Безупречное столкновение

Поджимаю губы, вспоминая, что не был на льду с решающего матча с Гарвардом в прошлом сезоне.

– Буду стараться, тренер. Я многое пропустил, но готов наверстать упущенное и вернуть себе звание лучшего нападающего.

– Мне не хватало твоей уверенности и боевого духа, Джеймс.

Киваю и, поправив на плече лямку сумки с экипировкой, неспеша направляюсь к раздевалке.

Я не виделся с командой слишком долго и вернулся в общежитие «Бульдогов» только несколько часов назад. Парней дома не было, и они наверняка даже не знают о моем возвращении. Все, кроме капитана, с которым у нас напряженные отношения после случившегося дерьма.

Выдохнув незнакомое волнение, толкаю дверь плечом и захожу внутрь.

– Привет, парни, – поднимаю кулак на уровне подбородка, осматривая команду, по которой, несомненно, безумно тосковал.

– Пережаренные корн-доги! Малыш вернулся к нам, – присвистывает темнокожий парень по имени Хоакин. Хоакин Кейнджи – наш левый крайний нападающий и просто самый милый парень «Бульдогов», который всегда примиряет команду, как маленьких сопливых девчонок, не поделивших между собой игрушечную помаду. У него есть много прозвищ, но самые популярные – Бискви и Медвежонок. Кейнджи образцовый хоккеист, но это абсолютно не все его таланты. Также сильно, как и стучать клюшкой об лед, он любит танцевать и часто демонстрирует это прямо во время матчей, заставляя нашего тренера разрывать глотку от недовольного вопля. Оказавшись ближе, Хоакин обнимает меня и ударяясь лбом об мой, прищуривается.

– Ты как?

Киваю, стягивая с головы бандану лучшего друга Сэма и убираю ее в потайное отделение сумки.

– Со мной все в полном порядке. Готов надирать задницы и забивать голы, как и прежде.

– Эй, Малыш, я чертовски скучал, – стонет Дарвин Флорес, отталкивая Хоакина и сдавливая меня в братских объятиях. Дарвин – главная задничная заноза, играющая на позиции защитника синей линии. Все наши ссоры с противниками и незапланированные драки на льду и в кампусе происходят исключительно по его вине. У Флореса рыжие волосы, веснушчатое лицо и яркие голубые глаза. Многие преподаватели и девушки считают его гребаным воплощением чистоты и благородства, но на самом деле он настоящий комок ненависти из дьявольского котла, который закусывается даже со своим собственным отражением в зеркале. Мы называем его Тобаско. Это прозвище прибилось к нему еще на первом курсе из-за спора с «Прими-забей». Конечно же он с треском проиграл матерому и опытному хоккеисту в терминологической викторине, за что опустошил целый бутылек острого соуса прямо после часовой пробежки.

– Ты стал еще больше, – болтает он, с усилием приподнимая меня вверх.

– Херня, – улыбаюсь я, отталкивая его от себя. – Я набрал всего двенадцать фунтов.

– Херня? Ты весишь как гребаный катафалк!

– Не преувеличивай, Флорес. Просто придерживаюсь высокобелковой диеты и соблюдаю режим.

– Исключение углеводов из рациона превратило его в зануду, – специально громко шепчет он Хоакину, издавая смешок.

– Сделаю вид, что я этого не слышал.

Обменявшись парой слов и рукопожатиями с остальными парнями из нашей команды, прохожу вглубь раздевалки, по дороге стягивая футболку и расстегивая молнию на джинсах. Отбросив сумку у скамьи, достаю из нее форму, которая пылилась в коробке на шкафу слишком долго. Я не планировал играть в хоккей после потери лучшего друга. Не собирался возвращаться в команду, но лед – единственное, что в прошлом спасало меня от дерьмовых идей броситься под автобус 25.

Первое время я и вправду справлялся. Мне казалось, что я могу быть нормальным и отказаться от хоккея, но каждая новая неделя, приближающая меня к очередному учебному году, словно возвращала меня к тому самому дню, после которого я больше никогда не стану прежним. Я устал врать себе, что хоккей не то, ради чего я дышал большую часть своей жизни и сейчас я достаточно силен, чтобы это признать.

– Вы помните, что завтра вечеринка в честь вступления новичков? – заходит в раздевалку наш капитан и по совместительству глава хоккейного братства – Матео Аддерли, или как многие привыкли его называть: Дей-Джо26. Самый популярный красавчик нашей хоккейной команды, пользующийся этим на все двести процентов. Блондин с небесно-голубыми глазами и голливудской улыбкой, проникающий в трусики девчонок со скоростью Флэша27. Матео играет на позиции правого крайнего нападающего, а также является беспрецедентным лидером штрафной таблицы. За прошлый сезон он заработал грязную сотню28, пререкаясь с судьей и устраивая разборки на льду.

– Ты в игре, Харт? Новичкам скамьи запасных будет интересно послушать твои истории.

– Завтра я работаю до последнего посетителя, Тео. Не смогу порадовать тебя своим присутствием, – отвечаю я, даже не смотря в его сторону.

Мы были друзьями с Аддерли. Не самыми близкими, но мы вместе учились в старшей школе Сент-Пол, а также играли в связке за одну команду. Конечно же, первый курс университета не был исключением. Нам приходилось много тренироваться для достижения хороших результатов в студенческой турнирной таблице, поэтому мы часто тусовались и зависали даже вне хоккейной арены. Мы – это я, Сэм, Хоакин и Матео. Однако предпоследняя игра в прошлом сезоне и мой отказ выходить на лед из-за гибели лучшего друга стали разрушительным смерчем, уничтожившим любые шансы на нормальное общение с Тео.

– Звучит как очередной побег. Или нет? Как считаете, братья, Джеймс все еще тот парень, с которым мы были на одной волне?

– Я не могу свалить, и эта вечеринка не то, что мне действительно нужно, – раздражаюсь я. – Совсем скоро разминочная игра. Я должен тренироваться в трехкратном размере, держать режим и контролировать сон, если хочу преуспеть и вернуть форму.

Едко усмехнувшись, Аддерли швыряет свою сумку рядом с моей и, стягивая футболку через голову, наклоняется ближе.

– Я понимаю, что вы с Сэмом были очень близки, и ты все еще не можешь пережить эту утрату, но прошло почти восемь месяцев, Джеймс. Ты отсутствовал на тренировках, не появлялся на встречах братства, пропускал вечеринки и избегал интервью с университетской прессой.

– Он был моим лучшим другом, – сквозь зубы выплевываю я, поднимая взгляд на Матео. – Я вернулся в команду. Разве это не то, чего ты хотел?

– Я хотел, чтобы мы обошли гребаный Гарвард в прошлом сезоне и заняли почетное первое место в турнирной таблице, привлекая к нашим задницам агентов. Я должен быть задрафтован после выпуска, Джеймс, и плевать какое дерьмо мне придется пройти.

– А я хотел, чтобы мой лучший друг все еще был жив, но это, нахрен, так не работает!

– Ты бросил свою команду под автобус, – переходит на рык он. – Не приплетай сюда Сэма!

– Остынь, чувак. Дай ему время, – вмешивается Хоакин, хлопая по плечу Матео. – Для всех нас это до сих пор очень болезненная утрата, и ты это знаешь, как никто другой.

– Пять минут до начала тренировки, – оказавшись в раздевалке, энергично болтает Рори Грегори, второй тренер нашей команды.

Мы прозвали его «Святой Папочка», потому что он вечно решает все наши сопляческие проблемы – от расставаний с девушками или нарушенного пищеварения после кампусной бургерной до долгов по учебе, приводящими к разборкам и риску быть исключенным из команды. Рори – типичный умный парень, никогда не игравший в профессиональный хоккей. Лишь несколько провальных матчей в студенческой лиге и неудачный опыт игры в лакросс. Но, уж поверьте, это не делает его дилетантом. В отличии от взрывного Армстронга, занимающего первые позиции в списке лучших хоккеистов своего времени, Грегори обладает отличными аналитическими способностями, что позволяет ему просчитать игру противников вплоть до последней сирены. Он изучает все их матчи, слабые места и дает отличные рекомендации по ведению игры, которые всегда оказываются полезными.

– Пошевеливайтесь парни, Армстронг уже подготовил для вас наказание за опоздание на лед.

Продолжая прожигать взглядом Матео, нагло поднимаюсь со скамьи, вынуждая его отшатнуться в сторону.

– Ты должен всплыть на поверхность, Джеймс. Если ты снова слетишь с катушек, команда не переживет, – грубит Тео, преграждая мне путь.

– Я знаю, что делаю, Аддерли. Обойдусь без твоих уроков, – оттолкнув его плечом, направляюсь к выходу. – Я не одна из твоих девчонок, чтобы ты снимал с меня трусики.

– С возвращением, Джеймс, – улыбается Рори, перехватывая меня на выходе. – Рад, что ты принял наше предложение и вернулся в команду.

– Взаимно, тренер, – отвечаю я, фиксируя взгляд на его руке, которой он по-отцовски сжимает мое плечо. – За время отсутствия я понял кое-что важное.

– Поделишься?

Киваю, провожая взглядом покидающую раздевалку команду.

– Я хоккеист до мозга костей, Рори.

– Другого ответа я и не ждал, – улыбнувшись, он ободряюще хлопает меня по спине. – Поторопись. Гэри собирается накормить опоздавших квашеной селедкой, которую привез из уикенда в Швеции.

Кривлюсь в лице, вспоминая ролики с поеданием Сюрстремминга и ускоряюсь по направлению к тоннелю, ведущему на лед, под веселый хохот Грегори.

Остановившись у калитки, разделяющей лед и резиновый настил, я замираю. Мое сердцебиение ускоряется, а по телу пробегает колючая, как проволока дрожь. Затуманенный взгляд медленно перемещается на ворота, и я словно пытаюсь заставить свое воображение показать мне Сэма, но вместо него я вижу Рэгги, который разминает ноги и садится на поперечный шпагат, махая мне и выдавливая напряженную улыбку.

Проклятье. Возьми себя в руки, Джеймс.

Глубоко втянув носом холодный воздух, закрываю глаза и, сжав клюшку, толкаю коленом калитку, ступая на лед будто онемевшими ногами.

Сделав несколько неуверенных перебежек, сглатываю образовавшийся в горле ком и приоткрываю глаза, позволяя себе встретиться со своим триггером лицом к лицу. Набрав скорость, размеренно и глубоко дышу, ощущаю как волнение и тревога медленно отступают. Словно отсчет от ста до нуля.

– Отличное возвращение, Малыш! – ободряюще окрикивает меня Грегори, когда я перепрыгиваю через тренировочный барьер прокрутившись в воздухе, а затем приземляюсь на лед и, двигаясь спиной, подхватываю крюком клюшки летящую в мою сторону шайбу.

Даже несмотря на долгое отсутствие, я чувствую себя так, словно играл вчера. Возможно, это лишь потому, что несмотря на то что я собирался завязать с хоккеем, я продолжал нагружать себя и вплотную увлекся стрит роллерблейдингом. И нет, я не просто прожигал время, рассматривая рассветы и закаты рассекая на роликах, я ежедневно гонял шайбу или мяч по оживленным улицам Нью-Хейвена, вынуждая людей расходится в стороны. А вдобавок к этому: бегал после пробуждения и перед сном, выжимался в тренажерном зале как проклятый, и несколько месяцев подряд два раза в неделю посещал секцию бокса.

После смерти Сэма я совершено точно прыгнул вниз с обрыва. Моя одежда, вкусы в музыке, навязчивое раздражение и желание причинить себе как можно больше боли. Закрыться от мира, отказаться от любого положительного сценария. За это время я набил больше дюжины татуировок, напоминая в отражении зеркала главаря какой-то бандитской группировки, но в свое оправдание я хочу сказать: это было своего рода обезболивающим, в котором я безумно нуждался.

Открывая глаза каждое гребаное утро, я не мог избавиться от ощущения, что моя жизнь – трейлер к фильму «День сурка». И конечно же, несколько недель я буквально валялся в грязи и растирал сопли сбитыми до ноющих ссадин костяшками пальцев. Но потом ко мне вернулась капля благоразумия. Я начал вспоминать единственную фразу, которую очень часто твердил Сэм, стоило мне включить пластинку о несправедливости судьбы.

«Мы не можем изменить направление течения, но мы в силах плыть против него».

Когда я окреп, то отказался от всего, что могло бы отобрать у меня хоть каплю контроля: никакого алкоголя, тусовок или девчонок.

Конечно же, гибель лучшего друга не была началом апокалипсиса моей жизни, но она явно стала отправной точкой для того, чтобы я наконец-то осознал кое-что очень важное: ты можешь потерять все что тебе дорого, но это не должно отобрать у тебя самого себя.

Когда же случился первый переломный момент в моей жизни? В выпускной год старшей школы. Все началось с раковой опухоли, которую обнаружили у моего отца. Он потерял сознание прямо у крыльца дома, а когда его доставили в больницу и сделали снимок, оказалось, что на борьбу у него осталось слишком мало шансов. Я помню это время как вчера. Вечерняя тренировка и недовольный, вечно вспыльчивый канадец Данай Лемье – тренер нашей школьной команды, который при малейшей промашке швырял в нас шайбами. Он остановил борьбу пятерок и подозвал меня к себе, отпуская команду по домам. Еще тогда я почувствовал, что что-то не так, потому как Лемье впервые не смотрел мне в глаза и был очень взволнован, а это не было похоже на матерого громилу-тренера, которого я видел дважды в день на протяжении нескончаемых недель в роли разъяренного гризли. Но конечно же, тогда я и подумать не мог, что произойдет дальше. Когда я приехал в больницу, меня не пустили к отцу, а моя мама плакала так сильно, что не могла сказать и слова. Ожидая прогнозов врачей, мы просидели молча целую ночь. Я прижимал ее к себе, а моя футболка впитывала ее нескончаемые слезы до самого утра.

На следующий день к нам присоединились бабушка с дедушкой и взявшая академический отпуск Эмбер. Врачи сказали, что мы должны вернуться домой, так как полное обследование, первая химиотерапия и реабилитация займет не менее месяца, но они пообещали, что как только отца переведут в палату восстановления, мы сможем его навещать. Что происходило дальше? Мы все сходили с ума. Я помню как прогуливал школу и тренировки, ввязывался в драки и избегал возвращения домой, некоторое время ночуя у Сэма. Мне было дерьмово от мысли, что я могу потерять отца и было дерьмово еще и от того, что я ничем не мог помочь своей маме. Целеустремленная и жизнерадостная Ребекка Харт, занимающая должность главы городского клуба садоводства, впала в ужасную депрессию. Мой дедушка Риф оборвал телефоны всех знакомых врачей и, выйдя на лучшего в городе, показал ему свою дочь. Маме прописали курс тяжелых транквилизаторов, от которых она с каждым днем выглядела все хуже и хуже. Она напоминала цветок, которому срезали корни и лишили воды. И уже тогда я понял, что жизнь нашей семьи никогда не станет прежней. Но временный просвет, ударивший ярким лучом через штативную лупу, возродил веру и шанс. Бесконечные обследования и три курса химиотерапии с перерывами на реабилитацию под присмотром врачей не прошли зря. Папа вернулся домой. Конечно, он уже не был таким как прежде, но на тот момент мне показалось, что все встало на свои места. Может я просто чертовски сильно этого хотел и продолжал верить, а может просто сошел с ума. Отец правда делал все возможное, чтобы больше не подвергать семью беспокойству. Он улыбался, шутил, планировал совместную летнюю поездку к родственникам в Грин-Бей и вернулся в мастерскую, чтобы продолжить работу над застоявшимися проектами. Мама сияла от счастья, бросила таблетки и вновь приступила к обязанностям в клубе садоводства. Даже открыла новый ботанический сад, чья выручка шла на благотворительность для обеспечения всем необходимым людей борющихся с раком. Эмбер уехала обратно в Мичиганский университет, я приступил к усиленным тренировкам, закрыл долги по учебе, а бабушка с дедушкой купили билеты в Терт-Лейк, чтобы вернуться в свой загородный дом. Все встало на свои места, и мы все словно забыли, что некоторое время назад сука с косой стояла на пороге нашего дома, стуча костлявыми пальцами в дверь.

Кто мог знать, что она лишь взяла перерыв, чтобы захватить в закусочной кофе и пончиков, весело наблюдая за тем, как мы снова живем нормальную жизнь?

Через несколько недель отец отправился в больницу на плановое обследование и последующий курс химиотерапии, а уже через пару дней мне поступил звонок от мамы прямо во время экзамена. Она плакала и кричала в трубку, что у меня осталось слишком мало времени и я должен поторопиться, если хочу с ним попрощаться. Я оставил в аудитории все свои вещи, послал к чертям охранника, который отказался выпускать меня из здания во время сдачи экзаменов и выбрался через окно школьного туалета на втором этаже. Вспотевший и напуганный, я бежал через весь город по заснеженным улицам Сент-Пола в школьной форме, не думая о себе и гребаной пневмонии, которая свалила меня с ног через некоторое время.

Когда я оказался в палате, застал отца в ужасном состоянии. Сильные отеки, бледная липка кожа, синюшные губы. Он с трудом дышал через запотевшую маску, а его жизнь держалась на волоске или, если точнее, на трубках гребаных аппаратов. Я не смог с ним поговорить, лишь обнять на прощание и подержать за ослабевшую руку некоторое время, которого было категорически недостаточно.

В тот день одна часть меня умерла вместе с ним. Чертовски важная часть.

– Переходим к борьбе пятерок! Грэттон, Хопкинс, Джонсон, Кэмерон, Френсис и Кессел, надевайте черные футболки и занимайте позиции, вы в красной команде! Ригсс, на ворота синей команды. Флорес, Рэйден – защита. Харт, Кейнджи и Аддерли в нападение! – командует Армстронг и мы беспрекословно слушаемся, занимая разные стороны игрового поля.

Звучит свисток и Рори делает вбрасывание шайбы на лед, которое я лузерски проигрываю Коди Джонсону. Уолт Френсис оказывается поблизости и принимает от него подачу, молниеносно вырываясь в наступление.

– Харт, прими-забей! – орет Гэри.

Нагнав и толкнув плечом Френсиса, я выбиваю у него шайбу и, разогнавшись на полную мощность, беспрепятственно прохожу линию защиты. Оторвавшись от настигшего и пытающегося остановить меня Кессела, ловко подбрасываю шайбу на крюк клюшки и забрасываю ее в ворота над плечом Кэмерона.

– Он не Малыш, а чертов супергерой! – продолжает разрываться «Прими-Забей». – Похоже, что не он пропустил сотни тренировок, а вы – сопляки!

– Ты должен был отдать мне пас, – недовольно бурчит молниеносно затормозивший рядом Дей-Джо. – Я был ближе к воротам!

– Ты слышал фамилию, которую назвал тренер? Она моя, – сухо отвечаю я, поправляя давящую из-за выброса адреналина форму.

– Пошел ты! – выплевывает Аддерли, врезаясь в мой шлем своим, что призывает Гэри дунуть в свисток еще более агрессивно.

– Аддерли! Не начинай сезон со своего привычного дерьма! Еще одна стычка и почтишь задом скамью!

Вернувшись на свою позицию у центральной точки вбрасывания под давящим взглядом Матео, я сжимаю зубами капу, когда чувствую, как сильно колотится мое сердце.

Сэм, надеюсь ты видишь это. Я вернулся.

#любимое_место

Мэйбелин

Tessa Violet – Crush

– Да вы спятили! – полушепотом вскрикиваю я, прижимая к губам телефон. – Ты вообще можешь представить, как я себя чувствовала, когда встретилась с ним?

– Иисусе, Ганстьянс, прекрати устраивать комедию, – слащаво болтает Уэндел, явно жуя яблоко и беззвучно хихикая.

– Ты знала, что он учится здесь, и даже не предупредила меня. Худшая из худших подруг! Хренов Гринч!

– Ты еще скажешь мне за это спасибо. Кстати, помнишь ты проиграла мне на последней вечеринке перед отъездом из Энн-Арбор?

Останавливаюсь перед пешеходным переходом, пропуская парочку на велосипедах, которые миленько болтают, держась за руки.

– К чему ты клонишь?

– Действие.

– Грохнуть банду Леприконов и украсть их золотые монеты? – взвизгиваю я, от чего парень на велосипеде на секунду теряет равновесие, а его девушка с недовольным выражением лица поворачивается в мою сторону.

– Ничего такого, мексиканская подружка. Ты всего лишь должна поставить в профиль ту фотографию, на которой ты похожа на голодного бездомного, – хихикнув, она издает мычание. – На месяц будет достаточно.

– Какая же ты… – шепотом цежу я сквозь зубы, избегая взгляда разъяренной влюбленной.

– Стерва?

– Провались!

Сбросив звонок, убираю телефон в карман и, сделав глубокий вдох, осматриваю студенческую улицу, на которой расположены кафе и магазины с атрибутикой Йельского университета. Яркие солнечные лучи проникают сквозь панорамное стекло, обращая свое внимание на темно-синие свитшоты с вышитыми эмблемами хоккейной команды и на шопперы с аббревиатурой местного сестринства, аккуратно сложенные поверх витринных стеллажей.

Какого черта я вообще попалась на эту благотворительную удочку под названием «Проверь малыша»?

Поворачиваю голову на звук звенящего колокольчика, оповещающего об открытии двери, и замечаю атмосферное заведение с игривым названием: «Пыльные книги и остывший кофе», которое находится прямо на углу здания моего общежития.

Сдув надоедливую прядь с лица, быстро перевязываю хвост и, перебежав дорогу, захожу в кафе.

Когда я оказываюсь внутри, ноздри атакует запах книжных страниц, свежесваренного кофе и ароматной тыквенной выпечки с кленовым сиропом. Глубоко вдыхая запахи, внимательно осматриваюсь и, заметив свободный столик в углу у тонированного панорамного окна, стягиваю рюкзак с плеч и спешу к нему.

Изумрудный бархатный диван, на который я забираюсь с ногами, кажется идеальным для того, чтобы провести на нем остаток своей жизни. Стянув со спинки шотландский тартановый плед, укутываюсь в нем по плечи, чтобы скрыться от активного обдува кондиционера, прежде чем открыть рюкзак и вытянуть книгу, которую не успела дочитать во время перелета. Хлоя Уолш и ее душераздирающий роман «Зацепить 13». Сначала я скачала эту книгу на Kindle29, но затем увидела великолепное бумажное издание и не смогла воздержаться от заказа печатной версии на Amazon.

– Добро пожаловать в мир книголюбов. Что желаете заказать? – привлекает мое внимание парень, одетый в милую футболку с книжным принтом и сокращением названия кофейни «DB & CC30». Его светлые волосы аккуратно собраны в пучок на затылке, а в ухе красуется серьга по мотивам известного романа Джоан Роулинг. Маленький золотой снич с серебряными крылышками. Улыбнувшись, парень протягивает меню в виде старой потрепанной книги и выпутавшись из пледа, я принимаю его.

Просмотрев несколько страниц и затерявшись в обилии выбора, закрываю книгу и убираю на стол, украшенный горящими свечами и сухоцветами из черных роз.

– У вас есть фраппучино на миндальном молоке с обезжиренными взбитыми сливками?

– Конечно, – улыбнувшись, кивает он. – А еще самые вкусные в мире тыквенные бельгийские вафли с шоколадной пастой, свежей клубникой и миндальной посыпкой. Хотите попробовать?

Закусываю щеку, вспоминая, что в моем распоряжении не так много свободных денег, но, заметив краем глаза девушку за соседним столиком, слишком аппетитно поедающую круассан, моментально решаю, что готова оставить здесь все до последнего цента и устроиться в «Ко-ко» уже завтра, лишь бы попробовать то, что он предложил.

– Это именно то, что мне нужно.

Одарив меня очередной краткой улыбкой, блондин удаляется, а я поудобнее устраиваюсь на диване, вытягивая из кармана джинсов телефон.

– Привет, это Мэйбелин и ее рубрика «Хештег». Скучали? Хештег этого дня – «Любимое_место», – улыбаюсь в камеру, заправляя выбившуюся из хвоста прядь за ухо. – Вы не поверите, но прямо сейчас я нахожусь в заведении «Пыльные книги и остывший кофе», которое расположено на территории кампуса Йельского университета. Да-а, я ничего вам не рассказывала об этом. Но только по той причине, что родители могли узнают эту новость гораздо раньше положенного и не позволить мне уехать.

– Ваш заказ. Приятного аппетита и чтения, – поставив фраппучино с высокой сливочной шапочкой и большую глиняную тарелку с вафлями, официант незаметно удаляется, а я продолжаю болтать.

– Вы только посмотрите на это, – переключив камеру, кладу книгу Хлои на стол рядом с эстетичным дессертом и кофе. – Тыквенные бельгийские вафли, любимый фраппучино, доверху облитый карамелью, и книга «Зацепить 13», которую я начала читать еще во время перелета. Кажется, я застряну здесь надолго, ведь не стану скрывать, Джонни Кавана украл моё сердечко. – Усмехнувшись, переключаю камеру на себя и подхватив губами трубочку напитка, делаю маленький, наполненный удовольствием глоток. – А что вы читаете сейчас? Пишите в комментариях.

Подмигнув, выключаю запись, публикую видео и, отложив телефон на край стола, делаю укус тающих на языке вафель, приступая к чтению.

Джеймс

Paloma – Bad

Попрощавшись с тренером и командой, забрасываю сумку на плечо и направляюсь в сторону выхода из спортивной арены Ingalls Ice Rink, где ежедневно проходят наши тренировки. Каток «Ингаллс», который также называют «Йельский кит», является популярным местом. Он давно признан лучшим среди студенческих, и одним из самых удивительных зданий во всем мире по мнению Sports Illustrated и Architectural Forum. Он даже стал обладателем довольно престижной награды от The Wall Street Journal – «Лучший университетский хоккейный каток». Его спроектировал архитектор Ээро Сааринен, выпускник Йельской школы архитектуры и создатель арки в Сент-Луисе, а также центра полётов TWA в аэропорту Кеннеди. Ээро был нанят для создания нового хоккейного катка для своей альма-матер и справился с этой задачей блестяще. «Йельский кит» вмещает в себя три с половиной тысячи человек, а отсутствие опорных балок и колонн обеспечивает беспрепятственный обзор с каждого места арены. Китом его прозвали не случайно, всему виной своеобразная архитектура – изящно изогнутая крыша и нависающий «хвост».