Тата Штерн

По контракту она должна была провести в Абу-Даби два года, но, окончив свой первый проект, поняла: она не хочет уезжать. Этот город, полный контрастов – горячий песок пустыни и холодные стеклянные небоскрёбы, вековые традиции и современные технологии – очаровал её. Здесь она чувствовала, что может не просто работать, а реально влиять на развитие культуры.

Амалия приехала не одна. Её муж, Александр, также однокурсник, получил контракт в одной из международных консалтинговых компаний и переехал вместе с ней. Они давно поняли, что их объединяет не только любовь, но и схожий взгляд на жизнь. Они верили, что жизнь – это не просто работа, но и возможность исследовать мир, делая его лучше.

Их брак был крепким, основанным на взаимопонимании и поддержке. Амалия могла часами рассказывать Александру об истории какого-нибудь шедевра, а он, несмотря на свою более рациональную натуру, всегда внимательно слушал, задавал вопросы, иногда спорил, но в итоге соглашался, что искусство – это не просто картины и скульптуры, а способ понимать мир.

Когда Тата и Амалия подружились, естественно, что вскоре познакомились и их возлюбленные. С первых же встреч Александр и Юсуф нашли общий язык, обсуждая политику, экономику и международные проекты, а Тата и Амалия тем временем могли углубляться в искусство, литературу и мечты.

По выходным они стали кататься на велосипедах. Это был способ сбежать от рабочей рутины, насладиться простыми радостями жизни и почувствовать свободу. Они мчались по набережной, наслаждаясь морским бризом, пересекали пустынные дороги, любуясь закатами. В эти моменты не существовало ни работы, ни обязанностей – только скорость, ветер и дружба.

Однажды за чашкой кофе в одном из уютных кафе возникла идея создать литературный клуб. Все четверо любили книги, и обсуждения на их встречах всегда выходили далеко за пределы прочитанного. Так родился «Книжный вечер в АбуДаби».

На первой встрече они выбрали книгу, договорились, что прочтут её за 2-3 недели, а затем соберутся снова, чтобы обсудить. Но клуб быстро начал расти: сначала друзья пригласили соседей, затем коллег, а позже к ним стали присоединяться новые люди, услышавшие об их встречах от знакомых.

На этих вечерах они не просто обсуждали книги, но и читали стихи. Особенно Тата, чьи строки никого не оставляли равнодушными.

Когда кто-то впервые предложил прочитать свои стихи вслух, Тата долго колебалась. Но когда она наконец поднялась, взяла листок и заговорила, в зале наступила полная тишина, все слушали ее, Тату Штерн. Её голос был твёрдым, но наполненным эмоциями, а слова – проникновенными, глубокими.

Её стихи рассказывали о мечтах, о детстве, о жизни в новом городе, о людях, которых она встречала. После каждого её выступления в зале наступало молчание. Люди будто переваривали услышанное, впитывали каждое слово. Потом раздавались аплодисменты, а Тату окружали с вопросами, благодарностями, восхищёнными взглядами.

С каждым месяцем клуб становился всё больше, а его встречи – всё масштабнее. В такие моменты Тата любила мечтать. Она представляла, как в её магазине подарков, по-прежнему вымышленном, собираются люди.

В её мыслях это был маленький уютный магазинчик, украшенный гирляндами, где в рождественские дни дети и их родители выбирают подарки, а приглашённый гость читает рождественские сказки. Она видела, как дети сидят на мягких коврах, как родители улыбаются, потягивая горячий шоколад, как в воздухе витает запах корицы и апельсинов.

Эта мечта согревала её. Она знала, что пока это только воображение, но ведь когда-то и её «магазин» в детстве начинался со стола в гостиной.

Кто знает, возможно, когда-нибудь он станет реальным?

Тата по-прежнему не переставала мечтать, но теперь она умела наслаждаться моментом.

С книгами, друзьями, поэтическими вечерами, ночными поездками на велосипедах и бликами солнца на песках пустыни.

Она была счастлива.

Возвращение домой

Известие о болезни бабушки Ирмы стало для Таты ударом. Она всегда казалась такой сильной, такой неуязвимой – женщиной, которая пережила войну, строила жизнь с нуля и всегда находила в себе силы улыбаться. Но теперь всё изменилось. Рак. Слово, которое звучало как приговор, повисло в воздухе, заставляя Тату чувствовать себя беспомощной.

Не раздумывая, Тата приняла решение вернуться в Берлин. Она знала, что не сможет простить себе, если не проведёт последние месяцы или недели рядом с бабушкой. Юсуф поддержал её, хотя в его глазах читалась грусть. Они оба понимали, что это будет не просто разлука, а испытание для их отношений.

Перед отъездом в Берлин Тата и Юсуф сидели на берегу Персидского залива, где песок, ещё хранящий дневное тепло, смешивался с прохладой ночного бриза. Звёзды отражались в воде, словно рассыпанные алмазы, а волны шептали что-то неуловимое, будто пытались утешить.

– Ты уверена, что хочешь ехать одна? – спросил Юсуф, не отпуская её руку. Его голос звучал мягко, но в нём дрожала тревога.

– Мне нужно быть с ней, – ответила Тата, глядя на горизонт. – Бабушка… она всегда была моим якорем. А теперь… – Голос её сорвался, и она замолчала, сжимая пальцы Юсуфа.

Он обнял её за плечи, притянув ближе.

– Она сильная. Ты ей нужна. И я здесь, всегда.

Тата кивнула, но внутри всё сжималось от боли. Не только из-за бабушки.

– Юсуф… я поссорилась с Амалией, – выдохнула она неожиданно, словно слова жгли её изнутри.

– Что случилось? – удивился он.

Она закрыла глаза, вспоминая их последний разговор. Амалия, обычно такая сдержанная, кричала, что Тата «предала их идеи», отказавшись поддержать её новый проект.

– Она хотела, чтобы я ушла с работы, посвятила себя искусству. Говорила, что я «зарываю талант в политике». А я… я не смогла объяснить, что не готова всё бросить.

– Тата сжала кулаки. – Мы обе сказали много лишнего.

Юсуф молча погладил её волосы.

– Дружба – это не только общие мечты, Тата. Иногда это умение принимать выбор друг друга, даже если он непонятен.

– А если этот выбор разъединяет? – голос её дрогнул.

Он повернулся к ней, и в его глазах вспыхнули огоньки далёких звёзд.

– Тогда вы найдёте новый путь. Как эти волны – они всегда возвращаются, даже если отступают.

Тата прижалась к его плечу, чувствуя, как тревога медленно растворяется в его тепле.

– А мы? – прошептала она. – Мы тоже найдём путь?

Юсуф коснулся её подбородка, заставляя встретиться взглядом.

– Мы уже нашли его. Ты – моя путеводная звезда. Где бы ты ни была, я буду ждать.

Они замолчали, слушая, как море переписывает их тишину на свой древний язык. В ту ночь Тата поняла: даже в разлуке есть сила – вера, что те, кто дорог, остаются в каждом твоём шаге.

Первые дни в Берлине были тяжёлыми. Бабушка Ирма, всегда такая энергичная, теперь лежала в постели, слабая и бледная. Тата проводила с ней каждый день, разговаривая, читая ей книги, вспоминая детство. Бабушка, несмотря на боль, старалась шутить и утешать внучку:

– Не грусти, моя девочка. Я прожила долгую и счастливую жизнь. А ты – моя гордость.

Однажды, когда закат окрасил комнату в янтарные тона, бабушка дрожащей рукой достала из шкатулки старинный медальон. Он был выполнен в виде крошечной книги, обтянутой потёртой кожей с позолоченными уголками.

– Это для тебя, – прошептала она, вкладывая медальон в ладонь Таты. – Он всегда должен быть с тобой.

Тата повертела в руках изящный кулон, ощущая холод металла.

– Он красивый… Но зачем? – спросила она, удивлённо подняв брови.

Бабушка слабо улыбнулась, и в её глазах мелькнула искра былой озорности.

– Это не просто украшение, детка. Медальон хранит секрет.

– Секрет? – Тата прищурилась, пытаясь разглядеть загадку в миниатюрных страницах.

– Таких медальонов в мире всего несколько пар, – продолжила бабушка, проводя пальцем по гравировке на обложке. – У каждой «книги» есть вторая половина. А чтобы узнать тайну… – Она ловко нажала на корешок, и медальон раскрылся, как настоящая книга. Внутри, среди искусно вырезанных символов, виднелось крошечное отверстие, похожее на замочную скважину.

– Сюда нужно вставить жемчужину, – объяснила бабушка, и её голос стал таинственным, словно она рассказывала сказку. – Но не простую. Ту, что найдётся только в месте, где соединяются прошлое и настоящее.

– Как в детских легендах? – рассмеялась Тата, но смех замер, когда она встретила серьёзный взгляд бабушки.

– Это не легенда, – покачала головой Ирма. – Медальон ведёт к тому, что я оставила для тебя… То, что поможет тебе, когда ты почувствуешь себя потерянной.

Тата сомкнула пальцы вокруг кулона, чувствуя, как её сердце учащённо бьётся.

– А где искать жемчужину?

– Ты поймёшь, когда придёт время, – ласково провела бабушка рукой по её щеке. – Просто помни: даже в самой тёмной ночи есть звёзды, которые светят лишь для тебя.

Юсуф стал для Таты опорой в это трудное время. Они общались каждый день: писали длинные письма, звонили, делились своими мыслями и чувствами. Юсуф даже прилетел в Берлин на неделю, чтобы поддержать Тату. Их встреча была наполнена теплом и нежностью. Они гуляли, сидели в кафе, где Тата когда-то играла в магазин подарков, и просто молча держались за руки, понимая, как сильно им не хватает друг друга.

Но отпуск Юсуфа закончился, и ему пришлось улетать обратно в Абу-Даби. Провожая его в аэропорту, Тата чувствовала, как её сердце разрывается на части. Она понимала, что это необходимо, но это не делало расставание легче.

После отъезда Юсуфа жизнь Таты стала ещё сложнее. Бабушка Ирма слабела с каждым днём, и Тата проводила всё больше времени у её постели. Она старалась быть сильной, но внутри её души бушевала буря. Любовь на расстоянии, которая поначалу казалась романтичной, теперь становилась всё более тяжёлой. Письма и звонки уже не могли заменить живого общения, и Тата чувствовала, как расстояние между ней и Юсуфом растёт, даже если они этого не хотели.

Через несколько месяцев бабушка Ирма ушла из жизни. Для Таты это стало огромной потерей. Она чувствовала, как будто часть её самой ушла вместе с бабушкой. Всё вокруг напоминало о ней: старые фотографии, запах пирогов, которые она больше не будет печь, и даже тишина в доме, которая теперь казалась такой громкой. Медальон-книжка, спрятанный под одеждой, жёг кожу, словно напоминая о нераскрытой тайне.

Тата оказалась на распутье. Она не знала, что делать дальше. Возвращаться в АбуДаби к Юсуфу? Остаться в Берлине, чтобы быть ближе к семье? Или начать всё с нуля, найти новое направление в жизни?

Юсуф, как мог, поддерживал её, но даже его слова утешения уже не приносили того облегчения, что раньше. Тата понимала, что их отношения меняются. Любовь на расстоянии, которая когда-то казалась такой романтичной, теперь стала испытанием, которое они, возможно, не смогут выдержать.

Однажды вечером, сидя в своей старой комнате и глядя на звёзды за окном, Тата почувствовала, как её сердце наполняется тихой грустью. Она взяла медальон и открыла его, вглядываясь в загадочное отверстие.«Где же ты, жемчужина?» – подумала она, вспоминая слова бабушки.

Внезапно её взгляд упал на старую шкатулку, где лежали безделушки из детства. Среди них – перламутровая пуговица от платья Ирмы, похожая на крошечную жемчужину. Рука Таты дрогнула, когда она поднесла её к медальону. Но пуговица оказалась слишком большой.

– Самое главное – быть верной себе, – прозвучал в памяти бабушкин голос.

Тата взяла блокнот и начала писать. Сначала это были просто мысли, потом – планы, мечты, идеи. Она не знала, что будет завтра, но знала, что должна найти свой путь. И, возможно, этот путь начнётся с того, что она откроет свой магазин подарков – тот самый, о котором мечтала ещё в детстве.

А пока она просто дышала, вспоминая бабушку, Юсуфа, Арака, Амалию и всех, кто был частью её жизни. Медальон тихо покачивался на груди, обещая, что однажды её терпение будет вознаграждено. Мир всё ещё полон возможностей. Нужно только найти в себе силы сделать шаг вперёд.

Парижские огни

Решение расстаться с Юсуфом далось Тате нелегко. Они оба понимали, что расстояние и обстоятельства постепенно превращали их любовь в тень прошлого. После долгих ночных разговоров, где слова тонули в тишине, а слёзы сливались с шёпотом «прости», они отпустили друг друга. Тата знала: возвращаться в Абу-Даби – значит пытаться вдохнуть жизнь в то, что уже стало воспоминанием. Там оставался Юсуф, её работа, друзья… но не её будущее. Берлин же манил возможностью начать заново – там, где корни её детства и последний взгляд бабушки Ирмы.

…

Тата вернулась к жизни в Берлине, устроившись на работу в международную компанию, которая занималась культурными проектами. Работа была интересной, но после потери бабушки Ирмы и после расставания с Юсуфом, всё давалась ей тяжело. Родители и брат Лео старались поддерживать её, однако Тата чувствовала, что ей нужно что-то большее – что-то, что наполнит её жизнь смыслом.

И вот, спустя несколько месяцев, её отправили в командировку в Париж. Когда Тата узнала об этом, её сердце ёкнуло. Париж – город, о котором она мечтала с самого детства, город, который она представляла себе, читая книги и смотря фильмы. И вот она ехала туда в декабре, когда город превращается в настоящую рождественскую сказку. Теперь она стояла на площади Трокадеро (одна из главных достопримечательностей города, расположенная на самой высокой точке холма Трокадеро и известна тем, что с неё открывается вид на Эйфелеву башню, которая возвышается напротив, над мостом через Сену) и декабрьский ветер кружил снежинки в вальсе. Воздух пахнул жареными каштанами, корицей и надеждой.

Рождественская ярмарка у подножия башни напоминала иллюстрацию из сказки. Деревянные домики, украшенные гирляндами, светящиеся шары, смех детей, тянущих родителей к сладостям. Тата купила стаканчик глинтвейна, и тепло разлилось по телу, смягчая грусть. Она ела клубнику в шоколаде, наблюдая, как влюблённые целуются у катка, а старик в клетчатом шарфе продаёт ёлочные игрушки ручной работы. «Все здесь счастливы… или это я стала видеть мир иначе?» – подумала она, сжимая в кармане медальон.

Воспоминания настигли её у Сены. Когда-то, помогая Араку зубрить французские глаголы, они мечтали о Париже. «Мы будем танцевать в Париже!» – дал он обещание Тате, а она – ему в ответ. Теперь она стояла здесь, а его след растворился в годах молчания. Но Париж, как и обещал, лечил. В кафе на Монмартре, где художники писали портреты за бокалом вина, она вдруг поняла: даже в одиночестве можно найти отголоски старой мечты.

В перерывах между работой еще одним волшебным моментом стало посещение Галереи Лафайет. Этот торговый центр, ĸоторый ĸаждое Рождество превращался в сĸазочный дворец, поразил её до глубины души. Огромная ёлĸа, уĸрашенная тысячами огней, висела под стеĸлянным ĸуполом, а воĸруг неё ĸружились люди, словно герои рождественсĸой сĸазĸи. Витрины были наполнены подарĸами – от изящных уĸрашений до росĸошных аĸсессуаров, от винтажных безделушеĸ до современных устройств.

Тата стояла среди этого велиĸолепия и вдруг почувствовала, ĸаĸ её сердце наполняется теплом. Она вспомнила свою детсĸую мечту – магазин подарĸов, ĸоторый она устраивала в гостиной, расставляя на столе всё, что могла найти. Она вспомнила, ĸаĸ бабушĸа Ирма играла роль поĸупательницы, ĸаĸ родители поддерживали её фантазии, ĸаĸ Лео приносил свои «эĸсĸлюзивные» вещи для продажи.

И тогда она поняла: её мечта ниĸогда не умирала. Она просто ждала подходящего момента, чтобы снова заявить о себе. Тата вдруг осознала, что её жизнь – это не просто череда событий, а путь ĸ тому, что действительно важно. И её магазин подарĸов – это не просто детсĸая игра, а часть её самой, её способ делиться радостью с другими.

Она вышла из Галереи Лафайет, чувствуя, ĸаĸ в её душе что-то изменилось. Париж, ĸоторый ĸогда-то был для неё просто мечтой, теперь стал местом, где она нашла себя. Она знала, что впереди её ждут непростые решения и много работы, но таĸже понимала, что это её путь.

Возвращаясь в отель, Тата смотрела на огни Парижа и улыбалась. Она знала, что её мечта о магазине подарĸов – это не просто воспоминание из детства. Это её будущее. И она готова сделать всё, чтобы оно стало реальностью.

А поĸа она просто наслаждалась моментом, чувствуя, ĸаĸ рождественсĸая магия наполняет её сердце надеждой. Ведь самое главное – верить в чудеса, даже если ты уже давно не ребёноĸ.

В отеле, она достала блокнот. Страницы заполнялись словами: о бабушке Ирме, о волнах Персидского залива, о звёздах Абу-Даби. Она писала до тех пор, пока пальцы не онемели от усталости, а за окном наступал рассвет.

На следующий день она отправилась в Лувр. В зале с картинами Ренуара Тата задержалась у полотна «Бал в Мулен де ла Галетт». Танцующие пары, блики света на платьях, улыбки – всё это напомнило ей обещание Арака. «Жизнь – это танец, даже если партнёр исчез» – подумала она и улыбнулась.

Перед отлётом она купила открытку с Эйфелевой башней и надписала её Амалии: «Спасибо за всё. Возможно, скоро увидимся». Не отправив, сунула в сумку – как напоминание, что некоторые слова лучше произносить вслух.

Снег кружился за окном такси, словно миллионы крошечных фонариков, зажжённых невидимой рукой. Тата прижала ладонь к холодному стеклу, наблюдая, как огни Елисейских Полей растворяются в белой метели. Машина мягко покачивалась на неровностях, а запах соснового освежителя смешивался с ароматом влажной шерсти от её шарфа.

– Direction Aéroport Charles de Gaulle, s'il vous plaît (Аэропорт Шарль де Голль, пожалуйста),– сказала она, сбрасывая снег с рукава.

– Bien sûr, madame! (Конечно, мадам!)– Таксист, мужчина лет сорока с седыми прядями в чёрных кудрях, повернулся, улыбаясь. В свете салонной лампы блеснула золотая цепочка с подвеской в виде крошечной ладони. – Вы из Германии? – спросил он на ломаном английском, трогая с места.

– Да, из Берлина. – Тата кивнула, разглядывая фотографии, прикреплённые к солнцезащитному козырьку. Там, среди снимков с Эйфелевой башней и Лазурным берегом, красовалась весёлая семейная хроника: мальчишки в футболках какого-то футбольного клуба лизали мороженое, беременная женщина в цветочном платье смеялась, обняв седого мужчину, похожего на водителя.

– А я – настоящий парижанин! – Он ткнул пальцем в фото, где двое ребят лет шести и восьми строили рожицы в объектив. – Мои сорванцы: Луи и Антуан. И вот… – бережно провёл рукой по снимку с женой, – Софи ждёт третьего. Через месяц уже!

Голос его звенел гордостью, как колокольчик на рождественской ярмарке. Тата невольно улыбнулась:

– Поздравляю. У вас большая семья.

– О да! – Он оживился, лихо обгоняя грузовик. – Мои родители живут в двух кварталах, сестра – через реку. По воскресеньям у нас дзинь-дзинь! – засмеялся, изобразив звон бокалов. – Шум, гам, дети бегают… Иногда устаю, конечно. – Постучал пальцем по виску. – Но без этого – как хлеб без масла. Пусто.

Тата кивнула, глядя на мелькающие огни аэропортских указателей. В её груди ёкнуло: бабушка Ирма всегда говорила то же самое за воскресным штруделем.

– А у вас есть дети, мадам? – Таксист бросил взгляд в зеркало.

– Нет… – Она потрогала медальон под свитером. – Пока нет.

– О, не волнуйтесь! – Он махнул рукой, будто отгоняя её грусть. – У Софи тоже было «пока нет» до тридцати пяти. А теперь – бам-бам-бам! – рассмеялся, хлопая ладонью по рулю в такт словам. – Всё придёт вовремя. Вы замужем?

Тата замерла. Тень Юсуфа мелькнула в памяти: их последний танец под звёздами Абу-Даби, слова «я буду ждать», которые теперь казались эхом из другого мира.

– Нет. Был… друг. Далеко.

– Ах, любовь… – Таксист вздохнул театрально, поворачивая на съезд к терминалу. – Она как парижский дождь. То льёт, как из ведра, то исчезает, оставляя лужи для раздумий. – Он подмигнул, явно довольный своей метафорой. – Моя Софи тоже сначала говорила «просто друг». А потом – бум! – сделал взрыв руками. – Свадьба, дети, семейные ужины … – засмеялся.

Тата улыбнулась, наблюдая, как он достаёт телефон и листает галерею одним пальцем, не сводя глаз с дороги.

– Смотрите! – протянул он аппарат назад. На экране – крошечная ручка в папиных ладонях. – Это Антуан, старший. Первые шаги делал, держась за мои бамперы! – постучал по рулю. – А это Луи – в прошлом году выиграл школьный турнир по шахматам. Говорит, будет как Каспаров! Хотя… – понизил голос, – между нами, больше любит в футбол гонять.

Тата смеялась, листая фото: мальчишки лепили снеговика во дворе, жена вязала на скамейке под каштаном, вся семья махала с балкона, усыпанного геранью. Кадры пахли жареным миндалём, детским шампунем и свежеиспечённым багетом.

– Вы счастливый человек, – сказала она, возвращая телефон.

– И вы будете, – уверенно парировал он, замечая её задумчивый взгляд. – Вижу же – доброе сердце. Такие люди как магниты для счастья. – Он притормозил у вылета, доставая чек. – Знаете, моя бабушка говорила: «Семья – это не только кровь. Это те, ради кого ты хочешь печь по утрам круассаны». – Подмигнул, протягивая счёт. – Может, ваши круассаны ещё впереди?

Тата замерла, сжимая в кармане открытку для Амалии. Внезапно она ясно представила: утро в берлинской квартире, запах кофе, детский смех из соседней комнаты… И магазин подарков на первом этаже, где малышня тыкает пальчиками в витрины.

– Спасибо, – прошептала она, переплачивая за проезд. – Оставьте сдачу на ползунки для малыша.

– Merci, madame! (Спасибо, мадам!) – Он снял кепку, кланяясь. – Удачи! И помните… – постучал пальцем по виску, – Париж всегда ждёт тех, кто верит в любовь.

Сумка с открыткой упала на сиденье, когда Тата выходила. Она наклонилась подобрать её и вдруг заметила на полу такси детскую соску в звёздочках.

– Ваша? – подняла она с улыбкой.

– Oh là là! – Он схватился за голову. – Это ребенок одной пассажирки сегодня выплюнул! Спасибо, что не проглотил клаксон!

Их смех слился с рёвом двигателей. Тата шла к терминалу, сжимая в руке соску как талисман. Где-то за спиной гудел голос таксиста:

– Au revoir, mademoiselle! N'oubliez pas les croissants! (До свидания, мадемуазель! Не забывайте о круассанах!).

Снег таял на щеках, смешиваясь с солёными каплями. В кармане телефон вибрировал: новое сообщение от Амалии. Тата не открывала его, но вдруг ясно поняла – она готова печь круассаны.

Самолёт на Берлин взлетел, оставляя за собой огни Парижа. Тата закрыла глаза, слушая гул двигателей. Город подарил ей не ответы, а вопросы, которые теперь жгли изнутри. Но в этом был смысл – идти вперёд, даже если путь теряется в тумане.

Сон на высоте десяти тысяч метров

Самолёт мягко покачивался в воздушных потоках, а за иллюминатором проплывали клочья облаков, подсвеченные лунным светом. Тата прижалась лбом к холодному стеклу, наблюдая, как земля далеко внизу мерцает редкими огнями, словно рассыпанные бусины. Усталость накрывала её волнами – перелёт из Берлина в Париж, бессонные ночи, переполненные мыслями… Веки стали тяжёлыми, а звук двигателей превратился в монотонный гул, похожий на колыбельную.

Она не заметила, как уснула.

Сначала было темно.

Потом где-то вдали зажглась точка света, разрастаясь в золотую спираль. Тата почувствовала, как её ноги касаются твёрдой поверхности. Перед ней возникла улица – та самая, из детства, где её дом утопал в сирени. Но что-то было не так: небо над головой переливалось фиолетово-зелёными оттенками, как северное сияние, а в воздухе витал запах грозы и… корицы.

– Ты опоздала, – раздался за спиной знакомый голос.

Тата обернулась. На скамейке под фонарём сидела бабушка Ирма в своём любимом вязаном жакете, но её лицо было скрыто тенью.

– Бабуля?.. – шагнула Тата вперёд, но ноги будто приросли к асфальту.

– Магазин ждёт, – протянула Ирма руку, и в ладони её вспыхнул медальонкнижка. – Но сначала найди то, что потеряла.

Фонарь погас, и бабушка исчезла. Улица начала меняться: кирпичные стены домов поползли вниз, как воск, обнажая чёрные ветви деревьев, которые тянулись к небу, словно когти. Где-то вдали завыл ветер, и Тата побежала, не разбирая дороги.

Она оказалась в пустыне.

Песок шипел под ногами, обжигая кожу сквозь ткань сандалий. Впереди маячил силуэт верблюда, но когда Тата приблизилась, животное обернулось – его глаза были двумя жемчужинами, а на спине сидел Юсуф в белоснежной кандуре, держа в руках песочные часы.

– Время утекает, – сказал он, переворачивая часы. Песок внутри засветился кроваво-красным. – Ищи там, где спрятаны корни.

– Юсуф, что происходит? – закричала Тата, но ветер унёс её слова. Мужчина растворился в мареве, а вместо верблюда перед ней выросла дверь – массивная, дубовая, с железными скобами. На ней висел замок в форме сердца.