Хроника морского разбоя: пираты, корсары, флибустьеры

Павел Гросс

Хроника морского разбоя: пираты, корсары, флибустьеры

ВСТПУПЛЕНИЕ

Пираты, корсары1, флибустьеры2, буканьеры, «пиастры-пиастры»… «ё-хо-хо и бутылка рома!» – в разное время люди произносили эти слова и выражая то упование и уважение, то с восторг, а то и вовсе с трепетный ужас. История распорядилась так, что пиратов по праву можно считать таким же древними ремесленниками, как и женщин легкого поведения. Правда, разница между теми и другими заключается лишь в том, что представительницы любовного ремесла во все времена, как правило, всем давали, а вот представители и представительницы морского разбойничьего промысла – да–да, леди под знаменами Веселого Роджера тоже встречались! – всегда брали, и по-возможности буквально все, у кого бы то ни было и совершенно точно без спроса…

Многие наши современники считают, что пираты никогда ни от кого не зависели. Это ложное утверждение! На самом деле пираты нередко, – а особенно во времена военных конфликтов – находили поддержку государственных мужей – вместе с ней получали легализацию разбойничьего промысла. Пираты в таких случаях становились каперами3, и им официально разрешалось не только вести боевые действия против неприятеля, но и оставлять себе часть добычи. Пиратские команды никогда не были однородными… маниакальные любители звона золотых монет, неистовые искатели приключений, целеустремленные путешественники, опасные преступники (бандиты и просто мстители), обожатели риска и опасностей – вот неполный перечень представителей любой пиратской команды.

Обложка старинной книги по судовождению.

Но, несмотря на разношерстность публики, некоторые представители пиратской профессии в эпоху Великих географических открытий внесли неоценимый вклад в исследование морей, океанов и неизведанных земель.

Согласитесь, этого вполне достаточно для того, чтобы не огульно хаять, а взвешенно оценивать деятельность бравых парней, когда-то стоявших под знаменем Веселого Роджера.

ПИРАТЫ… КТО ОНИ?

КОДЕКС ПИРАТСКОЙ ЧЕСТИ

О том, что пираты не всегда были предоставлены самим себе, мы с вами уже обменялись мнениями – чуть выше. Ну а теперь пришло время вспомнить так называемый пиратский кодекс. Нет, вам не почудилось, и я не оговорился, именно так – вспомним о пиратском кодексе!

До недавнего времени считалось, что пираты вели разгульную жизнь, беспробудно пьянствовали и никогда не исполняли обещаний. Это в корне неверно, а виной всему романист Роберт Льюис Стивенсон с прославившей его на весь свет и на все времена книгой «Остров сокровищ». Давайте вспомним небольшой отрывок из этой книги:

—– Ладно, ладно… Но, видишь ли, – продолжал Бен Ганн, – я не собираюсь просить у него лакейскую ливрею или место привратника. Нет, этим меня не прельстишь! Я хочу знать: согласится он дать мне хотя бы одну тысячу фунтов из тех денег, которые и без того мои?

—– Уверен, что даст, – ответил я. – Все матросы должны были получить от него свою долю сокровищ.

—– И свезет меня домой? – спросил он, глядя на меня испытующим взором.

—– Конечно! – воскликнул я. – Сквайр – настоящий джентльмен. Кроме того, если мы избавимся от разбойников, помощь такого опытного морехода, как вы, будет очень нужна на корабле.

—– Да, – сказал он, – значит, вы и вправду отвезете меня?

И он облегченно вздохнул.

—– А теперь послушай, что я тебе расскажу, – продолжал он. – Я был на корабле Флинта, когда он зарыл сокровища. С ним было еще шесть моряков – здоровенные, сильные люди. Они пробыли на острове с неделю, а мы сидели на старом «Морже». В один прекрасный день мы увидели шлюпку, а в шлюпке сидел Флинт, и голова его была повязана синим платком. Всходило солнце. Он был бледен как смерть и плыл к нам… один, а остальные шестеро были убиты… убиты и похоронены… да… Как он расправился с ними, никто из нас никогда не узнал. Была ли там драка, резня или внезапная смерть… А он был один против шестерых!.. Билли Бонс был штурманом, а Долговязый Джон – квартирмейстером. Они спросили у него, где сокровища. «Ступайте на берег и поищите, – сказал он в ответ. – Но, клянусь громом, корабль не станет вас ждать». Вот как он сказал им, Флинт. А три года назад я плыл на другом корабле, и мы увидели этот остров. «Ребята, – сказал я, – здесь Флинт зарыл сокровища. Сойдемте на берег и поищем». Капитан очень рассердился. Но все матросы были со мной заодно, и мы причалили к этому берегу. Двенадцать дней мы искали сокровища и ничего не нашли. С каждым днем товарищи ругали меня все сильней и сильней. Наконец они собрались на корабль. «А ты, Бенджамин Ганн, оставайся! – сказали они. – Вот тебе мушкет, заступ и лом, Бенджамин Ганн… Оставайся здесь и разыскивай денежки Флинта». С тех пор, Джим, вот уже три года живу я здесь и ни разу не видел благородной человеческой пищи. Взгляни на меня: разве похож я на простого матроса?.. Нет, говоришь, не похож? Да и не был похож никогда.

В приведенном отрывке прослеживаются признаки саботажа, то есть – неподчинение рядовых матросов офицерам. На самом же деле беззаконие среди пиратов – конечно, за очень-очень редким исключением – считалось дурным тоном. Жизнь всех без исключений пиратов в морских походах подчинялась некому кодексу. И не было такого разбойника, который в силу каких-нибудь обстоятельств отступился бы от этого кодекса.

Известно, что, становясь пиратом, человек подписывал некое соглашение, которое до него подписали уже действительные члены команды. Все нюансы в кодексе были прописаны до мелочей – начиная от статуса и избрания капитана корабля (им становился лишь самый уважаемый и опытный моряк) и заканчивая даже рационом питания команды. Кодекс, по сути, напоминал так называемое судовое свидетельство каперов. В качестве наглядного примера процитирую кодекс пиратов судна «Ривендж» под командованием капитана Джона Филипса4:

Каждый член Компании обязан исполнять учтивые приказания. Капитану причитается полторы доли всей добычи;

Если кто задумает бежать или что утаит от Компании, да будет высажен на пустынном берегу с флягой пороха, флягой воды, одним ружьем и пулями;

Если кто украдет или утаит от Компании вещь, стоимостью превышающую пиастр, да будет высажен на пустынном берегу или застрелен;

На спине того, кто поднимет руку на другого, пока этот устав действует, да будут высечены Скрижали Моисеевы5;

Ко всякому, кто приведет свое оружие в негодность, закурит в трюме трубку без крышки или понесет зажженный светильник без кожуха, да будет применено то же наказание, что в предыдущей статье;

У всякого, кто не содержит свое оружие в чистоте, готовым к бою или пренебрегает своими обязанностями, да будет урезана доля, а, кроме того, пусть он подвергнется наказанию, какое сочтут нужным капитан и Компания;

Если кто лишится в бою сустава, тому полагается дополнительно четыре сотни пиастров, если потеряет конечность – восемьсот;

Если когда придется повстречать порядочную женщину, то кто предложит ей сожительствовать без ее согласия тут же претерпит смерть;

Кодекс, как видите, сильно попахивал суровостью, но в то же время, – не то, что теперь – и справедливостью. Так, например, за склонение к сожительству порядочной женщины пирата могли и убить. В те времена на суше-то, где судебная система была более прозорливой чем морская, представители сильного пола этим правилом пренебрегали часто. Но на корабле Джона Филипса, впрочем, как и на других пиратских судах, следили даже за исполнением правил, которым в силу физиологических причин здоровым мужчинам пренебречь было гораздо проще, чем следовать им. Но, как говорится, факты на лицо!

После подписания кодекса пираты подходили к своему капитану, клали руку на Библию и клялись в безупречном следовании всем без исключения правилам. Иногда Библию заменяла более привычная пиратам абордажная сабля. Впрочем, суть клятвы от этого никак не менялась…

ПИРАТСКАЯ БЫТОВУХА

И все-таки большая часть пиратов считала себя независимой. Те из них, кто предпочитал большим кораблям маломерные суда запросто могли пьянствовать целыми неделями. И даже спящий из команды небольшого пиратского парусника не имел ничего против, ежели кто-то в это время буянил или громко пел. Этого требовали негласные правила – это приучало людей к тяготам и лишениям, с которыми была крепко связана сама идея морского разбоя. То есть – меньшинство должно было подчиняться большинству, честность и открытость друг перед другом, терпение и всеобщее поощрение мужества – превыше всего.

Если случалось так, что один пират воровал что-либо у другого пирата, то провинившегося немедленно подвергали унизительному наказанию. Такой подход фактически обеспечивал отрицательное отношение к воровству, в общем, и виновным в воровстве – в частности. Вора публично лишали звания (конечно, ежели такое имелось), раздевали донага и в таком виде без запасов провианта и воды – что гораздо страшнее лишения даже самых высоких званий и титулов! – высаживали на необитаемом острове. Пираты в отличие от простых моряков почти никогда не меняли своих решений. Сами же решения пиратами принимались достаточно быстро. Ежели пират давал слово участвовать в каком-нибудь опасном предприятии, то слово это он должен был держать даже если бы сами небеса воспротивились этому.

Жизнь многих прославленных пиратских капитанов начиналась на беспалубных парусниках или рыбачьих лодках, в которых приходилось спать по очереди, в лучшем случае – на канотах или же барках. Такое положение вещей волей-неволей подталкивало пиратов совершать грабежи так, чтобы в следующий поход можно было отправиться на судне гораздо более лучшем, чем прежнее. И даже если на корабле, против которого шли пираты находилось мощное вооружение, береговые братья6 все равно атаковали его. Им нужна была победа любой ценой, а потому они шли с обнаженными саблями и верными мушкетами против дюжины крупнокалиберных пушек. И побеждали… предпочитая маневренность технической оснащенности, а храбрость и железную волю – стратегии.

Лучшим методов ведения боя пираты считали, конечно же, абордаж. Только представьте себе, как несколько небольших лодок приближаются к огромному паруснику, команда которого даже не представляет грозящей опасности. В большинстве случаев капитаны кораблей не видели никаких причин для беспокойства, но лишь до тех пор, пока на борту не оказывался первый пират… Лодки обычно подходили к кораблям носом и ни при каких обстоятельствах не разворачивались к вражеским судам бортами. Когда лодки оказывались от кораблей на расстоянии выстрела, стрелки обезвреживали канониров, тем самым, сея панику на судах – такие сражения, как правило, длились недолго.

Экипаж захваченного парусника представлял, чем может окончиться сопротивление – потому и сдавался на милость разбойникам. Непокорных пираты сбрасывали в море – остальных же (если только пиратам нужны были только богатства, а не сам корабль) могли оставить в живых. Перед каждым выходом «на дело» пираты молились, как самые обычные люди – богу, мирились между собой и просили прощения друг у друга за какие-нибудь старые или новые обиды.

Выяснение отношений между пиратами в то время, когда судно находилось в походе, строго воспрещалось. По закону поссорившиеся могли разбираться между собой только после прибытия корабля в какую-нибудь гавань. Разрешение вопросов – как то: оскорбления, унижения и т.д. – разрешалось в присутствии одного из офицеров, чаще всего разборки проходили на саблях и пистолетах. Но сначала надлежало стреляться, но ежели дуэлянты промахивались, то наступало время скрещивания сабель. Обычная сабельная дуэль длилась, как принято говорить в нынешние времена – до первой крови. Раненый автоматически становился виновным и дуэль на этом заканчивалась.

Оружие для пиратов было фетишем. За саблями и пистолетами необходимо было ухаживать в специально отведенные часы и только в свободное от вахты время. Для провинившихся всегда находилось прописанное уставом наказание – удары плетью по спине или рукам. Многие удачливые пираты выкладывали до трехсот пиастров серебром за инкрустированное бриллиантами холодное и огнестрельное оружие. Пусть это и считалось роскошью, но зато достойной уважения.

Об отходе команды ко сну оповещали погашением огней на корабле – это происходило сразу в начале девятого часа вечера. Азартные игры на деньги во время плавания запрещались. Хотя, нельзя утверждать, что это запрет никогда не нарушался. Дележ добычи проходил согласно договору. Капитан по прибытию корабля в гавань давал клятву в том, что не утаил от команды даже малой части награбленного. А если поход обеспечивался его деньгами, то команда в конце экспедиции обязана была выплачивать ему сумму, равную истраченной. Пиратам надлежало скидываться вскладчину на необходимые расходы. Эти деньги расплывались по следующим инстанциям:

чиновникам – если те имели хоть какое-нибудь отношение к походу;

врачам – за лечение раненых и больных;

корабельным мастерам – за починку судна;

прочим причастным к экспедиции как правило назначалось определенное жалование;

Раненые или изувеченные в бою пираты, кроме получения части добычи обеспечивались дополнительным денежным довольствием. Типичный пример:

потеря правой руки – шестьсот испанских талеров (или шесть рабов);

потеря левой руки (или правой ноги) – пятьсот испанских талеров (или пять рабов);

потеря левой ноги – четыреста испанских талеров;

потеря глаза (или пальца) – сто испанских талеров (или один раб);

Вынужденные материальные расходы выплачивались до дележа награбленного. Основной же раздел добычи проходил приблизительно по такой схеме:

капитан получал шесть долей награбленного;

старшие корабельные офицеры – по три доли на брата;

офицеры низших чинов – по две доли каждому;

остальная часть команды – по одной доле;

Пираты признавали честь и отвагу, а потому за подвиги дополнительно награждались самых храбрые из храбрых. Вот далеко неполный список заслуг, за которые пираты выплачивал «лишние» деньги:

за срыв неприятельского флага – пятьдесят пиастров;

за водружение пиратского флага на вражеском корабле – пятьдесят пиастров;

за языка7, взятого перед захватом вражеского судна – сто пиастров;

за каждую гранату, за вал или стену вражеского укрепления – пять пиастров;

Все участники похода по первому зову обязаны были приходить в условленном месте с достаточным боезапасом. Тот же, кто являлся с пустыми руками не имел права участвовать в походе, а потому немедленно отправлялся на берег.

В качестве сухого пайка пираты обычно использовали соленых черепах или свинину.

Каждый обязан был иметь товарища. При отбытии в поход разбойники составляли так называемые духовные завещания, и в случае смерти все имущество переходило товарищу. Ну а если у пирата была семья, то товарищу доставалась ранее оговоренная часть имущества, остальное отходило семье. Исследователи пиратства в один голос заявляют, что морские разбойники всех мастей добычей считали и женщин, захваченных в ходе грабежей портов и кораблей. И это несмотря на то, что мы с вами уже останавливались на этом вопросе – когда вспоминали пиратский кодекс. Впрочем, нельзя исключать, что и обозначенное несколькими строками выше предположение тоже имеет право на существование. Дело в том, что кодекс, как таковой, хотя, и существовал, но никто не давал гарантий, как иногда говорили сами пираты, что все его пункты будут беспрекословно выполнены.

В этом контексте старое выражение «поматросил и бросил» обрастает любопытными подробностями… Дело в том, что услуги захваченных женщин пираты так и называли – матросство: «matelotaje» в переводе с испанского (жаргонное выражение) – шмотки вещь общего использования. Пираты – и пусть далеко и не все! – бросали жребий, после чего девушка или женщина доставалась выигравшему. Тот, кому выпадал жребий, имел полное право пользоваться заложницей по своему усмотрению – чаще услугами сексуального характера. И когда все прихоти выигравшего удовлетворялись, женщина переходила к кому-нибудь другому. Иногда доходило до того, что ею пользовался весь экипаж, включая юнг. По рукам могли «пойти» и простолюдинки, и баронессы. Но, за баронесс морские разбойники все-таки предпочитали выкуп, что в некотором роде освобождало их от участи сексуальных рабынь. Кстати, при дележе женщин пираты никогда не устраивали потасовок.

После грабежей они на некоторое время забывали о своем ремесле и придавались самым обыденным земным наслаждениям. А лучших наслаждений в понимании даже самого скромного пирата можно было вкусить либо на Ямайке, либо на Тортуге – островах, некогда считавшихся столицами пиратов, флибустьеров и буканьеров…

ГАВАНЬ РАЗБОЙНИЧЕЙ СВОБОДЫ

Общеизвестно, что пираты были не только отъявленными негодяями, но и отпетыми прожигателями жизни. Слова, много десятилетий тому назад сказанные оставшимся неизвестным представителем братства морских разбойников – лучшее тому подтверждение:

«Наша судьба совсем не такая, как у простых смертных – она постоянно пересекается со смертельными опасностями. Что такое жизнь? Тьфу! Что такое смерть? Тоже – тьфу! Сейчас мы живы, а завтра уже будем гнить в могиле или на морском дне. И даже бог, наверное, слеп относительно того, что может с нами случиться уже завтра. А ежели дела обстоят так, то нет причин для скряжничества. Подумать только… деньги!.. Нет-нет, не они украшают нашу жизнь, ее украшает веселье и те часы, когда даже не думаешь о будущих днях скорби. Жизнь досталась нам помимо нашей воли, так зачем размышлять о ее продолжении. Нужно жить сейчас, а не завтра… сейчас!..».

Тортуга («Isla Tortuga») по-испански – черепаха, по-французски – «Île de la Tortue». Остров в Карибском море, получивший свое название из-за достаточно сильного сходства береговой линии с очертаниями черепахи. Остров находится не далее двух миль к северу от Гаити.

Будущая Мекка морских разбойников была основана французами в семнадцатом веке. Точнее, в то же самое время, когда появилась французская колония на острове Сен-Кристофер. В тысяча шестьсот двадцать пятом году французские власти потребовали от своих ставленников в Новом Свете снаряжения небольших экспедиций для обнаружения и последующего захвата новых территорий. Первым делом колонисты добрались до острова Гаити, в ту пору находившегося под юрисдикцией Испании. Вблизи с испанскими владениями находилось еще несколько островов, одним из которых и был Тортуга. Десяток испанских солдат, обосновавшихся на этом острове, не помешали французам высадиться на берег и объявить этот остров территорией Франции. Так на Тортуге появился первый форт, а вскоре сюда прибыла очередная партия поселенцев, решивших разбить здесь плантации сахарного тростника.

Через шесть месяцев на остров с целью захвата прибыли испанские солдаты, во главе с неким доном Фабрице де Толедо8. Суда бросили якоря в бухте, выходящей на французский форт и часть испанских солдат немедленно высадилась на остров. Форт оказался пустым – французы, заметив раскраску стягов на кораблях, незаметно укрылись в лесу, а затем часть их тайком ушла на лодках в открытое море – за подмогой. Оставшиеся же на острове люди дождались пока корабли поднимут якоря, после чего вернулись в форт и перебили тех испанских солдат, которые остались на острове для охраны захваченного форта. И французы снова стали властвовать на острове. В пиратский рай же он стал постепенно превращаться с одна тысяча шестьсот тридцатого года, когда те, кто не умел охотиться на зверя и возделывать землю, решили заниматься морским разбоем. К тысяча шестьсот шестьдесят пятому году на Тортуге появился первый город с населением, не превышавшим две с половиной сотни жителей. Долгое время остров не приносил Франции никакой выгоды, поэтому защищали его только флибустьеры. Но политическая ситуация в Западной Индии все же подтолкнула французское правительство обратить внимание и на эти острова – в конце тысяча шестьсот шестьдесят пятого года первым губернатором Тортуги стал очень умный и весьма предприимчивый человек по фамилии Ожерон – именно он считается основателем первой французской колонии и на острове Сан-Доминго9.

Благодаря умелым и хорошо спланированным действиям Ожерона уже к началу следующего года население Сан-Доминго перевалило за четырнадцать тысяч человек. В основном здесь жили: испанцы, мулаты, креолы и, конечно же, чернокожие невольники, привезенные на остров из-за океана. Одноименная столица Сан-Доминго была окружена высокой стеной, по периметру которой возвышались три небольшие крепости с достаточным числом солдат и орудий. Дома здесь были невысокие, но добротные – в городе их насчитывалось порядка пятисот. Все они находились под охраной личной гвардии губернатора.

Третьим по значимости островом близ Тортуги считался Сан-Яго – вы еще не раз встретите упоминание этого острова в последующих главах. Сан-Яго, несмотря на относительно небольшую площадь, считался экономической столицей здешнего региона – проживали на нем в основном купцы, торговцы золотом и бриллиантами, а так же – превосходные ювелиры. Но в отличие от фактических столиц региона Тортуги и Сан-Доминго – Сан-Яго в силу обстоятельств охранялся слабо. Дело в том, что вблизи этого острова было слишком мало бухт, пригодных для остановки кораблей. А наибольшая опасность по мнению Ожерона угрожала Тортуге и Сан-Доминго. Другие же островки в здешних водах были столь малозаметными с историческо-географической точки зрения, что подробного их описания в этой книге вы не найдете. Я заикнусь лишь о том, что проживало на них беднейшее население региона.

Спустя всего несколько лет после образования французской колонии на Сан-Доминго и Тортуге уже насчитывалось больше трех тысяч пиратов. Вольная армия морских разбойников представляла серьезную опасность для всех тех, кто решался проходить близ колонии. Среди пиратов существовал негласный договор о разделе территорий, на которых можно было заниматься грабежом. Согласно некоторым источникам часть пиратов – флибустьеры – внимание уделяли только побережьям Картахены10, Куманы11, Порто-Бельо12, Кубы13, Панамы14 и Новой Испании15. Эти вольные мореплаватели никогда не нападали на корабли, следующие из Старого в Новый Свет, хорошо понимая, что сбыть награбленное с таких судов довольно трудно, а вот драгоценности, следующие из Америки в Европу, можно было сбагрить в любой части Старого и Нового Света. Самого же губернатора Ожерона пираты считали «своим в доску», как принято говорить. Ожерон за несколько лет до занятия поста губернатора потерпел кораблекрушение близ Сан-Доминго после чего был вынужден некоторое время жить в обществе морских разбойников.

Спустя какое-то время награбленное (а число грабежей с каждым днем увеличивалось в геометрической прогрессии!) стало попросту некому сбывать. Тогда во Франции при покровительстве короля была организована так называемая «Вест-индская Торговая Компания». Когда ее дела пошли в гору, то примеру Франции последовала и Великобритания. Антильские территории согласно договору между правительством Франции и «Вест-индской Торговой Компанией» были ей переданы – это обстоятельство облегчало отмыв ворованных денег. Губернатору Ожерону выпала участь оповестить об этом население региона. С одной стороны, Ожерон не сильно рисковал – ему и не такие поручения приходилось исполнять, с другой же… с другой стороны поселенцы давно считали себя вольными людьми и им почти ничего не было известно о власти, фактически передавшей их в руки торговой компании. Но, как и следовало ожидать, основное население островов – пираты и флибустьеры всех мастей – почти в один голос выразили свое недовольство ведению новых правил торговли – Ожерон должен был уступить… Тогда правительство Франции пошло на беспрецедентные меры. В короткие сроки на Антильские острова была перевезена сотня незамужних девушек, польстившихся благами, которые им сулил Новый Свет. Таким образом «Вест-индская Торговая Компания» пыталась усмирить взбунтовавшихся пиратов. После отправки «первой партии женщин» на Антилы последовало еще несколько, а потом дело самой собой заглохло… Впрочем, еще какое-то время «Вест-индская Торговая Компания» подписывала договора с проститутками, которые в течение оговоренного срока16 должны были выполнять все сексуальные потребности пиратов. Однако эта вольность привела к печальным последствиям – на островах прошла волна бунтов, на усмирение которых компания истратила много людских и материальных ресурсов.

В одна тысяча шестьсот шестьдесят седьмом году началась война между Испанией и Францией. Большая часть Антильских островов была молниеносно захвачена испанцами, в том числе – остров Сан-Доминго. Ожерон, хорошо оценивая возможности пиратов, предложил правительству Испании план отвоевывания захваченных территорий, в котором ведущая роль отводилась пиратам. Но король Франции одним росчерком пера запретил реализацию этого плана – возможно потому, что все еще слабо представлял стратегическую и экономическую ценность Антильских островов. Тогда Ожерон стал действовать самостоятельно. Он заложил все свое имущество, от продажи которого закупил оружие и амуницию для пиратов, кроме того – выписал из Франции несколько отрядов наемников. Войска Ожерона уже были готовы выступить против испанцев, но из Франции прислали буквально все… кроме пороха… Таким образом план Ожерона провалился.