Перчатки с пришитыми пальцами

Однажды к нему на диван подсел Пылинкин и неожиданно спросил:

– У тебя конструктор был в детстве?

– Вообще-то, нет, – честно признался Стас. – Не имел такого пристрастия. А что?

– Плохо, – развел руками хирург. Потом снял очки и начал протирать их полой халата. – Может, ты по дереву вырезаешь или из глины… это… ваяешь? Или чинишь дома все подряд – от часов до электродрели.

– Это вы к чему? – насторожился Стас, удивившись, как могут очки изменять внешность. Без них перед ним сидел словно другой человек.

– К тому, что хирурги много, очень много делают руками. Порой – на ощупь. Мастерят, короче. Клепают, если хочешь, – хирург водрузил очки на нос, став прежним Пылинкиным. – Должна быть страсть, если ты к этому привык с детства, быстро пойдешь в гору, а если нет… Представь, родители занимаются своим делом, а их чадо пыхтит над конструктором… часами! Знакомая ситуация, согласись!

– Соглашусь, – кивнул студент, поняв, наконец, куда клонит старший коллега. – Только не было у меня в детстве конструктора.

– Это не важно, я ситуацию обрисовываю в принципе. Здесь может получиться хирург. Может, и инженер, конечно, это уж – как повезет.

– А из меня, значит… ну-ну… – обидчиво начал Стас, но Пылинкин положил ему руку на плечо:

– Не будем торопиться с выводами. В жизни бывает по-всякому. Я тебе привел это в качестве сравнения, чтобы ты лишний раз сориентировался… для себя. Руки и еще раз руки, запомни. Старайся узнавать ими на ощупь. Попроси кого-нибудь сложить в мешок незнакомые тебе вещи, пусть подыщут оригинальное что-то. А ты ощупывай их, называй вслух, потом доставай.

Почему-то вспомнилось детство. Там в мешках в основном была картошка, которую не требовалось узнавать на ощупь – овощ, он и есть овощ. Ее требовалось периодически чистить. Перед этим, разумеется, сполоснув под умывальником. И свеклу, и морковь…

Еще вспомнилась школа, из которой его выгнали в восьмом классе за соответствующее поведение. Вернее – школьные задворки, куда пацаны ходили выяснять, кто есть кто в этой жизни. Возвращались потом с синяками, недосчитываясь зубов и пуговиц.

Стас недосчитывался, возможно, чаще других, но нисколько не жалел об этом. За что, собственно, и поплатился отчислением. Удивительно, как удалось еще аттестат зрелости получить… Кажется – все вчера было.

Наверное, воспоминания отразились на лице, так как Пылинкин ободряюще подмигнул:

– Выше нос, коллега! Все впереди, то ли еще будет!

В расстроенных чувствах он вышел в коридор и увидел ее, танцующую, порхающую. Кажется, ее звали Людочка, она работала на втором посту торакального[2] отделения. Видимо, он вышел достаточно неслышно, так как девушка продолжала танцевать, находясь к нему спиной. По коридору струился голубой свет, Стас невольно залюбовался девичьим силуэтом, точеной фигуркой в халатике. Увиденное было настолько неожиданным здесь, в коридоре областной клинической больницы, посреди ночи, что какое-то время студент стоял раскрыв рот.

Может, она параллельно училась в балетной школе, для репетиций другого времени не было. Или просто настроение хорошее у девушки – такое, что захотелось потанцевать.

Это посреди ночи-то!

Неожиданно дверь ординаторской шумно отворилась, кто-то из хирургов направлялся в реанимацию посмотреть прооперированного накануне больного, и видение исчезло, юркнуло в процедурный кабинет. Никто ничего не заметил. Кроме Стаса.

Всю оставшуюся ночь он проворочался на жесткой кушетке, твердо решив утром подойти к Людочке и завязать знакомство. Однако не подошел, не завязал, поскольку проспал, едва успев на лекцию по Истории КПСС. Почему-то хирурги решили, что будить юного коллегу не стоит, здоровый сон важнее.

Идеологическая взбучка

Корпуса мединститута разбросаны по Перми, как вещи в жутко захламленной комнате. Главный, теоретический, морфологический…

Расписание занятий составлено так, что времени доехать из одного корпуса в другой – впритык. Не говоря о том, чтобы где-то нормально перекусить. Как будто студенты не люди и еда им ни к чему.

И начинается: пирожки, бутерброды – сухомятка, короче. О роли хеликобактера в развитии гастритов и язвенной болезни в начале восьмидесятых ничего известно не было, и заболевания развивались просто от нарушения диеты. В среднем каждый второй студент, окончивший мединститут, имел характерный букет желудочно-кишечных проблем.

– Творог будешь? – поинтересовался Богдан.

– Пока не решил, – уклончиво ответил Стас.

К этому времени они медленно двигались в очереди студенческой столовой, глотая слюну и прикидывая, на что хватит наличности, а на что можно только посмотреть. Стипендия – сорок рублей, на нее особо не разгуляешься. Многие подрабатывали, кому-то помогали родители. Были и студенты совсем иного уровня обеспечения, например, грузин Авто Циклаури. Но о нем – чуть позже.

– Творог – это хорошо, это кальций, – пробубнил Стас, принюхиваясь к салату из огурцов и помидоров. – Это кости, зубы, волосы, ногти… Если кальция мало в костях – начинается остеопороз. Частые переломы, из них особенно опасен перелом шейки бедра.

– И откуда ты все это знаешь?

– Сам себе удивляюсь! – пожал плечами Стас, едва они уселись за столик. Потом лукаво подмигнул Богдану: – Кстати, как женщина женщине, скажу – особенно проблема остеопороза актуальна в постменопаузе.

– Что такое постме… менонопауза?

– А я знаю?!

И Богдан, и многие из группы привыкли к периодическим медицинским «закидонам» Стаса, смотрели на это как на простой выпендреж начитанного мальчика из медицинской семьи. Никто не верил, что родители мальчика – простые работяги из Усолья, не имевшие к медицине никакого отношения, а сам он в школе перебивался с тройки на двойку, дрался, бил стекла и прогуливал уроки, не питая к чтению медицинской литературы ровным счетом никакого рвения.

– Меня в восьмом даже из школы выперли, – аргументировал он как мог, – правда, потом мне удалось восстановиться. Это дела давно минувших дней, преданья старины глубокой.

– Зачем тогда поступил в медицинский вуз? – резонно поинтересовался Яшка Блюмкин, оказавшись как-то со Стасом в троллейбусе. – Есть секции бокса, дзюдо или самбо, где все твои данные очень пригодились бы, помогли…

– Бокс, и только бокс, – шутя, уточнил Пермяков, проведя в воздухе комбинацию из нескольких свингов и одного апперкота воображаемому противнику. – Я о нем мечтал с детства. Но… не боксом единым жив человек, есть и другие занятия. Хирургия, например.

Народа в троллейбусе было немного, и никто не обратил внимания на махающего руками студента.

– Ав армию не было желания пойти? – продолжал интересоваться Блюмкин, глядя за окно на здание ЦУМа и оживленный Комсомольский проспект. – Там адреналин требуется о-го-го!

– Честно признаться, нет, а что?

Сами того не ожидая, они вдруг начали спорить о долге, который следовало непременно отдать Родине. Стас жестикулировал, недоумевая, почему обязательно отдавать его в виде службы в Вооруженных силах, а не стоя у операционного стола, к примеру. Эти занятия были для него равнозначны.

В пылу спора оба не заметили, как к ним притиснулся крепенький мужичок в сером пальто и таком же сером берете. Троллейбус к тому времени заполнился прилично.

– Ребятки, а вас били когда-нибудь? – неожиданно поинтересовался «серый». – Только честно.

– А какое это имеет отношение к тому, о чем мы говорим, – искренне удивился Стас, не почуяв никакой опасности. – К тому же мы не с вами разговариваем. Что вы встреваете?

– Ну, а все-таки, отвечайте, когда вас спрашивают, – продолжал настаивать мужичок на своем. – Били или нет?

Зеленые глаза «серого» округлились и, казалось, приклеились к вискам Стаса подобно двум электродам с импульсными токами, начав то и дело подергивать его мимическую мускулатуру. Обращался мужичок как бы к обоим, а глядел почему-то на него одного. Яков начал знаками показывать Стасу, что как-то надо сматываться, но тот словно не замечал намеков однокурсника, продолжая опасный диалог.

– Ну, допустим, били, – признался Пермяков, опустив глаза, – и не раз. А вам-то какое дело?

– Видимо, недостаточно, – констатировал «серый», оказавшийся на редкость крепким и пронырливым. Как ни пытался студент отодвинуться от него, ничего не получалось. – У меня такие, как ты, уклонисты, живенько забывали о подобном свободомыслии. Ишь, что удумал! Заруби себе на носу, молодой, это не тебе решать, каким способом отдавать долг. Ты пока никто в этой жизни! И звать тебя никак!

Извернувшись, мужичок как-то умудрился притянуть значительно отодвинувшегося Якова. Естественно, тот попытался сопротивляться, но ничего не мог противопоставить мертвой хватке «серого».

– Аккуратней! – возмущался парень. – В чем дело?!

– Тихо, мальчуганы, не рыпаться, – вцепившись студентам в локти, словно клещами, начал в приказном тоне мужичок, – я хотел бы знать ваши фамилии, адреса, в каком институте учитесь, номер группы и курс. Быстро!

– Ав носу тебе не надо поковырять, дядя? – не обращая никакого внимания на предупреждающие взгляды Блюмкина, выпалил Стас.

– Так, все, к выходу, – «серому» удалось развернуть обоих парней. Пассажиры испуганно расступались, освобождая проход. – Ты у меня сейчас сначала на пятнадцать суток сядешь. А потом еще в Афган загремишь, где сполна свой долг отдашь, как миленький.

– Дядя, отпусти по-хорошему, – предупредил Стас, оказавшись на остановке и оглядевшись. – А то мы и огорчить можем.

– Стасеныш, прекрати, – взмолился Блюмкин, готовый к тому времени на коленях умолять «серого» о помиловании. – Не лезь на рожон, прошу.

– Стасеныш, значит, Стас? Ну-ну, запомним. Не советую дергаться, – предупредил мужичок, без труда увлекая студентов в переулок. – Для таких холуев, как вы, у меня найдется пара спецприемов на выключение. Вырублю в два счета.

Стасу приходилось бывать в подобной ситуации, когда отец отметеленного им пацана вел его так же за локоть к родителям. Правда, тогда он не осмелился, а сейчас…

– Так, может, проверим приемчики?

Выгадав момент, он резко лягнул «серого» каблуком в колено. И, кажется, попал, куда хотел – в чашечку. Подтверждением попадания было ослабление хватки и судорожный всхрап.

– Беги, Блюм!

Развернувшись, Стас разглядел гримасу скрюченного мужичка и почти без замаха с левой от души «встряпал» в разрез. Изо рта мужичка при этом что-то вылетело.

«Уж не капа ли?» – автоматически пришла в голову первая боксерская мысль. Но вскоре Стас разглядел на земле вставную челюсть с вереницей зубов.

– Тебе бы, дядя, мелко измельченные вареные овощи жевать с осторожностью, – посоветовал напоследок скрюченному мужичку Пермяков, направляясь вслед за Блюмкиным, – а не за студентами-уклонистами по троллейбусам мотаться. Хорек сутулый!

Пятка потом болела какое-то время.

Никаких последствий для студентов данный инцидент не имел, хотя готовы парни были ко всему, вплоть до отчисления из вуза. Завидев кого-нибудь подозрительного в коридоре деканата или общаги, тут же выскакивали на лестницу и меняли этаж.

На чашке весов – зачет по английскому.

От сессии до сессии живут студенты весело, а сессия – всего два раза в год. Одним из постоянных отрицательных ощущений для Стаса в студенчестве являлась сонливость, которую надо то и дело преодолевать, и чувство голода, а из положительных – естественно, утоление последнего и глубокий качественный сон.

Выйдя из столовой, Стас потянулся:

– Все не так уж и плохо…

– А то! – хмыкнул Богдан, двигаясь следом. – Жизнь-то налаживается!

В следующий момент перед ними затормозила «Волга» с шашечками на дверцах, из-за опущенного стекла улыбнулась давно не бритая физиономия:

– Привет, парни, куда направляемся?

– Автандил Мамиевич, приятно-та как! – притворно обрадовался Стас. – Какими судьбами? На физику направляешься небось? Жажда знаний замучила?

– Ага, изнемогаю… Садитесь, подвезу, – Авто кивнул на задние сиденья. – Так и быть, заскочу на физику, хотя еще минуту назад это в мои планы не входило.

Если все студенты-медики в анкете при поступлении бесхитростно писали, что хотят лечить людей, кто-то – быть хирургом, кто-то педиатром, кто-то – акушером-гинекологом, то Автандил Циклаури заявил на первом же капустнике, что хочет стать главным врачом, и никем другим. И, забегая вперед, отметим, что дальнейшее его поведение соответствовало выбранному курсу, он не спеша двигался к намеченной цели. В течение семестра семинары и практические занятия посещал через одно, на лекции не ходил вовсе. За неделю до сессии из Сухуми приезжала его мама, навещала деканат, и… Автандил странным образом ликвидировал все задолженности, сдавал зачеты. В самый последний момент выходил в сессию и сдавал ее вполне «удовлетворительно».

Стас слышал, что не он такой один в вузе, что у ректора существует засекреченный список. До поступления в вуз он считал, что в медицине такое невозможно в принципе, но факт оставался фактом. Именовался сей факт Автандилом Мамиевичем.

Правда, сколько веревочке ни виться… Уверенно следовавший надежным фарватером фрегат Циклаури на четвертом курсе неожиданно налетел на риф под названием «Военная кафедра». Ни приезд мамочки, ни подключение других связей местной грузинской диаспоры – ничего не помогло. Авто был безжалостно оставлен на второй год. Такая вот печальная история.

Но все это – впереди, а пока Авто поинтересовался у однокурсников, усевшихся на задние сиденья:

– Какая хоть тема по физике?

– Электромагнитная индукция, – проинформировал Богдан.

– Ой, блин, это же учить надо! Вот невезуха-то! А меня в «Хрустале» сейчас ждут… У брата Гиви сын родился позавчера. Племянник мой! Почти четыре кило! Представляете?

«Хрусталем» они между собой звали самый популярный среди пермских студентов ресторан «Горный хрусталь».

– Как нарекли? – вяло спросил Богдан.

– Кохабер, – гордо отрапортовал жмурившийся от солнца Авто. – Ожидают пятьдесят гостей, может, даже больше. Кстати, почему бы и вам не пойти? Приглашаю!

– Да кто мы такие, Авто? – отмахнулся Стас, припоминая свою стычку с «серым» мужичком в троллейбусе. – Мы никто, и звать нас никак. Будут небось сплошь знаменитости навроде Пугачевой, Ротару или Кобзона…

– Лещенко, Магомаева не забыли, надеюсь, – вставил Богдан.

Стас улыбнулся. Так вышло, что к своим восемнадцати годам он ни разу не встречался близко с представителями кавказской национальности. Не доводилось. В Усолье их не было, не приживались как-то. Насаждаемые в детстве стереотипы не то чтобы рушились – становились какими-то надуманными, смехотворными.

– Какие знаменитости, вы о чем? Вы – мои новые друзья, – принялся терпеливо разъяснять Автандил. – И вас приглашаю я. Ресторан «Горный хрусталь», начало в пять, сегодня… Слушай, где ты еще настоящий сациви попробуешь, а? А хинкали, хачапури, а? Про «Киндзмараули» я вообще молчу. Ой, не обижай, а!

Авто так аппетитно целовал, причмокивая, кончики своих пальцев, что сытые Стас с Богданом проглотили слюну и переглянулись. Обидеть однокурсника не входило в их планы. Но принять его приглашение означало не подготовиться к зачету по английскому, к тому же после дежурства у Стаса слипались глаза, и, если бы не раскатисто-гортанный голос однокурсника, он давно бы уснул на заднем сиденье.

– Вы извинитесь за меня перед физиком, – доверительно попросил Авто, глядя на часы. – Никак не успеваю. Сейчас вас в теорку заброшу, а потом в «Хрусталь». Короче, в пять жду обоих, как договорились.

– Мы разве договорились? – растерянно спросил Богдан, когда такси с однокурсником, высадив их у корпуса теоретических дисциплин, затерялось в потоке транспорта. – Что-то я не понял.

– Похоже, до… договорились, – растерянно протянул Стас.

– Ты вообще спишь, – раздраженно схватил его друг за рукав. – Как ты можешь о чем-то договариваться? У тебя мама из Сухуми перед сессией не приедет и тебя не отмажет! И ты не хочешь быть в будущем главврачом. Разницу улавливаешь?

Неожиданный порыв ветра распахнул полы его незастегнутой куртки, но Гончаренко этого даже не заметил.

– Насчет главврача надо подумать. Что касается остального… Понимаешь, у человека радость: племяш родился. Вот у тебя есть племянники? – Заметив, как Богдан мотнул отрицательно головой, он продолжил: – И у меня нет. А у него есть… второй день как. И он этой радостью хочет с нами поделиться, сечешь? Вполне искренне. Обидится, если не придем, не разделим. Я бы точно обиделся.

– Да разделим мы ее, разделим… Все будет чики-пуки. Представим весы. На одной чашке, значит, его неразделенная радость, бьющая через край, на другой – зачет по английскому. Как считаешь, что перетянет? И равноценные ли это грузы?

Богдан продолжал что-то раздраженно говорить, аргументируя и жестикулируя, но Стас его уже не слышал, так как они вошли в двери и их подхватил студенческий поток, а в нем главное – не прозевать отворот сначала в раздевалку, потом – в свою аудиторию.

Дождаться варьете

Сациви оказалось обыкновенной жареной курицей, нашпигованной специями. Безумно аппетитной. Вначале Стас не на шутку комплексовал по поводу того, что не умеет пользоваться одновременно ножом и вилкой. Однако после двух фужеров «Киндзмараули» ему стало совершенно все равно, что про него подумают многочисленные гости.

Кстати, они ему понравились – достаточно простые и приветливые люди, а некоторые из стройных грузинок даже кокетливо улыбались совсем еще юным студентам. Правда, сопровождавшие их усатые джигиты тут же подобные попытки пресекали, что весьма забавляло Стаса.

– Да не ругайся ты, генацвале, – негромко, чтобы только Богдан слышал, бубнил он, – не трону я твою Сулико. Здесь кроме нее хватает экспонатиков. Есть на кого глаз положить.

– Уж лучше не класть, – понимающе твердил Гончаренко, уплетая курицу за обе щеки. – Так спокойней. Это не входит в нашу программу-минимум, не забывай.

– Боишься, вспыхнет межнациональный конфликт? В отдельно взятой Перми? Если вспыхнет – точно зачет по английскому провалим.

– Мы в любом случае его провалим, – проворчал с набитым ртом Богдан. – Не сомневайся, по твоей вине!

– Тебя сюда не на аркане тащили! – напомнил ему Стас.

От прямолинейности друга Гончаренко слегка оторопел и даже на несколько секунд перестал жевать.

– Ага, я буду зубрить, а ты бесплатно грузинское вино хлестать и с горными козочками танцевать! Это не по правилам!

– Тогда сиди и помалкивай, – Стас легонько стукнул кулаком по столу. – И не порти чудесный вечер. А еще лучше иди и танцуй… С любой из этих козочек. Что тебе мешает? Радуйся жизни, короче.

Зал ресторана был полностью снят под торжество. Ансамбль переливчато переходил с одной грузинской мелодии на другую. Больше всех Стаса удивил тамада. Он мог несколько минут произносить очередной тост по-грузински, но, когда наступал черед «русской транскрипции», выдавал коротко:

– За нашего маленького Гоберидзе!

Возможно, он планировал что-то сказать еще, но ему не давали, звенели фужеры, звучали гортанные выкрики, пиршество разгоралось.

Поначалу сидевший в напряжении Богдан под действием вина вскоре обмяк и начал периодически при появлении на горизонте той или иной привлекательной особы толкать Стаса по привычке локтем в бок. Алкоголь смял, казалось, и языковой барьер однокурсника, в его речи все более начали проскакивать обороты на родной мове:

– Подивися, як тебе этот бутон, а? Гарна дивчина! Скильки достоинств! Через три людини вправо от Авто, вважай скоринге! Все при ней, чики-пуки… Да не туди дивишься! А, що з тобою говорити!

В ушах стояла непередаваемая какофония, органично выглядевшая где-нибудь на фоне горного пейзажа, но… чтобы в центре Перми! Такого Стас представить себе не мог. И вот из самых глубин этой какофонии, словно из горного ущелья, до него донеслось:

– А сейчас Авто хочет представить нам своих русских друзей, это студенты-медики Станислав и Богдан… Вместе с Автандилом они постигают азы медицинской науки, и, кто знает, может, перед нами…

Друг по привычке воткнул локоть Стасу в ребра:

– С тебя тост! Ты завсегда вмив красиво говорити. Не опозорь вуз, коллега!

– Угу, – поперхнувшись от неожиданности, хрипло ответил Стас. – По части женщин – я, по части красиво говорить – я. Я везде как затычка. А ты у нас по какой части? Может, пора брать ответственность на себя?

Тамада тем временем продолжал:

– …будущие Боткины, Пироговы, Парацельсы… Попросим их сказать пару слов по поводу рождения нашего маленького Гоберидзе.

Стас почувствовал, как между лопаток вниз словно скатываются несколько капель холодного шампанского. Кто их ему туда плеснул, спрашивается? Незнакомые руки наполнили его фужер, он взял его, поднялся, еще не представляя, что будет говорить…

– Дорогие родители! Теперь частичка вас обоих существует как бы… отдельно от вас…

Тамада начал переводить сказанное, а Стас перевел дух, почувствовав, как во рту пересохло. Но глоток сделать было нельзя – тост не закончен!

– Теперь у вас есть судья построже, чем мнение окружающих…

Во вторую паузу до него донесся шепот Богдана:

– Кончай трепаться, Андроников!

– Теперь каждый из вас может сказать: «Всё, что не смог сделать я в этой жизни, может быть сделано моим сыном».

В затравленном взгляде Богдана он без труда прочитал: «Да закончишь ты когда-нибудь или нет?!»

– Поздравляю вас с рождением первенца, с новыми заботами и новыми радостями! С пополнением славного семейства!

То, что случилось после перевода тамады, едва не снесло его с ног. Под гром аплодисментов с ним хотели не только чокнуться, но и пожать его «настоящую мужскую руку». Горячие джигиты вскакивали с мест и направлялись к нему с разных концов стола, считая это делом чести. А грузинки смотрели во все глаза, не отрываясь.

Когда все более-менее устаканилось, Богдан шепнул:

– Посля того, що я тут уразумив, бачу, кого предлагать в комсорги группы. А может, и усего потока. Как у нас гутарят, початок е, кинец будэ!

– Только попробуй! Я тебе дам – и конец, и початок… Скажу, что это ты мне тост придумал и на бумажке записал. Даже бумажку приготовлю, не сомневайся.

– Да попробую я, попробую! – улыбаясь, цедил сквозь зубы однокурсник. – Колись, ты готовилси, да? Ить готовилси?

– Когда готовиться-то? – Стас повернулся к другу. – Сам посуди: Авто пригласил нас в такси. Потом была физика, потом времени впритык, только переодеться… В общагу заскочили, то, сё… Некогда!

– И то верно. Ничего не понимаю. Когда успив?

В самый разгар праздника к ним подошел Циклаури, обнял за плечи:

– Ну как, парни? Нравится? Как кухня? Как вино? Может, что-то не так? Какие-то пожелания? Говорите, не стесняйтесь. Кстати, Стас, спасибо! Очень порадовал. Я в долгу не останусь. Ты знаешь.

– Что ты, Авто! Какой долг! – округлил глаза Пермяков. – Я просто радуюсь вместе с вами.

– Все чудово, Авто, кухня, гости, хозяева… все – по выщому класу, спасиби, – начал издалека Богдан. – Ми пиде-мо, а то треба готуватися.

– Готовиться? – Авто в недоумении почесал свою трехдневную щетину. – К чему готовиться? Ты шутишь?

– К зачету по английскому, – пояснил с оттенком обреченности Стас.

– Уйдете – и пропустите самое интересное! – предупредил однокурсник.

– Как? – вяло поинтересовался Пермяков. – Разве еще не все? Я думал, программа заканчивается… И что нас ждет впереди?

– Варьете! – сообщил небритый однокурсник и загадочно подмигнул. – Очень рекомендую, друзья! Не пожалеете. Такого вы еще не видели!

Услышав неожиданное слово, парни насторожились. Однако Циклаури больше ничего не сказал, направился дальше.

– В таком случае, могу себе позволить заплыв в тихую гавань, – Стас поднялся, поправив галстук, – где меня уже заждались.

У Гончаренко в эту минуту рот был забит салатом, поэтому никак отреагировать он не смог. Не успел. Когда прожевал, было уже поздно. Стас направлялся к самой симпатичной грузинке вечера – знойной брюнетке по имени Маринэ.

«Ну и что, что она с другом… Или с женихом, неважно, подумаешь, – стучало в его разгоряченном мозгу. – Если не хочет со мной танцевать, пусть сама об этом скажет. Иначе – зачем тогда весь вечер на меня пялиться?! У меня сердце тоже… не камень!»

– Разрешите вас пригласить?

Несколько пар глаз тут же впились в наглого студентишку, а ухажер Маринэ, чем-то напоминающий Остапа Бендера из «Золотого теленка» в исполнении Сергея Юрского, даже вскочил со своего места:

– У нас сначала принято спрашивать разрешение у мужчины!

– А мне почему-то больше нравятся женщины, – невозмутимо отреагировал Стас, рука которого в этот момент уже страстно сжимала элегантную кисть грузинки. – Так как, сударыня, вы согласны?