Неизвестные

– Согласен, Ярик. Расскажем. Обязательно расскажем, – ответил Герман и протянул карточку Инге.

Когда она забирала ее, их пальцы слегка соприкоснулись, отчего узлы в её животе завязались потуже, причинив ей приятную боль, к которой она уже начинала привыкать.

Глава V. ТОГДА. Личные дела

7 марта 1999 года

– Это еще не все, – сказала Кудрявая и достала из заднего кармана пачку своих любимых цветных сигарет. – На.

Малая смущенно взяла подарок.

– Э-э, спасибо…

– Это прикол. Открывай.

– Почему не сказали, что день рождения не только у меня? Я без подарка, как-то не очень.

– Забей, открывай. И давайте начинать, – сказал Белый, разливая алкоголь по рюмкам, которые ставил на стол Бес.

Внутри пачки-коробочки лежала аудиокассета, накрытая листком с рисунком. Это была обложка с альбома «To the Faithful Departed» от «Cranberries». Малая в полном шоке смотрела на подарок. На картинке желтая комната с черным окном, музыканты в синих костюмах, и вокалистка все также с коротко подстриженными, но уже черными, как и окно в желтой комнате, волосами.

– Ее зовут Долорес О Риордан, если что, – сказал Главный.

Малая подняла глаза и посмотрела на друзей. Да, друзей. Пусть они и скрывают что-то, не сказали про днюху Чокнутого, но такой подарок могли сделать только друзья.

Бес решил всех поторопить:

– Так, давайте, пацаны и пацанки, выпьем, – он ритмично затряс полуторалитровую бутылку воды, в которую высыпал желтый песок из пакетика Юпи.

– Так, запивон готов, – Бес продемонстрировал бутылку со светло-оранжевой жидкостью.

– И запЕвон тоже, – Белый посмотрел на Малую, а потом на кассету в ее руках. – Ты уж извини, но твое попозже.

Белый засунул в магнитофон диск, который протянула Кудрявая. Из динамиков полилась «Доля риска» – первая песня с альбома «Мумия Тролля» «Икра».

– Ну держи.

Белый улыбнулся имениннице и протянул ей рюмку. Малая волновалась, и когда напиток оказался у нее, обхватила рюмку обеими руками, как чашу со священной жидкостью, которую нельзя расплескать.

– Хэпи бёздэй! И поехали, – громко сказал Бесстрашны.

Все чокнулись и опустошили рюмки.

Малая никогда не пробовала водку, эту омерзительную невкусную жидкость, которая через мгновение разлилась внутри как горячий металл. Холодный апельсиновый Юпи из красной кружки в белый горох немного остудил этот жар. Еще через мгновение голова закружилась, все вокруг преобразилось, ушло волнение, неловкость, и Малая даже позволила себе посмотреть на Белого и улыбнуться, на что он лишь закатил глаза и покачал головой.

– Между первой и второй, как говорится… А третья будет за любовь, – и он подмигнул опьяневшей Малой. – И потом покурим.

– Ты как? – спросил Главный у Чаки. – Может тебе не надо больше? У нас важное дело, не забывай.

– Да вроде ничего, – пожал плечами Чокнутый.

«Что за важное дело?» – подумала Малая, пробегая глазами по всем ребятам.

На третий раз вкус горького напитка уже не казался противным, холодный Юпи был вкуснее обычного, как и протянутый Бесом бутерброд с докторской колбасой, который Малая пережевывала как в замедленной съемке опьяневшей вместе со всем остальным телом челюстью.

– Закусывай давай, – сказал Бесстрашный тоном, не терпящим возражений, когда сунул в руки Малой бутерброд.

Также решительно Бес помахал головой младшим, потянувшимся к пачке сигарет, которую он достал, чтобы покурить в форточку на кухне, и они не посмели спорить. Не стали они возмущаться, и когда после третьего тоста в раковину отправились их стопки.

– Мелюзге достаточно, – икнув, сказал Белый.

– За дело, – скомандовал Главный, когда они вместе с Чокнутым без слов, одними взглядами и движениями голов переговорили между собой.

Под песню «Так надо» «Мумия Тролля» все покинули кухню.

Голова Малой кружилась, мысли путались, во рту появился неприятный привкус. Когда она шла за всеми следом, то вдруг потеряла равновесие от головокружения. Белый схватил её за талию и притянул к себе.

– Так и знал… – покачал он головой.

Подойдя к комнате отца, дети столпились в дверном проеме. Главный первым зашел внутрь.

– Ну вот. Давай, чувак. Твой выход.

Малая не поняла, к кому он обратился, но ответ пришел незамедлительно. К Главному пружинистой неуверенной походкой подошел Чокнутый. Тяжело вздохнув, он закрыл глаза, и задрал голову.

Малой стало не по себе. Она не могла понять, это у нее что-то гудит в ушах, или странный звук исходит от Чокнутого. Может ему плохо? Или это ей плохо?

Она взглянула на Белого, но тот смотрел куда-то в пол, как будто ему было неловко. Кудрявая уставилась на Главного, который наблюдал за младшим братом, засунув руки в карманы. Бес же внимательно смотрел то на него, то на Чокнутого.

– Четвертое декабря восемьдесят первого, десятое августа восемьдесят второго, двадцатое сентября восемьдесят пятого, седьмое марта восемьдесят шестого, – прошептал Чаки.

– Серьезно? – спросил Бес.

– Где он? Где сейф? – в голосе Главного звучало нетерпение.

– Шифоньер, в стене на третьей полке, надо сдвинуть стенку, – снова прошептал Чокнутый.

Бесстрашный решительно двинулся к шкафу, распахнул настежь дверь и начал что-то шарить на третьей полке.

– Только не сломай, чтоб тебя, – сказал Главный.

– Не ссы, чтоб тебя, – огрызнулся брат в ответ.

Через мгновение что-то щелкнуло, Бес отодвинул заднюю стенку.

– Есть, есть, нахрен! – словно откопавший клад искатель сокровищ выпалил он, с горящими глазами глядя на дверцу сейфа с круглым кодовым замком.

– Набирай код, – скомандовал Главный.

– Какой?

– Чокнутый же сказал. Наши дни рождения.

– С годами что ли?

– С годами? – спросил Главный Чокнутого, на что тот замотал головой. – В таком порядке, как сказал? – и Чокнутый кивнул. – Давай! – обратился Главный к своему близнецу. – Четыре, один, ноль, два, ноль, семь.

Код не сработал ни с первого, ни со второго раза.

– Может в другом порядке? – предположил Белый.

– Попробуй две четверки, нас же двое, – сказал Главный.

И снова не сработало.

Чокнутый внимательно посмотрел на Малую.

– Добавь еще одну семерку. Теперь и семерок – двое… – сказал он.

Бес покрутил цифры – четыре, четыре, один, ноль, два, ноль, семь, семь. Дверца щелкнула с приятным звуком победы.

Парень сразу вытащил содержимое сейфа: черную книгу и несколько папок. Ту папку, что лежала сверху, он показал брату-близнецу, но Белый перехватил его руку, чтобы прочитать, что на ней написано, после чего резко повернулся к Малой.

– Не может быть, – сказал Белый, посмотрев на девочку, как на диковинную зверушку в зоопарке. – Это что? Значит Чаки был прав?

– Походу, – Бесстрашный, отдав книгу и папки Главному, больше по-отечески, чем по-братски притянул к себе Чокнутого и сказал ему: – Ты молодец.

– Значит, так и есть. Это твою семью он спас, – сказал Главный Малой, перед глазами которой все начало неприятно дергаться. – Спас от нее. От той, что жила здесь.

Это безумное заявление стало последней каплей, после которого Малую вырвало оранжево-розовой жижой из докторской колбасы, водки и Юпи прямо на голубой линолеум. Точно такой же был и в ее квартире, и она его терпеть не могла.

***

Эту жуткую смерть признали самоубийством. Весь дом гудел как улей, а история обрастала все более немыслимыми подробностями.

Говорили, что Татьяна – женщина из квартиры номер двадцать пять – прежде чем запить несколько пачек димедрола водкой, перерезала себе вены, и не только на руках, она нанесла себе увечья и на ногах. А потом, уже приняв лекарства с алкоголем, полезла в петлю, но, что-то пошло не так, и она свалилась на пол. Истекая кровью, Татьяна поползла на балкон, с которого хотела сброситься, но сил перелезть через перила у нее уже не было. Ее мертвое тело там и обнаружили.

По всей квартире тянулись кровавые следы, как на полу, так и на стенах, мебель была перевернута, в том числе тяжелый диван и не менее тяжелый шкаф, холодильник и кухонная плита были опрокинуты, повсюду валялось битое стекло и разбросанные вещи.

Говорили, что лицо Татьяны было расцарапано, разодрано, как будто зверем, но скорее всего ей самой. Поверить, что все эти безумные подробности являются чистой правдой, было сложно.

Но факты были таковы. Молодая женщина, о которой все были хорошего мнения, которая ни в чем дурном не была замечена, выросла в хорошей семье, дружила с нормальными людьми и работала в министерстве образования, просто взяла и сошла с ума, попытавшись убить себя разными способами, и в итоге преуспела в этом.

Шум в квартире Татьяны продолжался около часа. Грохот падений, разбивание стекла, но страшнее всего – ее истошные вопли. Когда милиция приехала, за дверью уже стояла тишина. Когда в квартиру, наконец, вошли, женщина была мертва.

Милиция для порядка опросила всех соседей, в первую очередь тех, кто жил на одном этаже с самоубийцей. Малая слышала, как отвечали на вопросы ее родители, которые были ошарашены произошедшим, особенно мама, потому что Таня была ее близкой подругой, и ни раз бывала у них в гостях. Это первое, что Малая скрыла от друзей. Посчитала, что им это знать не обязательно.

Родители ничем не могли помочь следствию, а вот Малая могла бы. Ей было что сказать, но как всегда не хватило смелости открыть рот и превратить мысли в звуки, слова и предложения. Писать ей было легче, чем говорить.

Татьяна не была такой уж простой. Мол вся такая обычная, проще говоря «нормальная. Малая замечала за ней странности. А однажды увидела не просто странность, а настоящее безумие. Это случилось незадолго до жуткого самоубийства.

Проходя через прихожую, Малая услышала, как за дверью на этаже открылись двери лифта. Она решила посмотреть в глазок, кто приехал, забравшись на маленькую табуреточку, стоявшую в коридоре как раз для этого. Возможно, это родители вернулись раньше. Такое бывало по пятницам, когда отец заходил за мамой на работу, и они вместе шли домой. Лифт не попадал в поле зрения, но площадка, на которой были расположены четыре квартиры, просматривалась прекрасно.

Худая Танина фигура двигалась неестественно медленно. На прямых ногах, не сгибая колени, она делала маленькие шажки. Руки безжизненно висели по швам, а голова была наклонена вправо.

На один шаркающий по полу шаг уходило несколько секунд. Это было очень похоже на какую-то жуткую сцену из фильма ужасов. И отвернуться хочется, но любопытство сильнее. И Малая не могла оторваться от глазка, чувствуя, как по позвоночнику бегают муравьи с льдинками на лапках.

Находясь в нескольких шагах от своей квартиры, Таня остановилась и стала медленно поворачиваться. Также медленно ее голова, наклоненная вправо, стала выпрямляться. Когда же она в упор посмотрела на дверь квартиры номер двадцать восемь, Малая просто перестала дышать. Она машинально закрыла рот рукой, чтобы не издать ни звука.

Сколько это длилось, было невозможно понять. Минуты? Десятки минут? Казалось, время замерло.

Лай Стэйера заставил девочку взвизгнуть и опрокинуть табуретку, чуть не упав всем телом на пол. Она прижалась к стене, задев висевшее на ней зеркало, и закрыв рот уже обеими руками, в ужасе смотрела на собаку. Стэйер то рычал, то лаял, а потом, как ни в чем не бывало, свесив довольно язык, вернулся на свою лежанку.

«Она услышала меня? Увидела, что в глазке появился свет? Поняла, что кто-то на нее смотрел? Поняла, что это я? Черт! Что это вообще было?»

Медленно, также как шла Таня к своей квартире, Малая снова подошла к двери и посмотрела в глазок, тихонько поставив опрокинутую табуретку и взобравшись на нее. На лестничной площадке никого не было.

В тот же вечер Малая записала это происшествие в свою тетрадку рассказов. Название она выбрала простое: «Дверь».

В ту ночь по кабельному показывали фильм «Сияние»16. Кино Малая решила посмотреть по всем канонам жанра – в полной темноте, одна в закрытой комнате. Вместо того, чтобы переключиться с плохих эмоций на хорошие, она напротив их усиливала, ей было мало.

На следующий день воображение у Малой разыгралось настолько, что она засомневалась в том, что реально видела то, что видела. Может, она просто это придумала, вообразила, поверила в придуманное?

Когда через пару недель Таня убила себя, Малая вроде и была в шоке, но с другой стороны, как будто ожидала чего-то подобного. Пазл сходился. Мамина подруга явно была не в своем уме. И никакие разумные ответы не приходили в голову Малой, все только в духе фильмов ужасов.

А потом в Таниной квартире поселилась семья полковника Богданова. Они переехали в квартиру той, что искромсала себя, пыталась задушить и выброситься с восьмого этажа, всего через несколько недель после ее смерти.

Дети полковника стали друзьями Малой. Но поделиться тем, что видела, она не решалась, как и тем, что Таня была для их семьи не просто соседкой.

А вот после того, что произошло в ее тринадцатый день рождения, Малая поняла, что ей необходимо все им рассказать.

***

7-15 марта 1999 года

После того, как ее несколько раз вырвало, Малая оказалась на диване, укрытая пледом. Состояние было похоже на паралич. Тяжело двигаться, голова гудит, речь окружающих слышна и более менее понятна, но подать знак о том, что она жива и все слышит, Малая не могла. Она отчего-то вспомнила сказку «Карлик Нос», которую слушала на пластинке в далеком детстве. Мальчик Яков в полусне прожил в доме ведьмы много лет. В аудиосказке под загадочную музыку описывалась эта полудрема, это туманное состояние. В таком пребывала и Малая.

«Что это такое?» – кажется, спросил Бес.

«Книга таинств и воскрешений Виталины», – прочитал Белый.

«Дай сюда», – подала голос Кудрявая.

«Что там?» – спросил Чокнутый.

«А ты что не знаешь? Я думал ты, как этот, Кашпировский17, мать его, или не! Ванга!» Белый нервничал, злился.

«Что это выпало? – голос Главного. – Фотография какая-то. Наша фотография. Не пойму, когда она сделана и кем? Девяносто второй год на обороте. Сразу после детдома. Может дядя Сережа сделал. Не. Скорее Вера. Не пойму».

«Отец хранит эту фотку в сейфе? Что за сопливая мелодрама?» – Белый явно был на взводе.

«Что там в книге?» – спросил Главный.

«В ней пусто. В книге пусто», – голос Кудрявой был тихим.

Малая слушала этот разговор и вспоминала, как недавно они с Кудрявой не могли оторваться от фильма «Колдовство», так он им понравился, а теперь она слышит о какой-то «Книге таинств и воскрешений», в которой страницы пусты. Но они не были пустыми. Об этом сказал Чаки.

«Вы что не видите? Вот же текст!»

«Чувак, теперь я буду называть тебя Ванга, или Кашпо, или какой позывной тебе лучше подходит? Экстрасенс? Да только в книге ни черта нет!»

«Маленький маг», – прошептал Чокнутый.

«Мне надо выпить, черт».

Белый с топотом прошагал на кухню. Громко застучали дверцы ящиков. Судя по звукам, он сделал несколько глотков прямо из горла бутылки, после чего выругался и откашлялся.

«Ладно, потом разберемся. Давай личные дела», – сказал Главный.

Так Малая получила ответ на свой основной вопрос. Все пятеро были усыновлены полковником. Главный и Бес – близнецы. Белый и Кудрявая родные брат и сестра. И вот вместе с ними со всеми, но явно отличающийся ото всех, был Чокнутый. Чаки, Кашпировский, Ванга, Экстрасенс. Маленький маг…

А еще Малая в бормотании ребят разобрала какие-то отрывки фраз, из которых сделала вывод, что полковник причастен к тому, что случилось с Татьяной. Но совершенно не укладывалась в голове фраза «значит это твою семью он спас, спас от нее». От Тани? Если и так, то отчего именно спас? Малой же это не послышалось? Хотя, если вспомнить те гляделки сквозь дверь, слова про спасение обретали какой-то смысл. Этот Танин взгляд, склоненная голова, да и весь ее образ вполне можно было расценить как угрозу.

После дня рождения Малая не виделась с друзьями целую неделю. И это были мучительные дни, полные невыносимого ожидания и неудовлетворенного любопытства.

Малая знала, что на время командировки детей полковника будут навещать его друзья. Тетя Вера и дядя Сережа.

О женщине все говорили с теплотой, о мужчине за глаза ребята слагали шутки, например «прячьтесь, преступные рожи, за вами идет наш дядя Сережа». Малая знала, что он тоже работал в милиции.

Друзья ей не звонили, не заходили, а она сама, помня свои постыдные рвотные приключения, не решалась ни позвонить им, ни зайти в гости.

Всю учебную неделю в школу никто не ходил. Из-за жуткого холода и сильного ветра все пять дней продолжались актировки18 с первого по одиннадцатый класс. В понедельник пятнадцатого марта с утра по радио и по телевизору снова объявили актировку для всех классов.

Кутаясь в плед, после того как натянула вторую пару теплых носков на озябшие ноги, Малая забрела на кухню и включила электрический чайник. В окне ничего не было видно, оно заледенело со стороны улицы.

Родители были на работе, для взрослых актировки не предусматривались. Хотя были на памяти Малой несколько историй с такими катаклизмами, что и мама оставалась дома, а отец, работающий сварщиком на ТЭЦ, отправлялся доблестно исполнять свой долг.

В девяносто пятом году на этом ТЭЦ произошла крупная авария, и на несколько дней весь город остался без отопления, да еще и электричества не было по полдня. Тогда в квартире было так холодно, что шел пар изо рта, а вся семья ходила по квартире в валенках и верхней одежде, и в ней же и спала.

Главной новостью на местных каналах было устранение аварии, в то время как главным событием, о котором говорилось по каналу ОРТ19, было убийство журналиста Влада Листьева. Малая хорошо запомнила то время. Холод, мрак, жестокость мира, его хрупкость, странность, непредсказуемость. Еще вчера она в тепле своей светлой комнаты вырезала очередное яркое платье для бумажной куклы, а уже на следующий день замерзала как во времена войны и слушала по телевизору о том, что человека могут убить в подъезде собственного дома, вот так вот просто взять и застрелить.

Налив немного заварки из маленького чайничка в кружку и добавив кипятка, Малая взяла сникерс в зубы, и, одной рукой держа горячую кружку, а другой придерживая плед, двинулась в свою комнату.

Сначала она достала подборку своих журналов «Маруся». И хоть Малая считала себя бунтаркой и неформалкой, непохожей на обычных девчонок, но полистать глянец о простом, о девичьем, и она любила. Журналы были много раз прочитаны и перечитаны, поэтому вернулись на свое место в ящик письменного стола довольно быстро.

Телевизор она решила посмотреть в зале, там он был больше. Удобно расположившись на диване, укрытая пледом, Малая кусала сникерс и запивала его горячим чаем. Щелкая кнопками на пульте, она попадала то на новости, то на рекламу, то на «Криминальную Россию».

На одном из каналов рассказывали о конфликте в Косово. Что, зачем? Неинтересно.

На другом шла серия «Криминальной России» о деле Головкина, или, как его еще называли, Фишера, который жестоко убивал мальчиков. Малая уже видела эту историю, неделю потом нормально уснуть не могла, все думала об этих несчастных детях, как им было больно и страшно. Тогда Малая усвоила раз и навсегда – взрослым доверять нельзя, никому и никогда. И своим детям, а она была уверена, что они у нее будут, Малая скажет: «Не один нормальный взрослый не подойдет просто так к ребенку, не будет ничего просить, не будет ничего спрашивать, не будет ничего предлагать. Нормальный не будет. А больной псих и маньяк будет. Поэтому бегите от взрослых, которые подходят к вам на улице непонятно зачем, со всех ног. И плевать на вежливость. В жопу ее!»

Кстати, как-то Кудрявая рассказала, что одноклассником этого Фишера был лидер группы «Крематорий» Армен Григорян. Да уж, тесен мир. Что-то плохое живет рядом с чем-то хорошим. Малой нравился «Крематорий», особенно песни «Сексуальная кошка» и «Маленькая девочка».

Переключив на местный канал «Северный город», Малая попала на рекламу шоколадки «Шок». «Шок – это по-нашему». Да-да, очень в тему.

По НТВ шли новости. Передавали репортаж про Дело «Властелины»20. Красивое слово. Как в той книге, что нашли ребята в сейфе отца. Что-то похожее там было. Василина? Нет. Виталина!

По НАГО ТВ шел фильм «Ромео и Джульетта» с Леонардо Ди Каприо. Только начался. Малая уже видела его, но могла бы с радостью посмотреть его ещё раз сто. Жалко не было пустой кассеты, так бы быстренько поставила на запись. Или попросить уже денег у родителей, да купить этот фильм?

Когда на экране появился главный герой, печально бредущий по пляжу в оранжевом свете восходящего солнца, раздался звонок в дверь. Малая вздрогнула.

Посмотрев в глазок, она увидела его… Своего Ромео, с такими же упавшими на глаза длинными волосами, как у Леонардо Ди Каприо. Сердце Малой моментально ускорило темп, жар прилил к щекам, а ладони вспотели. Белый был не один, а вместе с сестрой. К счастью.

– Привет, – неловко сказала Малая, когда открыла дверь.

– Привет-привет, – поздоровался Белый.

– Мы зайдем? – спросила Кудрявая.

Чуть-чуть замешкавшись, Малая впустила гостей. Белый, который был у нее впервые, разувшись, сразу прошел в зал. Стэйер по-хозяйски обнюхал нового человека, фыркнул и сел как сторожевой пес, наблюдая за передвижениями людей. Кудрявая присела возле собаки и стала чесать его за ухом, отчего хвост Стэйера застучал по полу.

– Ну что… Малая… Многое помнишь с той своей первой пьянки? – спросил Белый, глядя не на нее, а на экран телевизора.

Он был какой-то не такой. Волосы грязнее обычного, глаза покрасневшие, осунувшийся. Как будто не трезвый. Но от него ничем таким не пахло.

– Да вроде все помню, – неуверенно произнесла Малая, не зная, как лучше отвечать: честно или нет.

– Прям все? И про Чаки, превратившегося в экстрасенса и про черную книгу, и про наши личные дела?

Это просто вопросы или допрос? Как реагировать?

– Да. Помню.

Кудрявая оторвалась от Стэйера, который вопросительно посмотрел на нее, мол «ты чего, давай продолжай».

– И про то, что твою семью «спас» наш отец? – продолжал Белый.

– Что это значит?

– Если б мы знали. Наш отец как-то причастен к тому, что случилось с этой женщиной. Которая, если верить Чаки, хотела как-то навредить твоей семье.

– Тебе ведь есть, что сказать, да? – спросила Кудрявая подругу.

– С чего… Что сказать?

Почему так тяжело говорить правду? Почему? Брат с сестрой смотрели на нее пытливыми взглядами.

– Женщину, что жила в вашей квартире, звали Татьяна, – набрав воздуха в легкие, выпалила Малая. – Она была маминой подругой, этого я не сказала вам. Почему-то… И она была странной…

После этих слов Кудрявая встала по стойке смирно, руки по швам, голова склонена вправо. К Малой вернулись муравьи с льдинками на лапках. Они побежали не только по позвоночнику, но и по венам. Ей стало дико страшно, у нее даже челюсть отвисла.

– Успокойся, – Кудрявая вернулась в нормальную позу. – Это Чаки так ее показал.

«Черт возьми! Ну и зачем так делать?» – подумала Малая, а в ответ только нервно хмыкнула.

– Он что-то знает? Знает, почему она сделала такое с собой? – спросила она.

– Да. И нам всем нужно об этом поговорить, – сказал Белый, рухнув на диван, как будто его придавило тяжким грузом.

Тут вместо подходящей к ситуации музыке «Та-да-да-да», прозвенел дверной звонок.

– А вот и Главный, – вздохнул Белый. – Да начнется представление.

***

7 марта 1999 года

Полковник расстегнул ремни безопасности в кресле и посмотрел в иллюминатор. В ночи там внизу расстилался ковер со светящимися огоньками. Скоро и его не будет видно, один только мрак. Мрак снаружи, мрак внутри.

Игорь Витальевич устал. Он прямо чувствовал, как уходят силы. Это была усталость бегуна марафонца, за плечами которого долгий и нелегкий путь, а впереди финишная черта, после которой он упадет либо обессиленный и счастливый, что все позади, либо сразу замертво.

Полковник Богданов летел в родные края. Теплые края. Туда, где прошло его детство и юность. Большой южный город, расположившийся на правом берегу реки Дон.

У него были очень важные дела в обеих его жизнях – в той, что на виду у всех, и в той, что скрыта от людей. В одной полковнику предстояли встречи, связанные с сотрудничеством Министерства обороны и Министерства внутренних дел. В этих кругах уже вовсю обсуждали, что не за горами начало второй чеченской войны. В этой жизни все было просто, ясно и понятно. Хоть речь и шла о войне и смерти.

В другой, скрытой жизни, полковнику предстояло навестить одну семью, убедиться, что у них все хорошо, а потом побывать на встрече, где о ясности и простоте можно было только мечтать.