ФОНТАН

Слэйн думал о том, что он уже привык легко отвечать на сообщения других людей, при этом совершенно не напрягаясь вопросами о порядке и составе общения. Беспочвенные ответы на бессмысленные вопросы – вот в чём состоит весь маразм и глупость современного общения, скрывающегося под красивой маской всеобщего прогресса.

* * *

Тем же вечером они с Дженни и его родителями обосновались в изысканном дорогом ресторане, директором которого был её двоюродный дядюшка.

Встреча в ресторане для Брюса была схожа с процессом съёмки какой-то рекламы, где единственное полезное действие выполняет только его мозг, он же показывает ему этот долгий ролик без звука. В этом ролике есть всё, что должно быть в подобной продукции для потребительского мира. Главное – это заученные простые фразы, чтобы они были до невозмутимости банальными и глупыми. И, конечно же, неестественная и безобразная мимика будто нечеловеческих лиц.

* * *

– И последнее, что я хотел бы сказать: сынок, с завтрашнего дня ты становишься полноправным директором нашей крупной компании, – наконец-то Слэйн старший выдавил эти слова так, что они, проходя через призму его поднятого бокала, наполненного густым энергеном, медленно донеслись до ушей Слэйна-младшего.

Брюс улыбнулся, поднял свой бокал и медленно встал со своего стула. Произнося заранее подготовленную речь, он вдруг почувствовал в ногах невероятную слабость, его слегка подкосило, но слова автоматически продолжали вылетать из его уст:

– Это великий день! Именно сегодня произойдёт укрепление не только семейных позиций, но и деловых. Уважаемый и горячо любимый отец, спасибо тебе за веру. Дорогая мама, спасибо за любовь и поддержку. Благодаря вам я стал не только мужчиной, который любит и любим, но и состоятельным человеком, по жизни крепко стоящим на своих двух ногах. Ваши надежды на продвижение мной общего семейного бизнеса будут оправданы. Я обещаю, что сделаю всё, чтобы и при мне наша компания продолжала держать авторитетный статус и достигала всё новых и новых высот.

С испариной на лбу и дрожащей улыбкой Слэйн окончил свою речь и поднял бокал газированного энергена.

– Выпьем же за это! – сказала Дженни, поднимая бокал, при этом она одарила присутствующих блеском своей неестественно белоснежной улыбки.

«Увидеть бы себя сейчас в зеркале», – подумал Слэйн.

У него жутко разболелась голова. Не слыша, что ему говорят, он ответил с дрожью в голосе:

– Спасибо, отец. – А затем из его побледневших уст вырвалось: – Спасибо, отец.

Ему стало казаться, что вместо него отвечала автоматически запущенная машина, использующая его голос.

Какой же превосходный выход из сложившейся ситуации! Только он не учёл одного фактора – что это, возможно, последняя его роль в этом театре одного актера с замечательно выдуманным концом. О таком можно лишь мечтать, можно сказать, это самая элитная среди всевозможных смертей. Навязчивая идея мечтателя. Хотя чего скрывать, вся жизнь Брюса Слэйна – наигранная сцена, и удивительно, что при этом он ещё не совсем лишился мозгов, чтобы не заметить проникновения неизвестного и чуждого внутрь себя.

Слэйн продолжал размышлять о происходящем.

– Пора прекращать думать о подобном, смерть в таком случае – не избавление, а лишь мелочное пожертвование для неудачного калеки. Нужно собраться с духом. За всем этим скрывается некая безликая тайна, и вполне очевидно, что её власть непосредственно касается внутреннего стержня его души.

Слэйн пошатнулся и вновь опустился на свой стул. Вслед за этим он залпом опрокинул в себя бокал с тёемно-красным энергеном с бархатистым привкусом старинного вина.

После короткой болтовни и нескольких бокалов винногонапитка его разум словно накрыло кашемиром – занавес внутреннего театрального представления опускался, и вместе с ним его тело падало с одного стула на другой.

Всё, что он помнил дальше, – это конец торжества.

Перед глазами, расплываясь и комкаясь, являл себя рисунок невыносимо гладкой, зеркальной поверхности пола этого жуткого ресторана. Отполированный до идеала термомодифицированный каменный уголь – непозволительная роскошь для современного мира.

После этого Слэйн ещё несколько раз приходил в себя, стоя напротив прозрачной двери ресторана. Особая функция этого зеркала заключалась в том, что она позволяла человеку знать любую интересующую его информацию о состоянии своего организма через аккаунт виртреальности. Рядом с ним стоял странного типа человек в чёрном пальто, закрывающий лицо черной кожаной маской, и всё, что удалось отразиться в голове Слэйна, – это капли дождя, рассыпанные блестящим бисером на широких полях черной шляпы. Он всё ещё продолжал находиться в сознании, хотя с его организмом происходило что-то очень непонятное. Наполовину парализованное тело продолжало двигаться, его основными функциями на автопилоте руководил мозг. Слэйн выглядел как человек, совершенно потерявший координацию движений. Каждый раз это состояние напоминало ему об одном значимом событии, которое он не мог вспомнить достоверно, имея в своей памяти лишь несколько отрывков из воспоминаний.

Камикадзе с насмехающимся лицом и одновременно бесстрашными глазами прицелился в него из оптического шестизарядного пистолета неизвестного происхождения.

Всё произошло внезапно. На улице, у входа в ресторан, Слэйна встретила сильная пощёчина. Голова откинулась назад так, что он начал видеть всю прелесть звёздного неба. Боль стягивала все внутренности и как будто обволакивала его сознание на глубину невидимого колодца. Окружающая картина в один миг стала расплывчатой, в глазах потемнело. Медленно, как ему показалось, он стал терять сознание, впадая в непонятное состояние, схожее с крепким сном.

«Вот так, заслужил всё-таки отдых», – подумал он, и вдруг внешний мир совсем исчез, а мысли разом уплыли куда-то по огромному коридору в неизвестном направлении.

Глава 2

Открыв глаза, первые несколько минут Колосов тщательно изучал стены небольшой комнаты, пытаясь ответить на, казалось бы, простые вопросы: кто он и что тут делает?

Ему явно что-то снилось, и это был не самый приятный сон. Посмотрев на раздвижной диван, он неожиданно понял, что этой ночью спал один.

– Марина! – Отчаянный крик неожиданно вырвался из его глотки с таким трудом, будто этому препятствовал плотный комок.

Внезапно он вспомнил все вчерашние события. Вначале он поссорился со своей возлюбленной из-за проблем на её работе – это первое. После ссоры она собрала большую дорожную сумку, оделась и вышла на улицу, где было уже совсем темно – это второе.

Рядом с диваном лежал мобильный телефон, на нём было зафиксировано тридцать пять исходящих звонков. Последний был в четыре утра – и это третье.

Он так и не дозвонился – напоследок четвёртое. Загнув ещё один палец, Колосов с красными от недосыпа глазами уставился на сжатый кулак.

Схватившись за голову, он повернулся на другой бок и начал вспоминать вчерашний вечер во всех подробностях.

* * *

Как же надоело возвращаться после трудной рабочей недели домой, в эту маленькую съёмную комнату, и, еле держась на ногах, выслушивать рассказ про все несчастья, которые случаются в жизни его любимой второй половинки. Вчера всё происходило по такому же сюжету.

Он вспомнил, как просил её успокоиться и попробовать провести сеанс медитации наедине с ней. В этот же момент умом он ненавидел весь мир, свои слова и больше всего рабочий коллектив Марины, из-за которого она стояла перед ним в таком подавленном состоянии. Заплаканная, она говорила, всхлипывая, что начальник по фамилии Исаковский однажды унизил её при всех, и теперь весь коллектив ждёт, когда он это повторит. Она говорила, что теперь каждый день он издевался над ней так же легко, словно выпивал чашку кофе. Он ненавидел её из-за того, что она нравилась его покойному отцу – бывшему директору фирмы.

Челюсти Колосова крепко сжались от злости. Как бы ему хотелось смерти этому человеку, однако это слишком сладкий подарок. С самого первого раза, когда Марина рассказала о нём, Колосов затаил ненависть к нему. Хоть он ни разу не видел Исаковского вживую, это не мешало ему в своих заветных мечтах проводить над ним изощренные пытки. Колосов вкушал сладковатый привкус крови в воздухе, и всё, чего ему хотелось в такие моменты, – это повторять эти пытки до бесконечности.

Он испытывал истинное разочарование, когда кто-нибудь или что-нибудь из реального мира развеивал все созданные им картины его личного возмездия. Будто всё это одномоментно растворялось в воздухе как пар, выпущенный изо рта в холодное время суток.

Зачем это вспоминать? Колосов сам себе задавал этот вопрос и тут же, качая головой из стороны в сторону, возвращался обратно, в беспощадную реальность прошлого дня. Он вспоминал её светло-зелёные глаза, хладнокровно застывающие на одной воображаемой точке.

В следующее мгновение он вспомнил, как вчера заметил, что она вдруг стала мертвецки спокойна. Она сидела рядом с ним, на этом самом диване, и её застывший, отрешенный взгляд влажных, с пустым блеском глаз не добавлял ни единой надежды на спасение.

«Она же никогда не была спокойной!» – вздрогнув, Колосов неожиданно поймал себя на этой мысли.

Перемены, которые происходили в ней в тот момент, сильно испугали его. Как только он попытался что-то понять в сложившейся ситуации, она тихо и безмолвно обняла его, будто делая это в последний раз в своей жизни.

– Прошу, Марина, не надо, – повторял сквозь слёзы Колосов и чувствовал, как его сердце сжималось в комок, словно клочок бумаги.

– Сволочи! Как же я вас ненавижу! – Тогда от злости он стукнул ногой в пол так сильно, что она вздрогнула и сжалась, будто ей стало холодно.

Как такие существа могут жить?!

Он пытался её успокоить и делал то, что раньше помогало: поглаживал ласковыми движениями светло-русые волосы, осторожными движениями обнимал и целовал легонько в шею. Ему всегда казалось, что она это любит. Но в этот раз он почувствовал, что обнял мраморную скульптуру, а не свою возлюбленную. От Марины веяло холодом отчаяния, и где-то внутри застыл немой крик безграничной боли. Он вспоминал, как покрывал легкими поцелуями её мокрые от слёз глаза, но в них ничего не отражалось, кроме пугающей своей безмятежностью пустоты.

– Успокойся, дорогая, любимая моя, всё пройдёт, всё проходит.

Он твердил себе под нос эти слова, словно читая список лекарств, написанных корявым почерком на маленькой бумажке. При этом он слышал свои слова, и ему становилось ещё хуже. Колосов зажмурился, закрыл лицо ладонями, закричал и, повернувшись с боку на бок, посмотрел на лежащий на полу мобильный телефон.

Сидя на кровати и вцепившись длинными пальцами в свои густые волосы, Колосов промычал и затем снова опрокинулся лицом на подушку. Он вновь углубился в воспоминания о вчерашнем вечере.

И зачем ему только понадобилось тогда её успокаивать? Ведь он прекрасно знал, что она этого не любит.

Тогда и произошло самое страшное. Резко прекратив рыдать, она оттолкнула его и выбежала в коридор коммуналки, на ходу быстро взяв сумку. Всё произошло так быстро, что лишь на пороге он успел схватить её за рукав и прокричать хриплым голосом:

– Куда же ты?! Не делай глупостей!

Взгляд Марины был отрешённым, но она проговорила твёрдым голосом:

– Глупо продолжать всё это. Мечты маленькой девочки по имени Мэри не сбылись. А это серьезное нарушение моего внутреннего баланса. Поеду к сестре, как только буду у неё, я тебе позвоню.

Она сказала это настолько безразличным по интонации голосом, что у Колосова как будто сжались внутри все органы.

Не сказав никаких слов на прощание и вихрем пролетев коридор, Марина выбежала из квартиры, и вслед за ней громко захлопнулась дверь. В тот самый момент Колосов, словно Кай из детской сказки, ощутил холодное дыхание рядом с собой. Впервые в жизни всё смешалось в его подсознании. Внутренний голос вопил, стараясь истошным криком донести важные слова: «Это Смерть!»

Леденящим дыханием веяло за закрывшейся дверью. Внутренний мир, как и тело, парализовало на целые сутки. Он помнил, как выбежал на улицу, как шёл вдоль ночного проспекта. Ему тогда было страшно потерять самого близкого человека в своей жизни, но при этом он не знал, что делать. Он очень хотел помочь Марине, но при этом понимал, что если она ушла, значит, ей нужно побыть одной.

Этот момент во всей жизни Колосова стал самым ужасным и невыносимым из-за нескончаемой боли, навечно нарушающей баланс между его прошлым, настоящим и будущим.

Можно ли назвать это ссорой? – задался он очередным вопросом. Он этого не знал.

Уже было позднее утро. Он лежал в кровати и по-прежнему ждал звонка. Все тридцать попыток дозвониться на её мобильный телефон не увенчались успехом – на первые десять звонков она не брала трубку, а затем её телефон вдруг оказался вне зоны действия сети. Тогда он решил попробовать дозвониться до её двоюродной сестры Жени. Спустя несколько гудков он наконец услышал её голос.

– Алло, Женя, привет, это Ярик. А Марина сейчас у тебя? – спросил он дрожащим голосом.

– Привет, Ярик. Нет, послушай, вчера она позвонила мне и сказала, что приедет сегодня днём.

В голову Колосову резко вонзился невидимый острый осколок, он зажмурился и услышал в трубке собственный скрежет зубов. Но при этом он продолжил задавать вопросы:

– Странно… Ты уверена в этом? Она же вечером собиралась к тебе. Где же она? – Он чувствовал, как еле шевелятся губы. Его пальцы впились в волосы так, будто пытались выдрать их клочок.

Сестра Марины старалась не паниковать и отвечала на том конце провода спокойным тоном:

– Послушай, я не знаю, что происходит и где моя сестра. Если ты сам что-нибудь узнаешь, то позвони мне обязательно, а пока я обзвоню родителей. Всё будет хорошо, Ярик, не переживай.

Её голос постепенно становился тише, пока не начал полностью исчезать.

– Хорошо, позвоню, слышишь? Позвоню! – крича в трубку телефона, Колосов только через некоторое время понял, что связь оборвалась и на том конце просто положили трубку. В уши ударил резкий звук прерывания связи, как будто это был его собственный крик в быстрой перемотке.

Где же она? Надев куртку, он стал нервно ходить по комнате от одного угла к другому, спрашивая самого себя. Постепенно воздух становится спёртым, было трудно дышать.

– Чёрт! Марина, что же ты наделала?!

Колосов выбежал на улицу. Морозный воздух резко ударил в ноздри, отрезвляя и приводя в порядок голову.

Дурные мысли надо отгонять, как тараканов метлой, – так учил его преподаватель в художественном лицее. Достав сигарету, впервые за долгое время он решил закурить. Едкий дым табака медленно заполнял лёгкие, и казалось, что этим самым он спасал себя от чего-то ужасного и дурного. Полгода назад он бросил эту пагубную привычку, но одну сигарету он хранил внутри кармана своего старого пальто.

– Всё нормально, Ярик, не бойся, всё будет хорошо, – сделав затяжку и выкинув сигарету, твердил он себе под нос слова ободрения, как некую мантру. Сжав до посинения кулаки и еле сдерживая слёзные потоки, Колосов широким шагом двинулся в сторону трамвайной остановки. Ещё мгновение, и ужасный скрип будет то и дело звенеть в его ушах, как напоминание о молчащем мобильнике.

Похоже, кто-то начинает сходить с ума.

Марина, милая моя, где же ты?

Следующие попытки найти её в этот день не увенчались успехом.

* * *

Этим же вечером Колосов случайно наткнулся на старую телефонную книгу в кожаном потрёпанном переплёте. Она стала его единственным утешением за весь день и именно в тот момент, когда глаза покрылись красной паутинкой, а любое явление, событие, звук человеческого мира вызывали тошноту и раздражение.

Колосов нервно перелистывал страницу за страницей, был озлоблен и раздражён, всякий раз задавал себе один и тот же риторический вопрос: «Ведь она не заслужила этого?»

Он вскрикивал:

– О чём я думаю? Вспоминай же!

Наконец он нашёл нужный номер.

– Вот он! – вырвалось из его уст.

Он смотрел на него и медленно протёр руками глаза. Перед ним мелькали знакомые цифры, номер Гришки. Сейчас он – его единственная надежда. В этот самый момент, уже как по привычке, Колосов нервно начал звонить другу детства Гришке Рощину. Он всегда готов был прийти ему на помощь, обладая теми чертами характера, которые были присущи величайшим лидерам всех свершённых революций. Рощин был таким ещё с тех далёких времён, когда они делили ворованные конфеты из столовой детского дома, в котором вместе росли.

Ожидание, гудки… Сердце начинало сжиматься в комок, холодная дрожь постепенно овладевала телом.

– Алло, Гришка, здравствуй, друг мой. Не занят? У тебя найдётся для меня свободная минутка? – быстро начал Колосов.

– Аа… Май бразе, Ярик… Гуд дэй, мой милый друг, для тебя у меня всегда найдётся свободное время, – весело ответил Рощин и тут же добавил: – Что случилось? А хотя, знаешь что, приезжай и всё расскажешь, по твоему голосу слышу, что дела плохи.

– Хорошо, выезжаю, – коротко ответил Колосов, нажимая кнопку отбоя.

Он даже не заметил, как быстро покинул здание полуразрушенной хрущёвки. По пути ему попался пьяный мужик, который, завидев Колосова, неожиданно нахмурил брови и, качаясь из стороны в сторону, нацелился идти прямо на него. Он всячески старался задеть Колосова своим плечом. Но тот уклонился от его выпада. Мужик с пеной на губах произнёс что-то невнятное. Колосов не стал вслушиваться и пошёл дальше.

– Нет, нет, нет! – твердил он себе под нос.

«Это всего лишь страшный сон, и всё, что мне нужно сделать, – это проснуться и открыть глаза», – думал Колосов, направляясь в сторону трамвайной остановки.

Но кошмар был реальностью, похоже, что теперь он никогда не прекратится.

Колосов сел в трамвай, включил свой старенький плеер и, прислонившись к окну, задремал под грустную музыку дождя.

Сквозь сон ему было слышно, как диспетчер произносил названия остановок, как громко сморкался кондуктор, как сигналили машины, как колёса машин будто мягким лезвием разрезали кашицу из мокрой грязи и снега.

* * *

Пока он был в пути, ему приснился очень странный сон. Длинный, непонятный, хотя дремал он всего лишь несколько минут.

Начинался он так…

Им с Рощиным было по семь лет. В тот день они оккупировали один из участков садоводства «Мирское», которое находилось в двух километрах от детдома. Время было уже позднее, около часа ночи, они сидели на ветвях яблони и собирали уже второй мешок золотисто-жёлтого налива. Насытившись на день вперёд, ребята потихоньку готовились спускаться вниз.

– Ярик, у меня есть кое-что для тебя, – шмыгая носом, сказал Гришка.

– Что же?

Рощин достал из военной кожаной сумочки пачку сигарет с иностранным названием и изображенным на ней верблюдом.

– Закурим? – спросил он, улыбаясь.

– А ты что, знаешь, как? – неуверенно переспросил его Колосов.

– Да, естественно, меня Сипун, из старших, научил – весело ответил Рощин и тут же проинструктировал: – Берёшь, поджигаешь, затягиваешься, глотаешь дым и становишься увереннее и взрослее. Мозг подаст сигнал всему организму, нервные клетки изменятся, и ты становишься уже другим человеком. Интересно ведь?

– Разве это не вредно, Гри?

– Вредно, не вредно… Фигня! Наша жизнь вреднее. Представь себе, что под этим лунным светом ты прямо как величайший Аль Капоне. Достаёшь сигарету, смотришь спокойно по сторонам, оцениваешь обстановку, закуриваешь. После бросаешь взгляд на луну и слегка отдёргиваешь уголок своей шляпы, как будто приветствуешь её, красавицу, плавающую в волнах сливового ликера. Только представь. Почувствуй, как это круто.

– Послушай, Гри, а кто такой Аль Капоне?

Колосов посмотрел на своего друга, который стоял, широко раздвинув ноги, и, прищурив глаза, поправлял крылья невидимой шляпы.

– Капоне – это такой гангстер, недавно по телевизору про него показывали фильм. Он был неуловимым. Кстати, как и у нас, его детство не сложилось. Он обитал в бедных кварталах Чикаго, где жили эмигранты из Италии. Позже, в годы Великой депрессии, он смог войти в мафию и подняться в ней так, что стал самым богатым и знаменитым человеком того времени. Ты курить-то будешь? – неожиданно добавил Рощин, выпуская изо рта колечко дыма.

Только Колосов начал затягиваться, как в сад вбежал сторож со своей овчаркой. Всё произошло так быстро, что Рощин, выронив из рук пачку сигарет, рванул в кусты.

– Шухер! Беги! – прокричал он.

Но Колосов не успел вовремя среагировать, и сторожевая овчарка одним прыжком сбила его с ног. Закрыв лицо, он начал кричать, чувствовалось, как онемела правая рука. Создавалось странное ощущение, будто сотня пиявок единовременно присосалась к руке. Собака изо всех сил крутила головой в разные стороны, словно пыталась вырвать его руку. Он закрыл глаза, слыша яростное рычание с горячим дыханием и ароматом свежей крови.

– Пошла вон, дура!!

Внезапно Колосов услышал глухой стук и визг, сопровождающийся новым рычанием.

– Вот тебе, шавка!!

Ещё удар, и рычание полностью сменилось визгом, который начал удаляться всё дальше и дальше от его ушей.

– Ярик, ты как?

Открыв глаза, Колосов увидел в темноте своего друга Рощина с лопатой в руке.

– Вставай, нам надо бежать, – прокричал он.

Но было поздно. За Рощиным выросла массивная фигура сторожа, который одной рукой выхватил у него лопату, а другой поднял его за шкирку так, что маленький Капоне повис в воздухе как тряпичная кукла. Это было последнее, что увидел Колосов. В глазах потемнело, и перед зрачками поплыли круги. Он пытался препятствовать этому, но ничего не получалось. Колосов потерял сознание.

* * *

Он проснулся в кабинете терапевта детского дома. Рука была перебинтована и слегка ныла от боли.

Взгляд Колосова остановился на резиновой собачке, которая вместе с плюшевым слоном и другими игрушками стояла на полочке, рядом с лекарствами.

«Я всегда любил эту игрушку», – подумал он и тут же вспомнил всё: и прошлую ночь, и пачку сигарет с верблюдом, и Аль Капоне, и Гришку, и овчарку сторожа, которая, видимо, хорошенько покусала его правую руку. Эта резиновая собачка ему нравилась больше, чем живая. Она всегда его успокаивала – и в трудные минуты уколов, и тогда, когда он заболел полгода назад.

– Проснулся, воришка! – с такими словами в кабинет вошёл главврач Шнятко.

Это был крупный мужчина с маленькими рачьими глазками и неуклюжими ручищами, похожими на лопаты. Первое, что бросалось в глаза во всём его образе, – это торчащая из кармана пачка сигарет, точно такая же, как вчера была у Гришки. От него пахло табаком, а на носу от чрезмерного курения полопались капилляры. У него было мало волос на голове, остатки он пытался зачесывать набок, что вызывало ещё большее отвращение. Главврач не любил детей, многие его боялись, но Рощина и Колосова всегда смешили его пухлые щеки, которые тряслись как желе, когда он говорил.

– Готовься, хулиган, сейчас пойдешь к директору, – продолжал он.

Испуганный Колосов спросил:

– А Гришка где?

– Сейчас узнаешь. Вставай же, мелкий преступник, сейчас ты и Гришку увидишь, и директора, и воспитателя своего. Они все тебя уже ждут не дождутся. Вставай, вставай! – Он выговаривал слово за словом, немного запинаясь и краснея от напряжения.

Пройдя по коридору, они вошли в кабинет директора детского дома. В тот момент, когда открылась дверь, Колосов зажмурил глаза.

«Всё, сейчас начнется», – пронеслось в его голове. Каково же было его удивление, когда вместо кабинета директора они вошли в огромный зал, где было полно зрителей. Все аплодировали и смотрели на них так, будто они прилетели с другой планеты.

Такого поворота Колосов точно не ожидал, ему стало очень страшно, захотелось упасть, зарыдать, попросить пощады, поклясться, что этого больше не повторится, что он исправится.

Всё могло закончиться именно таким образом, если бы он не увидел в середине зала, под объективами больших камер, развалившегося на мягком диване своего верного друга Гришку, который поедал с невероятным удовольствием мороженое.

Что делать? Как себя вести? Этого Колосов не знал, просто шёл прямо, за руку его крепко держал Шнятко.

Они подошли к подиуму, и он передал его мужчине в ярком разноцветном костюме с жёлтым галстуком. Тот, в свою очередь, бережно взял Колосова за руку и пригласил его сесть рядом с Гришкой, после чего, резко повернувшись в сторону камер и зрителей, громко и протяжно проговорил:

– Ярослав Колосов, ещё один несчастный ребенок. Поприветствуем очередного сына потерянного поколения.

Весь зал зааплодировал, и Колосову стало ещё больше не по себе. После этих слов мужчина в жёлтом галстуке достал из переносного холодильника, лежащего у одной из камер, мороженое и протянул ему.

Колосов взял мороженое, уловив момент, повернулся к Гришке, чтобы спросить его: