Невеста горца. Долг перед кланом

Злата Романова

Невеста горца. Долг перед кланом

Пролог

«Если меня поймают, то убьют», – крутится в голове одна и та же мысль, пока я бегу по каменистой дороге, потеряв по пути порвавшиеся тапки.

Дядя не пощадит меня. Женщина, сбежавшая из дома, принесла позор семье. Он не будет разбираться, что я не просила этого брака, не хотела вообще выходить замуж. В глазах клана я уронила его честь своим поступком, но мне все равно.

Я знаю, что бывает с такими, как я. Если меня найдут, то приведут обратно, а потом… Может забьют до смерти, может, просто пристрелят. Я не хочу думать, что будет потом! Слишком страшно.

Я бегу изо всех сил.

Темная ночь окутывает горы, воздух пропитан запахом пыли и сухой травы. Камни под босыми ногами режут кожу, но я почти не чувствую боли. Только страх. Он сдавливает грудь, не давая дышать, загоняет меня дальше.

Я спотыкаюсь и лечу вперед. Острая боль пронзает ладони, когда я падаю, царапая кожу о камни. Колени вспыхивают огнем, но я не позволяю себе задержаться даже на секунду. Вскидываю руки, цепляюсь за землю и снова встаю.

Бежать. Бежать, пока могу.

Впереди, за изгибом дороги, должно быть шоссе. Если я доберусь до него, если успею скрыться в подлеске, меня не найдут сразу. Я спрячусь, подожду и поймаю попутку в город. Другого выхода нет.

Я ускоряюсь, сердце колотится в висках, каждая клетка тела кричит от изнеможения.

Но вдруг…

Позади раздается звук. Глухие шаги. Тяжелые, уверенные.

«Нет!»

Я рвано выдыхаю, пытаясь ускориться, но он уже рядом.

Меня преследуют. Я слышу, как камни поддаются под его весом. Чувствую его приближение и обернувшись, громко вскрикиваю от страха. Асад!

Он нагоняет меня так быстро, будто я вообще не бегу. Еще секунда – и он выходит из тени, словно сама смерть. Высокий, непоколебимый, почти беззвучный в ночной темноте. Его глаза – две черные пропасти, а лицо высечено из камня.

Я резко отступаю назад, но он просто стоит, преграждая мне путь.

– Назад, – выдыхаю я, не узнав собственный голос. – Не подходи!

Он молчит. Его взгляд тяжелый, острый, как кинжал.

– И куда ты собралась? – Его голос спокоен, но в нем нет ни капли тепла. – Думаешь, я позволю тебе уйти?

Я сглатываю, спиной ощущая пустоту позади.

– Я не пленница, – бросаю я, даже не веря в собственные слова. – Ни ты, ни дядя не имеете права удерживать меня здесь.

– Ты принадлежишь нашему роду, – говорит он, не сводя с меня глаз. – И когда ты сбежала, ты поставила под удар не только себя, но и меня.

Я сжимаю руки в кулаки, едва удерживаясь, чтобы не закричать.

– Ты не понимаешь…

– Понимаю. – Его голос становится тише, но жестче. – Но у нас нет выбора, Мина.

Я смотрю на него, не понимая.

– Завтра мы поженимся.

Мир рушится.

– Что?

– Из-за твоего побега свадьба состоится завтра. Без торжества, без гостей. – Он делает шаг ко мне, и я невольно отступаю. – Чем быстрее ты станешь моей женой, тем легче мне будет за тобой присматривать. Дядя умыл руки.

Мои губы дрожат.

– Ты не можешь…

– Могу. – Его голос холоден, как сталь. – Ты ничего не сможешь с этим сделать, Мина. Смирись.

Я бешено качаю головой, в груди взрывается паника.

– Нет! Я не выйду за тебя, Асад! Ты не можешь заставить меня!

Он усмехается, но в этой усмешке нет ни тени веселья. Только усталость и принятие.

– Заставить? – повторяет он, подступая ближе. – Ты уже перешла ту черту, где у тебя был выбор. После того, что ты сделала, я либо беру тебя в жены, либо ты навсегда исчезаешь.

Я ловлю его взгляд и застываю. Он не шутит.

– Ты понимаешь, что твой побег – это плевок в лицо дяде? – продолжает он. – Думаешь, он оставит тебя в покое, если ты сбежишь? Не будь ребенком, Мина, сегодня я спас тебя от смерти, потому что он не собирался церемониться с тобой. Ты и так достаточно долго играла на его нервах.

Я сжимаю зубы, замирая на месте.

– Ты сломал мне жизнь…

– А ты думаешь, что я хотел этого брака? – Асад говорит тихо, но в его голосе столько силы, что меня пробирает холод. – Ты всего лишь долг, который я выплачиваю. Не только твоя жизнь ломается, Мина.

Меня пронзает боль унижения от его слов, но он продолжает:

– Если бы не дядя, я бы даже не посмотрел в твою сторону.

Я резко отворачиваюсь, но он не дает мне уйти от этих слов.

– Но теперь ты моя. Завтра я поставлю на тебе печать, и ты уже никогда не сбежишь.

В воздухе повисает тишина. Он стоит так близко, что я чувствую его дыхание на своей коже. Мне неуютно от такой близости и я делаю шаг назад, радуясь, что он хотя бы не прикасается ко мне.

– Теперь иди, – приказывает Асад, кивая в сторону тропы, ведущей обратно к дому. – Не вынуждай меня вести тебя силой.

Я дрожу от ярости и страха, но шагаю вперед. Асад молча идет рядом, как стражник, контролируя каждое мое движение. Мои ноги болят и кровоточат, подол длинного платья весь в пыли, а платок слетел с меня еще во время сумасшедшего бега. Я, наверное, выгляжу, как оборванка, но, когда дядя увидит меня без платка, одной пощечиной я, как в прошлый раз, не обойдусь, и встреча с ним пугает меня до смерти.

Когда мы доходим до больших ворот, охрана отводит взгляды, открывая нам, а Асад не уходит в сторону своего дома, оставив меня во дворе. Он провожает меня до самой входной двери и от его присутствия мне становится немного спокойнее, потому что, если кто и может не дать дяде зайти слишком далеко, так это он.

– Тихо иди к себе и не выходи до утра, – говорит он мне, заходя в пустынный холл, утопающий во тьме. – Подумай этой ночью, что для тебя предпочтительнее, Мина: смерть или брак со мной? Потому что завтра тебе придется сделать этот выбор.

Бросив на меня предупреждающий взгляд, он уходит, а я бегу в свою спальню и закрыв за собой дверь, сползаю по ней на пол, сворачиваясь калачиком и рыдая в свои исцарапанные и кровоточащие ладони.

Глава 1

Месяц назад

Я вернулась из университета, бросила сумку на тумбу у входа и направилась в кухню, надеясь найти что-нибудь поесть. Но стоило мне шагнуть в коридор, как что-то изменилось. Маминого голоса я не слышу, но кто-то явно разговаривает. Я замираю у порога гостиной, не веря своим глазам.

На кресле сидит незнакомый мужчина, до жути похожий на моего папу.

Суровый, седой, с резкими чертами лица, одетый в строгий черный костюм. Его взгляд тяжелый, пронизывающий, такой, от которого хочется отступить назад и съежиться, но я заставляю себя смотреть прямо.

Мама стоит рядом, бледная, сжимая край платья в руках.

– Мина… – Голос у нее дрожит. – Это твой дядя Чингиз, брат твоего отца. Он приехал, чтобы повидаться с нами.

– Дядя? – повторяю я медленно, взглядом изучая этого незнакомца. В моей жизни никогда не было никакого дяди, папа вообще не говорил о своих родственниках и избегал вопросов о них.

Этот дядя он не сводит с меня глаз и это нервирует.

– Я приехал не просто повидать тебя, Мина, – его голос звучит твердо, властно, будто он привык отдавать приказы. – Я приехал, чтобы забрать тебя домой.

В голове гулко отдаются его слова. Забрать? Зачем, куда?

– Вы… вы что, шутите? – Я отступаю на шаг, отчаянно ища в маминых глазах ответы, но мама молча отводит взгляд в сторону.

– Ты дочь моего брата, – продолжает дядя. – И ты принадлежишь нашей семье. Теперь, когда его больше нет, я не могу оставить тебя здесь без присмотра.

Я судорожно вдыхаю воздух.

– Нет, – качаю головой. – Спасибо вам большое, что беспокоитесь, дядя, но я не хочу никуда уезжать. У меня есть мама, за мной не нужно присматривать, я уже взрослая.

Он даже не моргает.

– Ты – часть нашего рода. И по традициям ты должна быть под защитой своей семьи.

– Но моя семья – это мама! – Мой голос невольно повышается и судя по прищуренным глазам, ему это не нравится.

– Вижу, твоя мать не дала тебе нужного воспитания, раз ты смеешь так говорить со мной, – с презрением смотрит он на меня. – Я – не мой брат, Мина, я не собираюсь потакать женским капризам. Иди и собери свои вещи, иначе пойдешь как есть.

Я резко оборачиваюсь к маме. В отчаянии, в надежде, потому что этот человек с пронизывающим взглядом пугает меня до дрожи.

– Мам, скажи ему! Скажи, что это безумие и я никуда не поеду!

Она не смотрит мне в глаза.

– Мама?! – Я хватаю ее за руки, чувствуя, как меня накрывает паника.

– Мина… – Голос у нее ломкий, словно она вот-вот расплачется. – Я не могу… Я не смогу защитить тебя.

– Что?! – Мне кажется, будто меня ударили. – Ты просто отдашь меня незнакомым людям?! Я совершеннолетняя! Никто не может решать за меня, где мне жить!

Она быстро сжимает мои пальцы, словно умоляя замолчать. И шепотом, так тихо, чтобы дядя не мог услышать, произносит:

– Не спорь. Мы в опасности. Согласись, Мина.

Холод пробегает по спине. Я всматриваюсь в ее лицо, ищу там хоть крупицу понимания, но ее губы остаются плотно сжатыми.

– Он опасен, – ее голос дрожит, почти неслышный. – У него огромная власть, ты должна поехать с ним.

– Но…

– Не спорь!

Ее глаза наполнены слезами, в них ясно виден страх. Я разом замолкаю.

– Собирайся, – жестко повторяет дядя. – Мы уезжаем через десять минут.

Я дрожу. Мир рушится. Я снова хватаю маму за руки, сжимая их изо всех сил, как будто только она может спасти меня, но мама только тянет меня в коридор, в сторону моей комнаты, и заведя внутрь, плотно закрывает дверь.

– Мам, пожалуйста, – шепчу я, задыхаясь. – Не оставляй меня. Не отдавай меня ему!

Ее слезы падают на щеки крупными каплями.

– Я не могу, милая… – голос мамы срывается. – Если бы могла, я бы…

– Но ты можешь! – У меня дрожат руки. – Мы можем просто уйти! Обратиться в полицию! Давай позвоним в полицию прямо сейчас!

Она закрывает глаза.

– Это бесполезно, Мина. Ты не понимаешь, кто он. Полиция ничего ему не сделает, милая. Даже если мы сбежим, они найдут нас и будет только хуже.

Я застываю.

– Кто они?

– Род твоего отца, – закрывает она глаза в поражении. – Они найдут нас везде, ты не представляешь, как их много и насколько они влиятельны.

Мне кажется, мое сердце разрывается на куски.

– Мам, ну почему?! – Слезы текут потоком, и я бросаюсь к ней, вцепляясь в ее плечи. – Почему ты ничего не сделала? Почему вообще впустила его?

Она плачет.

– Я не думала, что они интересуются нашей семьей, Мина. Они отреклись от твоего отца, двадцать лет не виделись с ним. Как я могла знать, что они захотят тебя забрать? Ты же не ребенок, ты уже взрослая девушка, студентка, но их это не волнует. Мы не можем противостоять им, хорошая моя, – говорит мама. – Их семья сильнее, чем ты думаешь. Богаче, влиятельнее. Их власть распространяется не только по Кавказу. У них связи по всей России.

Я трясу головой, отказываясь понимать.

– Это не может быть правдой…

– Это правда. – Всхлипывает она. – Политики, бизнесмены, люди, которые держат целые города… Ты правда думаешь, что мы могли бы их остановить?

Я падаю на колени, зажимая лицо руками.

– Они бы убили меня, если бы я сказала “нет”, – едва слышно говорит мама. – И ты осталась бы совсем одна.

Я вскидываю на нее шокированный взгляд. Она вытирает слезы, но ее лицо жесткое, непреклонное.

– Ты поедешь, Мина. Потому что так нужно, – шепчет она.

– А что будет со мной? – спрашиваю я дрожащим голосом.

Она закрывает глаза.

– Я не знаю.

И в этот момент я понимаю – она сдалась. Она действительно не собирается бороться за меня.

Мама пытается утешить меня, обнимая, но я словно застыла, и внутри, и снаружи. Я уже не чувствую ничего, кроме шока, который охватывает мой разум. Я просто смотрю в пустоту, понимая, что моя жизнь изменилась раз и навсегда, а впереди меня ждет только пугающая неизвестность.

***

Я сжимаю зубы, чтобы не разрыдаться, когда дядя ведет меня к входной двери с сумкой, в которую я без разбора побросала свои вещи.

– Мам, – хриплю я, срываясь на шепот, когда в последний раз обнимаю ее. – Не отпускай меня… Пожалуйста!

Она вздрагивает и слабо касается моей щеки нежной рукой.

– Ты справишься, – тихо говорит мама, но сама не верит в это.

Дядя Чингиз недовольно цокает языком и хватает меня за локоть, заставляя сделать шаг.

– Не устраивай сцен.

Я сжимаюсь от его холодного голоса, но не сопротивляюсь. Мама остается стоять в дверях. Она смотрит мне в след, но не пытается догнать, не кричит, что любит меня.

И именно это больнее всего.

Я сажусь в черный джип, кожа сидений холодная и пахнет дорогой кожей и мужскими духами. Чингиз садится рядом, дает короткий приказ водителю, и машина трогается. Я поворачиваюсь к окну, но мама уже исчезла за дверью. В салоне гробовая тишина. Я украдкой бросаю взгляд на дядю. Он суровый, холодный, словно высечен из камня. В его профиле нет ни капли мягкости, только резкость и сила.

– Почему вы забрали меня? – мой голос почти не дрожит, но я чувствую, как холодеют пальцы.

Дядя лениво поворачивает голову.

– Потому что ты – наша кровь.

– Но я вас даже не знаю.

– Теперь узнаешь.

Я стискиваю зубы.

– Я совершеннолетняя.

Он усмехается, но в этой усмешке нет ни капли веселья.

– Пока ты не переехала в дом мужа, ты – моя ответственность, Мина. Овцы не могут пастись сами по себе, им нужен пастух, который будет направлять их.

Я резко отворачиваюсь, чтобы не ляпнуть, что я не овца, а человек. Я уже начинаю понимать, что из себя представляет мой дядя, и не хочу его злить. Кто знает, вдруг он считает нормальным поднимать палку на непослушных овец?

Мне страшно. Я не знаю, куда меня везут. Не знаю, что меня ждет.

Мы садимся на самолет и летим больше трех часов. Когда самолет идет на посадку, сердце грохочет в груди. Я выбираюсь из кресла, спускаясь по трапу следом за дядей, но воздух кажется тяжелым.

Я почти не слышу, что он говорит, когда выходит в зал прилета, но его голос сразу вытягивает меня из моих мыслей.

– Асад! – зовет он громко и я тут же смотрю вперед.

У выхода из аэропорта нас ждет высокий мужчина. Очень высокий. Массивный, широкоплечий, с темными волосами и короткой ухоженной бородой. Он одет просто, но явно дорого, но меня цепляет не его привлекательная внешность, а другое.

Глаза.

Черные, глубокие, непроницаемые.

Он едва ли замечает меня. Его взгляд проходит сквозь, будто я – пустое место, сосредоточившись только на человеке, идущим рядом со мной.

– Здравствуй, дядя Чингиз, – говорит он. Голос низкий, мужественный. – Надеюсь, все прошло хорошо.

– Без проблем, как и ожидалось, – отвечает дядя Чингиз, покровительственно кивая.

Я ощущаю, как он доминирует даже в этой беседе, как держит себя выше, словно этот мужчина – его подчиненный.

– Рад это слышать. Машина ждет, – говорит он.

Дядя едва кивает, затем смотрит на меня.

– Мина, – говорит он твердо. – Это Асад, мой племянник.

Я моргаю.

– Племянник? – повторяю, медленно переводя взгляд на высокого мужчину, который до сих пор не удостоил меня взглядом. – Так ты мой кузен?

Дядя Чингиз хмурится, словно я сказала глупость.

– Нет, – говорит он резко. – Асад – сын моего четвероюродного брата, но я зову его племянником. Для тебя он чужой мужчина, так что не вздумай фамильярничать! Ты не можешь оставаться с ним наедине и не можешь считать его родственником.

Холод пробегает по моей спине от его жесткого тона и унизительных замечаний. Что я такого сказала? И с чего бы мне «фамильярничать» с Асадом? Я просто хочу больше узнать о семье, в которой мне предстоит жить.

Асад стоит неподвижно, словно даже не слушает этот разговор. Его лицо ничего не выражает. Я даже не знаю, что меня больше пугает – слова дяди или то, как Асад их игнорирует. Неужели он боится посмотреть на меня, потому что у них здесь настолько строгие обычаи? Я никогда не слышала от папы ничего подобного. Конечно, он запрещал мне встречаться с мальчиками, не отпускал из дома после наступления темноты, настаивал, чтобы я носила платок и вообще воспитывал в своей религии, но настолько строгим он не был. Это переходит все границы.

Меня увезли в новый мир и я уже чувствую, что здесь мне не рады.

Выйдя из аэропорта, мы садимся в машину. Несмотря на то, что меня игнорируют, Асад все же берет мою сумку вместе с сумкой дяди, не заставляя меня и дальше нести ее самой. Он открывает перед дядей дверь, пропуская его внутрь первым. Он уважает его, это видно. Затем садится сам – впереди, за рулем. Я устраиваюсь на заднем сиденье в одиночестве и это радует.

За окном мелькает новый город и я жадно осматриваюсь, но он быстро остается позади, сменяясь автотрассой, а затем и извилистой дорогой в горы. Мы едем часами и это ужасно. Я вымотана.

– Как дела с братом Корхана? – раздается голос дяди, когда я резко просыпаюсь от полудремы из-за неровного участка дороги.

– Все улажено, – отвечает Асад ровно.

– Они отдали долг?

– Почти. Остаток выплатят через неделю.

– Если не выплатят – ты знаешь, что делать.

– Разумеется.

Я напрягаюсь. Разговор деловой, четкий, без эмоций, но его смысл я понимаю слишком хорошо.

Долги. Выплаты. Чем занимаются эти люди?

Я украдкой смотрю на Асада. Его профиль строгий, резкий, ни одной эмоции на лице.

– А что с Русланом? – дядя снова говорит спокойно, будто обсуждает погоду.

– Пока держит слово.

– Пока?

Асад на секунду медлит, а затем говорит:

– У меня есть сомнения.

– Я тоже не доверяю ему, – дядя кивает. – Присмотри за ним, возьми больше людей.

– Уже занимаюсь этим.

Я чувствую, как ледяной ком опускается в желудок. Асад, видимо, не просто работает на дядю. Он один из тех, кто решает его вопросы, и не теми методами, которые можно назвать законными.

Я сжимаю пальцы в кулак, стараясь не подавать виду, что мне не по себе. Куда я вообще попала?

«Боже, папа, ну почему ты никогда не рассказывал мне о своей семье? Кто эти люди и чего мне от них ждать?»

Глава 2

В конце концов мы доезжаем до высокой стены с большими коваными воротами, которая опоясывает на первый взгляд огромную территорию. Охрана дает нам проехать через автоматические ворота и впервые увидев дом дяди, я застываю.

Перед нами возвышается крепость. Это не просто дом. Это целая цитадель.

Огромный, массивный особняк, выстроенный из темного камня, с большими входными дверями и резными окнами.

За высокими стенами, огораживающими эту территорию от мира, раскинулась обширная территория. Вокруг главного здания виднеются еще несколько больших домов, но они определенно меньше особняка.

– Это все…

– Семейные дома, – отвечает дядя Чингиз, даже не дав мне договорить. – Здесь живут ближайшие члены семьи.

Такого я точно не ожидала.

Когда машина останавливается и мы выходим у главного дома, я замечаю женщину, которая вышла нас встречать. Ей не меньше сорока лет, она хмурая и выглядит совсем недружелюбной. Высокая, статная, с резкими чертами лица. Волосы спрятаны под платок, темное платье без единой складки.

– Мина, – сухо говорит мне дядя. – Это моя сестра Латифа. Она твоя тетя и ты должна слушаться ее во всем.

Тетя? Я смотрю на нее, но ничего не говорю.

– Не поздороваешься со мной? – неожиданно подает голос тетя. – Где твои манеры?

– Здравствуйте, – выдавливаю я из себя, злясь, что меня отчитывают, как ребенка.

Я к ним не просилась, они силой забрали меня и рассчитывали на доброжелательность?

– Проводи ее в комнату и осмотри ее вещи, – приказывает дядя. – Все, что не подходит, выбрось. Завтра утром ее представят семье. Проследи, чтобы она была одета должным образом.

Латифа кивает.

– Разумеется. Спокойной ночи, брат.

– И вам, – кивает дядя. – Асад, идем со мной в кабинет.

Я дрожу от злости, но ничего не говорю. Молча следую за тетей по широкому коридору, ощущая, как стены давят со всех сторон.

– Это твоя комната, – объявляет она, открывая массивную дверь.

Я выхожу вперед и замираю. Комната огромная, роскошная. Громадная кровать, шкаф, туалетный столик, мягкие кресла, бархатные шторы. Тут даже камин есть! Я словно не в спальню попала, а в королевские покои, и не в хорошем смысле. Я не чувствую комфорта.

Сделав несколько шагов вперед, я разворачиваясь к тете.

– Расскажите мне о семье, тетя Латифа, – прошу я, и сама удивляюсь, что мой голос дрожит. Я чувствую себя потерянным ребенком и втайне надеюсь хоть на какое-то тепло от этой женщины. – Папа никогда не рассказывал мне о вас.

Тишина.

– Я даже не знала, что у меня есть дядя, – продолжаю, проигнорировав неловкую паузу. – Папа был младше или старше? У вас есть еще братья или сестры?

Она смотрит прямо, но ее взгляд холодный, как лед.

– В этом доме о твоем отце не говорят, – резко обрывает она.

Я вздрагиваю.

– Почему?

– Ты задаешь слишком много вопросов. Лучше бы тебе держать язык за зубами, если не хочешь расстроить Чингиза! – недовольно говорит она, а потом разворачивается к кровати и опрокидывает на нее все содержимое моей сумки, начиная рыться в вещах.

– Эй! – Я делаю шаг вперед, сердце грохочет. – Это мои вещи!

Она не останавливается. Разбирает одежду, даже белье, оценивает, а потом морщит губы.

– Все это не подходит.

Я сжимаю зубы.

– Почему?

– Потому что женщины в нашей семье всегда должны выглядеть безупречно. Даже дома, среди своих. Ты видишь, как я одета? Ткань, крой, стиль – все должно быть лучшим. – Она бросает на меня короткий взгляд. – Завтра я приглашу к тебе портниху, а пока, наденешь одно из платьев Амиры.

– Кто такая Амира? – спрашиваю я, просто чтобы разозлить ее, потому что возмущение так и клокочет внутри от ее слов.

– Опять вопрос? Почему ты такая любопытная, Мина? Так дело не пойдет, придется поработать над твоим поведением. Ложись спать и не смей утром выходить из комнаты, пока я за тобой не приду, поняла?

Мое горло сжимается, я не могу даже ответить.

Меня оденут, как им угодно. Меня перекроят и сделают той, кого они хотят видеть. Подгонят под стандарты их «семьи». Они действительно считают, что могут распоряжаться мной, как вещью? Ни за что! Я не останусь здесь, даже если ради свободы мне придется сбежать и прятаться.

***

Утром, в мою дверь стучат безбожно рано. Я игнорирую этот звук, продолжая спать, но дверь открывается и кто-то входит в комнату.

– Мина? – звучит мягкий женский голос.

Это определенно не ведьма-тетя. Я открываю глаза и сажусь в постели, с любопытством рассматривая вошедшую девушку. На вид она моя ровесница, одета в очень милое платье белого цвета с цветочным принтом и розовый платок, из-под которого видны рыжие волосы.

– Привет, я Амира, – улыбается она, кладя на пол большой пакет. – Я принесла тебе немного одежды. Все, что одобрила тетя Латифа.

– Привет, – охрипшим от ночных слез голосом говорю я. – А кем ты мне приходишься?

– Седьмая вода на киселе, если ты о родстве, – отмахивается она. – Я сестра Асада, он вчера встречал вас в аэропорту. Мы живем с дядей Чингизом с детства, потому что наши родители рано умерли и мы больше никому не были нужны.

– Соболезную, – говорю я. – И как здесь живется?

– Хватит болтать, ты давно уже должна была встать и умыться! – прерывает нас тетя, вошедшая в комнату. – Амира, уходи.

Та без возражений разворачивается и быстро уходит, и я понимаю, что тетя не одну меня держит в ежовых рукавицах. Блин, вот как с ней сладить-то? Ну точно натуральная ведьма!

Тщательно осмотрев все, что принесла Амира, тетя протягивает мне одно из платьев.

– Надень это и про платок не забудь.

Взяв у нее одежду, я ухожу в ванную и запираюсь. Почистив зубы и расчесав волосы, я стою перед зеркалом, рассматривая платье, которое должна надеть. Если честно, оно прекрасно. Ткань легкая, гладкая, струится сквозь пальцы, словно вода. Цвет – глубокий сапфировый, который отлично подчеркнет светлый тон моей кожи.

Хотя я не очень похожа на маму, с моими каштановыми волосами и карими глазами, доставшимися от папы, у меня ее светлая кожа и женственная фигура с тонкой талией и плавными линиями бедер. Даже странно, как удачно я унаследовала их лучшие черты, потому что даже на примере тети Латифы я могу видеть, какой была бы, будь у меня больше схожести с отцом. Все-таки, для женщины она выглядит грубовато.

Я снимаю ночную сорочку, позволяя ткани скользнуть по коже. Платье садится на меня идеально, мы с Амирой одного роста, поэтому длина мне подходит, закрывая ноги до щиколоток. Оно облегает талию, подчеркивает изгибы, но остается достаточно скромным, скрывая руки и декольте, благодаря длинным рукавам и скромному вырезу. Я подхватываю волосы в небрежный узел, закрепляя тонкой заколкой, и надеваю сверху шелковый платок в золотисто-коричневых тонах.