Смутное время

Творцом быть не дар, в миг, когда накрывают проблемы,

На помощь придёт только небо, ты сам и семья».

И вот, наконец, мы дошли до последней дилеммы:

Я чувствую Всё. Но не чувствую в этом себя.

26.06.23.

УСКОРЕНИЕ

Зачем я бегу? Куда я бегу?

Пролей сюда должный свет!

Все это не сон, а бой наяву.

Зачем оставляют след

На этой Земле, которой и нет,

Когда поглядишь вперёд?

Кто выдумал бег? Кто даст мне ответ,

Что в сердце моём ревёт?

Разумнее стать обычной стрелой,

Уставленной чётко ввысь.

Она не умрёт, не станет иной,

А будет нестись, как рысь,

Три тысячи лет; не вижу ни зги

В судьбе через пару миль.

Зачем я бегу? Ведь грунт и пески

Разложат меня на пыль.

Когда-нибудь выросший сын, уходя,

Задержит на мне свой взгляд:

С могилы, вновь собранной из дождя,

Две рытвины поглядят.

Он будет рыдать на холодном ветру

О том, чего в мире нет:

«Зачем я бегу? Куда я бегу?

Пролей сюда должный свет!»

30.04.24.

ДЮРАГ

Русь моя праздная, Русь моя, червоточина!

Гроздьями пущена, единородна, сгорблена.

Ноги твои тунеядствуют по обочинам,

Груди твои сплошь предательской кровью вскормлены.

Чем тебе, ненаглядная, посодействовать?

В хлев ли, на гумно ли сена подать горячего?

Ляг, отдохни, полно всхлипывать, будем чествовать,

Смело глотая жизнь кучера, не подьячего!

Хлынь на колени мои, дабы люди мыслили,

Тихо так, робко взмолись о судьбе пророчества.

Грешен я, грешен! Прости меня, искры выцвели,

Нет для тебя, алощёкой, гостинца – кончился!

Видишь – звезда огранила своё знамение,

Боль протянув, как полозья, так и вези меня!

Каждому, кто пригвоздил тебя – соль презрения,

Каждому, кто растоптал тебя – хворь бессилия.

Помню, гвардейцы вошли в твою хату наскоро,

Выкрали всё: от икон до венца фамильного.

Сердце твоё ими проткнуто и растаскано.

Я не любил, и, воистину, не хранил его,

Пусть косогор с твоим полем навек прощается.

Солью умой и водой прелый бархат кителя…

Не уследил, не учуял, как возрождаются

Девы в шалавах, поэты в рэп-исполнителях.

01.04.25.

БЕЗДНА

Укол вопьётся с счастьем в руку мне,

И я усну спокойным сном навеки.

Придет конец – я буду жить везде,

Где лес сухой и где шумливы реки.

Коснеют мысли: старый, тихий дом

Качает тело из воспоминаний.

Весёлый и далёкий небосклон!

Теперь я чист от всех твоих страданий.

Земная гладь. Смешно на сердце вдруг.

Я сердцем слеп, и очи тьма слепила,

Но мне смешно! И никого вокруг…

Колдует мной неведомая сила.

Однажды ты ведь прошептало мне,

Большое небо, что единой бездной

Мы пишем пакт о вечной полумгле,

Запутываясь судьбами, как леской.

Утешь меня, лазурный небосклон!

Спаси от тлена, выжги свет загробный!

Навей мне горький, осторожный сон,

От смерти на эоны утаённый.

Я выпью смерть, я выпью всё до дна,

Хоть яд порой бывает очень горек.

Я выпью залпом, только ото сна

Меня ты пробуди, когда он сморит.

19.02.22

ПЕПЕЛЬНЫЙ ШТИЛЬ

Последний взгляд, зависимость и точка.

Обломки прошлых лет молчат внутри.

Слова все льстят! Дописанная строчка

Способна лишь сказать нам о любви.

С каким весельем открывалась вера.

Теперь печальный и угрюмый штиль

Приносит запах мёртвого, как сера,

И кровью в маяке румянит шпиль.

Твой легкий шепот вскользь затронул эго.

Где грань меж злом и тем, что ты даёшь?

Брожу по рёбрам, что синее снега…

Ты говоришь, что любишь, только врёшь,

Впадая в мой гештальт безумной тенью

И представляя мужа. Он с тобой.

Средь запахов, пропитанных сиренью,

И комнаты, недвижимо пустой.

Ещё не поздно стать далёким ветром

В ветвях души, хранящих мой приют.

Тогда не будет нужд стремиться с эго

Ломать судьбу и ставить тумблер «Mute».

Воспоминаний дождь создал твой образ:

В немых очах заметен горький страх.

Я помню в полусумраке твой голос

И сладость поцелуя на губах.

09.10.22.

VEILOR

Чем больше я желаю спать, тем меньше я могу уснуть…

Когда я брёл по бухте той, везде искал твои глаза.

Ошибки – книги наших дней, а не совет; и в том лишь суть,

Что невозможно гресть вперёд, пока в душе идёшь назад.

А я не знал. Прошу, прости. И да, опять про шкуру стих,

Но ничего, переживёшь. Прошло… А сколько там прошло?

Всего два месяца, при том, что люди век кричат «прости!»

В подобном кейсе, как со мной. А до меня почти дошло,

Как исцелиться и забыть, и как не думать о тебе.

Вина жрёт, но знаешь что? Я наконец-то понял суть:

Ведь это часть лишь от того, что нужно помнить о войне.

Чем больше я желаю спать, тем меньше я могу уснуть…

Когда твой жалкий пидор мне от скуки шлёт свой детский гон

О том, что нужно «отойти, забыть», кидает блок угроз,

Мне одновременно и страх, и боль, и гнев диктуют в тон:

«Убей паскуд! Хотя постой, зачем мне лезть в этот навоз?»

Проснись и пой, моя душа, проснись и пой, проснись и пой!

Я точно знаю, что внутри тебя корысть и пустота,

Но мне так льстит речей остов: «Он недостоин, слаб, изгой!» —

От всех, всех, всех, кто (как же так?) ещё не умер от стыда.

Наверное, это парадокс: схизмогенез еретика.

Теперь, когда мы все свои, прошу, не тешься косяком.

Ты снишься мне, но всё равно твой выстрел – это предикат,

Необоснованный: «Нарцисс, идущий в странность босиком».

Я не такой (искал себя). И ты всё знала, но зачем

Ты начала загробный бой? Сначала «нет», а после «да».

Лишь из инстинкта брать «побед» бездумный оползень над тем,

Кого не сможешь ты понять, кто побеждён уже и так?

Или затем, что просто ты желаешь делать людям зло,

Надежду сладостных речей обогащая телом нимф,

А после в ад стираешь всё: и жизнь свою и жизнь его —

Изменой, страстью жить сейчас, быть под бухлом другой

С другим?

Или затем, что ты есть то, чем я назвал тебя тогда?

Простая шлюха, «алко-трип», «без головы». Ни дать ни взять.

Но я же помню запах слёз и шум любви, хоть иногда,

Ведь я б не стал встречаться с той, кто не умеет рассуждать…

Окей, прости! Сейчас я здесь, пишу стихи в последнем дне,

А рядом – только телефон, стакан с водой и цепь с руки.

Я знаю точно, что сейчас меня в твоей нет голове.

Я знаю, что спустя лишь «серп» совокупляешься с другим.

Но ничего, такая жизнь… Я, дура, вот к чему пришёл:

Не нужно бегать, умолять, искать не нужно, тратить сил

И быть настойчивой змеёй, когда твой свет к другим ушёл,

Ведь новый день приносит тишь, и вместе с тем давно простил

Тебя, окей? Но мозг не я! И каждый день всё об одном:

И боль, и ненависть, и гнев текут по венам, точно ртуть.

И вместе с тем корвет плывёт. (Теперь со дна, а не на дно).

Чем больше я желаю спать, тем меньше я могу уснуть…

22.04.24.

ПОИСК СЕБЯ

Сколько дней, сколько зим, сколько чувства

Я потратил на поиск себя?

Мне во снах говорил Заратустра:

«Изнутри тебя выест змея!»

Так и вышло! Луна встала дыбом,

И кромешная синь разлеглась

В небесах над густеющим дымом,

Обнажая забытую страсть.

Дни летели, рассвет повторялся,

Как закат, полнолуние и сон.

Я в своей же тоске растворялся,

Пока мир за разбитым окном

Бесподобно горел и с надеждой

Ширму времени приоткрывал.

Оказалось, душа была смежной

С лёгким ветром, что я не догнал,

И с людьми, поведавшими чудо…

Если жизнь – ядовитый родник,

Дай мне яд! Я всё выпью и буду

Твой счастливый, послушный старик.

Сколько дней, сколько зим, сколько чувства

Грунт впитал, но не вырастил почв?

Снова снится в тиши Заратустра.

Он молчит; растекается ночь.

15.04.23.

CABIN FEVER

Дым сигарет, ворошащий молочного пара

Образ, мешается с коклюшем и азотом.

Хочется спать, но весь сор головы-навара

Сам себя не сметёт по пчелиным сотам!

Гидра ещё молодой корневой системы

Слышишь, приказы наследует: «По местам!»

Ночью мне грезится, будто четырёхстенный

Короб пытается схлопнуться, как звезда.

Рациональная очень, пронзительно-нежная,

Гордая клякса и не миловидный серп.

Крайне высокая, точная, ненадежная

Мачта пальбы в Антарктиде венков и верб.

То ли баллисты надзора ввергают в сепсис,

То ли налог подоходный на радость с чудом.

Воздух тягуч, ранний месяц целует Мемфис,

В холод врезаясь, как в уголь, алмазным буром.

Я, как усопший карманник-канатоходец,

Ловко мусс выпивший и обтекаемость ветром,

Где утомляются трупы – гляди в колодец —

Через потоки, каналы, хрусталь, уретру.

Крепко кадык одиночества держит привязь,

Отрок сомнения бродит по чёрной спальне.

Ночью мне грезится, будто я предал мир весь,

Раненных сжёг, остальных утопил в купальне.

Где-то на дне услаждаются оцелоты

Мясом, гниющим под рубленным фаршем астры.

В урнах молчат стеклотары, вершки, синоды,

Ватники глины, залитые в алебастре.

Мимо меня проплывают кареты силы —

Камни приходов на кривде: «Сними обиды».

Там, за туманами: гарпии и блезиры,

Меч Геспериды в щите из Семирамиды…

Молча лежу с растворённой во сне зеницей,

Делся куда-то мелатонин-фарватер.

Эта заря прикрывается плащаницей,

Эта молчащая комната – Альма-матер.

Мысли мелькают кассетами монгольфьера,

Жутко лавирует данности середина.

Ночью мне грезится, будто из шифоньера

Вор вылезает с инъекцией новокаина.

Дым сигаретный ласкает пределы лёгких.

Больше не хочется громко кутить и лаять.

Тело прибито гвоздями и на треноге

Грифелем карандаша нагревает память.

В Библии спрятаться ль, в пропасти ли нагана?

Тело трясёт, лоб горит, дым очей во флюсе.

Ночью мне грезится, будто в окне туманном

Знак посылает (мол, спи ты!) Христос Иисусе…

31.03.24.

ДВОЙСТВЕННОСТЬ

Есть мира два: один с тобой,

Другой без лжи. Он, как блесна.

Киндзмараули хапнув, гой,

Волочишь в сумраке чресла.

С холодной почвы, мать твою,

Я искренность беру в кредит,

Целую, жажду и храню

Тебя, как смуглую Лилит.

Особенно, когда я пьян,

Не следую напевам труб.

Мне б лучше, право, с болью ран

Глядеть на милость алых губ.

А то устанешь – что не клёв,

То пир, банкетные столы…

Есть мира два: в одном я мёртв,

В другом – чураюсь красоты

Твоей. Не чуждо ль верениц

Столпы слагать из метастаз?

Ну будь блудницей из блудниц,

А чувства сбереги на Спас.

Прекрасный волчий клык – враньё.

Он обручем порвал мне грудь.

Позволь же, диво, и твоё

Палашом сердце полоснуть.

22.03.25.

ПРЕВОСХОДСТВО

Самонавязанная гордость,

Самонавязанная слава.

Успех крылат, стекаема доблесть

В сосуд сомнения, как лава.

Стараний горб – ярмо на шее,

Подогреваемое бессильем.

Ты ждешь похвал? Так рой траншеи,

Целуя крест на дне могильном.

Мечтая сделать волю прежней,

Отринув страх, войди в обитель.

Закройся, спрячь свой ирмос грешный,

И знай, что ты не победитель.

Предай анафеме призвание,

Чтоб умереть и не воскреснуть,

Когда задумает тщеславие

От поражения исчезнуть.

Не превзойдёт, как ни старайся,

Что от природы омертвело…

Пиши, учувствуй, улыбайся,

Надейся, веруй, странствуй, бегай,

Но не увидит тот, кто зачат

Самонавязанною силой,

Ни речи тех, кто скорбно плачет,

Ни память там, где крест с могилой.

29.03.23.

ЖИТЬ ВО СНАХ

Когда я сдохну, буду жить во снах.

Клянусь, никто меня не потревожит.

Там бесконечность пожирает страх,

Текущий ртутью у меня под кожей.

Когда я сдохну, разноцветный рай,

Как жизнь сама, как страсть, в объятьях встретит.

На вес Суда возложит сам Илай

Опаловый остроконечный ветер.

Я там сниму тяжёлое пальто

И наконец-то осчастливлю Землю.

Там некому тянуть людей на дно,

Там некому бродить в слезах по свету.

Там волкодав покажется венцом.

Но что есть сны? Ни Ад ли это часом?

Почто являться сюру день за днём?

Почто живут? На что в миру есть Я сам?

Знать, тень безумных колесниц в аду

Сочла за долг нас прятать в круговерти.

Я точно знаю, что я не умру.

Я свято верю в то, что я бессмертен.

Пусть вихрь огня однажды внутрь падёт,

Уничтожая всё, что было тленно.

Когда я сдохну, Бог меня найдёт —

Живого! Там, где смертно только время…

26.04.23.

АПРЕЛЬ

Сейчас апрель, идут стальные ливни.

В тот раз, замечу, сердцу было лучше.

Дни множатся в мачизме изобилий,

Удерживая мыслей воз, как кучер.

В прохладе снов я наблюдал лишь пошлость,

Свой дом и тех, кого уже нет рядом.

Сейчас апрель. Я сглатывал ничтожность

И прожигал весь мир бесстрастным взглядом.

Стихи, как ту́ес с собранным лекарством:

«Вкусил один, и сразу полегчало!»

Но после это сделалось мытарством,

Что молодость в абсурдность обличало.

Я потерял вкус к жизни, разрываясь,

Совсем не зная, что мне делать дальше,

А смерть звездой вошла, не раздеваясь,

Сказав, что так «В ней нет ни грамма фальши».

Сейчас апрель, но что мне нужно сделать?

Я так любил пиритовые кудри,

Что стал таким же, как и эта челядь,

Бродящая душой по «Камасутре».

Язык влеком по клину дев без долга,

Но вместе с тем он ищет только эго.

И вместе с тем… Мне очень одиноко.

Сейчас апрель, а завтра будет лето.

16.04.24.

ВТОРОЕ ДЫХАНИЕ

Облети всю Землю, облети, не

Оправдай характером грехи.

Люди, вы скрываетесь в хитине.

Люди, вы забыли про стихи!

На огромном звёздном покрывале

Растянувшись, празднует луна.

Люди, вы семь жизней в долг набрали,

Вам не расплатиться никогда.

Говори – ещё осталось время.

А потом, когда секунды вспять

Бросятся, проси у звёзд прощенья,

Умоляй ещё раз плоть соткать!

В забытье бесчувственно и грубо

Горло режь осколками стекла.

Только идиот оброк полюбит,

Что судьба «безумством» нарекла.

Никому ни разу, в сонм предела,

Не дали и не позволят впредь

Дважды на Земле насытить тело,

Дважды жизнь прожить и умереть.

На вершинах и в глухой низине

Сердце небу отдаёт батрак.

Облети планету, облети, не

Разлетись по ветру просто так.

27.03.25.

АПЕЛЬСИНОВЫЙ ДЕНЬ

Я объехал сегодня весь город:

Магазины, ветра, корабли…

Меня ел изнутри серый холод,

И сияли большие огни

На домах, берегах и на небе,

Застывая картиной в глазах.

Я вдруг вспомнил родную, как в хлеве,

Божью Матерь, семью и Отца.

Крестовина в участии вальса —

Синдактилия Мекки и душ —

Отражалась унылостью станса

В вое Ноя, купели и луж.

И голодная тихая наледь

Авантюрно, в неверии снам,

Проходила, ступая на память,

По оврагам, ногам, образам…

Я объехал сегодня весь город.

До сих пор злое сердце штормит.

Столько лет беззаботно я молод,

А всё также кладу боль под щит.

И, наверное, хочется просто

Вновь услышать, как мама поёт

Колыбельную, точно с погоста

Кто-то смерть мою робко крадёт:

Я объехал сегодня весь город,

Потому что устал умирать,

Потому что бесстрашием голод

Можно только кровавым унять,

Потому что, когда ты не занят,

Время рвётся когтями врага.

И в судьбу мягкотелость врастает,

Расправляя кривые бока.

Ни одна супостатная спальня

Тела боле мое не сведет.

Бог не фюрер, не грех и не Аня,

Чтоб я мерил собой его рот.

Ярким пламенем чахнет икона

Супротив моих лживых обид.

Что мне делать, покуда Мамона

Гонит кровь, как ударный болид?

Я объехал сегодня весь город,

Чтобы просто прожить этот миг.

Сколько раз мамин взгляд был исколот

Моей злобой, возложенной в лик!

А сейчас нет ни боли, ни терний.

Только что-то мне давит на грудь.

Я объехал сегодня последний

Своей жизни извилистый путь.

19.10.24.

ДИСТИМИЯ

Грозный ветер сквозь ржавое сито

Входит в голову варом Сирокко.

Ночью страх, как Луна-Немезида,

Вытекает с густого сиропа.

Под ногами изрыты могилы,

Распускается горная паства,

И дукаты глотками текилы

На мечте намечаются: «Гадство!»

Ни заплакать, ни слиться, ей-богу,

С обстановкой, вбив в череп ночь клиньев.

Это страх возлагает тревогу,

Как надежду, на слом моих крыльев.

Страх без рта над сакральной мечтою,

Что сильнее экстаза сношений,

Хочет этой отцветшей весною

Доказать мне, что нет отношений,

Результат от которых сакрален.

Краской вечности – «Смерть Паганини» —

Он играет средь залов и спален,

Нисходя ногатою богини.

Мои очи раскрыты на четверть,

Я вкушаю звучание Ада.

Мне б его усмирить и умерить…

«Но, за всё наступает расплата,

Ты так мерзок, и ты не мужчина,

Сгнивший в водах злословий, как Минос.

У г. М. уже дом и машина.

У г. Н. уже дети и бизнес!»

«Уравняет бессмертие смерть, и

Всех рассудит и не пожалеет», —

Думал я, пока люди на свете

Продолжали искать тех, кто вспенит

Море жизни. Удачи на этой

Эстафете – я видел, я знаю,

Чем закончатся горести: метой,

Для которой я цену алкаю.

Душу требуют ангелы неба,

Ветер хочет меня изничтожить.

«Сука, просто не думай!» – Плацебо.

«Успокойся, дыши!» – Не поможет.

Я способен убить её, спорим?

Мир не должен казаться столь мрачным.

«Говорят, что ты сдохнешь изгоем,

Говорят, что ты трус, неудачник

И посредственный!», – это не важно,

Ибо сплетни есть праздная малость.

Быть изгоем, молчать – это страшно,

Но страшнее – выдавливать жалость.

15.05.24.

ЗАПОВЕДЬ НА СУДНЫЙ ДЕНЬ

…И на устах застыло: «Никогда!»

Кликай, как проиграю, палачей,

Но пусть хоть миг льёт свет моя звезда

В тернистый путь, кружа среди ночей!

Меня ветра сгибают пополам,

И в грудь мою вонзаются ножи.

Над сгорбленной главой – небесный храм,

Таясь, следит за пылкостью души.

Чрез хворь и боль, сквозь тьму и пустоту,

Храня надежду в согнутых руках,

Я медленно на исповедь иду

Назло ветрам, отринув смерть и страх.

Не зная, что пройдет грядущим днём,

Но с прочной верой, запертой в груди.

Во мне есть то, что рушит «не пройдём!»

Единым словом божеским: «Иди».

И те, кто душу ранили во зле,

И те, кто шаткий подожгли приют,

Придут назад, клонясь к сырой земле

Под вой судьбы. За тысячи минут,

За ночи, проведенные с собой,

За слезы, что душили изнутри.

Настанет день, когда пробьет гобой

Моя победа в истинной любви.

07.12.24.

СУДНЫЙ ДЕНЬ

Я не спал сорок дней и холодных ночей.

В изоляции слёз – невротический гон.

И на яблочный Спас я созвал палачей,

Справедливый чтоб вынесли мне приговор.

Палачи не явились ко мне в этот Спас.

Но явился сам Бог. Он велел мне начать.

Он сказал, мол: «Иисус не затем тебя спас,

Чтобы ты себя сам не стремился спасать».

Плач упал за окно, где две тысячи лет

Неодимовый крест Вельзевула пленять

Рвался, там горел серп сорняком, как валет.

Он вдруг стал Гавриилом, смотрящим в меня.

И Архангел влетел, крылья ранив о гать,

Он склонял свою длань к рыхлой коже, ко лбу,

А другой наставлял «Парабеллум» на рать,

Поясняя: «Добро есмь враждебность греху».

И, когда свою длань он на лоб наставлял,

Жилы, мысли и сны наполнялись Его

Мемуарами прошлого: мир увядал

От войны, от кровей, от утрат и оков.

Он сказал: «Теперь ты, расплатившись душой,

Будешь вечно нести за собою народ!» —

И исчез, и пропал, и померк, и ушёл,

Только иволги свист освещал небосвод.

Оглянувшись вокруг, я, как с сини прозрел:

По дороге влачился смородины лист,

Рваный купырь и мёд виноградных гроздей,

Медный волхв в небесах, соловья кучный свист,

Изб туманная пядь в самородном лугу,

Мятный кладезь елей и прохлада костров.

Пестрый дятел, мясистая снедь на суку,

И туман, заключающий землю в острог.

Я прозрел, и семья не казалась чужой.

Ведь за правду небес я обязан ей всем.

Прежний взгляд отдавался на сердце виной:

«Что я взращивал? Ненависть, боль и, посем,

Мне раскаяния миг и избыточность слёз,

Благодарность внесли, чтоб берёг, как Грааль».

Я всё шёл, а за озером чудился Плёс,

Колокольня, Голгофой стяжавшая даль,

Эхо прошлой войны, чуткий шепот свечей.

Я вздохнул и пошёл в новый мир неспеша.

Я не спал сорок дней, сорок долгих ночей,

Но теперь я с Тобой. Будь Ты свята, душа!

Хорошо, когда Русь окунает в свой сад,

Грозной топью полей уводя в небеса…

Я обязан работать, быть этому рад

И молчать, и молчать, и молчать. До конца!

16.04.24.

ВСЕ КОНЧЕНО

Все кончено, под утро не увидимся.

Последний луч, краснеющий над облаком,

Фальцетом мне зарю споёт неискренне…

Он воет, как подбитое животное.

Все кончено. Теперь в свободной пропасти

Парит душа и праздной неизвестностью

Раскручивает жалобные лопасти

Пустой и необъятной жизни тщетностью.

Разумней было шлюхой, тварью, сукою

Тебя назвать, но ум привык быть жалостней.

Лишь Отче-Авве тихой ночью-ступою

Меня придёт толочь (Мне станет радостней!).

Лишь ловкий сон, разрушенный сомнением,

В последний раз вскричит, как было здорово.

Ещё слеза, под гильотиной времени

Не ставшая сухой, шепнёт: «До скорого!»

Все конечно… Лазурь нативно бросится

На море, на причал; и под подушкою,

Проснувшись, я открою то «сваровское»,

Что было для тебя простой игрушкою.

Еще одной. Еще в коробке с бывшими

Я посижу, роса стекает каплями.

Мне всё равно. Лучи танцуют с крышами.

Мы все умрём, зачем грустить, не правда ли?

10.12.23.

ЭЛЛАДА

Посиди хоть немного ещё со мной.

Мы увидимся в море цветов анчая,

Но до этого – больше Аврор встречая,

Чем две армии пуль, две души укрой.

Посиди хоть немного ещё со мной,

Пока уст махаон по жаре влачится.

Я глоток сохранил, но не дал напиться,

Так побудь хоть немного ещё со мной.

Мы увидимся в море цветов анчая,

Превосходней подобной денницы нет.

Начерти двусторонним кольцом завет —

И мы встретимся в море цветов анчая,

Но до этого – больше Аврор встречая,

Чем субтильный в пустыне камней Иисус,

Обнажённые дети без строп, рейтуз,

Выйдут в белое, смерти не замечая,