Я больше не та: переписывая жизненный сценарий

Возможно, в какой-то момент той девочкой была я сама. Виновата ли она была в своем неумении? Был ли у нее до меня какой-то наставник, учитель? Кто поставил ее в ранг «не соображающих», в какой момент сделали эту отметину на ее способностях? Может быть, нужно было прислушаться к ней, найти подход, поверить в нее, наконец? А может быть из нее вышла бы прекрасная вокалистка или даже гимнастка, почему ей дали именно баян?

Мой баян тоже не случился со мной по собственному желанию. Как будто он спустился ко мне из других миров, чтобы я выполняла эту непонятную странную миссию, быть баянистом.

Еще надо сказать, что перед баяном была гармонь, на которой я играла перед соседями-бабушками, сидя на уличной лавочке. Да, до перевода в музыкальную школу я училась игре на гармони в доме культуры при ближайшем заводе, разучивала русские народные песни «Одинокая гармонь», «Тонкая рябина», «Вот кто-то с горочки спустился». Как мне позже рассказывала мама, моя прабабушка любила играть на гармони и подолгу разбирала пьески, если даже они не сразу получались. Мой двоюродный дед играл на гармони, поэтому в доме в качестве памяти о нем была гармонь. Наверное, еще и по этому, загодя решенному вопросу с инструментом для обучения, было принято решение отдать меня на гармонь.

Вместо того, чтобы продолжать занятия в классе гимнасток и осваивать навыки английского, чем занимались девочки в соседнем кабинете клуба, я стала ходить на занятия по гармони к высокому рыжеволосому мужчине. Он вот уж точно верил в мои способности, потому что в семь-восемь лет я играла совсем не пьески для первоклассников. А если что не получалось, он мог резко хлопнуть меня по рукам – тогда притихнешь и стараешься не потому, что сильно хочется, а потому что не хочешь повторения хлопка. Помню их с мамой разговор о том, что меня надо переводить на баян. Учитель снова верил в меня больше всех, выдал мне сразу большой готово-выборный инструмент, из-за которого меня совсем не было видно, зато и репертуар сменился. Там уже мне дали разучивать «Полонез» Огинского и «Шутку» Баха. С этими пьесами я и пришла потом в музыкальную школу, где мне пришлось переучиваться по другой системе, да и репертуар мне дали легче того, что я играла, и баян поменьше выдали. Все это считалось правильным, и я доверяла педагогам, родителям. И ни малейшего сопротивления не то, чтобы не выдавала, а просто не чувствовала.

Знаете, наверное, способ накормить маленького ребенка во что бы то не стало – дать ему выбор без выбора? «Ты будешь манную кашу или рыбный суп?» – с улыбкой спросят заботливые родители. Ребенок при этом всем, возможно, ни того ни другого не желал, и хорошо, если это сообразит, будет протестовать, пробовать отстаивать свое мнение. Но ведь бывает, что ощущение детской кармы нависает неизбежно, и, склонив голову пониже, надув губы, он все-таки выберет что-то из предложенного, пробормочет, что будет манную…

У меня была похожая, но немного другая «игра»: или сидишь грызешь семечки с другой уличной детворой, учишься материться и делать всякие детские пакости, или идешь в храм музыки общаться с умными людьми и расти до чего-то особенного, чтобы «выбиваться в люди», а на другое тебе просто не останется времени.

Я принимала с интересом все, что мне предлагала жизнь, беспрекословно доверяла авторитету родителей, их опыту жизни и предлагаемому ими пути для меня. Я не сопротивлялась, не ругалась, не настаивала на своем в обучении. Я была рада учиться, практиковаться в музыке, была рада общению со сверстниками, хотя, наверное, не была «своею» среди них. Моя лесная «дикая» жизнь прививала мне совсем другие ценности, до которых в городе просто не было дела. В городе дети, подростки приспосабливались жить по другим непростым правилам, я же на их фоне была наивной, доверчивой, и в дружбе, и в общении с противоположным полом, принимающей на веру многое из того, что нужно было бы научиться распознавать и отсекать даже из необходимости самосохранения. Это было оборотной стороной лесной жизни вдали от города и людей.

Глава 3. Услышать зов души

Для кого-то высшее образование – это обычный этап, который был намечен еще со школы, как само собой разумеющееся действие. Для нашей семьи я была в этом деле первопроходцем. Профессии моих родителей очень ценились в советское время: мама – перспективный токарь, перевыполнявшая планы на заводе настолько, что ее даже просили притормозить, папа – электромонтажник, и никто кроме него не плел мне перстней из цветных монтажных проводов. Но в 90-е все поменялось. И нужно было учиться выживать в новой реальности. Нас «кормили» козы, кролики, пчелы, картошка и лес с его безграничными дарами. А зарплату выдавали сапогами или не выдавали вообще.

Высшее образование выглядело как билет в прекрасный мир без боли, лишений, как путь к безбедному будущему. Это что – почти рай? Хм… получается, что так.

Наплакавшись от понимания того, что ни на какую консерваторию я не тяну, поняла, что если уж идти на высшее, то туда, куда зовет меня сердце, не взирая на то, кто и что вокруг говорит и советует.

Я стала размышлять.

На баяне играть меня отвернуло. Была поставлена большая точка в этой 10-летней пытке инструментом. Я не брала его в руки больше ни разу. Обычно так делают подростки, которые закончили музыкальную школу. Я же стояла на профессиональном пути с дипломом преподавателя игры на инструменте и квалификациями дирижера и артиста ансамбля и оркестра. Меня звали работать в музыкальную школу преподавателем (кстати, периодически зовут и по сей день). А я чувствовала и внутреннее неудовлетворение от случившегося, и свой нераскрытый потенциал. Не знала, что делать, не знала, с кем посоветоваться, и не хотела соглашаться на то, что «дают».

Кстати, баяны «оставляли» не только такие, как я. Некоторые девчонки переучивались к четвертому курсу на другие инструменты «поженственней» да полегче, а парни, которые даже добились пятирядных концертных, тоже порой выбирали свой профессиональный путь без такого тяжелого музыкального «груза». А что, физические особенности человека тоже важны! Мой рост остановился на 152 сантиметрах, а весила я плюс-минус 50 килограммов. Даже кровь не всегда могла сдать в День донора – как весы лягут. Вот один сокурсник по училищу метр восемьдесят ростом, закончил консерваторию, отслужил в ВДВ и отлично давал концерты на Рублевке с баяном. А другой баянист из нашего народного отдела, говорят, исполнял музыку к фильму "Есенин" с Сергеем Безруковым. Но это были лучшие ребята отдела.

Говоря отстраненно, баян – очень хороший музыкальный инструмент с огромными мелодическими возможностями. Подобно ручному мини-органу он позволяет исполнять многоголосные сложные произведения, которые недоступны для других музыкальных инструментов. Но «великих» баянистов, которые продолжили свой профессиональный путь как исполнители, все-таки можно пересчитать по пальцам. Многим, даже самым талантливым музыкантам, нужно было пробиваться даже на место в консерваторию. Вот спроси человека бизнеса сейчас, что для него музыканты, да и другие гуманитарии в целом, филологи, историки? Он ведь точно просчитает в мгновение всю возможную доходность подобной профессии, увидит явные тупиковые места в масштабировании умений и обрекут подобное образование на нерентабельное, лишь занятие для себя, для собственного развития. Златые горы тут не скуешь, не будучи выдающимся музыкантом-самородком, чтоб и лицо свое профессиональное не потярять, и карьеру выдающуюся и денежную выстроить постепенно. Вот пианист Денис Мацуев, видится, как нельзя лучше может стать примером подобного синтеза "умных и успешных".

Так какже нащупать не то, чтобы крик, но хотя бы шопот своей души, если совсем не умеешь этого делать, если совсем не приучен слышать себя? Видимо, только повторяющиеся разочарования, осечки и спотыкания могут навести на мысль, что проживать такое отчаянное состояние раз за разом вовсе не весело. А должной поддержки из вне не приходит, или приходит, но совсем уводит не в то русло, к которому лежит душа.

В музыкальном училище я все время училась на стипендию. Это были порой единственные собственные деньги, на которые можно было что-то себе позволить и распорядиться ими так, как считаешь нужным. Помню, как долго копила на кожаную куртку, а курсе на третьем купила себе приличный томик Дейла Карнеги и зачитывалась в моменты уединения. Так, через книги, психологию, я старалась наверстать непонятную и даже во многом незнакомую для меня тонкость человеческого общения и коммуникации. Психология меня захватывала, она позволяла лучше понимать людей, давала ответы на важные для меня жизненные вопросы и помогала наверстывать недостаток «социального» в моем лесном детстве.

Я решила поступать на психологический факультет. Записалась на подготовительные курсы, начала готовиться, штудировать дисциплины. История, обществознание – это было непросто, так как все школьные дисциплины в ИМУ остались на втором-третьем курсе, а старшие курсы училища были отданы под подготовку по специальным дисциплинам. Но я была настроена решительно.

Когда время экзаменов приближалось, к нам, как будто сочувственно, обратилась педагог, которая вела эти курсы, и сказала, что на психологический факультет нам не поступить, так как почти все места уже заняты «негласно». На социологию – тем более все распределено, разве что на социальную работу места останутся, но это совсем не то, что программа по психологии. «Умный же человек, наверное, дело говорит», – задумчиво размышляла я. И так искренне и сочувствующе выглядело все это, что мы с такими же, как я, жаждущими образования, включили режим нового поиска. Мне не хотелось заведомо провалиться на экзаменах, у меня не было средств, чтобы рассматривать платное обучение – об этом даже и речи не было в моей семье. Но я хотела учиться «по душе», не там, где придется, не там, куда попаду, а там, где мне действительно интересно, воодушевляюще, ценно – я иначе просто уже не могла.

Видимо, многолетнее исполнение придуманного не мною образовательного пути (даже если из самых благих побуждений), выстраданные годы баянного сна, полные разочарования и приобретенного неверия в собственные возможности, поставили большую отметину на внутреннем восприятии происходящего со мной. Я не могла и не желала выполнять чью-то волю без своего личного полного согласия, я не хотела плыть по течению, я не хотела следовать чьему либо мнению не убедившись, что имею личные схожие настроения в вопросе. А еще, я старалась прислушиваться к своему внутреннему голосу, желанию, к своей душе. Да! Мне потребовались долгие годы, чтобы начать распознавать, какое дело мне нравится самой, а какое – лишь проекция чужих желаний. Так много посвятив времени усердной учебе, я чувствовала, что должна идти за зовом своего сердца, лишь это могло подарить спокойствие и уверенность в том, что я сама выбираю и строю свою жизнь.

Вдруг однажды, проходя мимо музыкального училища, в котором я еще доучивалась и сдавала государственные экзамены, увидела прекрасное яркой объявление, непохожее ни на какое другое. «Гуманитарный факультет ИГХТУ, специальность «Культурология», специализация «Менеджмент в сфере культуры». Я загорелась! Очень! Пришла и сказала родителям: «Всё! Я нашла, собираюсь туда!». Дни экзаменов на тот и другой факультет пересекались, и нужно было выбрать куда я иду. Я выбрала культурологию.

Глава 4. О, дивный новый мир!

О дивный новый мир!

«О чудо! Сколько вижу я красивых Созданий!

Как прекрасен род людской!

О дивный новый мир, где обитают

Такие люди!» (Шекспир)

Культурология. Надо ли говорить, что многие даже не слышали о существовании такой профессии. Но настолько интересно, глубоко и объемно звучала для меня тогда анонсированная программа, что я на 100% решила учиться там. Не для «корочек», не для статуса, а для личного углубленного развития и совершенствования.

Подав документы на поступление, я узнала, что там очень высокий проходной балл по всем дисциплинами. Историю я сдала с блеском – к удивлению комиссии, мой ответ лился как песня, и необходимый отличный балл был набран! А вот с английским была «засада». Того, что я знала, хватало только для чтения и перевода, но никак не для приятной дружеской беседы. Английский я завалила и вместе с ним свою возможность поступить на культурологию в том году. Конечно, я была огорчена. Очень. И запасных вариантов себе не оставила, и так не хотелось пропускать год. Но дома меня поддержали тем, что надо постараться и выучить все до следующего года. Нашли преподавателя, который у себя на квартире обучал английскому предпринимателей, выезжавших за границу.

На следующий год я снова пошла поступать на культурологию. О колоссальном прогрессе в английском мне в удивленном шоке сообщила педагог по английскому, когда я сдала экзамен на высший балл. Казалось бы, я сделала все, чтобы достигнуть желаемого. Но вдруг на экзамене по истории вытаскиваю 13 билет, и из 50 с лишним билетов, которые я знала почти на зубок, там были какие-то русско-турецкие войны, нужны были даты сражений, наступлений, конфликтов. Напрочь не любя какие-либо войны, я не смогла раскрыть эту тему так, чтобы снова повторить прошлогодний фурор. Баллы были неплохие, но меня снова не приняли. Тогда, отчаявшись в конец, я попросила родителей помочь оплатить первый семестр. Они не были счастливы от этого, но выдали нужную сумму со словами, что больше одного семестра оплачивать ничего не смогут. На бесплатное отделение ребят переводили, но нужно было не только ждать, когда освободится место, но и так постараться, чтобы все предметы шли на отлично!

Я погрузилась в учебу по полной. И знаете, было так интересно все, чему там нужно было учиться, что я кайфовала от новых знаний, новых открытий, новых проектов! И, о боги, все срослось, так как я желала: благодаря своей усидчивости мне удалось наверстать и освоить новые дисциплины на высшие баллы. И место нашлось – меня перевели, и я продолжила обучение в стенах любимой «Культурологии» уже на свою повышенную стипендию. Два красных диплома (бакалавра и магистра культурологии) стали завершением моего шестилетнего обучения на этой душевной специальности.

Тем более, предлагаемая специализация «менеджмент в сфере культуры» давала надежду не просто стать «образованным и культурным человеком», а получить прикладные управленческие знания для применения своего потенциала. Я чувствовала, что ТАМ есть мое будущее.

Если на психфак нужно было готовить историю и обществознание, то на культурологию историю и английский язык. Союзники-музыканты поймут меня сразу и про историю, и про английский – я была слишком амбициозна!

Но стоп. Как это слишком? Я же не в МГИМО подала документы, а в ВУЗ родного города (хотя со мной на подготовительные курсы ходили ребята, которые готовились штурмовать и МГУ, и МГИМО – все возможно?). Вот тут снова можно уйти в размышления как создается планка, кто и чего достоин в этом мире… И я говорю не о самых невозможных вещах, а о том, что в каждом из нас с рождения заложен огромный потенциал, но в силу разных обстоятельств он не раскрывается или раскрывается не полностью, и стоит только углубиться в себя, свой жизненный путь, и мы сможем нащупать ниточки, которые рано или поздно покажут, где мы свернули не туда, где затормозили. Стоит ли бичевать себя за это? В какие-то моменты это происходит, наверное, с каждым. Но мы танцуем эту жизнь в настоящем времени, и если вы счастливы прямо сейчас, то можно отбросить все поиски – вы или на правильном пути, или уже нашли. А у меня было ясное чувство, что я еще не нашла.

Здорово же быть собой, с трепетом заниматься любимым делом, искренне интересоваться тем, что нравится? Кому-то удается встать на правильные свои рельсы еще в детстве, и только потом иметь силы и стремление укрупняться, шириться в своем предназначении. Их, кажется, направляет какой-то незримый наставник, или, может быть, это как раз та самая невидимая родительская опора? А кто-то годами стучится в разные двери, сбивается с пути и сворачивает по наитию в надежде нащупать свое истинное я.

Университетские годы были насыщенны самыми разными событиями, открытиями, впечатлениями. Сама учеба на гуманитарном факультете увлекала сполна, разностороннее погружение в мир искусства, разных культур, эпох, философию, религию, литературу и иностранные языки захватывали меня сполна. Душа пела, жизнь лилась и, казалось, что я наконец нашла свой путь!

Еще до поступления в университет, в свой «свободный» от учебных заведений год, скучая по музыкальным будням (и правда, будто что-то оторвалось от души, хотелось делиться своими умениями, и не хотелось, чтобы наработанный тогда слух пропадал), случайно узнала, что сокурсники из ИМУ поют в хоре «Шереметев-центра» при химико-технологическом университете. Там были «свои», и я решила пойти на прослушивание. Евгений Бобров меня сразу принял, и я осталась там на добрые почти семь лет. Хор стал моей большой семьей. В год, когда готовилась поступать, он был для меня местом творчества и самовыражения. Музыка снова была со мной, мы много выступали в Иванове и городах нашей области, ездили на фестивали и конкурсы в Питер, Москву, два года подряд отправлялись в Польшу и привозили иностранцев к нам в Ивановскую область. Помню, как загорелый мужской хор из Афин прогуливался по нашему Плесу подобно итальянской мафии. Было дружно, весело, интересно и ярко!

Ярко было и на культурологии. Всеобщий креатив факультета невозможно было остановить, особо ценилось то, что выливалось из студентов «через край» – быть уникальным, нестандартным, выделяющимся – это была норма факультета. И наоборот, если кто-то был «попроще», то это тоже сразу было заметно на фоне других «самобытных» студентов. Самовыражались во всем – от манеры одеваться, музыкальных и кино-предпочтений до способа писать курсовые и делать творческие проекты с перформансами и инсталляциями.

Там старались продумать все, даже студенческие практики. То мы жили в Москве и учились на Красной Площади в Историческом музее, то по две недели проводили в палатках на археологической практике и копали мезолитические слои. Вот только не понимала я прелести комариного царства и посиделок у костра – тогда это было совсем обычным для меня, чувствовалась еще усталость от лесной изоляции, и я особо не разделяла всеобщего восторга от сидения в земляной яме по 10 часов.

Казалось, что нас готовили для чего-то фундаментального и масштабного! Кто-то поехал покорять Москву и Санкт-Петербург, я же закончила магистратуру в Иванове, работая на факультете специалистом по методической работе, в это же время вышла замуж и ушла в декретный отпуск воспитывать свою первую малышку.

Глава 5. Решение изменить себя

Как правило, к началу своей профессиональной карьеры гуманитарий, как и любой специалист другой области усваивает ряд важный профессиональных компетенций, годами формировавшихся в нем педагогами и практиками. Процесс любого обучения культивирует те навыки и умения, которые необходимы в этой конкретной области. Большой вопрос – для чего именно эти компетенции нужны?

Обычно, формируя те или иные профессиональные навыки, разработчики образовательных программ ориентируются на дальнейшее профильное приложение выпускников. А каков процент тех, кто отказывается от профиля специальности в пользу более прибыльной или перспективной работы? Или еще обычнее – рынок труда попросту переполнен подобными специалистами, и выпускник оказывается не востребован, кому-то не хватает средств для продолжения научной деятельности, а кто-то сталкивается с жизненными обстоятельствами, которые требуют пересмотреть планы и действовать вопреки своим предположениям.

О чем же тут речь?

Человеку культуры в нашей стране нужно или уметь выкручиваться в тех условиях, которые доступны: работать на нескольких работах, совмещать должности, брать дополнительную нагрузку по часам, чтобы вырулить и в конечном счете насобирать подходящую сумму денег для покрытия необходимых житейских нужд. Или же, как часто случается, согласиться на предложенные «невкусные» условия оплаты труда, отречься от желания иметь комфортное материальное состояние и переключиться на иные формы подпитки личной состоятельности. Да, именно нематериальное поощрение является одной из основных форм благодарности со стороны работодателей сферы культуры.

И вот специалист решает поменять сферу профессионального приложения и от научной карьеры перейти к более прикладной, востребованной и, что говорить, более перспективной в финансовом отношении профессии, на которую есть куда больший спрос на современном рынке труда.

Это значит, что он, холеный выпускник в области изучения мировой культуры, русской̆ филологии или экзистенциальной̆ философии с научными регалиями и обилием исследовательских достижений, входит в мир других обсолютно ценностей и установок. У него уже есть картина мира, которая, как ему кажется, проецируется на все области. Он начинает двигаться в пространстве с закрытыми глазами, хотя ему так совсем не кажется. Он просто не может понять, что есть другие люди, у которых совсем иная картина мира. Как так?

Остановлюсь на личном примере. Началось все с того, что я получила первое музыкально-педагогическое образование. И, чтобы было нагляднее, скажу, что на государственных выпускных экзаменах, к примеру, по сольфеджио, нужно было, отвернувшись от клавиатуры фортепиано, определять на слух гармонические последовательности. Не только определять название аккордов, но и называть все ноты, из которых они состоят, а также по слуху записывать двух и трехголосные мелодические диктанты. И скажу честно, результаты мои были очень даже хорошие.

До сих пор, вспоминая об этом, хотя делаю это крайне редко, удивляюсь – как я могла это делать? Сейчас такие занятия кажутся чем-то из области акробатических трюков или фокусов, которые хороши только в цирке, в обычной же жизни вызывают лишь удивление. Чего стоили уроки дирижирования, чтения нот с листа, а также занятия по музыкальной гармонии, где нужно было снова и снова решать задачи.

Вот после таких умственных упражнений и тренировок, и, наверное, устав от них, я решила изменить свою жизнь и стать культурологом, поступив на внушавшую прекрасные перспективы специальность «менеджмент в сфере культуры».

И да! Тогда я думала, что таким образом меняю свою жизнь. Правда, так думала не только я одна, но и некоторые родственники и знакомые из моего окружения, которые также удивлялись моей силе воли и желанию изменить свою жизнь. Звучит как-то наивно сейчас, не правда ли? Хотя если разобраться, то вместо учителя музыки или артиста оркестра, которым я могла быть, для меня открывались горизонты сотрудника музея, архива или библиотеки, экскурсовода, а еще более заманчиво – специалиста городского или даже областного отдела по культуре в сфере госслужбы.

Я впитывала новые знания, добросовестно и вдумчиво прорабатывала всю новую информацию, которую получала в университете. Признаюсь честно, мне это очень нравилось, я ощущала, что развиваю кругозор, мышление, аккумулирую в себе уникальные культурологические знания. Я реально чувствовала, что подняла для себя планку, которую к тому же смогла преодолеть.

На последних курсах, пропитавшись культурологическими концепциями и философскими теориями, получив хорошую, по меркам города, профессиональную практику в государственных учреждениях культуры, в организации выставок и фестивалей, мне становилось понятнее, что да – я могу продолжать также, и нет – я не вижу особенных финансовых и карьерных перспектив для построения будущего, о котором робко фантазировала долгие годы, пока старалась «выбраться в люди». Не то чтобы это все не было интересным и увлекательным, но как-то разнилось с моими представлениями о собственной карьерной лестнице и, если хотите, мечтами.

Родственники же мои, мама, бабушка, в ранг моей успешности ставили в первую очередь статусность профессии, поэтому для них идеально было бы стать учителем, педагогом в ВУЗЕ, а еще выше – заведующей музеем или сотрудником управления по культуре. И скажу честно, я была совсем близка к исполнению их мечты. Ко времени окончания университета я уже работала специалистом по учебно-методической части в деканате факультета, на котором и училась, и могла бы там остаться на подольше или перейти в одно из учреждений культуры в помощники управляющего сектора.

Но на последнем курсе магистратуры я вышла замуж и забеременела первой дочкой, погрузилась в новую для меня материнско-супружескую жизнь и совсем выпала из уже привычной научно-образовательной среды.

У меня не было ни богатых родственников, которые могли бы обеспечить хороший уровень жизни, в то время как я бы продолжала быть частью «научной элиты», делая свой благой культурный вклад в город, который, возможно, никто бы и не замечал лет двадцать. А после, из уважения к такого рода служению, меня наградили бы грамотой мэра или даже губернатора с пучком лилий или гвоздик в придачу в знак неоцененной и неузнанной вовремя заслуги. Я не имела ни сбережений, ни наследства, которое могло свалиться на меня и решить за раз основные человеческие, да и женские потребности и желания. Даже мужа состоятельного и обеспеченного у меня не было – я не ставила на поиски второй половины подобные фильтры.