Невеста горца. Долг перед кланом

Когда я выхожу из ванной, тетя Латифа осматривает меня с ног до головы.

– Так лучше, – кивает она одобрительно. – Идем.

Я не отвечаю. Просто молча следую за ней по широкому коридору, затем по величественной лестнице, ведущей вниз. Каждый шаг отдается эхом в массивных стенах особняка.

Внизу, в большой столовой, ждет семья. Когда я ступаю на мраморный пол, все взгляды обращаются ко мне. Я замираю, чувствуя себя чужой, когда вижу, что за столом сидят только мужчины.

Во главе стола сидит дядя Чингиз, рядом стоит женщина, накладывая ему еду в тарелку. Она примерно возраста тети Латифы, но совсем другая. Немного полная, небольшого роста, с мягкими чертами лица и доброй улыбкой. Она смотрит на меня с интересом, но в ее глазах нет высокомерия.

– Подойди к столу, но не смей садиться, – резко говорит мне в ухо тетя Латифа. – Женщины в этом доме едят после мужчин. Просто поздоровайся и познакомься со всеми.

Я сглатываю, но не спорю.

– Поняла, – тихо отвечаю я, подходя и вставая рядом с дядей Чингизом. – Доброе утро!

Он поднимает на меня взгляд и кивает.

– Ты должна познакомиться с семьей, Мина, – Он жестом указывает на двух мужчин напротив. – Это твои кузены Азамат и Марат, они сыновья Латифы.

Я киваю. Они выглядят похожими на мать – жесткие лица, проницательные взгляды. Старший выглядит лет на двадцать пять, младший явно моложе меня и смотрит на меня с любопытством.

Затем дядя коротко кивает в сторону Асада, но ничего не говорит. Его молчание дает понять, что представлять Асада мне не нужно. Рядом с ним сидит еще один мужчина, постарше.

– Это дядя Адам, – продолжает дядя Чингиз. – Твой двоюродный дед, брат моего отца.

Я снова киваю, не зная, что сказать. Каждый из них молча оценивает меня.

Я не чувствую себя частью семьи. Я чувствую себя товаром на прилавке.

– Похожа на нашу кровь, это хорошо, – удовлетворенно говорит дедушка Адам и я сжимаю кулаки, чтобы промолчать, потому что его замечание звучит оскорбительно.

– Пойдем, – Латифа жестом велит мне следовать за ней.

Мы проходим на большую кухню, где пахнет свежей выпечкой и травяным чаем. К нам присоединяется та самая женщина, которая обслуживала дядю.

Она улыбается и обнимает меня.

– Добро пожаловать домой, Мина! Я Элиза, жена твоего дяди.

Я вздрагиваю. Жена? Она выглядит настолько кротко, что я не могу представить ее рядом с этим мужчиной.

– Не против помочь мне с завтраком? – спрашивает она.

Я чувствую, что этот вопрос – скорее формальность. Я не могу сказать “нет”.

– Конечно, – отвечаю я.

Я беру поднос, и мы вместе с тетей Элизой направляемся обратно в столовую, но как только мы проходим в комнату, я останавливаюсь, услышав разговор мужчин.

– Ей двадцать, пора выдавать замуж, Чингиз, – говорит дедушка Адам.

– Будет сложно найти ей мужа среди наших, – голос Асада звучит спокойно, безразлично.

Я замираю.

– Почему это? – невозмутимо спрашивает дядя.

– Из-за ее матери, – отвечает Асад. – И из-за того, что она росла вне семьи.

Кровь приливает к лицу. Он говорит обо мне, как о ком-то второсортном, обсуждая мой «недостаток», словно я – бракованный предмет.

На это я уже не могу промолчать.

– Мне не нужен муж! – громко говорю я, ставя поднос на стол с громким стуком.

Все замолкают. Я сжимаю кулаки, но не отвожу взгляда. Дядя Чингиз медленно поворачивает голову ко мне.

– Повтори.

Я поджимаю губы, но голос мой не дрожит.

– Мне не нужен муж, – четко повторяю я. – И уж тем более не нужно, чтобы кто-то искал его за меня. Когда я захочу выйти замуж, я сама выберу себе жениха.

Воздух сгущается. Дядя Чингиз откладывает вилку, его пальцы сжимаются в замок.

– Как ты смеешь так говорить со мной? – его голос звучит холодно и жестко.

Я не отступаю.

– Это моя жизнь, вы не можете решать за меня все.

Он наклоняется вперед, его взгляд ледяной.

– Ты женщина из семьи Ардашевых, – говорит он медленно. – Все наши женщины выходят замуж за достойных мужчин, выбранных для них родителями.

Мои пальцы впиваются в ладони.

– Значит, я просто должна смириться, что за меня все решат?! Просто потому что мой отец умер и вы назначили себя моим опекуном?

– Да, – спокойно отвечает он.

Я задыхаюсь от возмущения, но, прежде чем успеваю снова открыть рот, раздается резкий голос тети Латифы:

– Довольно!

Я оборачиваюсь и чуть не съеживаюсь от выражения ее лица. Она разгневана. О, она очень и очень зла, ее взгляд может убить в этот момент.

– Как ты смеешь так разговаривать с дядей, да еще при посторонних?! – шипит она, хватая меня за руку и бросая еще один злой взгляд на Асада. – А ну пошли со мной!

– Но я…

– Молчи! – дергает она меня сильнее. – Ты и так опозорила себя, если не хочешь усугубить ситуацию, ты немедленно выйдешь со мной.

Ее пальцы стальными тисками сжимаются на моем запястье, причиняя жгучую боль. Я не могу вырваться. Она тянет меня прочь из столовой, ее голос гремит в ушах:

– Ты еще не поняла, где находишься?

Я не отступаюсь, я тоже зла. На нее, на них на всех.

– Пусти меня! – резко вырываю руку, но она еще сильнее сжимает хватку.

– Не смей повышать голос в этом доме!

– Я имею право говорить о своей жизни! – огрызаюсь я. – Вы хотите, чтобы я просто молчала и делала, что мне говорят?!

– Именно! – гневно бросает она. – В этом доме женщины не спорят с мужчинами!

– Я – живой человек, а не вещь без собственного мнения!

– Ты не знаешь, где находишься, девочка!

– Знаю! – мои пальцы сжимаются в кулаки. – В клетке! В месте, где у женщины нет голоса!

Ее губы сжимаются в жесткую линию.

– Ты станешь позором для нашей семьи, – говорит она ледяным голосом. – За что мне такое наказание, лучше бы тебя вообще не было!

Я задыхаюсь от ярости.

– Если кто-то здесь позор, так это вы! – выпаливаю я. – Вы живете так, будто женщины – рабы!

Я даже не вижу, как ее рука взлетает в воздух, но чувствую жгучую боль на щеке. Голова откидывается в сторону, кожа горит. Я замираю, шокированная.

Она ударила меня.

Никто никогда не поднимал на меня руку.

– Если еще раз скажешь что-то подобное… – угрожающе низким голосом говорит тетя Латифа, – я выбью из тебя всю твою дерзость.

Я дрожу, но не от страха.

От ненависти.

Моя щека горит от удара, но я не опускаю голову. Я не позволю ей увидеть, что мне больно. Я не позволю им сломать меня.

Латифа смотрит на меня, ее глаза темные, злые, в уголках губ дрожит недовольство. Она прямо дышит властью, и ей не нравится, что я ей не подчиняюсь без вопросов.

– Иди в свою комнату, – ее голос звучит отрывисто, приказным тоном.

Я сжимаю губы, не двигаюсь.

– Немедленно, – она делает шаг вперед, и я знаю, что если не послушаюсь, то она ударит снова. – Посиди там, подумай над своим поведением. Завтрак ты не заслужила.

Я поднимаю на нее взгляд, полный ненависти, но она только ухмыляется, словно читает меня как открытую книгу.

– И не смей выходить, пока я сама не приду за тобой.

Я разворачиваюсь и резко шагаю прочь, почти бегом поднимаясь по лестнице.

Я сбегу.

Я ни за что не останусь в этом доме, не стану жить с этими ужасными людьми. Неудивительно, что папа не захотел оставаться в их семье, они же все злобные уроды!

Глава 3

Я молча сижу за столом, наблюдая, как дядя Чингиз переваривает утреннюю сцену. Он медленно пьет чай, его лицо непроницаемо, но по легкому напряжению в челюсти я понимаю – он недоволен.

– Она слишком дерзкая, – наконец говорит он, ставя чашку обратно на блюдце.

– Латифа ее перевоспитает, – говорит дедушка. – Не нервничай зря. Я пойду на прогулку.

Дедушке Адаму девяносто лет и он много времени проводит на свежем воздухе, так что его быстрый уход никого не удивляет. Но дядя Чингиз продолжает говорить о Мине, удивляя меня.

– Не знаю, как мой брат ее воспитывал, но Латифе придется заполнить многие пробелы, – вздыхает он.

– Мама с ней справится, дядя, не волнуйся, – злобно ухмыляется Марат.

– Ты думаешь, за кого ее можно выдать замуж? – игнорируя его, обращается ко мне дядя.

Я ненадолго задумываюсь, прежде чем ответить.

– Мина красивая, это плюс, – спокойно говорю я. – Если не ждать предложений от Байсангуровых и им подобных, ее вполне можно устроить в семью, которая проигнорирует тот факт, что она воспитывалась не здесь и ее мать не нашей нации. Думаю, многие уже знают о ее существовании и им будет интересно на нее посмотреть.

Дядя Чингиз хмурится.

– Кто сказал?

– Все уже знают, что ты взял на себя ответственность за племянницу, – говорю я. – Женщины не умеют держать язык за зубами, новость разлетелась по клану быстрее, чем мы бы хотели.

Он издает недовольный звук, но не спорит.

– Я не уверен, что ей можно доверять, девчонка совсем не видит границ, – говорит он после минутного размышления. – Но прятать ее я тоже не могу.

– Мы должны взять ее с собой на свадьбу Вахабовых, – предлагаю я. – Пусть люди на нее посмотрят. Там будет много достойных мужчин, которых привлечет ее красота, а уж когда они узнают, что она твоя племянница…

Он понимает, к чему я веду. С Чингизом Ардашевым многие хотят породниться и своих родных дочерей он выдал в самые уважаемые семьи, обладающие большой властью. Для Мины придется смириться с вариантом попроще, но зная его, он захочет побыстрее отделаться от нее, учитывая ее строптивый характер.

– Я хочу, чтобы она была правильно одета и вела себя достойно, – предупреждает он. – Ее будут оценивать не только мужчины, но и женщины.

– Ты прав, дядя, – вдруг вмешивается Азамат. – Надо побыстрее отдать ее замуж, чтобы не мучиться с ней.

Я скрываю усмешку. Вот идиот.

– Может, лучше выдать ее за кого-то из тех, кто работает на нас? – подает голос Марат. – Зачем зря так напрягаться?

Я замечаю, как Чингиз раздраженно дергает бровью.

– Не говорите ерунды, – пресекает он.

Оба недовольно замолкают, бросая на меня злобные взгляды.

Я их не замечаю. Я знаю, что они ненавидят меня. Они видят, что я ближе к дяде Чингизу, чем они, хотя я не его родная кровь. Они его семья по рождению, но именно мне он доверяет самые ответственные дела, именно к моему мнению он прислушивается, но меня это не радует. Я давно уехал бы отсюда, если бы мог. Я бы забрал своих сестер, и начал жить своей жизнью, вне клана.

Но я не могу бросить дядю Чингиза.

Два года назад он потерял обоих сыновей в автокатастрофе. После этого он начал полагаться на меня в делах, сделал своей правой рукой. Я не могу отвернуться от него.

Он мог не брать нас с сестрами в семью после смерти наших родителей. Мы были для него чужими, слишком дальними родственниками. До этого он даже не знал нас, но он не оставил бедных сирот, а взял под свою защиту. Я благодарен ему, но мне не нравится работа, которую он заставляет меня выполнять. И все же я остаюсь здесь, потому что он нуждается во мне. Этот человек дал мне семью, когда я потерял свою, но чем дальше я иду по его пути, тем больше понимаю – этот долг с каждым днем становится все тяжелей.

В комнате тишина, нарушаемая лишь приглушенными звуками из соседних помещений. Я смотрю, как дядя Чингиз хмурится, обдумывая мой совет. Азамат и Марат сжимаются от злости, но молчат.

Наконец, дядя Чингиз делает неторопливый глоток чая, а затем кивает.

– Хорошо. Она поедет на свадьбу, но Латифе придется следить за ней очень тщательно.

Я едва сдерживаю усмешку. Латифа будет в бешенстве.

Я все еще слышу ее голос, полный ярости. Вижу, как пульсирует вена на ее лбу от ярости. Надеюсь, Мина измучает ее как следует, потому что я терпеть не могу эту злобную суку.

Я помню, как Латифа воспитывала моих сестер.

Строго. Жестко. Без малейшей жалости. Она требовала абсолютного подчинения, муштровала маленьких несчастных девочек, потерявших родителей и нуждающихся в утешении. Мне тогда было шестнадцать лет, но они были мелкими и им приходилось сложнее.

Латифа хотела сделать из них безупречных женщин, которые не поднимут головы, если мужчина скажет им молчать. И, хотя я старался держать ее подальше от Анисы и Амиры, мне это не всегда удавалось.

Дядя хотел, чтобы я обучался наравне с его сыновьями и племянниками. Я учился в закрытой частной школе, жил в интернате, потом поступил в университет. У меня было мало времени, чтобы следить за сестрами, и в это время Латифа заполняла пробелы в их воспитании.

Я не забываю и не прощаю этого, но сегодня Латифа впервые за долгое время наткнулась на кого-то, кто не боится ее. И этим кем-то оказалась Мина.

Она не сломалась под ее гневом, не заплакала, не побежала умолять о прощении. Мина стояла на своем до последнего, такая маленькая и тщедушная по сравнению с ней.

Я не могу сказать, что одобряю ее поведение, но мне понравилось видеть, как Латифа была вне себя от злости. Она не привыкла, что ей перечат, не привыкла терпеть непокорных, и, если Мина сохранит свою дерзость, это может обернуться для нее бедой.

Но… Почему-то, я не хочу, чтобы она сломалась.

***

Я сижу на краю кровати, сжимая телефон в руках. Экран уже давно потух, но я не свожу с него взгляда, словно силой мысли могу заставить его зазвонить. Мама не ответила на мой звонок. Я оставила ей голосовое сообщение, умоляя ее перезвонить, но ответа так и не получила. Надеюсь, с ней все в порядке и она свяжется со мной, иначе я сойду с ума от тревоги.

Не проходит и часа, как дверь в мою комнату снова открывается. Латифа пожаловала. Мысленно я уже не называю ее тетей, потому что она не заслуживает уважительного обращения к себе.

Я моментально поднимаюсь с кровати, сжимая пальцы в кулаки.

– Пришла портниха, – говорит она ровным голосом. – Веди себя прилично при ней, она нам чужая. Если начнешь устраивать сцены и снова грубить, люди начнут говорить, что мы приютили в своем доме дикарку без манер.

Я согласно киваю, скрывая за смирением бурю внутри.

– Хорошо, тетя Латифа. Я больше не дам волю эмоциям.

Обдумав все, я поняла, что не могу бунтовать и мне придется вести себя очень-очень хорошо. Если я хочу сбежать, мне нужно, чтобы они поверили, что я смирилась, и ослабили свой контроль.

Мы спускаемся в одну из комнат на первом этаже, где нас ждет приятная молодая женщина. Она шустро снимает с меня мерки и явно побаивается Латифу, потому что говорит по минимуму.

Латифа выбирает ткани и фасоны для моих новых нарядов сама. Я сижу на диване, послушно киваю, не высказывая своего мнения. Мне все равно, во что меня оденут, потому что скоро эта одежда мне не понадобится. В самый неудобный момент мой желудок громко урчит и видя, как Латифа довольно усмехается, я едва сдерживаю гнев, но мысли о маме помогают.

Когда портниха заканчивает с замерами и удаляется, Латифа отводит меня обратно в мою комнату.

Дверь закрывается.

Проходят часы, меня не выпускают и даже никто не заглядывает. Я голодна и это становится уже невыносимым. Я ничего не ела со вчерашнего дня, а уже наступил вечер.

Так это будет продолжаться? Это их способ сломить меня?

Я лежу на кровати, обхватив себя руками, когда неожиданно дверь распахивается.

– Привет, это снова я.

Я вскакиваю. В дверях стоит Амира, жизнерадостно улыбаясь.

– Пойдем быстрее со мной, – говорит она.

– Куда?

– Ко мне домой. Поужинаем вместе.

Я колеблюсь.

– Мне нельзя выходить.

– Никто не заметит, – отмахивается она. – Латифа уехала в гости, а тетя Элиза нас не сдаст, даже если заметит. Мужчины заняты своими делами в кабинете, им все равно.

Я сглатываю, разрываясь между страхом и отчаянным желанием поесть. Голод побеждает.

– Хорошо, идем. Только незаметно.

– Мы быстро, не волнуйся ты так, – закатывает глаза моя новая знакомая, предлагая мне руку, как маленькой.

Дом Амиры находится на территории, как и несколько других домов, построенных на небольших расстояниях друг от друга. Он небольшой, двухэтажный, из светло-желтого кирпича. Настоящий семейный дом – светлый, уютный, совсем не похожий на каменную крепость, в которой меня заперли.

Амира сразу ведет меня на кухню, где уже накрыт стол.

– Садись, ешь, – улыбается она. – Асада нет, а наша сестра Аниса уснула, пока мы смотрели фильм. Ты потом с ней познакомишься.

Я не спорю. Здесь пахнет домашним хлебом и специями.

Мы сидим за столом, и впервые за весь день я ем досыта. Густой суп, свежий хлеб, тушеное мясо с ароматными травами – обычная еда, но для меня сейчас это настоящий праздничный ужин.

– Каково было расти здесь? – спрашиваю я, когда мы почти доедаем.

Амира опускает взгляд, ковыряя хлеб.

– По-разному, – отвечает она. – Но в детстве было трудно.

– Почему?

Она пожимает плечами, словно не хочет вдаваться в подробности, но потом все же говорит:

– Латифа пыталась сделать из меня и Анисы идеальных женщин. По ее меркам, естественно. Наша мама была совсем другой, и после того, как ты росла в любви, было очень сложно смириться с таким отношением.

Я понимаю, о чем она.

– Но потом Асад вернулся из университета, – продолжает Амира. – И мы с сестрой переехали к нему. С тех пор Латифа больше не может нас контролировать.

– И он вас защитил?

– Он просто забрал нас от нее, – тихо говорит она. – Мы не ходим в большой дом, если нас не зовут. Мне нравится жить здесь только нашей маленькой семьей, быть самой себе хозяйкой, готовить, что хочу именно я, одеваться в то, что выбрала себе сама. Хотя, скоро в нашем доме появится еще один новый человек, – говорит она с хитринкой в голосе.

– Правда? Кто?

– Ну, Асад же женится, – она делает глоток воды и улыбается. – Надеюсь, мы найдем с ней общий язык и она окажется нормальной.

Я удивленно моргаю.

– Ты не знакома с его невестой?

Амира качает головой.

– Нет, видела ее всего один раз издалека, так что не могу сказать, какая она.

Любопытство пронзает меня при мысли о том, кто мог польстится на этого мужчину-стену. Он же жуткий и кажется безэмоциональным.

– А на ком он женится? – спрашиваю я, сама не понимая, зачем мне это знать. – Его тоже заставляют или он сам нашел себе невесту?

Амира хихикает.

– Мало кто может заставить Асада делать то, чего он не хочет. Даже дядя Чингиз.

Я прикусываю губу.

– Значит, он сам ее выбрал?

– Да. Они познакомились в прошлом году и какое-то время общались. Теперь собираются сыграть свадьбу в конце лета. Через два месяца.

Именно в этот момент резко открывается дверь и я вздрагиваю.

На пороге стоит высокий мужчина-стена. Черные волосы, густая борода, резкие, словно высеченные из камня, черты лица.

Почему-то, при виде него, у меня всегда перехватывает дыхание и сердце бьется чаще. Глупая реакция!

Темный взгляд Асада сразу же цепляет меня, и на этот раз он не спешит опустить глаза и проигнорировать меня. Мои пальцы сжимаются на краю стола.

– Что она здесь делает? – его голос глубокий, чуть хрипловатый.

Амира пожимает плечами.

– Ужинала со мной. Она весь день ничего не ела.

– Не твоя проблема.

Я чувствую, как мое лицо наливается жаром.

– Меня заперли в комнате, – говорю я, встречаясь с ним взглядом.

Он даже не моргает.

– Тогда тебе положено оставаться там, где тебе сказали.

Я сжимаю зубы от возмущения.

– Даже без еды?

– Ты не умрешь от голода.

Я резко встаю, чувствуя, как злость забирается под кожу.

– Какой ты великодушный!

Асад делает шаг ближе.

– Ты забыла, где находишься?

Я скрещиваю руки на груди, вызывающе встречая его взгляд.

– Нет. Но мне никто не говорил, что здесь меня собираются морить голодом.

В комнате повисает напряженная тишина. Амира нервно сглатывает, явно не зная, как смягчить ситуацию. Асад приподнимает бровь, но в его глазах не отражается ни капли эмоций.

– Осторожнее, – произносит он, чуть склонив голову набок.

– Осторожнее с чем? – я поднимаю подбородок, не желая показывать страх.

– С тоном.

– Интересно, почему ты решил, что имеешь право указывать мне, как говорить?

Он делает шаг ближе, и я невольно задерживаю дыхание.

– Потому что ты в моем доме, – спокойно отвечает он.

– И что будет, если я не прислушаюсь? – упрямо продолжаю спорить с ним.

– Асад, не надо… – умоляюще смотрит на него Амира.

– Я могу постоять за себя, – обрываю ее, глядя прямо в глаза ее братцу. – Ты ошибаешься, если думаешь, что можешь запугать меня

Он криво усмехается.

– Запугать тебя? – в его голосе скользит тень насмешки. – Поверь, если бы я хотел тебя запугать, ты бы уже дрожала.

– Какой ты скромный.

Асад сжимает челюсть.

– Ты слишком невоспитанная. Нужно что-то с этим делать.

Во мне все закипает и я вскакиваю на ноги.

– Не тебе меня учить манерам!

Он хмыкает, но в глазах мелькает что-то опасное.

– Кто-то же должен.

– Явно не ты.

Он глубоко вдыхает и чуть ли не закатывает глаза, словно я безумно его раздражаю.

– Мне надоел этот бессмысленный разговор. Амира, веди ее обратно! Сейчас же.

Амира неохотно встает, глядя на меня с извиняющейся улыбкой. Мое лицо заливает краска от его уничижительного тона, от того, что меня выгоняют, как воришку, проникшего в дом тайком, отчитав перед этим, и я едва сдерживаю слезы унижения, отводя взгляд в пол и быстро направляясь к двери.

Какой же он гад!

Самодовольный, самовлюбленный, ужасный мужлан! Ноги моей больше не будет в его доме, даже если я буду умирать с голоду!

Глава 4

Не проходит и десяти минут после моего возвращения от Амиры, как дверь в мою комнату неожиданно открывается. Я сразу напрягаюсь, но это не Латифа. На пороге стоит тетя Элиза – жена дяди Чингиза.

– Я принесла тебе поесть, – говорит она спокойно, ставя передо мной поднос.

Я моргаю, не ожидая подобной заботы. Она выглядит доброжелательнее, чем Латифа, в ее взгляде нет той холодной отстраненности, к которой я уже начинаю привыкать.

– Спасибо, – произношу осторожно, но тетя Элиза лишь кивает и выходит из комнаты, не ожидая, что я стану говорить дальше.

Когда дверь за ней закрывается, я смотрю на поднос. Тушеное мясо, рис, свежие овощи. Запах аппетитный, но я уже наелась у Амиры. Я съедаю немного, чтобы не выглядеть неблагодарной, а потом снова тянусь за телефоном и набираю мамин номер.

Идут длинные гудки.

Я замираю, ожидая снова наткнуться на глухую тишину, но вдруг в динамике раздается сонный, чуть охрипший голос:

– Мина?

У меня перехватывает дыхание.

– Мама! – я вскакиваю с кровати, прижимая телефон к уху. – Где ты? Почему ты не отвечала?!

– Прости, милая, – она тяжело вздыхает. – Я не слышала звонка. Телефон был на беззвучном. Слегла с давлением и проспала почти весь день.

Я крепче сжимаю телефон, чувствуя, как внутри что-то отпускает. Она в безопасности. Она дома.

– Ты уверена, что все хорошо? Тебе стало лучше?

– Все прошло Мина, не переживай. Просто я слишком много переживала, – ее голос звучит устало. – А ты? Как ты там?

Я задерживаю дыхание. Я не могу рассказать ей, что меня держат взаперти, что Латифа относится ко мне как к куску мяса, который нужно упаковать по ее правилам.

– Все нормально, – выдыхаю спокойно. – Просто другой город, все новое. Нужно привыкнуть.

Мама расспрашивает меня о подробностях, о семье, и я вынуждена ей лгать, что меня приняли с распростертыми объятиями, потому что не хочу ее волновать. Но после разговора с ней мне самой становится легче. Я забираюсь под одеяло и наконец засыпаю.

***

На следующее утро меня будит Латифа. Мое наказание отменили, мне снова можно есть и выходить из своей комнаты. К сожалению, большую часть этого и следующего дня посвящены нудным советам и лекциям Латифы о том, как я должна себя вести, а также ее рассказам о предстоящей свадьбе, на которую мы приглашены. К сожалению, Амиру в эти два дня я больше не вижу, она не приходит в главный дом, а я не могу пойти к ней после того, как ее противный брат меня выгнал в прошлый раз.

Рано утром в день торжества меня будит резкий голос.

– Вставай. – Я открываю глаза и вижу Латифу, стоящую у кровати с недовольным лицом. – Поднимайся быстрее! Портниха успела доставить тебе платье для торжества. Ты должна привести себя в порядок.

Я сажусь на кровати, пытаясь прийти в себя, но она уже выходит.

Платье, которое мне приносят, ошеломляет меня своей красотой. Нежно-розовая ткань мягко драпируется на груди множеством складок, выделяет мою тонкую талию и струится вниз легкой юбкой в пол. К нему идут молочного оттенка туфли-лодочки и ажурный платок, который прикрывает мои волосы, но не скрывает их полностью. Я закручиваю волосы в мягкие локоны, оставляя их ниспадать почти до талии, а затем наношу макияж: легкая пудра, румянец, немного теней и розовая помада в тон платью. Косметику мне тоже предоставила Латифа и это тяжелый люкс. Кто бы сомневался, что она купит только все самое дорогое!