь у беннир желание, они бы и здесь увидели нечто прекрасное, хоть и жуткое. Но, учитывая то, в каком настроении они на данный момент пребывали, обстановка и погода казались мерзким несчастьем. А в такие моменты хочется закрыться в одиночестве и переждать, перетерпеть бурю внутри.

– Айрон, – задумчиво позвала Калирь Монбери своего мужа.

Будто выпав из своих раздумий, король чуть заметно потряс тёмной головой, внимая голосу любимой жены. Он был у неё нежным, но властным, тихим, но достаточно громким, туманным и в меру ясным. Лиллиин восхищалась своими родителями и тем, какую державу они смогли построить.

– Слушаю, дорогая, – ответил он наконец. Протерев уставшие карие глаза уголком миниатюрного платочка, Айрон уделил внимание состоянию королевы. Она была женщиной с великой силой духа, но смерть своего первого ребёнка переносила с трудом. Одно лишь упоминание (а этот день каждый год больно вонзал нож под рёбра) о Винде, их милом Винни, усугубляло все раны и болезни, которыми когда-то повелители обзавелись. Не дай волю Жизни лишить королевскую семью второй наследницы!

– Мы сегодня едем куда-нибудь?

Принцесса перевела взгляд на мать. «Мы»? Королева Калирь очень давно не покидала дворцовых стен, ссылаясь на здоровье. Головные боли мучили её, и максимум, что она была готова себе позволить, это прогулки по саду. Площадь королевского двора была огромной. Он был поделён на две равные части: первая, в которую попадают подданные сразу же, как только пересекают мост через ров и ворота в стенах, и вторая, доступная только королевской семье и беннирам, служащим или живущим в замке. В дворцовых стенах можно было жить как в отдельном посёлке. Чего здесь только не было! Королевская конюшня, мастерская Винда, к которой никто больше не притрагивался, голубятня с пятьюдесятью дрессированными птицами, домик швеи и её помощниц, фонтан в центре, небольшой загон скотины и домашней птицы в правом углу двора и глубокое озеро с прозрачной водой и рыбой в левом. На берегах озера построены две миниатюрные беседки для отдыха и разговоров, недалеко от них – уютные и довольно большие качели. Выше расположена купальная, рядом – часовня в окружении скамеек и клумб с нежными лилиями. Ближе к углу уже начинается отсек прислуги – там было расположено несколько домиков, два склада и колодец. В передней, общедоступной части двора, было два фонтана, конюшня, смотровая башня и открытая столовая на случай, если гостей будет ожидать обед на свежем воздухе.

– Да. Как только вернётся Дирра, мы поедем в Хифский Собор. Я посчитал нужным договориться со священником и попросил Дирру съездить в город.

Хифа… Самый большой город Гримаднесса. Столица иной быть не может. Он был ближе остальных по пути к замку, на его границах расположены территории основных войск королевства, недалеко от ближайшего – самое большое здание больницы. Оно было построено относительно недавно. В центре находился древнейший Собор. Пару сотен лет назад, когда бенниры жили в одном королевстве, а не в двух, в этом Соборе восхвалялось древнее Божество. К сожалению, его имя и иконы со временем были потеряны. Бенниры отказывались служить человеческим Богам, потому стали придумывать себе собственных покровителей, а позже сошлись во мнении, что свята сама Жизнь. Ещё ни одна молитва Жизни не оставляла беннир без ответа, хотя стоит отметить, что много просить местное население стыдилось. И в самом дальнем уголке Хифы расположилось поместье Монбери, особняк младшего брата короля. Он жил там со своей женой и двумя дочерями. Король Айрон и его единственная дочь регулярно приезжали к ним, порой даже оставались на несколько дней. Королева зачастую находилась в замке.

– Должен же кто-то присматривать за хозяйством, – отшучивалась тогда Калирь, целуя принцессу перед дорогой.

«Значит, сегодня в Хифу…» – задумалась Лиллиин.

На первое подали аппетитно пахнущий куриный бульон с веточкой укропа, на второе – отварной картофель с поросёнком в медовом соусе. От десерта Айрон и Калирь отказались, в отличие от их дочери. Сегодня подавали любимую сладость принцессы – кекс с жидким шоколадом внутри, к которому прилагался шарик ванильного мороженого с крупной ягодой клубники. Хотелось забыться хоть в желании поскорее запить сладость, хоть в комплиментах повару – главное прервать мысли о Винни… о том прекрасном Винни, что был Лиллиин так дорог. Брат, любящий и семьёй любимый, был сначала убит, а после – оскорблён. Бесчестный конец его великой истории. Был бы он оскорблён прежде… Быть может, мог объясниться? Или отразить атаку Анерри Ван-Ниль и остаться в живых? Даже если нет, тогда он погиб бы славно, принял бы смерть с честью и без удара в спину. Несомненно, это происшествие бесчестит и сам род Ван-Ниль. Вопрос о том, что же произошло в тот день на самом деле, до сих пор волновал умы многих.

– Дорогая, мы уже уходим, – королева застегнула чёрный плащ под горлом и протянула Лиллиин руку, будто беспокоясь, что та не сможет встать сама. Девушка не задумываясь убрала салфетку с колен и взялась за ледяную ладонь матери.

– Ты вся замёрзла, – принцесса сжала её руку своими.

Калирь хотела возразить, но резко прервала себя. Было тяжело каждый раз признавать: стресс давно не давал королеве Гримаднесса покоя.

Дочь, не желая слушать отговорки, обернулась к свите, достала из чемоданчика тёплые перчатки из кожи и надела их на руки матери. Сама уж как-нибудь без них согреется. Мама мёрзнуть не должна.

Дирра вернулась как раз к концу обеда. Айрон дождался её прихода. Ему не терпелось узнать о новостях из Хифского Собора у посыльной.

– Всё будет готово к приезду, Ваше Величество, – Дирра еле заметно поклонилась. – Они ещё вечером ждали Вас. Думали, стоит подготовиться к… этому дню заранее.

Король удовлетворительно кивнул. Рядом с ним стояло около пяти подданных, готовых исполнять приказы. К ним он и обратился:

– Подготовить карету. Мы выезжаем.

* * *

POV Лиллиин

Я не знала, о чём думать. Ступая за отцом и мамой, облачённая в скромное тёмно-серое платье и те же плащ и сапоги, наблюдала за тем, как лениво моросит дождик. Каменная дорожка во дворе в крапинку, небо скрывает от солнышка землю, тучи давят на душу и голову. Тяжёлая картина. И очень печальная. Два года назад я запечатлела похожую на полотне, но тут же сожгла ту работу. Всё равно однажды слёзы прожгли бы в ней дыры. Не пора ли уже всё отпустить? …

Меня едва не сбил с ног яростный порыв ветра. Свита подхватила нас под локти. Я посмотрела в небо. Не могла больше сдерживать слёзы и желание хоть мысленно его позвать.

«Не ты ли это, милый братец? … – кричало сознание. – Вспомнил нас, родню свою?»

И так хотелось услышать: «Я всегда с вами. Никогда не забуду. Никогда не брошу» … Но я не слышала. Лишь продолжал выть ветер, скрести камни сухими когтями. Моя голова пошла кругом, но опустить взгляд к земле я не смогла.

«Что же случилось в тот день? Не уж-то народ был прав, так тебя оскорбив… Я так устала вспоминать, но не могу, не могу простить!»

И снова нас держат под локти – ветер сбивает беннир с ног, гонит обратно в дома. И нас природа словно гнала обратно во дворец. Клонились к земле деревья, качались, – казалось, вот-вот не выдержат корни и сдадутся столетние великаны. Я ясно видела, как несутся тучи по небу, будто наперегонки.

«Почему ты ничего нам не рассказывал? – слеза скатилась с моей щеки, затерялась среди дождевых капель в полёте. – Почему? … Почему ты бросил нас? …»

– Госпожа, Вам страшно? – служанка подумала, что догадалась о том, какова была причина моих слёз. – Не волнуйтесь. Ещё немного, и мы сядем в карету.

«Будто карета спасёт нас, если появится смерч. Мало верится в это» –подумала я. Служанке ничего говорить не стала. Но и обращаться к Винни дальше – тоже. Винни…

Вытерев рукавом из атласной ткани глаза, я опустила взгляд и дальше смотрела только под ноги. И всё равно, сдувал ли меня ветер, смотрел ли с неба на меня Винд. Не хватало только сорвать поездку – упасть и порвать платье, испачкаться в этой жидкой напасти. Ещё меньше хотелось оказаться по приезде не в Соборе, а близ построенной лечебнице. Желания испытывать её на себе у меня тоже не было.

Мне помогли приподнять полы платья, когда я садилась в кибитку, – так я называла нашу «карету». Не нравилось мне постоянно ездить куда-нибудь. Может, мне и удавалось проводить время в дали от дома лучше, чем думалось сначала, но сам процесс передвижения удовольствия не приносил никакого. Это грязь, пыль на одежде и блестящих сапогах, на коже и открытых участках тела, а потом накатывает сильное желание отдохнуть и отоспаться. Есть после часов, проведённых в карете, хотелось гораздо меньше. Сыта становилась от витающей в воздухе пыли. Иногда я даже завидовала маме, не желавшей куда-либо ехать. Когда королева не желает, она не делает.

Мама с папой сели на одной стороне, я – на другой. Мы бы поместились и на одной, но я всегда садилась напротив того, кто со мной ехал. Так было приятнее держать разговор или, раз уж на то в дороге пошло, играть. Сейчас же я подумала, что не стоит отказывать себе в удовольствии лишний часок поспать. Тем более очень хотелось отвлечься от тяжёлых мыслей. Как только дверцы кибитки были закрыты и шторки на окнах опущены, я сняла с себя сапоги и, подтянув подушку, улеглась на длинное, похожее на скамью сиденье. Мне уже приходилось спать в поездках. Они никогда не длились меньше часа. Уснуть сейчас не составило абсолютно никакого труда.