Стигма

Он на меня злился?

Я обдумывала этот единственно возможный вариант, когда Джеймс вдруг вынул из-под стойки полную стопку, поднес ее к губам и осушил залпом.

Какой молодец…

Лицо у него скривилось, глаза сделались злыми. Я наблюдала за ним, скрестив руки на груди и не зная, дать ли ему затрещину или схватить за ухо, как маленького провинившегося мальчика. Его инфантильное поведение и наплевательское отношение к делу меня сильно раздражали. Но повлиять на этого большого ребенка я не могла, поэтому лишь покачала головой, отказываясь с ним связываться. Если Джеймс решил вести себя по-идиотски, это его личное дело.

Вымыв руки, я приняла у официантки квитанцию с заказом. И сразу взялась за работу, замкнувшись в своем пузыре, манипулируя бокалами и бутылками ловко, плавно и точно, что и требовалось при приготовлении качественных коктейлей. Техничность – залог успеха. Я отвлеклась лишь на мгновение, когда Джеймс заправился еще одним шотом, и тогда я чуть не уронила на пол засахаренную вишенку.

Я старалась сохранять концентрацию. Поставила на рабочий стол стаканчик и начала наполнять его льдом. Но снова отвлеклась, когда Джеймс выпил очередную стопку. Он неловко двинул рукой и смахнул на пол мои ломтики лайма.

– Может, хватит уже? – шикнула я, еле сдерживаясь, чтобы не крикнуть. Нервы были на пределе.

Я чуть не задохнулась от возмущения, когда Джеймс рыгнул и вытер рот рукой.

– Эй, я с тобой разговариваю.

– О, теперь она со мной разговаривает, – пробормотал этот кретин.

Он уже плохо контролировал себя: движения замедлились, голос стал хриплым и глухим, как будто у него рот полон меда. Я и в самом деле теряла терпение. Ударив рукой по стойке, я заставила его посмотреть на меня.

– Ты напрашиваешься, чтобы тебя выкинули отсюда?

– Я не лезу в твои дела, и ты поступай так же, – отрезал Джеймс, демонстрируя незрелость и обидчивость.

Ну и ну… Он и правда сопливый ребенок.

– Вчера ты вторгся в мою личную жизнь, а сегодня я стараюсь спасти тебя от увольнения, – постаралась я объяснить разницу между нами.

– Да брось, – саркастическим тоном пробормотал он с жидкой улыбочкой. – Ты была бы просто счастлива, если б я убрался с твоей дороги.

Я нахмурилась, а Джеймс продолжил неуверенными руками протирать стаканы. Обида в его словах прозвучала очень пронзительно и искренне, и это меня поразило, точнее, задело.

Что он несет? Это же неправда. С какой стати он так решил?

«Может быть, потому что ты относишься к нему как к ничтожеству? – пробормотал тихий голос в моей голове. – Как и ко всем остальным…»

Застигнутая врасплох, я часто заморгала. Губы беззвучно зашевелились, пытаясь выдавить из себя какие-нибудь слова, но, когда я увидела, как он поднес ко рту еще одну полную стопку, то решила не говорить, а действовать, поэтому кинулась к нему и выхватила ее.

– Прекрати!

Глаза Джеймса тут же загорелись злобой.

– А ну верни!

– Ты пьян! – выпалила я.

Ситуация ухудшалась. Изо рта Джеймса на меня посыпались ругательства, из глаз – яростные искры. Его всего перекосило от возмущения.

– Ты ведешь себя как маленькая вредная девчонка!

– Это я-то?

– Да, чтоб тебя!

– Тогда скажи, кто из нас пьет на работе?

Джеймс дернул рукой, отмахиваясь от моих слов и угрожающе прищурился.

– Отдай мне стопку, Мирея.

– Фигушки тебе.

– Отдай.

– Сказала же…

Договорить я не успела, так как в следующую секунду он взбунтовался: схватил меня за плечи и отпихнул к стойке – край столешницы больно впился в поясницу. Потребовалось какое-то время, чтобы понять, что происходит. Я подняла голову и посмотрела на него.

Джеймс стоял прямо у меня перед носом: светлые волосы упали на потный лоб; блестящие влажные губы приоткрыты; заторможенный, тяжелый взгляд; замедленные движения; запах алкоголя… Я поняла, насколько близко он стоит, только когда почувствовала его горячее дыхание на своей щеке. Его влажные глаза опустились на мои губы, и что-то внутри меня сжалось, пока не лопнуло.

О чем это он думает?..

Я среагировала до того, как произошло что-то нехорошее: резко отпихнула его. Джеймс отшатнулся, ударившись спиной об бэк, и стеклянный перезвон эхом полетел к потолку.

С кончиков моих пальцев капал алкоголь, стакан я продолжала сжимать в руках. Я стояла неподвижно, пока, уперевшись руками в стойку, Джеймс искал мои глаза. Он смотрел на меня ошеломленно. Интересно, что его удивило – я или он сам? Казалось, он ничего не соображал.

Я не находила слов, будто онемела. Потом Джеймс отвернулся и медленно побрел в сторону туалета, прижав ладонь к губам. Его футболка с логотипом затерялась в толпе посетителей.

Вот же черт!

Я посмотрела на испачканные текилой пальцы и от досады присвистнула. Помыла в раковине стакан, а заодно и руки. Ну и бардак он устроил… Просто красота! А убирать, значит, должна я.

Пришлось подобрать с пола ломтики лайма и стереть с пола пятна текилы.

Это ж надо – напиться во время смены… Что у него в голове, опилки?

Однако самое лучшее ждало впереди, потому что Зора выбрала именно этот момент, чтобы появиться в баре. Одетая в красный фрак с золотой отделкой и блестящие легинсы, она предстала передо мной во всем своем великолепии. Увидев ее, я слегка перетрухнула, поэтому попыталась сделать вид, что очень занята работой и не замечаю ее. Увы, фокус не удался. Рысьи глаза сделали круг по бару и нацелились на меня как на мишень.

– Где Джеймс?

– Пошел на склад за бурбоном.

Я произнесла эту фразу уверенным спокойным тоном, но взгляд Зоры стал пристальнее, как будто она почуяла ложь. Ее взгляд скользнул по стойке, по руке, в которой я сжимала вымытую и в панике схваченную стопку, затем – по моему лицу. Зора долго всматривалась в меня, но я выдержала ее пристальный взгляд, ни разу не сморгнув.

Я давно научилась врать мужчинам и женщинам даже старше ее, говорить убедительно, заставляя их поверить мне и в худших обстоятельствах. Так что я делала это не в первый раз, и уж точно не в последний.

– Передай ему, что завтра проводим инвентаризацию, – сказала она более мягким тоном, – завтра мы закрыты для клиентов.

И ушла, поправляя волосы тонкими пальцами, на которых посверкивали кольца.

Фу-у-ух, выдохнула я воздух, который невольно задержала в легких.

«Не лги мне», – сказала Зора при первом разговоре.

Нервничая, я закинула на плечо полотенце и закусила губу, едва сдерживая раздражение. Очень хотелось по чему-нибудь ударить. Лучше всего – по тридцатилетнему недорослю с серьгой в ухе, который сейчас, наверное, уже согнулся над унитазом.

– Эти новые туфли – просто пытка, – послышался тонкий детский голосок.

Узнав его обладательницу, Камиллу, я с трудом оторвалась от образа жалкого Джеймса, стоявшего на коленях у унитаза и молитвенно сложившего передо мной руки в просьбе не пинать его ногами.

Камилла приподняла ногу, массируя лодыжку, и только тогда я заметила высоченные каблуки, которые она всегда носила, возможно, потому что была маленького роста. Сегодня она надела открытые розовые туфли, в которых, несмотря ни на что, она передвигалась по залу с завидной легкостью. Сотрудникам разрешалось носить какую угодно обувь, если она не мешала выполнять должностные обязанности. По обуви можно многое узнать о человеке.

– Главное – случайно не надеть их завтра, – простонала она, опираясь на стойку, чтобы уменьшить давление на ступни.

Светлые глаза и маленькие уши делали ее похожей на какое-то сказочное лесное существо. Я знала, что Камилла из Остина, потому что она носила на шее медальон в форме штата Техас. Подарок от бабушки с дедушкой, сказала она как-то вечером, поймав на украшении мой взгляд. Да и сильный акцент сразу подсказывал, из каких краев она родом.

– Зора сказала, что завтра инвентаризация, – сообщила я, и Камилла выдохнула с облегчением.

Я почувствовала, как ее взгляд задержался на моем лице, когда я заправила пряди за уши. Ее взгляд скользил по моему лицу – по маленькому носу, угловатым челюстям, полным потрескавшимся губам, которые я часто кусала и облизывала. Темные, слегка нахмуренные брови передавали нервозность, которая отравила мне этот вечер. Я изо всех сил сдерживала себя и старалась отвечать Камилле как можно вежливее, чтобы не показаться грубиянкой.

Мне не нравилось, когда меня рассматривали. Я чувствовала себя неловко.

Как-то в детстве, когда кто-то в очередной раз обернулся, чтобы проводить маму взглядом, я спросила, почему люди на нее так смотрят. Она заговорщицки прищурилась и подарила мне улыбку, похожую на драгоценный камень. «Если на тебя смотрит незнакомый человек, Мирея, на то есть две причины: либо он тебя осуждает, либо считает тебя красивой. Какой вариант больше тебя пугает?»

Конечно, не тот, что пугал ее, женщину, любить которую было так легко, не восхищаться которой было невозможно. Точно не тот, что пугал ее, в чужих глазах находившую зеркала и в них смотрящуюся.

У нас с ней были одни мечты на двоих, но разные страхи.

Чтобы скрыться от пристального взгляда Камиллы, я наклонилась проверить, сколько льда осталось в морозильной камере. Не очень много. Нужно пополнить запасы, если к концу вечера я не хотела остаться ни с чем.

Посмотрев в сторону туалета, я утвердилась в мысли, что помощи ждать мне неоткуда. Из балбеса Джеймса помощник сегодня не получится.

Я стянула с плеча полотенце и приняла разумное решение обойтись своими силами.

– Не приглядишь за стойкой?

Камилла выпрямилась, а когда поняла смысл моей просьбы, озадаченно огляделась.

– А Джеймс?

Я красноречиво посмотрела на нее, и она сразу обо всем догадалась. Камилла шумно выдохнула, отчего ее челка приподнялась, и села на один из высоких табуретов, оказав мне этим большую услугу.

Я молилась, чтобы Зоре не пришла в голову неудачная мысль пройти мимо бара, пока меня нет, и быстро пошла к служебной двери. Открыв ее, я снова оказалась в лабиринте коридоров, пролегавших вдоль задней и боковых стен здания. Поправила сумочку на поясе и полубегом направилась к подсобке, где стоял большой ледогенератор, снабжавший льдом нашу барную морозилку.

Интересно, нужен ли ключ, чтобы его открыть?

Я вспомнила блестящую связку ключей, болтающуюся на поясе у Джеймса, когда он плелся в туалет.

Ну если да, тогда у этого парня нет шансов на спасение. Я макну его голову в унитаз.

– Андрас, прошу тебя…

Я чуть не споткнулась, когда услышала чей-то отчаянный голос. Сердце екнуло, а ноги прилипли к полу. Я растерянно застыла и огляделась, поняв, что в коридор совершенно пуст.

Кто это сказал?

– Нет, – был ответ.

Я напряглась, услышав глубокий тембр, чистый и звонкий, как удар плетью. Тело распознало его быстрее, чем разум, как это бывает с запахами. В щель полуоткрытой двери я увидела небольшую комнату с серыми стенами, металлическим столом у стены и шкафчиками, в которых охранники хранили личные вещи.

Я почувствовала его присутствие за дверью. Я увидела его длинную тень и дорисовала в воображении его грубые небрежные жесты, его глаза, такие светлые, что они раздражали.

Я подошла достаточно близко, чтобы разглядеть лицо одного из охранников – парня ростом с дерево, с коротко стриженными волосами, – искаженное в страдальческой гримасе.

– Мне нужна эта работа.

– Ты должен был подумать об этом, прежде чем в рабочее время уединяться с клиенткой в подсобке. Надеюсь, тебе хотя бы было весело?

Я невольно приникла к дверной щели и, опустив глаза, увидела большую подошву темного ботинка-амфибии. Прямо передо мной что-то покачивалось – из кармана его брюк свисал ремешок, похожий на брелок для ключей: черный, с маленькими голубыми камешками, в которых отражался электрический свет. Я с любопытством рассматривала брелок, когда парень шагнул вперед.

– Ну пожалуйста… – с мукой в голосе сказал он.

Я лишь частично понимала, что произошло, но это не имело значения. Парень явно был в отчаянии, в его умоляющем тоне совершенно отчетливо слышалось раскаянье.

– Ты должен стоять на входе. А тебя там не было. Почему, Стивен?.. А, ну да, – последовала театральная пауза, – ты был занят важным делом в подсобке.

– Я отошел всего на десять минут!

– Действительно…

– Умоляю тебя, Андрас. – Парень шагнул еще на шаг ближе, сдерживая отчаянный жест. Он был готов упасть на колени. – У меня куча долгов, меня могут выселить в этом месяце, если я вовремя не заплачу за квартиру. И отец болеет. Я ведь просто ошибся…

– Ты не ошибся, – возразил Андрас твердым, спокойным и неумолимым тоном. – Ты сделал выбор. У тебя только одна задача: охранять это место. А ты предпочел ублажить свой член. Не забудь сказать об этом отцу, когда он спросит, почему тебя выкинули отсюда.

Глаза парня расширились от такого несправедливого приговора.

Я поджала губы. А что насчет Кристин? Почему ее не наказали?

Может, потому, что Андрас не был ее непосредственным начальником?

Неважно. В конце концов, это тот самый человек, которому нравилось причинять боль другим, тот самый, который не уважал никого, кроме себя, тот самый, который признавал единственную жизненную философию – философию насилия.

Стивен сжал кулаки и опустил голову.

– Ты просто… – прозвучал его злобный шепот, и мое сердце замерло.

Мы оба надеялись, что тот ничего не услышал. Однако последовавшая за этим тишина являлась слишком очевидной прелюдией к новому выпаду.

– Договаривай.

Стивен молчал. Его глаза выражали смесь чувств из раскаянья, ненависти и обиды.

Андрас медленно подошел к Стивену. Я видела, как в нескольких метрах от меня на лице парня все отчетливей проступало презрение; его вибрирующее от гнева тело застыло на определенном месте на полу, он не осмеливался пошевелиться.

– Закончи предложение, Стивен.

– Ты не можешь со мной так поступить, – прошептал тот очень тихо.

– Прекрати.

– Ты не можешь…

Андрас остановился на таком близком расстоянии от Стивена, что любой невольно сделал бы шаг назад. Я видела, как он мрачно улыбается, испытывая нездоровое удовольствие оттого, что ему удалось вызвать в ком-то презрение к себе.

Казалось, ему хотелось, чтобы Стивен ударил его, потерял над собой контроль и набросился на него, как бешеный зверь. Казалось, он подстрекал бедолагу, побуждал поддаться желанию разбить лицо теперь уже бывшему начальнику. Провоцируя, он веселился.

– Интересно, что бы сказал твой отец, – тон у Андраса был злобный, едкий, издевательский, – если бы увидел тебя сейчас, когда ты мочишься в штаны от страха, не находя в себе смелости назвать куском дерьма того, кто тебя уволил. Ведь ты именно это хотел сказать, не так ли? О, ну ничего, зато ты можешь похвастаться перед отцом, что, как настоящий кобель, за десять минут покрыл сучку. Кто знает, может, он и испытает за тебя гордость…

Взгляд у Стивена дрогнул. На мгновение его лицо вспыхнуло. Казалось, он вспомнил, что у него тоже есть две сильные руки, жилистое тело и достаточно силы, чтобы сбить с ног такого здоровяка. Крупный, хорошо сложенный, он имел веские основания ударить своего обидчика. Да, сейчас он испытывал безумное желание разбить Андрасу нос, стереть наглую иронию с его рожи и заставить проглотить каждое сказанное слово вместе с зубами. Но когда взгляд Стивена упал на руки в перчатках-митенках, он сразу сдулся.

Эти пальцы в белых шрамах всегда готовы сжаться в кулак, всегда горели желанием драться. Руки сумасшедшего, много раз сломанные, поцарапанные и раненные. Руки, которые как будто говорили с грубой иронией: «О, мы не в курсе, на что способны, так почему бы прямо сейчас не узнать?»

– Убирайся ко всем чертям.

Андрас сорвал со Стивена именной бейдж и бросил его на пол. Тот поднял бейдж и открыл маленькую дверь, которая соединяла это помещение с раздевалками, где охранники переодевались в униформу.

Андрас повернулся и пошел в мою сторону.

Я хотела отскочить, но неведомая сила потянула меня обратно. Я ударилась об дверь. Непонятно, что произошло. Я снова попыталась ускользнуть оттуда, но что-то как будто держало меня на крючке, не давая сбежать…

У меня за спиной раздался щелчок. Пряжка сумочки, застрявшая в дверной ручке, расстегнулась, и сумочка упала мне в руки. Когда я обернулась, Андрас стоял буквально в сантиметре от меня. Испугавшись, я отпрянула и чуть не упала.

Он пристально смотрел на меня, вальяжно привалившись к двери. Большим пальцем откинул металлическую крышку хромированной зажигалки, которую держал в руке. Казалось, Андрас сделан из чего-то более неприятного, чем плоть и кости. Он был сделан из несчастья.

– Что ты здесь делала? – спросил он.

Я не покраснела, а посмотрела на него, уверенная, что он не отпустит меня так легко, и это подтвердилось, когда он наклонился вперед.

– Я жду.

– Держись от меня подальше! – выкрикнула я злобно, но, должно быть, показалась ему жалкой или забавной, судя по тому, как он наклонил голову и усмехнулся.

– Почему? Боишься, что тебе это может понравиться?

Я почувствовала, как у меня сводит живот. Мои губы горели от оскорблений, которыми я хотела в него плюнуть, только не знала, какое выбрать.

Он достал пачку «Маверик» и, постучав по дну, вытащил губами высунувшуюся из мягкой упаковки сигарету. Я поймала себя на том, что слежу за движениями его рук, за напряжением в его глазах, смотревших на меня.

Было что-то настолько неприличное во всем, что он делал, в том, как он двигался, что мне казалось, что я совершаю грех, просто наблюдая за ним.

– Ты мне противен, – бросила я со всей ненавистью, которую питала к нему.

Андрас не просто самый подлый придурок, которого я когда-либо видела, – он олицетворял все, что я ненавидела в людях. Его не заботили чувства других, он безжалостно ломал чужие жизни, какими бы несчастными они ни были. Иногда мне даже казалось, что он искал самый изощренный способ причинить другому боль, как будто вид человека, захлебывающегося в страданиях, его забавлял.

– Мне не может понравиться кто-то вроде тебя.

Он молча наблюдал за мной. Все тем же взглядом, который значил все и ничего, непроницаемым и властным.

Почему он всегда так на меня смотрел?

– Молодец. Постарайся об этом не забыть.

Я отступила назад и почувствовала, как мои вены вскипают, когда он приблизился и прошел мимо, от него пахнуло чувственным, энергичным ароматом – ярким, как кровь. Андрас словно источал грубую, злую энергию, способную заставить любого внутренне съежиться в его присутствии.

Мне следовало придержать язык, промолчать и уйти, но я не совладала с собой.

– Почему ты так на меня смотришь?

Возможно, Андрас не ожидал этого вопроса, потому что замедлил шаг. Какое-то время он стоял неподвижно, а когда повернулся, так пристально посмотрел на меня, что я остолбенела.

– И как я на тебя смотрю, зверюшка?

– Перестань так меня называть! – выкрикнула я раздраженно, потому что знала: он дал мне это нелепое прозвище специально, чтобы унизить. – Меня зовут Мирея.

– Мирея… – медленно повторил он, глядя на меня. Он протянул «М», придав такой оттенок звуку, что на его губах тот принял скабрезный оттенок.

У меня скукожился желудок, когда я услышала, как мое имя прокатилось по его языку, как леденец, от которого крошатся зубы, уверена, я больше не смогу слышать его, не вспомнив, каким непристойным образом оно проскользнуло меж его губ.

– Не произноси его так, – сказала я сердито, и мои щеки покраснели. – Ты делаешь его грязным.

Андрас приподнял уголок губ, зажав сигарету между зубами. Он был похож на типа, которому просто-напросто нравится пачкать вещи, мять их и рвать на куски. И сама его душа казалась грязной и измятой.

– Ну кто-то же должен сделать его интересным. Ты так не думаешь?

Из моей груди вырвался протест, но что-то в его взгляде заставило меня сдержаться.

Он взял сигарету указательным и большим пальцами и вытащил ее изо рта. Обрезанные перчатки придавали его жестам брутальность.

– Не переживай. От меня ты его не услышишь.

На меня смотрели глаза не маленького мальчика и не молодого человека, который разыгрывал из себя преступника. Нет… это были глаза мужчины. Распутного, эгоистичного и абсолютно бессовестного. Несмотря на его сарказм, я знала, что он не шутил.

Он повернулся и продолжил свой путь шагом человека, который так же решительно и уверенно шел бы по тропинке, ведущей к скалистому обрыву над морем.

Однако, несмотря на свирепый шторм, ревущие волны и бесчисленные предупреждающие знаки опасности, кое-что не ускользнуло от моего внимания: он не ответил на мой вопрос.

6. Сколько ни умоляй

Сначала приходит желание и только потом – осмысление.

Я слушала болтовню коллег вполуха. Засунув руки в карманы пальто и сжимая пальцами мобильный телефон, смотрела, как Камилла подпрыгивала на месте, чтобы меньше мерзнуть, Руби щебетала о прошедшем дне, а Джеймс, прислонившись к двери, молча курил самокрутку. Сегодня была инвентаризация, и, хотя мы ее еще не закончили, смогли уйти пораньше.

– Привет, красотка!

Мужские руки обхватили Руби за талию. Она подпрыгнула, когда какой-то парень обнял ее сзади и прижался лицом к ее щеке.

– Оуэн! – удивленно воскликнула Руби, накрыв его ладони своими.

Она повернулась и, обняв парня за шею, подарила ему такой долгий и страстный поцелуй, что даже воздух вокруг них, казалось, потеплел.

Камилла ухмыльнулась, поглядывая на парочку из-под челки, а Джеймс глубже затянулся сигаретой. Я обнаружила, что украдкой наблюдаю за ними. Чужие излияния чувств всегда меня смущали, но я старалась этого не показывать.

Когда Руби наконец оторвалась от незнакомца, кожа на ее щеках стала ярче, чем обычно. Красная шерстяная шапочка оттеняла смуглую кожу и яркие глаза.

– Я думала, ты в Нью-Йорке!

– Вернулся пораньше, – объяснил он, явно довольный улыбкой девушки. – Ты рада?

Парень долго держал Руби в объятиях. Наконец, подняв голову, обратил внимание на нас.

– Всем привет! – сказал он, скользнув взглядом по свидетелям горячей встречи.

Затем пристально вгляделся в мое лицо, словно пытался вспомнить, где меня видел, но Руби спасла его от замешательства.

– Оуэн, это Мирея Викандер – наша новая барменша.

Руби потянула парня за руку, чтобы он подошел поближе. Оуэн приподнял уголки губ. Это был высокий и стройный молодой человек с каштановыми волосами. Из-под его серого плаща выглядывал явно недешевый свитер.

– Мирея, это Оуэн Нор – мой парень. Он студент юрфака, у его отца большой офис в Нью-Йорке, недалеко от Крайслер-билдинг. Оуэну приходится мотаться между городами, и он всегда находит способ меня удивить…

– Рад познакомиться! – Оуэн слегка кивнул, спокойно глядя мне в глаза.

Этот уверенный в себе парень был явно полон чувства собственного достоинства. У него был крючковатый, похожий на клюв нос, на бледном лице тут и там виднелись родинки.

– Привет!

Я не знала, что у Руби есть парень, но и не удивилась этому, ведь для такой милой и жизнерадостной девушки быть влюбленной совершенно естественно. Судя по тому, как она смотрела на Оуэна, он, наверное, был самой большой радостью в ее жизни.

– Я замучила Мирею разговорами про медицинскую школу, – продолжила Руби, положив руку на грудь Оуэна. – Ты помнишь, что со мной творилось в день собеседования? Я чуть с ума не сошла. Я была похожа на кузнечика! Так волновалась, что скакала туда-сюда, не могла усидеть на месте, я даже не ела, и…

– Кстати, о еде, не хотите к нам присоединиться? – перебил ее Оуэн.

Недоговоренные слова готовы были слететь с ее губ, но Руби замялась, а потом расплылась в улыбке, когда Оуэн обнял ее за плечи. Тот повернулся и вопросительно посмотрел на нас.

– Спасибо, но я ужинаю со своими соседками, – сказала Камилла, вращая ключ на пальце.

Вместе с подругами она снимала квартиру неподалеку и частенько этим хвасталась. Девушки жили весело: устраивали вечеринки, смотрели кино, ели попкорн, допоздна болтали.

Джеймс тоже отказался, сказав, что всегда ужинает перед работой, поэтому не голоден.

– А ты, Мирея? Хочешь с нами перекусить? – спросила Руби.

Ее предложение звучало искренне, но у меня не было желания его принимать. Я просто хотела купить готовой еды, добраться до дома, поужинать и завалиться спать, перед сном, может быть, посмотрев какой-нибудь фильм.

– Я лучше пойду домой, – ответила я и, увидев, что взгляд Руби слегка потускнел, добавила: – Но все равно спасибо.

– Тогда, может быть, в следующий раз, – заключил Оуэн, оглядываясь на свою девушку.

Он легонько ущипнул Руби за щеку, и она улыбнулась.

Попрощавшись, они пошли по переулку. Я смотрела, как красная шапочка Руби исчезает за углом.