bannerbanner
Тест на доверие
Тест на доверие

Полная версия

Тест на доверие

Язык: Русский
Год издания: 2025
Добавлена:
Серия «Детективы Галины Романовой. Метод Женщины. Новое оформление»
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 4

– Ща, погодь. – Он продолжал таращиться в монитор, не замедлив своих действий: палочки мелькали между коробкой и его ртом как заведенные.

– Погожу, – кивнула Маша, подошла и встала за его спиной, принюхалась. – Утка по-пекински с пряным рисом?

– Так точно, старлей.

Он по-прежнему не отводил взгляда от монитора, по которому скакали лишь цифры. Что он видел в этом хаотичном цифровом марафоне, даже догадываться не стоило. Смирнов был гением, совмещал сразу две должности: эксперта-лаборанта и сисадмина. И в том, и в другом равных ему не было. Все об этом знали. И много шалостей ему прощали. Например, неопрятный внешний вид, длинные волосы, дреды, прогулы по понедельникам, если выходные выдались веселыми. И даже то, что он мог игнорировать явившегося к нему по делу сотрудника отдела потому, что ест или за цифрами наблюдает, прощалось ему тоже.

Маша отошла в сторонку, села на стульчик – старый, с маленьким круглым сиденьем, вращающимся на одной ноге. Попробовала его на прочность, крутнувшись пару раз. И засекла время. У Гарика существовал рекорд: ровно час он однажды так же вот пялился в экран, пил чай и употреблял пряники с малиновой начинкой – его любимые.

Ей сегодня повезло. Скачки цифровой вакханалии закончились через десять минут.

– Отлично! – прошипел Гарик, смял коробку, выбросил ее в корзину под ногами, вытер рот и руки салфеткой и только тогда к ней повернулся. – Нуте-с, старший лейтенант Мария Лунина, что у вас? Что за хлам на столе?

– Там одежда, Гарик. Самоубийцы с бульвара. Дело нам спихнули из соседнего отдела.

– Слышал, – кивнул он. – А шмотки его мне зачем, если он сам себя?

– Заточкой? В сердце? Серьезно? – фыркнула она и еще раз крутнулась на ветхом стульчике. – И это притом что у него пистолет имелся?

– А, вот как! – Гарик схватился за кончик своего дреда и принялся накручивать прядь не очень чистых волос себе на палец. – А на шмотках что, кроме крови? Что ты там обнаружила? Ты же что-то обнаружила, въедливая наша.

– А там, Гарик, на рубашке, подкладке пиджака и брюках, в которых он был на момент смерти, странные масляные пятна. А пистолет, на который у него имелось разрешение и который всегда хранился в сейфе у него дома, отсутствует. Его нет в коробке, и при Лебедеве он не обнаружен.

– А пятна на одежде есть?

– Именно! И точно такие же пятна имеются на внутренней бархатной поверхности коробки, где все время хранился пистолет.

– Хочешь, чтобы я их сличил?

– Так точно, Гарик.

– Хорошо, окажется, что они идентичны и оставлены одним и тем же оружием, дальше что? Он, может, в этой одежде неделю ходил до самой своей смерти. А то и месяц. И оружие таскал везде с собой потому, что кого-то боялся или место выбирал, где застрелиться.

– Чего тогда не застрелился?

– Не так просто это сделать, Машка, – вывернул нижнюю губу Гарик. – Можно долго собираться и…

– Посмертное письмо, оставленное им сыну, датировано днем его гибели. Чего это он с пистолетом ходил по городу, если помереть собрался тем днем, когда и помер?

Гарик замер, взгляд застыл.

– Согласен, – кивнул он, встряхнувшись. – Ладно, посмотрю, что можно сделать. Вываливай свое барахло, осмотрим вместе. Предварительно.

Маша послушно вытряхнула из пакета вещи, взяла предложенные Смирновым перчатки, две ее дежурные пары уже были выброшены. Натянула с трудом – размер был не ее. Разложила все на лабораторном столе.

Гарик стоял в стороне со скрещенными за спиной руками и пока ни к чему не притрагивался.

– Да, и еще очки. – Маша положила солнцезащитные очки в стороне от одежды.

– Странные очки, – пробормотал Гарик, поддел за дужки пальцами в перчатках, повертел так-сяк, к глазам поднес. – Откровенно дешевая вещь. Как-то не вяжется с остальным гардеробом. У дяди даже нижнее белье дорогое, и тут эти очки…

– Да, Гарик! И я о том же.

– А ты чего радуешься-то, не пойму? – покосился он на нее с прищуром. – Надеешься, что он их тем утром купил?

– Ага. Надеюсь.

– Зря, Лунина, ты надеешься. Это один процент из ста, что ты попадешь.

Отодвинув ее правой рукой подальше от стола, Смирнов принялся осматривать и ощупывать вещи Лебедева. Начал с ботинок. И каблуки подергал, и шнурки вытащил, и стельки. Все разложил аккуратно в сторонке. Потом ремень, брюки, рубашку, пиджак.

– Оп-па! – что-то нащупал в правом кармане пиджака Гарик. – Может, тебе даже и повезет, Лунина.

– Что там? – вытянула Маша шею.

Гарик достал из кармана скомканный в шарик шуршащий целлофан. Взял щипцы и принялся разворачивать шуршащий шарик на столе. Внутри обнаружилась бумажка три на три сантиметра, на ней мелким шрифтом название изделия: «Очки пластиковые, солнцезащитные», с артикулом и заводом-изготовителем, от руки написана цена. И вот сверху это все дело припечатано штампом торговой точки с адресом и указанием фамилии индивидуального предпринимателя.

– Лунина, снимаю шляпу! – вытаращился на нее Смирнов. – Видал везунчиков, но чтобы так!

– Что там? Что там, Гарик? – Она бегала за его спиной, пытаясь заглянуть за его широкие плечи.

– А там, Лунина, упаковка от этих вот самых очков. И этикетка от них. И точный адрес ларька, где твой самоубийца эти очки купил. Не знаю, что тебе это даст и даст ли вообще что-то, но это везение, Машка. Пиши адрес и шагай отсюда, стану твои вещички изучать…

Записывать ничего не нужно было. Адрес ей был известен. Торговый ларек был расположен метрах в двадцати от той скамейки, на которой умер Лебедев, получив смертельный удар в сердце. Был ли тот удар нанесен убийцей или рукой самого Лебедева, ей еще предстояло выяснить. Но что-то подсказывало Маше, что это будет самое загадочное, самое запутанное дело, с которым ей пришлось столкнуться за недолгие годы службы в полиции.

Чувствуя приятный холодок под ребрами, она понимала, что готова!

Глава 6

– Ты скоро свихнешься со своей подозрительностью.

Муж выглянул из-за газеты, сидя за завтраком. Причем не весь выглянул, а только верхней половиной лица. И в глазах застыло выражение…

Она назвала бы его очень скверным для себя. Оно – это выражение – таило в себе искреннее удивление и усталое презрение. О, она умела его читать – это выражение его глаз. Прожили вместе два десятка лет! И как он ни старался, скрыть своего к ней отношения не мог даже за завтраком. Что уж говорить о постели! Там он, едва опустившись на свою половину кровати, сразу поворачивался к ней спиной. И стоило ей положить свою ладонь ему между лопаток, сразу дергался, как от удара током, и принимался ныть, что устал, что был тяжелый день, что начальник достал. Не говоря ни слова, ладонь свою она с его спины убирала.

Так продолжалось уже очень давно. Полгода точно, если не больше. Она не была дурой и не собиралась сходить с ума со своей подозрительностью, как он утверждает, но факты были налицо: ее муж к ней охладел совершенно. И это был самый лучший сценарий при теперешнем скверном положении вещей. Хуже было бы, если бы у него кто-то появился.

Женщина! Чужая, посторонняя, опасная! Ее появления в их семейной жизни она боялась больше всего. Потому что знала: сразу проиграет. Любой из тех, которые вьются возле чужих гнездышек с намерением вытолкать наседку. Для них – для хищниц – это обычное занятие. Они выходили на охоту подготовленными, в полной боевой амуниции: красивые тела, модная одежда, дорогие прически и макияж.

Она – Наташа Голубева – не обладала красивым телом. Уже не обладала, исхудав до измождения после долгой противной болезни. Из-за нее, проклятой, пришлось оставить любимую работу корреспондента одного из центральных новостных издательств. Весь любимый гардероб раздать или распродать. Устроиться куда взяли, а не куда хотелось.

На модную одежду теперь не хватало. Прически на ее поредевших волосах не держались. А макияж на изможденном лице зачастую смотрелся клоунским раскрасом.

И могла ли она после этого конкурировать с хищницами? Нет конечно. Поэтому и помалкивала, когда муж бывал ею недоволен. И не приставала в постели, и претензий ему не выкатывала. Может, и правда устал.

Но сегодня за завтраком, когда она хорошо поставленным голосом и без лишней «воды» рассказала ему о случившемся, он своим замечанием ее просто взбесил. И это она еще опускает тот факт, что час готовила ему вкусный завтрак с его любимыми фаршированными яблоками, блинчиками, кашкой на пару, вишневым киселем. Она час торчала у плиты, а он газетой от нее отгораживается! И она подозревала, что за этой газетой он прячется, чтобы беспрепятственно переписываться с кем-то по телефону. Движения его пальцев за тонкой газетной ширмой угадывались.

– Я не свихнулась! – Она ударила кухонным полотенцем по газете, складывая ее пополам.

Точно! Она угадала! Экран телефона светился открытым чатом. Вот сволочь, а!

– Я просто излагаю факты. С кем ты переписываешься, Аркаша?

Наташа протянула руку к телефону, но муж оказался проворнее. Схватил мобильник и тут же сунул его в карман тренировочных штанов.

– Ни с кем. Это по работе, – произнес он скороговоркой и ткнул вилкой в тарелку с блинчиками. – Завтрак потрясающий, дорогая моя. А вот кисель очень сладкий. И…

– Плевать! – Она села напротив за стол, хотя почти никогда так не делала, выполняла роль официантки за завтраком. – Не нравится – не пей. Вылью.

Такой реакции он не ждал. Опешил. Рассматривал ее минуту, потом выдохнул:

– Да-а, ты чего-то с катушек срываешься совершенно без причины.

– Человека на моих глазах убили, а ты это не считаешь причиной для моей нервозности?!

Наташа вытаращилась на мужа, впервые посмотрев на него глазами стороннего наблюдателя.

А за что, собственно, она держится? Почему позволяет так с собой обращаться? Лишнего веса в Аркаше килограммов тридцать. Вечно недовольное выражение лица. Бреется два раза в неделю. Поговорить с ним давно уже не о чем.

– Почему сразу убили? – Он что-то такое понял в ней и сразу принялся примирительно улыбаться. – Сама сказала, что полицейский с тобой говорил и заверил, что мужик самоубийца.

– Полицейский скажет! – фыркнула Наташа. – Ему лишь бы дело побыстрее закрыть. Потому что «висяк» откровенный. Никто ничего не видел. Камеры ту скамейку не видят.

– Как это никто ничего не видел? Там народу в это время тьма.

– Хороший свидетель – это один свидетель. Если два-три, показания разнятся. Если толпа, значит, свидетелей нет вообще. Толпа безлика и слепа. Да и найди попробуй того, кто там проходил в тот момент. Даже если он и попал в обзор другой видеокамеры. Человек не идет по улице с документами.

– А как же система распознавания лиц? – проявил неожиданный интерес к ее рассуждениям муж.

– Считаешь, она на каждом углу в Москве? И даже на этом бульваре? – усомнилась Наташа.

И вдруг задумалась. И пропустила тот момент, как Аркаша встал из-за стола, собрал с него посуду и даже вымыл – чудеса небывалые. Опомнилась, когда он уже крикнул от входной двери:

– Я ушел!

– Счастливо, – отозвалась Наташа рассеянно.

И тут же помчалась в прихожую. Но опоздала. Дверь за Аркашей уже закрылась.

Он насовсем ушел или на работу? Никогда так не говорил утром. Заглянула в ванную. Зубная щетка и бритвенный станок на месте. Хотя это теперь не показатель. Он может обзавестись новыми.

Наташа постояла у запертой входной двери, тяжело вздыхая и пытаясь понять: больно ей будет, если Аркаша больше не вернется к ней, или нет? Рассуждениям на эту тему она посвятила целых два часа. Пока собиралась на работу, пока ехала по пробкам на своем стареньком автомобиле, оставшемся от лихих времен ее прошлой работы корреспондентом. Ей тогда без машины было никак. Пока отпирала ларек и снимала его с сигнализации, все размышляла и размышляла. И уже после третьего по счету покупателя поняла, что в ее жизни, в принципе, ничего не поменяется, если Аркаша уйдет.

Их отношения давно перестали быть нормальными, превратившись в нудное существование рядом друг с другом. Они не занимались сексом, не говорили о чувствах, не сострадали друг другу. Наташа обеспечивала Аркаше удобства. Он давал деньги на ведение домашнего хозяйства. На ее личные «прихоти», как он их называл, он ничего не давал. И даже когда она долго лечилась, Наташа делала это, используя свои сбережения.

Меньше хлопот будет, если он уйдет, поняла она с холодным сердцем: вот ничего не защемило, ни капельки. Меньше трат. Пенсии по инвалидности ей хватит на коммуналку и нехитрую еду. А на одежду она в киоске заработает. К слову, платили там неплохо. Третий месяц пошел, как ее испытательный срок закончился, и зарплата выросла в три раза. Ей на жизнь хватит. И если Аркаша вдруг решит поменять место жительства и женщину в придачу, она не станет его умолять вернуться. Так она решила.

После пятого покупателя наступило затишье часа на полтора. И, запахнув на груди меховую безрукавку, Наташа нацепила очки и села вплотную к витрине. Когда она так садилась, то вся маленькая площадь перед рестораном была как на ладони. При этом саму ее сквозь модные ныне зеркальные стекла торгового ларька почти не было видно. Она могла смотреть сколько угодно, наблюдать за кем угодно, потешаться над кем-то комичным и не обижать его при этом, ее почти не было видно. Если не присматриваться, конечно. И вот за те месяцы, что она здесь проработала, у нее сложился уже определенный распорядок: когда интересно смотреть, а когда нет.

Интересно было обычно ближе к обеду и к вечеру. В это время к ресторану подтягивалась нарядная публика. Оставив свои машины в некотором удалении на парковке, они шли пешком до ступеней. Кто красиво шагал, кто ковылял по-утиному. Кто еле пыхтел, как тот примечательный толстяк в окружении сразу трех охранников.

Теперь она знала, кто он. Лебедев Иван Семенович – брат мужчины, трагически умершего на скамейке. Почти у нее под носом.

Наташа нашла множество публикаций после смерти Лебедева Павла Семеновича, купившего у нее самые дешевые солнцезащитные очки. Хотя имелись и фирменные экземпляры, и они бы очень подошли к его дорогому костюму. Но он выбрал самые дешевые. Надел их сразу же, скомкав упаковку с этикеткой и сунув ее в карман пиджака. Пошел к скамейке, посидел, потом попытался проникнуть в ресторан, где в это время обедал его брат, но быстро вернулся. Видимо, его не пустили.

Это уже потом Наташа поняла причину: братья не ладили. В их отношениях и бизнесе произошел раскол. Причина ни в одном СМИ не указывалась, но о разрыве отношений писали много.

В тот день она об этом не знала. Просто запахнула плотнее меховую безрукавку, села поближе к витрине и начала наблюдать. Ворон считать! Так она называла свое занятие.

Павел Лебедев быстро вернулся из ресторана, снова сел на скамейку. И к нему опять пристала попрошайка – грязная, всклокоченная, в стоптанных рваных босоножках на босу ногу, хотя на улице уже прилично сентябрило.

Эта попрошайка приставала к нему еще до его похода в ресторан. Все крутила подолом ситцевого платья и что-то говорила ему. Потом исчезла в неизвестном направлении, когда Лебедев пошел к ресторанным ступенькам. А когда он вернулся, снова появилась как черт из табакерки. На этот раз она уселась на скамью с ним довольно близко. И начала ему что-то говорить. Конечно, Наташа не слышала. Метров двадцать было до скамейки, как услышишь. Но губы рыжей попрошайки шевелились. Значит, они разговаривали, сделала Наташа вывод.

Лишь на пару минут Наташа отвлеклась, чтобы наполнить из вскипевшего чайника чашку с пакетиком заварки. Как назло, отвлеклась! И вот за эти пару минут что-то между ними и произошло. Потому что, когда она снова взглянула на скамейку, Лебедев как-то странно наклонился вперед. А рыжая побирушка в этот момент его обкрадывала.

Наташа всем своим последним здоровьем могла поклясться, что побирушка что-то вытащила у Лебедева из заднего кармана брюк. Вытащила и тут же исчезла. А Лебедев так и остался сидеть в странной позе, пока на него не обратил внимание один из охранников его родного брата.

Глава 7

На бульвар, где загадочной смертью умер Лебедев Павел Семенович, Маша не попала. Передав вещдоки в лабораторию в надежные руки Гарика Смирнова, она зашла к себе в кабинет, и тут началось!

– Тебе зачем это надо? – сразу набросился на нее майор Подгорный, по сути, ее прямой начальник.

– Я так и знал, что начнешь лезть туда, куда тебя не просили! – шипел со своего места Миша.

– Коллеги, в чем дело?

Маша встала как вкопанная у двери, не решаясь подойти к своему столу. За минуту сотню раз пожалела, что вернулась сюда.

А зачем, собственно, она вернулась? Вспомнила! Ей срочно понадобился телефон бывшего коллеги из ее родного города. В мобильном его не было. Номер был записан на бумажке для заметок и приклеен к боковой стенке верхнего выдвижного ящика ее рабочего стола.

Маша намеренно удалила все прошлые контакты. Уехала, вычеркнула, забыла. Но Валерик позвонил через месяц, как она устроилась. Нашел номер по своим каналам, как он признался. По каким – не сказал. Миша свою причастность отрицал. Валера его не сдал.

– Как ты там вообще, Лунина? – начал он приятным бархатным голосом. – Нравится Москва?

– Москва не может не нравиться.

Она в ту минуту вдруг вспомнила, что Валера ей когда-то был очень симпатичен. И он стал одним из тех, кто сообщил ей страшную новость о гибели ее родителей. И обнимал ее, пытаясь привести в чувство. Но потом он занял место в лагере ее оппонентов. Всячески отговаривал ее продолжать расследовать их смерть. Считал, что все и так понятно, посмертное письмо, адресованное ей, отвечало на все вопросы следствия. И этого ему Маша не простила. И Валера перестал ей нравиться. Она убедила себя в этом.

Но, услышав его приятный голос в трубке, неожиданно разволновалась. И покраснела, что странно. Она вообще никогда не краснела прежде.

– Домой не собираешься возвращаться?

– Нет, – ответила она твердо.

Смущение первых минут сменилось раздражением:

– Ты чего звонишь, Валера? Соскучился?

– Так точно, – ответил он тихо. – Могли бы пересечься.

– Приезжай, – пригласила Маша. – В цирк тебя свожу. Любишь цирк?

Она цирк не любила с детства. Приходила оттуда со слезами, так ей было жалко бедных животных, которых подстегивали кнутами дрессировщики. И судьба клоунов, постоянно падающих, плачущих горькими слезами, вызывала у нее лишь сострадание, а не смех.

– Не люблю я цирк, Машка. Тебя я люблю, – совсем уж почти шепотом ответил ей Валера. – Скучаю сильно. А ты взяла и уехала. Почему?

Она могла бы наговорить ему много чего, как он ее предал, к примеру. Как она плакала ночами от горя и обиды, как осталась совсем одна на своем берегу, и руки ей никто не подал, и не предложил помощи. А вместо этого клевали всей стаей. Некоторые даже у виска пальцами покручивали в ее адрес.

Маша не стала отвечать подробно. Ответила коротко:

– Так захотела. Что-то еще?

Валера помолчал, потом начал прощаться, попросил записать его новый номер телефона. Она и записала на бумажке, совершенно точно зная, что в мобильный заносить его не станет. Отрезано так отрезано.

Валера звонил ей потом еще несколько раз. Все время на рабочий номер. Потому что Маша тоже сменила сотового оператора, но вот сообщить бывшему коллеге об этом забыла. Он не роптал, номера нового не просил, звонил на рабочий. Не часто, нет. Последние два месяца от него вовсе не было вестей. Она о нем и не вспоминала. Сегодня вот только как-то вдруг вспомнился. Помощь его понадобилась. А номер телефона на бумажке в верхнем ящике стола. Пришлось вернуться в кабинет, а тут такая встреча!

– Ты хотя бы понимаешь, что коллег из соседнего отдела опускаешь, а? – Подгорный, заметив, что Маша не спешит проходить, сам пошел ей навстречу. – Ребята не топором бреются и щи не лаптем хлебают, там профессионал на профессионале, а ты их одним махом – раз-раз!

Сильные руки майора изобразили махи саблей, надо понимать. Очень живописной была жестикуляция. И энергичной. Даже лист бумаги шевельнулся на Машином столе от игры его невидимым оружием.

– Что имеете в виду, товарищ майор?

Обойдя его стороной, Маша дотянулась до верхнего ящика своего стола, отлепила бумажку с телефоном Валеры и быстро сунула ее в карман ветровки.

– Что тебе не понравилось в посмертном письме Лебедева, старлей? Что ты там не поняла? – наступал ей на пятки Никита Подгорный, обдавая ароматом мятной жвачки и крепкого парфюма. – Я читал его. Там все расписано так подробно, так подробно! Что и смысла никакого для него нет дальше жить. И что устал. И что решил уйти. Способ не выбрал пока, но выберет непременно. И чтобы сын понял его и простил. Что тебе в том письме показалось непонятным, Лунина?

– В письме понятно все, товарищ майор. – Маша медленно и целенаправленно пятилась к двери. – Но действия коллег из соседнего отдела показались мне, мягко говоря, не совсем профессиональными. Они не обыскали квартиру на предмет обнаружения пистолета, на который у Лебедева было разрешение.

– Они позвонили сыну и просто не стали ломать замок сейфа. Зачем?

Подгорный, поняв, что она сейчас смоется, вытянул руку и положил ее на дверную ручку, препятствуя ее бегству.

– А пистолет пропал! – выпалила Маша прямо ему в лицо, которое оказалось очень близко.

– И что? Он мог его продать, подарить, потерять!

– Откуда тогда на его одежде, в которой он погиб, следы предположительно оружейной смазки?

– Ключевое слово, Лунина, предположительно!

Крупный рот Подгорного опасно близко завис у ее лица. Ей стало неловко. Никита давно и часто навязывал ей свое внимание. Не стеснялся даже Мишкиного присутствия. Сейчас брата в кабинете не было. Успел выскользнуть, когда Маша полезла в ящик стола за бумажкой с номером телефона. И Подгорный без свидетелей совершенно распоясался и почти касался молнии на ее ветровке пряжкой своего ремня.

– Майор, держи дистанцию, – толкнула она его в грудь.

Подгорный отступил на пару шагов. И, скрестив руки перед грудью, указал ей подбородком на ее стол.

– Села и написала отчет от проделанной работе. Мне с ним вечером, а это уже… – он глянул на левое запястье с именными часами, – уже через два часа… Мне с ним идти к Зорину.

Маша хотела напомнить, что Зорин ей приказал докладывать лично, но не стала. Положение ее довольно шаткое. Если Подгорный примется ныть и жаловаться на нее, могут перевести куда-нибудь, откуда она сама за неделю сбежит.

Сняв ветровку, Маша повесила ее в шкаф. Причесалась пятерней перед зеркалом на внутренней стороне дверцы. Села за стол и, подтянув к себе клавиатуру, пробурчала:

– Так точно, товарищ начальник.

– Что «так точно», Лунина?

Он все еще стоял посреди кабинета в живописной позе: со скрещенными на груди руками и отставленной на полметра правой ногой. Любил повыпендриваться, зная, что хорош собой. Часто хвастался каким-то давним случаем, когда его приглашали в рекламное агентство на роль модели. Сейчас Маша, честное слово, очень хотела, чтобы рекламщики снова объявились и соблазнили наконец Подгорного шикарными гонорарами.

– Есть писать отчет. – Она глянула на него исподлобья. – Но Лебедев не убивал себя заточкой!

– Отставить, Лунина! – взревел майор. – Отчет жду!

Она трижды перепечатывала отчет. Лишь третий вариант устроил майора Подгорного, в котором не упоминалось о пистолете и характерных масляных пятнах на одежде погибшего.

– Вот так сойдет, – вложил он бумагу в папку и пошел к выходу. – На сегодня можешь быть свободна, Лунина. А завтра с утра…

– Я могу опросить свидетеля по делу, товарищ майор? – глянула на него Маша умоляюще.

Он даже не спросил, кого она собралась опрашивать, позволил. Наигрался. Насытился властью. Вот засранец! На подиум его! Срочно надо на подиум!

Маша вышла на улицу из отдела, поискала взглядом брата. Его нигде не было. Перед входом четверо полицейских что-то оживленно обсуждали, одна служебная машина отъезжала, другая заруливала во двор. Мишки не было. Значит, уехал домой пораньше. Или к девушке своей. Или еще куда-нибудь. Позвонить – нет? А вдруг у него свидание? И тут она с жалобами на Подгорного… Нет. Не надо звонить.

Она вдруг вспомнила о злополучной бумажке для заметок с номером Валериного телефона. Из-за нее она вернулась в кабинет и нарвалась на разгневанного Подгорного. Бумажка теперь лежала в кармане ее куртки.

– Валера? – уточнила она, услышав знакомый голос. – Это Лунина.

– Узнал, – порадовал бывший коллега. – Это твой новый номер? Могу сохранить?

– Можешь. А еще можешь помочь мне в одном деле.

Она быстро шла по мокрому асфальту в сторону любимой столовки, расположенной в ста метрах от отдела. И хотя сверху не сыпало дождем, ветер, трепавший ее волосы и забирающийся за воротник ветровки, был обжигающе ледяным. У нее даже коленки покрылись мурашками. Точно-точно! Она чувствовала.

На страницу:
3 из 4