ФОНТАН

Глубоко затягиваясь, он выдувал несколько выпуклых колечек дыма.

«Где-то я это уже видел», – неожиданно подумал про себя Слэйн и резко произнёс, будто вспомнив:

– Гри?!

Капоне, подавившись дымом, начал громко кашлять и лишь через некоторое время, продышавшись, повернулся в сторону Слэйна и совершенно изумлёнными глазами посмотрел на него. По его взгляду было видно, что он больше ничего не сможет сказать.

Слэйн улыбнулся и добавил:

– Кажется, я вспомнил твоё имя, мой дорогой друг.

Глава 5

Тёплый ветер с моря заботливо развевал тёмные кудри, торчащие из-под тяжёлого шлема. Высокий, мужественного вида человек стоял и смотрел на полуразрушенные стены города Сагунта. Это был Ганнибал Барка. Ветер звучал тихим шёпотом в его ушах: «Ты покоришь Рим».

Неожиданно к нему сзади подошёл стражник, который отрапортовал:

– Генерал, к нам в стан прибыл дипломат сагунтийцев Алкон, просит начать переговоры.

– Какие ещё переговоры могут быть, если судьба его города уже предрешена? – с этими словами Барка резко повернулся и направился за стражником в шатёр.

Там его встречали Магарбал, Гасдрубал и Магон – его верные братья и соратники. В центре шатра стоял мужчина среднего роста, на вид ему было около сорока лет. Он был одет в чёрный балахон, и звали его Алкон. Этот человек являлся почётным гражданином города Сагунта.

– Ганнибал, это Алкон, он пришёл с просьбой о мире. У него даже одеяние промокло, пока он добирался до нас, – сказал стражник.

– Но отнюдь не от дождя, наивный дурак, – отвечал, смеясь, Магарбал.

Взгляд всех четверых устремился на несчастного сагунтийца.

– Молви! – приказал ему Ганнибал.

Испуганный до белизны кожи сагунтиец бросился ему в ноги и начал свою речь:

– Всемогущий, величайший из рода Барки! Я пришёл просить тебя снять осаду с моего родного города. Мы отдадим всё золото, которое у нас есть, только при условии, если ты снимешь блокаду. Наши дети умирают с голоду, женщины сходят с ума, их мужья безумствуют и готовятся к самому страшному, они не сдадутся тебе, они будут биться до последней капли крови. Помилуй, Величайший из рода Барки, детей этого города, – произнеся эти слова, явно исхудавший за время блокады человек стал всхлипывать и рыдать, касаясь лбом сандалий Ганнибала.

Барка посмотрел суровым взглядом на унижающегося перед ним врага и сказал:

– Мне не нужны ваши дети, жёны и их слёзы. Судьба предрешена, твой город, сагунтиец, отныне принадлежит не Риму, а Карфагену. Твои просьбы пусты и не имеют никакой силы убеждения, – он произнёс эти слова и, отойдя от сагунтийца, направился к выходу. Перед тем, как выйти из шатра, он обернулся и сказал побелевшему как снег Алкону:

– У тебя есть выбор. Ты был рождён сагунтийцем, им и останешься, но именно сейчас для тебя настало время выбора. Или ты преклонишь своё колено перед великим Карфагеном и примешь его власть, или же умрёшь вместе с остальными на рассвете, во время нашей завершающей атаки. – Произнеся эти слова, Ганнибал вышел из шатра.

* * *

Светало. На осеннем небе забрезжил светло-розовый рассвет. Всего лишь два часа оставалось до начала битвы. Ганнибал смотрел на самую дальнюю точку горизонта и думал. На смелом, мужественном лице виднелся небольшой шрам. Рядом с ним стоял его верный друг Магарбал.

– Сегодня будет великий день для нас, генерал. Сам Баал и Мелькарт наполняют мужеством сердца наших солдат. Но что же тебя беспокоит?

Ганнибал глубоко вздохнул.

– Магарбал, друг мой, я думаю о том, что после захвата Сагунта мы должны прорваться к римским землям. Нам нельзя останавливаться ни на шаг, ведь любая потерянная минута будет стоить нам ценных воинов.

Магарбал запротестовал:

– Я считаю, что это слишком необдуманный и поспешный шаг, Ганнибал. Нужно будет держать оборону на всей испанской земле, ведь скоро к разрушенным вратам Сагунта слетится огромная римская армия во главе со Сципионом. Послушай, Ганнибал, мы соберём флот только к весне, и то к этому времени сколько у нас останется солдат после защиты города от римлян? Не сочти за дерзость, но я считаю, что нужно сооружать новые оборонительные ряды и призывать новых наёмников.

Ганнибал задумался и через некоторое время ответил:

– Мы поступим по-другому, Магарбал. Мы не будем ждать римлян, а сами направимся к ним.

– Но как?

– Через Альпы…

– Это безумная идея, через Альпы нет прохода!

– Мы найдём проход, с нами вся мощь и сила. С нами боги, помни это.

– Это безумство, прямое самоубийство. И если ты так решил, конечно, я поддержу тебя и пойду до конца с тобой, но что будет с Испанией?

– Буди воинов, пришло время для наступления, – произнеся это, Ганнибал развернулся и пошёл в свой шатер.

– Надеюсь, боги нам действительно помогут, повелитель, – уже про себя проговорил его опытный командир кавалерии.

* * *

В этот же день был захвачен Сагунт, принадлежащий союзникам Рима. Войска Ганнибала уже без особых усилий захватили стены последней противостоящей башни, находящейся в самом центре города.

Когда карфагенские всадники вступили на главную площадь, звуками горна они оповестили оставшихся за стенами войска о том, что площадь захвачена.

Вокруг пылали дома, оставшиеся гордые мужи Сагунта фанатично закрывались в своих жилищах и вместе со своими жёнами и детьми заживо сгорали в них.

Крики детей переплетались с криками обезумевших женщин, которые бросались в огонь за своими чадами, некоторые защитники кидались в последний бой во имя чести своего города. Оставшиеся пленные просили пощады, но Ганнибал приказал всех до последнего умертвить. Несколько сагунтийцев ещё за несколько часов до завершающей битвы преклонили колено в знак повиновения и были отпущены на свободу. Среди них был испанец Алорк и сагунтиец Алкон. Вечером следующего дня после битвы в шатёр Ганнибала вбежал Магон – младший брат полководца с новыми известиями:

– Великий мой брат, мы обнаружили темницу, в которой в заточении находился старый жрец Магул, – ты, может быть, помнишь его. Когда-то давно он служил у нашего отца Гамилькара. Жрец совершенно ослеп, сагунтийцы хотели закопать его живьём, но мы нарушили все их планы. Его ноги прогнили, он медленно умирал. Когда его освободили от оков, он попросил, чтобы перед смертью ему дали встретиться с тобой. Он хочет что-то тебе передать, также он просил разыскать одного мальчугана в соседней деревушке, который был его учеником перед тем, как его поместили в темницу.

Барка закрыл глаза, его стальные скулы стали нервно сжиматься.

Полуденное солнце заходило за горизонт. Словно большой оранжевый шар, оно закатывалось в самую даль, как апельсин за край стола. Только всё это действие происходило как по природному закону магнетизма – монотонно, как-то даже издевательски медленно.

Перед Ганнибалом всплывали обрывки из его детства. Опрокинутый на земляной пол Священной пещеры жертвенный кубок, пролитая кровь ягненка, клятва, данная на этой крови, и чудо, произошедшее после сказанных слов пророчества. Именно в тот момент, когда из опрокинутого кубка струёй начал бить фонтан, кровь из него с неестественной быстротой заполняла всё пространство вокруг.

Он вспоминал, как отходил от надвигающейся к его ногам красной лужи. У него мутнело в глазах, и под безумным взглядом испуганного жреца Магула он падал и терял сознание. Его руки были в крови, он чувствовал это.

Перед собой он видел бабочку с бархатными фиолетовыми крыльями, которая игралась возле пламени одного из факелов. Она словно пыталась затушить огонь мощными взмахами своих крыльев, становилась всё больше и больше, и вскоре её огромные крылья накрыли пламя. Крылья просвечивали некоторое время, но затем наступала полнейшая темнота.

Когда Ганнибал открыл глаза, вырвавшись из цепких объятий воспоминаний прошлого, он последовал за своим младшим братом в самую глубь плохо освещённой узницы, из которой веяло спокойной прохладой, гнилью и смертью.

Как же давно это было… Он вспоминал тот день постоянно.

Почти каждую ночь ему снился чудодейственный фонтан, снилась бабочка с бархатистыми фиолетовыми крыльями, снились глаза Магула, полные ужаса. Он всё это уже видел в своих кошмарах. Совершенно чёрные глаза, полные ужаса, и ледяное дыхание смерти вокруг.

– Где он находится? – спросил у брата Ганнибал.

Магон ответил:

– На выходе из темницы.

* * *

Когда воины Ганнибала освободили узников, больше половины из них были уже на грани погибели. Некоторые были обречены в мучениях умирать от проказы, растянув свои страдания на долгие годы. Не было никого из тех, кто смог бы держать оружие, они стояли, опершись на палки, с грустными, почти мёртвыми, измученными лицами.

Среди груд полуживых людей было обнаружено уже почти полусгнившее тело человека, которого все вокруг знали как знаменитого жреца по имени Магул. Вокруг него скопилось огромное количество мух, ноги этого бедняги настолько загноились, что в некоторых местах проглядывались кости серого цвета. Он лежал в яме, закрыв глаза, и цвет его кожи свидетельствовал о том, что тело этого необычного человека уже умерло, и лишь мозг продолжал жить. Как только к нему приблизились, Магул открыл глаза, которые словно как у какого-то дикого зверя огоньками засверкали в темноте. Он прохрипел:

– Ганнибал, это ты? Позовите мне его, умоляю! – кричал старик. Голос его был настолько страшным и отвратительным по звучанию, что некоторые из солдат заскрежетали зубами. Он продолжаля рыдать: – Мне нужен только Ганнибал, передайте ему, что я не смогу умереть, пока не передам ему важное сообщение. Что же вы медлите?!

– Я слушаю тебя, старик! – неожиданно, прервав его крик, грозно проговорил Барка.

Магул затих, широко раскрыв свои ослепшие, без зрачков, глаза, и стал жадно втягивать ноздрями воздух.

Перед своей кончиной Магул действительно попросил немного. Он хотел, чтобы Ганнибал позаботился о его слепом внуке, который проживал в соседней с Сагунтом деревушке, и чтобы ему дали умереть в священной для сагунтийцев роще Кастильяр, перед этим передав послание богов самому Ганнибалу.

* * *

Этой же ночью в углублении небольшой скалы, где был старинный целебный источник, у которого старый жрец хотел закончить свои последние дни на земной службе, собралось большое количество народу.

Давая последние указания Ганнибалу и своему внуку – молодому оракулу, он опустил свои сгнившие ноги в священные воды источника. Уважаемый жрец Магул готовился принять смерть.

Ганнибал произнёс:

– Я исполнил твою последнюю волю, старик. Ты заслужил это своими мучениями.

Под ярким свечением факелов, расставленных вокруг, несколько карфагенских солдат обступили старика, который, нагнувшись над источником, громко закашлял. Ганнибал и Магон прошли сквозь толпу солдат и подошли ближе к старику.

– Величайший Магул, я прибыл по твоей последней просьбе, ты хотел мне передать важное сообщение, я хочу услышать его, – с такими словами обратился к нему Ганнибал.

Кашляя и надрываясь, старик поднял совершенно седую косматую голову. Его мокрая борода была покрыта размокшими кусками грязи.

Его облик поверг в ужас находившихся рядом солдат – на неживом лице еле шевелились уголки бледных губ. Совершенно белёсые глаза без зрачков были уставлены в ночное небо. Магул начал свою речь:

– Ганнибал, величайший сын Карфагена… – Прерываясь от непрекращающегося кашля, он продолжал: – Я был на службе у твоего отца, был верен ему и Карфагену, и теперь, когда у меня остаются последние минуты для открытия величайшей мудрости тебе, я хочу попросить, чтобы мне привели моего внука. У него мой талант, он великолепный провидец, возьми его к себе на службу, прошу тебя, величайший Барка. Мой род всегда был и будет верен тебе и твоим потомкам, повелитель. Где мой Аннуркам? Приведи же его, Ганнибал, я должен успеть предостеречь тебя перед тем, как встречусь со смертью лицом к лицу.

Ганнибал скомандовал отыскать мальчишку и присел на камень перед телом старика. Из толпы в этот момент выбежал совершенно худой юноша лет пятнадцати, который бросился на землю перед умирающим стариком. Глаза у молодого парня, так же, как и у его деда, были совершенно белёсые, как у слепых людей.

– Иктамур, истуфа, Магул!! – Поднимая голову, звонким и чистым голосом паренёк обратился на неизвестном древнем наречии к умирающему старику.

– Итсчхе, Аннуркам, итсчхе, – уже проглатывая слова, произнёс в ответ умирающий жрец Карфагена.

Молодой оракул, не вставая с колен, подхватил упавшую руку старика.

Повисло холодное молчание, старик что-то шептал губами, а парень, закрыв глаза, сидел перед ним на коленях.

Неожиданно на глазах у всех стали происходить необъяснимые вещи: непонятно откуда поднялся ветер такой силы, что несколько факелов потухли.

Испуганные солдаты начали отходить в ужасе от старика.

– Что за трусость в строю! – кричал солдатам Магон.

В этот момент старик стал сильно кашлять. Поднимая косматую голову к небу, он жадно хватал ртом воздух.

Он начал задыхаться. Из груди умирающего человека прозвучал глухой рёв. Он словно говорил последние слова в своей жизни:

– Ганнибал, откажись от своей идеи мести, иначе ты разрушишь Карфаген навсегда…

Произнеся эти слова на последнем издыхании он затем испустил дух, и его лёгкая косматая голова, словно набитая соломой, шлёпнулась в холодные воды священного источника.

– Красивая смерть великого человека. Это величайший день для нас! Скоро Рим падёт во славу Карфагена! – Ганнибал кричал, глядя на Магона и остальных совершенно обезумевшим взглядом. Он улыбался и смотрел как будто сквозь всех.

Ко многому привыкший Магон вздрогнул, он был верен своему отцу и брату от кончика волос до пят, но неожиданно даже он испугался реакции Ганнибала. Он видел лицо брата, которое излучало страшную силу. Это была сила несокрушимой ненависти к Риму. Ганнибал ехидно улыбался, Магон успел заметить, что его брат стоял с горящим факелом в руке. Ганнибал протянул этот факел Магону со словами:

– Нужно сжечь этого колдуна, а его отпрыску дайте золотых монет и отпустите. Пусть теперь сам выбирает себе судьбу, мне он не нужен.

– Тебе плевать на мнение богов? – с некоторой укоризной спросил Магон и уже совершенно измученным взглядом посмотрел на старшего брата. Ганнибал повернулся к нему и хладнокровным тоном произнёс:

– Мы победим, брат мой, я знаю, что мы победим.

Отдав ему факел, Ганнибал покинул Священную рощу Кастильяр.

Магон побежал вслед за ним.

– Совсем забыл, брат, это тебе просила передать принцесса Эминола. – Из рукава Магон достал свиток с эмблемой иберийского благородного рода.

Ганнибал, взяв в руки письмо от любимой жены, жадно втянул носом воздух.

– Завтра будет дождь. Дай отдых солдатам, пока я не вернусь со встречи. Приготовьте слонов, накормите их. Через несколько дней мы выдвигаемся в поход.

Магон, всматриваясь в лицо любимого брата, с покорностью поклонился ему.

С самого детства старший брат был для него символом величия и силы, настоящим благородным карфагенским мужем, истинным Баркой – он так напоминал ему любимого отца.

Ганнибал, подойдя вплотную к Магону, крепко обнял его и поцеловал в лоб.

– Вы с Магарбалом остаётесь за старших. Готовьте людей.

– Всё будет в полном порядке, брат, – ответил на это Магон.

Уходя, Ганнибал через спину кинул ему последние за эту ночь слова:

– И проводников в горы найдите, надёжных, золота на них не жалейте.

* * *

В эту же ночь Ганнибал Барка спал крепким сном, как и все его люди. Город был захвачен, и солдаты, наевшись и изрядно напившись вина, смачно храпели в своих шатрах.

Ночную тишину нарушала лишь изредка перелетающая с дерева на дерево птица. Среди привычных ночных звуков раздавался ещё один, похожий на лёгкое насвистывание, – это был сигнальный знак дикой шайки варваров, пришедших посмотреть на руины Сагунтума, торговцев которого они частенько грабили на подступах к городу.

На следующий день Барка отправился в Новый Карфаген на встречу со своей возлюбленной Эминолой – иберийской принцессой, у которой были горячий нрав и страстный пыл. Она была жгучей ревнивицей, в порыве страсти такая женщина могла легко проткнуть кого угодно мечом. Благородная королевская кровь её семейства так и бурлила в её жилах. Она искренне полюбила Ганнибала именно как отца её детей, как будущего правителя испанской земли, но злилась на своего мужа за дерзкую выходку с захватом города Сагунтума, что влекло за собой новую войну против Рима. Сразу же после полученных известий о захвате этого города она послала гонца с письмом, в котором просила Ганнибала срочно прибыть к ней. Она жаждала узнать, какие планы у мужа и зачем он начинает ненужную войну, которая совершенно не входила в планы её государственной внешней политики.

– Эминола, жемчужина души моей, как же я соскучился. – Ганнибал подошёл к стоящей на летней террасе жене и, окинув её нежным взглядом, с чувством обнял сзади и поцеловал в шею. Слегка вздрогнув, она повернулась, а затем, погладив его щёки и волосы, с присущей ей страстью поцеловала его в губы. После этого принцесса с серьёзным взглядом отстранилась от него, начав разговор такими словами:

– Мне сообщили, что ты собираешь огромную армию, чтобы повести её через горы. Надеюсь, ты осознаёшь, что это полнейшее безумство?! Мне очень хочется узнать у тебя: думаешь ли ты, Ганнибал Барка, обо мне, о наших детях и, самое главное, думаешь ли ты о своих землях?! Твои люди напуганы, они совершенно не ожидали от тебя подобных действий, и меньше всего им хочется войны с Римом. Позволь мне вмешаться, мой величайший муж! Вашему войску не пройти через неприступные горы. Давай соберём войска со всего южного побережья и встретим римлян здесь, в родных землях, где и застанем их врасплох. Бездумно атакуя Рим, ты рискуешь потерять Испанию. Я прошу тебя, подумай ещё раз и прими правильное решение.

Ганнибал попытался ей возразить:

– Эминола, постой.

Но она не дала ему договорить:

– Люди ждут, когда ты укрепишь эти земли к приходу римлян. Куда же ты рвешься, мой повелитель?!

Последние слова она произнесла с дрожью в голосе.

Ганнибал неожиданно закричал:

– О, женщина! Оазис для моих уставших глаз! Пойми же, я не просто твой муж и не просто правитель испанских земель. Для своего народа я прежде всего являюсь Ганнибалом Баркой, сыном своего отца, Величайшего Гамилькара. Наш величайший род уже давно ведёт кровавую войну с Римом. Мой отец проиграл в первой войне, из-за чего мы потеряли все наши острова, включая Сицилию. Моя жизнь с самого детства – это путь воина, который поклялся на крови, что отомстит Риму и сотрёт его с лица земли. У меня есть великая цель, и я должен выполнить предначертанное мне. Обещаю тебе, что так и будет. Ты, моя верная спутница жизни, поможешь мне править на Италийской земле.

Эминола, повернувшись к Ганнибалу, ответила:

– Мне не нужен Рим, я иберийская принцесса и останусь на своей земле до конца своих дней. Откажись от своей безумной идеи, прошу, не оставляй меня одну.

Она обвила своими руками его крепкий торс и с лёгким изяществом протиснулась под его могучую руку, после чего он осторожно прижал её к себе и, страстно обхватив в крепких объятиях, ласково поцеловал в губы.

– Мне нужен только ты, Ганнибал! – неожиданно вырвалось из её уст.

Она смотрела на него умоляющим взглядом, и в этот момент одна небольшая, словно жемчужина, сверкающая капля, блеснув, стремительно пробежала по её щеке.

Смотря ей в глаза, Ганнибал ответил:

– Прости, родная моя Эминола. Я должен выполнить предначертанную мне миссию и вернуть своей стране былое величие. Другого пути быть не может. Я вернусь к тебе сразу, как захвачу Рим.

Он слегка наклонился к ней, чтобы вновь поцеловать, а она, недовольно нахмурившись, всё равно покорно приняла его тонкие губы.

В её взгляде без скрытности проявлялось чётко выгравированное благородство иберийской правительницы. Это был взгляд огненной страсти, безумной любви и необъятного бесстрашия, как к смерти, так и к поражению. Она ничего так сильно не боялась, как потерять его. Никто не имел на Эминолу такого влияния, как Ганнибал. Со всем присущим ей женским обаянием она могла размягчить и даже переубедить его в любых вопросах, касающихся управления государством, но никак не в стратегии военного дела. Принцесса знала, что её муж одержим своей идеей, и поэтому для себя решила, что не будет ему мешать. Будучи дочерью самого влиятельного иберийского вождя, Эминола привыкла к подобным поступкам воинствующе настроенных мужчин. Она женщина и одной из своих первостепенных задач ставила укрепление в будущем позиции правления их с Ганнибалом детей в стране, свободной от римлян.

Серьёзным и хладнокровным взглядом она провожала его рано утром, когда он выходил из её покоев.

– Возвращайся с победой, – сказала принцесса ему на прощанье и крепко обняла.

Ганнибал ничего на это не ответил. Он думал о походе, римлянах и безмолвности горных вершин Альп.

Он вспоминал, как в глубоком детстве часто пытался разговаривать с морем, с пустыней и полями, а они постоянно отвечали ему, маленькому полководцу. Услышат ли теперь его горы, примут ли они его таким, какой он есть – величайшим разрушителем Рима?